Наверняка гном был бы еще больше удивлен, если бы кто-нибудь сказал, что в тот самый момент, когда полукровка развернулся, ему, Гортту, единственному посчастливилось на мгновение увидеть то самое лицо, которое до этого встречал только холодный камень одного надгробья… на окраине Лангвальда.
«Ловец удачи» постарался собраться и занял себя на эти считанные минуты тем, что обновил заварку и налил едва теплой воды из кувшина. Гном опешил от увиденного настолько, что принял сферический сосуд из рук полукровки и даже отпил изрядно, хотя никогда не любил горький лангвальдский чай.
— Были у меня два друга. Мы с матерью тогда надолго осели в одной южнофеларской деревушке у границ Сильвании. Хорошее было время… или просто потому, что детям до какого-то возраста наплевать на то, кто из них человек, а кто полукровка или эльф.
— Ну вот видишь! — подхватил Гортт.
— Конечно, я сохранил тепло тех далеких дней в своем сердце. Это очень дорогое мне воспоминание, хоть и в чем-то тяжкое.
— Почему?
— Однажды я пришел на поляну, где мы играли в прятки, а там никого не оказалось. Вернувшись в деревню я узнал, что все собрались на похороны, а детей оставили сидеть по домам.
— Эх люди, — вздохнул гном, — Если им грустно, то почему-то это должно касаться всех, от мала до велика.
— Детям тоже было грустно. Тем более они видели, как кони понесли, возница не успел и… так у меня не стало одного друга.
— Молоты Швигебурга!
— А, через месяц, мы договорились пойти на рыбалку. Собрались спозаранку, ждали-ждали. Он все не шел. Решили зайти за ним по дороге, ведь дом моего второго друга стоял у реки. Все, что мы там нашли — это пепелище. Потом говорили, что хижину рыбака сожгли сильванийцы. Чем все кончилось — я не знаю. Мать решила не дожидаться разбирательств с нелюдями и перебралась вместе со мной в Сильванию.
Помолчали.
— Невеселая история, — заключил гном, — И потом тебе…
— У меня не было даже возможности. Постоянные походы. Детей Xenos укрывали как могли, прятали в самых глухих дебрях под завязку всей заварушки с кристаллами стихий, будь они прокляты. Никто же не знал, сможет мой отец свершить предначертанное или нет… Когда все закончилось, заботу обо мне взял на себя старый мастер, Киракава. Нам тоже пришлось странствовать, не задерживаясь подолгу на одном месте. Как оказалось, не зря. Нашлись те, кто хотел отыграться на потомстве Xenos.
— Шрам?
— Он самый.
— Знаешь, — Гортт спрыгнул на ящики, — Я не стану увещевать тебя. Живи так, как это у тебя получилось, и весь сказ. У нас в Швигебурге говорят: боги никогда не наливают…
— … в твой кубок судьбы столько, сколько ты не сможешь выпить. Я знаю.
Гном улыбнулся:
— Пошли лучше перекусим, сегодня подают каплунов под каким-то там зверским соусом. Говорят, пальчики оближешь.
— Я не голоден.
— Так ты ж ничего не ел со вчерашнего утра!
Карнаж пожал плечами и взялся за недопитый Горттом чай.
— Ну как знаешь, — гном озадаченно почесал в затылке, — Тебя не поймешь, то набиваешь брюхо как троглодит, то моришь себя голодом, как шаргардская модница.
Когда грохнула дверь камбуза, Феникс поднял к глазам ту руку, которой сегодня ухватил моряка за запястье. Пальцы до сих пор чуть вздрагивали. Новый зловещий способ насытиться сильно озадачивал.
— Все назад! Они уже близко! — крикнул старый вояка и первым бросился в коридор.
Имперский меч свистнул в воздухе. Послышался глухой удар, и страж вылетел обратно в зал. Его вовремя подхватили руки солдат. Они отступили от вошедшей фигуры. Из мрака возле распахнутой двери на них смотрели два белесых глаза с кошачьими зрачками.
— Защищайте его высочество! — оттолкнул от себя руки солдат старый страж и снова бросился на фигуру у входа.
— Какой же ты неугомонный, — белесые глаза сузились.
Они схватились у двери. Послышался стон скрестившихся клинков и приглушенный смех, похожий на воронье карканье.
Страж отскочил назад, на свет чадящих факелов. Его противник неожиданно быстро приблизился, молнией вывернув свой клинок.
Солдаты попятились, пока темный эльф ворочал своей жуткой шпагой в кишках стража. Наконец, оттолкнув ногой тело, он поднес клинок к губам и провел языком, слизывая кровь.
— Карасу! Заканчивай это спектакль!
— Как скажешь, Жашка, — темный эльф кинулся за колонну, где сгрудились солдаты, и демонесса с интересом принялась наблюдать за пляской теней на соседней стене, слушая вопли и мольбы о пощаде.
Превосходная работа опытного и безжалостного палача.
Чернокнижница развернулась, услышав за своей спиной шаги.
— Гюрза, почему так долго?
— У жены кронпринца оказались две телохранительницы из джарров, — полуэльфка фыркнула, откинув с лица сбившиеся локоны, и положила к ногам демонессы три женские головы.
— Ах! Какая чудная резня, не правда ли? — промурлыкала Жашка, взяв голову принцессы, — Фи! Какой позор! Супруга будущего правителя одного из городов триумвирата империи оказалась крашенной брюнеткой. Видать истощились запасы голубых кровей. Как вовремя мы вмешались.
— А разве не белокурые являют собой самых желанных невест?
— Только не для имперцев, дорогуша! Заранийцы чтят заветы предков: глаза как угли, волосы цвета воронова крыла, а кожа — медного бархата.
— Какая бездарность придумала такую формулу? — поинтересовался Карасу, подперев спиной колонну и критически глядя на разливающуюся из-за нее лужу крови.
— Не знаю, — честно ответила демонесса, — При любом дворе его величеств всегда найдется дюжины две-три отборных пасынков муз. Поди разбери, который из них, найдя-таки вдохновение на дне бутылки, вымучил эти строки.
Темный эльф презрительно фыркнул и пошел вглубь залы.
— Ваше высочество! Ну где же вы? — позвала Жашка, — Неужели ищите потайной лаз, чтобы спасти свою жизнь? Это пустая трата времени. Ваш родитель, одержимый манией преследования, когда сам был кронпринцем, приказал завалить его.
Из темноты на другом краю залы выступила фигура юноши. Он гордо задрал свой подбородок, сверкнув глазами на подступающего к нему палача.
— Я не боюсь смерти!
— Браво! — демонесса даже захлопала в ладоши, — Чего бояться, когда вокруг умирают другие, защищая вас! А что скажете, теперь, когда их нет, а ведь мы пришли сюда только для того, чтобы убить вас? И не станем слушать ничего об откупе, даже при всем вашем немалом состоянии.
— Но… — молодой человек малодушно шагнул назад.