"Отличающийся. Ты - человек видный".
- Не говори ерунды!
"Ты выше других, у тебя длинный нос, светлые волосы и голубые глаза. Ты - человек заметный".
Лайам представил себя в уличной сутолоке и вынужден был признать, что дракончик прав. Саузварк был не настолько велик, чтобы в нем не имелось возможности собрать сведения о чужаке с такими приметами, особенно если чужаком интересуется воровская среда.
- Возможно, - задумчиво пробормотал он, сжимая кружку в ладонях, Оборотень таким способом пытался произвести на меня впечатление, а? Показать, что он, дескать, все видит насквозь? И даже знает имя того, кто не находит нужным себя назвать.
"Но он ведь не произвел на тебя впечатления?"
- Нет, не произвел, - со смешком отозвался Лайам. Затем он притронулся к своему горлу, и веселья у него поубавилось. Порез окончательно подсох. Лайам еще раз потрогал его и убрал руку.
"Не надо большого ума, чтобы навести справки о единственном городском чародее".
- Я никакой не чародей, - устало отозвался Лайам, но тут же осекся. А! Я понял, что ты имеешь в виду. Неважно, чародей я там или нет, важно, что многие меня за него принимают. Это досадно.
"Почему?"
Лайам одним длинным глотком опорожнил кружку.
- Трудно сказать. Меня это коробит. Я не хочу поддерживать чьи-то заблуждения на свой счет.
"А как же Кессиас?"
- Что - Кессиас?
"Ну, он ведь тоже думает, что ты не такой, какой есть. Ты кое-что от него скрываешь".
- Кессиас - дело другое! - рассердился Лайам. - Он обо всем имеет свое мнение, и потом, я не хочу, чтобы он знал о наших с тобой отношениях.
"Почему?"
- Отстань. Мне пора отправляться на встречу с этой девчонкой.
По дороге в Саузварк Лайам размышлял о своем непростом положении и в конце концов решил, что ничего в нем исправить не может. Горожане считали его чародеем, и у него не имелось возможности доказать им, что это не так. Что касается Кессиаса, то и тому Лайам вряд ли бы мог что-нибудь втолковать, даже рассказав о своей связи с драконом. Бравый страж порядка только бы утвердился во мнении, что его приятель - человек необычный.
Въехав в город, Лайам нашел его более оживленным, чем в предыдущие дни. Солнышко пригревало, улицы были полны народу. Горожане словно вспомнили, наконец, о делах и принялись энергично наверстывать упущенное. Повозки фермеров скапливались у городских ворот и застревали на перекрестках. Дети, добравшись до уцелевших в подворотнях сугробов, с веселым визгом играли в снежки.
Благополучно разместив Даймонда в знакомой конюшне, Лайам пересек городскую площадь. Он полагал, что в Щелку можно попасть с улицы Бакалейщиков, примыкавшей к тюрьме, но, свернув за угол, не обнаружил никаких переулков. Лайам вернулся на площадь, обогнул здание суда и повернул на улицу Мясников, но и там все дома тесно прижимались друг к другу. Когда удивленный Лайам опять возвратился к тюрьме, башенные колокола начали бить полдень. Он поспешно зашел в казарму и спросил у дежурного стражника, как добраться до Щелки.
Стражник посмотрел на Лайама так, словно у него выросла вторая голова. Ему явно не хотелось давать пояснений.
- Не стоит вам туда ходить, мастер Ренфорд. Неподходящее это для вас место, сэр. Честное слово, неподходящее.
- Послушайте, - рассердился Лайам, - мне нужно срочно туда попасть. Препираясь с вами, я только теряю время!
В конце концов, он настоял на своем, и стражник неохотно выдал ему нужные сведения. Оказалось, что Щелка представляет собой подкову, дуга которой подходит с тылу к зданиям тюрьмы и суда. Лайаму следовало спуститься по улице Мясников, пройти через Требуховое подворье к городской бане, там свернуть налево, миновать три переулка, заканчивающиеся тупиками, потом еще раз свернуть налево - это и будет Щелка. К тому времени, как Лайам одолел этот путь, башенные колокола глухо звякнули, добавив к полудню еще полчаса, и он выбранил себя за то, что выбрал столь неудачное место для встречи.
Щелка, несмотря на то, что считалась улицей, больше походила на переулок, а еще больше - на узкий туннель, ибо здания, расположенные по обеим ее сторонам, шли уступами вверх и чуть ли не соприкасались верхними этажами. Солнечный свет в Щелку практически не проникал, и к тому же ее грязная мостовая была так сильно замусорена, что походила на мостовые трущоб, примыкавших к порту. Но если там грязь и мусор казались чем-то нормальным, то здесь - в непосредственной близости от городской площади они производили гнетущее впечатление. Немногочисленные прохожие поглядывали с подозрением на хорошо одетого и озирающегося по сторонам незнакомца, а один раз Лайам едва увернулся от обрушившейся откуда-то сверху струи. Подняв голову, он увидел в окне четвертого этажа хохочущего мальчишку, натягивающего штаны.
Лайам погрозил маленькому наглецу кулаком, но в то же время не мог удержать улыбки.
"Хорош бы я был, если бы этот малый целился поточнее!"
Мопса ждала его в верхней части выгнутой, словно подкова, улочки, возле глухой стены. Там скопилась огромная груда мусора, похожая на нагромождения всякой всячины, какие выносит к своим излукам река. Выше, футах в пятнадцати, темнели горизонтальные и узкие, словно бойницы, проемы - скорее всего, окна мертвецкой матушки Джеф.
- Аве, брат, - произнесла Мопса. Судя по тону, девчонка сомневалась, стоит ли Лайама так называть. - Ты опоздал.
Она сидела на корточках у стены, босые ступни ее по щиколотку утопали в какой-то жиже, грязные волосы непонятного цвета сбились в жуткие колтуны. На плечи Мопсы было наброшено одеяло, но, как видно, грело оно неважно: девчонка сидела, обхватив себя руками за плечи.
Лайам опаздывать не любил, и упрек задел его за живое, тем более что задержка была вызвана его собственной глупостью. Нечего назначать встречи в местах, куда не знаешь дороги. Но все равно маленькую нахалку следовало осадить.
- Запомни, что я скажу, - медленно, с расстановкой произнес он, никогда не говори так на улице.
- Так - это как? - с вызовом поинтересовалась Мопса, вздернув подбородок.
- Не декламируй, - негромко сказал Лайам. - А то посадишь на хвост стражу.
Скептически прищурившись, Мопса встала и гордо выпрямилась.
- Здесь нет стражников, брат. И потом, они все дураки.
Лайам на миг зажмурился, набираясь терпения. Он никогда не умел управляться с детьми.
- Слушай, что тебе говорят, - тихо повторил он, - никогда не декламируй на улицах. И не называй меня братом.
- Почему?
- Потому что ты - всего лишь отмычка, а не певец. Тебе полагается называть меня дядей. И, кроме того, никто не поверит, что ты мне сестра.
- Хорошо, - угрюмо буркнула Мопса. - Ну, а теперь ты выслушаешь, что велел передать Волк?
- Да.
Глядя на маленькую, дрожащую от холода оборванку, Лайам начал жалеть, что так резко одернул ее. Девчонка была худой - слишком худой, и он мысленно выбранился в адрес местной карады. Палица всегда сетовал, что ученики харкоутской гильдии слишком толсты и неуклюжи - от обильной пищи и хорошего обращения. Лайам вспомнил, как обращался с Мопсой Шутник, и ему сделалось тошно.
- Волк сказал, что обчистить тебя мог только Двойник, - говорила меж тем девочка, - потому что только он не боится трогать зеленые вещи. И потом, его никто не видел в последние два дня.
- С тех самых пор, как меня обокрали, - сказал Лайам и улыбнулся. Тебе известно, где его можно найти?
- У него много укрытий. - Мопса помолчала, прикидывая, стоит ли продолжать разговор. - Волк сказал, чтобы я тебе помогла. Я знаю, где он бывает.
Тут по Щелке пронесся порыв ветра, и скверный запах, ударивший в ноздри Лайама, мгновенно стер улыбку с его лица. Мопса вздрогнула и поплотней закуталась в одеяло, но запах от этого не исчез. О боги, да от девчонки разит нечистотами! Лайам невольно припомнил вчерашнюю вонь и сделал шаг в сторону.
- Скажи-ка, Мопса, ты что, шла сюда по канализационным трубам?