У нас со Снежаной прошёл медовый месяц. Мы почти не вылезали из своей башни. Конечно, Снежана иногда выходила на сдачу экзаменов, а я в дневные часы тратил много времени на подтягивание своей соученицы — а теперь и жены — по многим предметам, в том числе и по специальности. Снежана сдавала экзамены на отлично — но не так впечатляла комиссию, как я в своё время.
После сессии незаметно подкрались и Рождество Азариэлево, а за ним — новый, тысяча сто тридцать шестой год. Конечно, в академии магов, главном оплоте язычества, Рождество не праздновали, но на Новый Год гуляли вовсю.
Но нам со Снежаной было не до праздников — мы оказались поглощены друг другом. В общем, сам Новый Год мало отличался от подобного праздника в Гиперборее, моей родной стране — и с возрастом любимые праздники детства мне поднадоели. Во время медового месяца я даже забыл про собственный двадцать четвёртый день рождения. Даже не забыл — просто поначалу не осознал, что должен теперь справлять его в декабре — я покинул родной мир в двадцать три с половиной года осенью — и переместился в Элам, где наступило лето.
Академия сильно пропиталась духом праздника; помимо предвкушения Нового Года студенты буквально сходили с ума: с ненавистной сессией было покончено, а восстановленные башни академии вновь радостно сияли под золотистыми лучами декабрьского солнца. Студенты вновь ударились во вселенские пьянки. Впрочем, преподаватели от них не отставали. В неделю перед Новым Годом, называемую у последователей Азариэля святками, можно было часто увидеть Громобоя, выходящего из кабака «Весёлый Лось» со словами:
— Новый Год к нам мчится! Скоро пивом примемся лечиться!
Впрочем, пару раз я составлял преподавателю по специальности компанию в кабаке.
Эх, Элам, грубый мир — зато очень интересный, — подумал я, сидя за одной стойкой с Громобоем. — Где это ещё видано, чтобы студент с преподавателем на равных сидели в кабаке, пили вино и рассказывали матерные анекдоты! Впрочем, я уже не студент — никак не могу привыкнуть к этой мысли.
— Апион! — сказал Громобой, наливая себе следующую кружку красного вина. — А ты в армии был?
Я подвыпившими глазами посмотрел на своего учителя. Громобой одним залпом осушил кружку — правда, чуть ли не треть вина стекла мимо по его взлохмаченной бороде.
— Нет, учитель. Но я был рыцарем в ордене Утренней Звезды.
— Едрить-колотить! — крикнул Громобой, стукнув со всего размаху опустошённой кружкой о питейную стойку. — Что это за орден такой?
Вот ты и снова проболтался, профессиональный шпион, — мысленно сказал себе я. — Пора завязывать с выпивкой. Ладно, Громобою доверять можно, пускай знает обо мне правду.
— Я — иномирянин, учитель.
— Едрёна-зелёна! — широко раскрыл глаза Громобой.
— Я родился и вырос в мире Эрта. С детства я был вором — а с шестнадцати лет сидел в тюрьме. После того, как я оставил воровство, мой друг Ларратос Мельд принял меня в орден рыцарей Утренней Звезды, специализирующийся на Первозданной Магии, которой очень мало в моём родном мире, а также на боевых искусствах Востока. В моём родном мире восточные техники фехтования — самые сильные, особенно для бездоспешного боя.
— Ого! — боевой маг продолжал смотреть на меня с нескрываемым изумлением. — А как ты попал в наш мир, Апион?
— Переместился, скрываясь от демонических воинов в Тени Абсолюта. Меня выдавило в Межреальность. Пришлось искать пригодный для обитания мир. И мне повезло, что я вышел в Элам, имеющий так много общего с моей родиной.
— И тебе повезло, что ты попал в нашу академию, едрён батон! — слегка успокоившись, Громобой вернулся к привычным выражениям.
— И повезло с тестем — не каждому доводится стать зятем князя.
— И с тёщей повезло! Уже давно как в могиле, едрить её коромыслом!
В разговоре возникла пауза: я смущённо замолчал.
— А ты был в армии, учитель? — через некоторое время я нарушил тишину.
— Конечно! Даже два раза! Я — потомственный военный!
— Два раза, учитель?
— Апион, не называй больше меня учителем, едрён батон! Ты — боевой маг, такой же, как и я — зови меня по имени. Первый раз я служил простым солдатом — с восемнадцати до двадцати лет. После армии я пошёл в академию. Закончив её, я пошёл на пять лет служить офицером — боевым магом во флоте. После армии я два года странствовал по миру, а затем решил осесть в родной академии.
— Ты странствовал по миру, учи… Громобой? Что же интересного ты увидел?
— Да так, ничего особенного, — боевой маг, отведя глаза в кружку, сделал ещё один мощный глоток. Было ясно, что он увиливает от ответа. — Слушай, Апион! Может, ты станешь преподавателем? — спросил Громобой. — Аргомант из тебя очень толковый, и думаю, мы сработаемся.
— Благодарю за приглашение, Громобой, но не думаю, что задержусь в академии надолго. У меня есть собственная миссия, которую я поклялся выполнить: я должен убить Зорана.
— Мать твою за ногу! Ты меня пугаешь, Апион!
— Я происхожу из расы Истинных Магов, как и сам Зоран — и поэтому я способен с ним справиться. Буду способен, — поправил я, поймав взгляд бывшего учителя. — После того, как мой отец во сне передаст мне необходимые знания, — но Громобой смотрел на меня ещё более удивлённо.
— А… — боевой маг задумался, что сказать. — Что же ты собираешься делать сейчас?
— Служители Зорана уже атаковали академию. Мы не можем дожидаться, пока они объявят войну всей Мойрении: чтобы предотвратить атаку, нам надо первыми напасть на Айрос. Я должен поговорить с князем насчёт войны — и насчёт союзников, которых мы можем найти.
Мы со Снежаной миновали охрану главных врат замка, прошли внутренний двор, а затем, войдя во внутренний замок, миновали холл, где на стенах висели древние мойренские мечи и восточные ковры: как кедмийские, так и гэнни-джунские. Мы двинулись по ковровой дорожке к трону князя.
Оглядывая вытянутый тронный зал ставшего родным княжеского замка, я вспомнил собственную свадьбу: месяц назад там собрались почти все дворяне Солнцеграда и большинство магов из академии. Из столов, стоявших в обеденном зале, мы тогда составили огромный стол на сто двадцать персон, который было негде разместить кроме как в тронном зале. Нас обвенчал высший архимаг Огнезар, высший жрец Огня в Солнцеграде, заведующий кафедрой огненной магии на стихийном факультете. Из дворян пришли почти все, вне зависимости от вероисповедания: аристократии Солнцеграда никогда не была свойственна излишняя религиозность или нетерпимость, на чём сказывались светские традиции, привезённые моряками из акнийского города Рэдрига. Не пришёл только особо религиозный азариэлец герцог Велигор и его супруга Адалина.
Во главе стола на свадьбе сидел сам князь Драгомир, чей резной тисовый трон мы с Громобоем дотащили до центра зала. Напротив же, в другой главе стола сидели мы со Снежаной.
На шестом часу свадьбы Громобой, сильно напившись, начал петь непристойные песни и танцевать на столе. На песни никто внимания не обратил, как и на то, что Громобой своими сапогами из кожи дракона затоптал зелёные шёлковые ткани, привезённые из Кедмии, потому что он был слишком ценным преподавателем. Но вот после того, как князь испугался, что под девятипудовым аргомантом провалится стол, он приказал троим агентам Сумеречных Клинков спустить его на пол. С дубовым столом ничего не случилось, но Громобой, до этого ведший себя относительно мирно, начал отбиваться от агентов — пока что кулаками, без магии. И держался вполне уверенно. Ректор Балиор кинул в моего бывшего учителя усыпляющий клатхический заряд; здоровяк Громобой оказался слишком крепким, чтобы свалиться от заклятия, которое сразу вырубало даже быка или медведя. И он, не соображая, что делает, успел кинуть в ректора шаровую молнию. Балиор, вместо того, чтобы силой воли погасить магический снаряд, рефлекторно отразил его. Шаровая молния полетела в золотой канделябр, стоящий в углу: тот упал, свечи загорелись, и подожгли висящий на стене кедмийский ковёр, где был изображён кедмийский храм с тремя минаретами, а шаровая молния полетела к портрету Годимира, покойного отца Драгомира. По счастью, портреты оказались зачарованны, огонь им не грозил. Балиор взмахнул рукой, и с неё слетела толстенная струя воды, потушившая ковёр. А через пять секунд Громобой всё-таки потерял сознание.
— Эй, Апион, о чём это ты задумался? — прервала мои воспоминания Снежана, и я вернулся к реальности. Мы стояли перед князем Драгомиром, сидевшим на своём тисовом троне. По бокам князя стояли два стражника из Сумеречных Клинков.
— Будь славен, великий князь Драгомир, — поклонился я. Вслед за мной поклонилась отцу и Снежана.
— Не нужно формальностей, Апион. Можешь называть меня отцом. Что привело тебя в мой дворец?
— У меня дело государственной важности, вели… отец.
— Охрана, оставьте нас! — приказал Драгомир. Агенты Сумеречных Клинков покинули тронный зал и направились наверх, в помещение стражи.
— Снежана уже говорила, что я — высокорождённый маг, отец, — сказал я, — представитель расы Истинных Магов, о которой тебе должно быть известно, ибо к ней принадлежал Велизар, первый царь Мойрении. Только я один могу справиться с Зораном, чьи приспешники уже атаковали академию.
— Что?! Только ты?! О, Боги! — когда князь волновался, в его речи проскальзывали языческие выражения, хотя он и крестился. — От тебя зависит судьба нашей страны! И всего мира! Также я уверен, что если ты пойдёшь, ничто не может удержать мою дочь, чтобы она не двинулась вслед за тобой! И ты подвергнешь опасности её жизнь. Неужели нельзя найти в нашем мире других Истинных Магов?
— Не знаю. Среди жителей Элама могут встречаться люди, рождённые местными женщинами от Истинных Магов, но искать их по всей стране — всё равно, что иголку в стоге сена. Похоже, после поражения архимага Иллиндила Гранта, моего родного отца, от руки Зорана, Совет Двенадцати — правящая организация Истинных Магов — решил, что победа над Богом Хаоса — гиблое дело.
— Почему же, Апион?! Я чувствую, что ты что-то скрываешь.
— Хорошо, отец. Я скажу правду. Зоран черпает хаотическую силу из сердца Гашмана, падшего титана. А сердце он защитил магией крови: зачаровал его на самого себя. Но не только сам Зоран способен снять защитные чары, это может, в ком течёт кровь его рода. А я — его двоюродный правнук, последний из рода Грантов. Если я не справлюсь с Зораном, его не одолеет никто.
— Тогда чем же я могу помочь тебе?
— Я хочу, отец, чтобы Мойрения объявила войну Айросу до того, как служители Хаоса первыми нападут на нас. Война привлечёт к себе всё внимание Зорана — и в это время я постараюсь незаметно пробраться в Эльтон — и уничтожить сердце Гашмана.
— Я не уверен, что цель оправдывает средства. Наши воины могут пасть на поле брани вместе с тобой. Есть ли у тебя конкретный план?
— После объявления войны я поплыву на запад вместе с нашими солдатами. Затем я незаметно подкрадусь на один из вражеских кораблей, уплывающих на родину.
Питание себе обеспечу сам, буду наблюдать за солдатами Айроса — и изучу их язык, то есть айросский диалект акнийского языка. Нашей расе свойственны феноменальные лингвистическими способностями.
После этого я украду у одного из солдат доспехи — и под видом городского стражника доберусь до столицы. В случае чего, я обладаю способностями гипнотизёра. Затем я вырублю одного из магов Хаоса — и, приняв внешность, похожую на его облик, пройду во дворец Зорана. Сердце Гашмана должно находиться в Святая Святых — под многочисленными замками. Но меня они не остановят. Пробравшись в Святая Святых, я уничтожу сердце Гашмана — и Зоран потеряет свои божественные силы.
— План кажется неплохим, Апион, хотя надо продумать его поподробнее. Я же смогу объявить войну Айросу, лишь тогда, когда мы можем собрать достаточное количество союзников. Союзниками могут выступить другие мойренские княжества и кочевники Гэнни-Джуна, с которыми у нас ранее было единое государство.
Княжества Мойрении, если это потребуется, без лишних вопросов станут под одними знамёнами с Солнцеградом: именно наш город когда-то был столицей единого царства, и Мойрения до сих пор едина, когда идёт речь о войне с общим врагом. Я сегодня же направлю в столицы княжеств послов. Но восточные кочевники, после того как обрели независимость, постараются не вмешиваться в войны Мойрении, если они не затронут сам Гэнни-Джун. Надо убедить кочевников, что война может коснуться их.
— Ты не уверен в своих дипломатах?
— Нужен посланник, обладающий особым даром убеждения. И я думаю, для этого сгодишься ты.
— Я?!
— Ты — Истинный Маг. Про представителей вашей расы ходят легенды, как о хороших дипломатах с фантастическим даром убеждения, способных применить меч и магию там, где не подействуют слова.
— Это значит, что я должен собираться на Восток?
— Да. Я выпишу тебе дипломатические полномочия.
— Ура! Мы едем в Гэнни-Джун! — радостно закричала Снежана и пустилась в пляс.
— Нет, Снежана, — строго ответил Драгомир. — Я не разрешаю тебе ехать в Гэнни-Джун. По пути вам могут встретиться опасные животные, чудовища и разбойники. Ты слишком слаба, чтобы защитить себя!
— Отец, ты меня знаешь! Если не хочешь меня отпустить, я сбегу сама! Я — не простая княжна, а будущий боевой маг!
— Вот именно, что будущий, — нахмурил брови князь. — Пока ты слишком слаба, и если хочешь стать настоящим боевым магом, возвращайся обратно в академию! А может, мне стоит-таки выслать тебя к Тиверлею? Для него, верного Азариэлю, брак, заключённый языческими жрецами не имеет силы.
— Апион защитит меня от опасностей, подстерегающих в пути, — ответила Снежана. — Пускай я сама ещё слаба, у меня есть сильный охранник — и учитель.
— После того, как Апион стал твоим мужем, он больше не должен тебя охранять. В академии сейчас и так много охранников.
— Послушай отца, Снежана, — произнёс я, и княжна увидела в моих глазах странный блеск. — Я не хочу, чтобы мы с твоим отцом всерьёз рассорились. А в академии, чья охрана многократно возросла за последний месяц, тебе будет куда безопаснее, чем по пути в Гэнни-Джун.
— Я согласна, — ответила моя жена.
— Отлично, — хитро улыбнулся князь, догадавшись, какую именно методику я применил. — Снежана, возвращайся в академию. А я пока найду подходящую карету для Апиона.
— Я провожу Снежану в академию, — сказал я. — К тому же, я должен попрощаться со своими друзьями.
Почти вся академия собралась на центральной площади, на той самой, где ещё месяц назад я досрочно сдавал экзамены на Младшего Мага. Среди присутствовавших я заметил и странно улыбающуюся библиотекаршу Алисию.
— Увидимся, Апион! — улыбаясь, произнёс ректор Балиор. — Мы все ждём твоего возвращения. Без тебя наша академия — и не академия вовсе. Мы ждём, когда ты пойдёшь в аспирантуру. Если хочешь стать у нас преподавателем, только скажи.
— Апион, ученик мой, — эти слова произнёс архимаг Артемий. На этот раз аристократичный маг разговаривал со мной как с равным себе. — Ты — великий аргомант, но можешь стать и не менее великим теоретиком магии. Я буду рад, если ты решишь продолжить свои навыки грозового мага — но ещё больше я обрадуюсь, если ты пойдёшь в аспирантуру ко мне — и займёшься изучением надмировых структур.
— Я благодарен тебе, профессор Артемий, — поклонился я. — Но я вообще не уверен, что пойду в аспирантуру. Поскольку чувствую, что судьба может завести меня далеко отсюда.
— Удачи тебе, Апион, — произнёс Красномир. — Ты был моим лучшим другом в Академии. Может быть, и я стану великим боевым магом.
— Я не считаю себя великим, — улыбнулся я. — По крайней мере, пока. Бывай, Красномир. И ты бывай, Громобой, — обратился я к преподавателю по специальности.
— Ты был мне не только учителем, но и другом, и старшим братом. Именно благодаря тебе я стал тем, кем являюсь сейчас. И мне будет скучно без тебя в землях Гэнни-Джуна. Хотя… ты не против поехать со мной?
— Не против, огнешар мне в глотку! — произнёс Громобой. — Клянусь Перуном, мне не будет скучно! Потому что я еду с тобой!
По площади прошла волна изумлённых возгласов.
— Давненько я не странствовал по миру! — продолжал Громобой. — Пора бы и отдохнуть немного от преподавательской работы, которой я занимался пять лет! Ибо изначальное предназначение боевого мага — странствовать по миру и сражаться со злом, а уж затем — передавать свои знания последующим поколениям! Уже три дня, как я решил, что пойду с тобой, Апион!
— Но, учитель! Кто же будет преподавать аргомантию?
— Мы уже всё решили! — ответил Громобой. — Алисия!
— Я давно хотела получить преподавательский пост, — ответила рыжеволосая девушка.
— И мы с Громобоем договорились, что он передаст этот пост мне, после того, как пойдёт сопровождать тебя в Гэнни-Джун. Прощай, Апион!
— Счастливой работы, Алисия, — крикнул я и помахал новой преподавательнице рукой. В ответ Алисия послала мне воздушный поцелуй. Я резко направил свой взгляд на Снежану, но к счастью она не заметила прощального жеста Алисии, иначе скандала было бы не избежать.
— Апион, это ещё не все перемены в преподавательском составе, — площадь вновь озарил умиротворённый баритон ректора Балиора.
— Неужели нашли нового преподавателя нечистологии? — изумился я.
— Именно, — Эти слова принадлежали Владане. — Новым нечистологом стала я. — Алхимия и нечистология — во многом смежные области, потому что нечистология изучает в том числе и травы и камни, позволяющие справиться с магическими существами. Поэтому любой нечистолог должен быть алхимиком, как им и был Земидар. Вот меня и выбрали.
— Постойте… — произнёс я. — А кто же тогда будет преподавать алхимию?
— А на должность алхимика я назначил нового преподавателя, — улыбнулся Балиор. — Апион, я думаю, вы с ним знакомы! А остальным лучше не видеть его лица, поскольку некоторых это зрелище может шокировать.
При этих словах открылась нижняя дверь ближайшей из башен, и оттуда неспешно с достоинством вышла огромная фигура в чёрной мантии. На голове этой фигуры величественно сидела золотая маска, ярко блестя под лучами январского солнца. На поясе у существа в чёрной мантии я заметил огромную шипастую булаву. Конечно же, я знал того, кто вышел из башни. Но остальным эта личность оказалась незнакома — и все уставились на носителя чёрной робы с не меньшим подозрением, чем на Земидара. Но большинство побоялось подходить близко к странному и страшному существу.
— А ты кто такой, огнешар мне в глотку?! — крикнул на незнакомца Громобой. Чужак промолчал. Аргомант молча и агрессивно посмотрел в красные глаза фигуры, проглядывающие за маской. Носитель чёрной робы не произнёс ни слова. Громобой и чужак подошли поближе друг к другу, и все увидели, как их фигуры между собой похожи — они были одинаковыми по ширине плеч и росту.
Никто из них не желал первым нарушить молчание. Но я явственно ощущал, что в обоих закипает гнев. Я одним прыжком одолел расстояние в пять метров и приземлился между ними:
— Эй, вы оба, успокойтесь! Я не хочу новых кровопролитий на территории нашей академии!
— Незнакомец, почему ты ходишь в маске, словно вор?! — выкрикнул Громобой. — Не думаю, что ты — друг нашей академии, чёрт тебя забери!
— Уже забирал! — ответил незнакомец с лёгким акцентом. — Что же, хочешь увидеть моё лицо — нате! Только не вздумай сразу в слезах бежать к мамочке! — незнакомец взмахнул возле своего лица рукой, и маска с шипением растворилась в воздухе. Само же лицо оказалось зелёным.
— Орк?! Говорящий по-мойренски орк, едрить твою мать! — выругался Громобой, от возбуждения забыв, что на него смотрит много людей. — Или ты просто человек, по чьему лицу очевидно, что мне пора бросать пить?!
— Мать мою не трогай, хотя она была далеко не святой. Я действительно орк, но бросить пить тебе бы не помешало!
Разве есть в уставе Академии пункт, запрещающий принимать орков на должность преподавателя? — чужак строго оглядел всех присутствующих. — Нас, орков, считают низшими существами — потому что мы не говорим на мойренском языке.
Но Апион помог мне встать на ноги в чужой стране и обучил местному языку, за что я ему сильно благодарен.
— Могу ли я узнать твоё имя? — спросил у орка Громобой, уже не так гневно.
— Я — Ирвэн, мастер алхимии, магии призыва и ближнего боя. Я уже имел честь разговаривать с господином Балиором, и он, ознакомившись с моими алхимическими навыками, убедился, что лучшего преподавателя по алхимии не найти во всей Мойрении.
— Я рад, что ты нашёл своё место в этой стране, Ирвэн, — ответил я. — Мне бы очень хотелось, чтобы ты пошёл с нами, но, насколько тебя знаю, ты не бросишь только что полученный пост. Так что я желаю тебе хорошо прижиться в коллективе академии, Ирвэн.
— И тебе хорошего путешествия, друг Апион, — ответил алхимик.
— Прощай, любимый! — поцеловала меня Снежана.
— Я скоро вернусь, дорогая! — я обнял свою жену.
— Всем счастливо оставаться! — радостно крикнул Громобой. — Дорога ждёт! Но я надеюсь, профессор Балиор, что ты не ошибся с выбором нового алхимика, как уже было с Земидаром!
— А может быть, ты ошибся, с выбором профессии, Громобой? — ехидно спросил у аргоманта Ирвэн. — Думаю, тебе стоило пойти на рынок торговать пряниками!
— Это, мать твою за ногу, лучшее занятие, чем учить студентов варить палёный самогон!
Я, глядя за этими словесными баталиями, убедился, что две родственные души нашли друг друга.
После того, как со сборами было покончено, мы с Громобоем ехали на карете на восток, к землям Гэнни-Джуна, а если быть точнее — то в Джум-балл, столицу гэнни-джунского ханства. Карета, расписанная гэнни-джунскими орнаментами, запряжённая тройкой рыжих степных рысаков, ехала по дорогам зимней Мойрении. Невысокие, но крепкие лошади кочевников, привыкшие к невыносимым степным условиям, дрожали на мойренском холоде как заяц при виде волка. Но извозчик, явно принадлежащий к расе гэнни-джунцев, сидел совершенно спокойно. На нём красовалась соболиная шуба, а под ней мой меткий глаз обнаружил мойренский красный кафтан, который, как правило, носили богатые купцы и ремесленники. Очевидно, этот человек только подрабатывал извозчиком, а также он немало прожил в Мойрении, раз привык к морозам. Приглядевшись к его груди, я заметил медальон с восьмиугольником, изображающим солнце — гармонично переплетённые ромб и квадрат. Служитель Хорса. Маг Огня, выпускник академии. Судя по лицу, гэнни-джунец недавно разменял четвёртый десяток, а значит, закончил академию около десяти лет назад.
Несмотря на январь и холодный по местным меркам воздух, над княжеством ярко светило солнце, игриво отражаясь в лежащем снегу. Мне, выросшему на Севере, десятиградусный мороз не доставлял никаких неудобств, но Громобой от него сильно матерился. Чтобы согреться, мы приступили к активному употреблению белого вина, запасы которого в карете насчитывали три ящика.
— Ядрёное винище, — с похвалой произнёс Громобой после того, как мы, выражаясь его языком, «раздавили» третью бутылку. — Я, кажется, догадываюсь, как гэнни-джунцы приобрели свой облик, — Спились они, мать их! От злоупотребления алкоголем их лица и стали жёлтыми, а глаза — окосели! Чувствую, к тому моменту, как мы доедем к Джум-Баллу, нас уже нельзя будет отличить от местных аборигенов!
— Эй, там, поосторожнее со своими высказываниями! — крикнул с козел извозчик. — Я всё-таки боевой маг.
— Приношу извинения за поведение моего боевого товарища, — виноватым голосом сказал я. — Он просто пошутил.
Насколько я знал своего бывшего учителя, тот не принадлежал к людям, заявляющим, что больше всего ненавидят расизм и чужаков — но вот шутки у Громобоя иногда бывали злые. Особенно после третьей бутылки.
— Ладно, с кем не бывает, — ответил гэнни-джунец.
— Хочешь с нами выпить? — спросил я.
— Нет, ребята, я на работе не пью.
— Могу ли я полюбопытствовать, каково твоё имя?
— Джумаш.
— Я — Апион, а это — мой учитель Громобой. Мы — аргоманты.
— Вижу.
Я пересел на козлы к Джумашу.
— Скажи, Джумаш, почему так много ваших учится в мойренской академии? Неужели у вас своей нет? Откуда же тогда в Гэнни-Джуне берутся маги?
— Нет в Гэнни-Джуне академии. Да и магов тоже нет. У нас одни шаманы. Я сам чуть не стал одним из них — и не по ярому желанию, а по праву рождения. Но силы, которыми с шаманами делятся духи, действуют слишком медленно и неэффективно. Поэтому многие гэнни-джунцы решают стать магами и едут в Солнцеград. В нашем мире есть только три магических академии — одна у вас, в Мойрении…
— А вторая — в Грэндоре, самом крупном городе Акнии, — подхватил фразу Громобой.
— А третья — в кедмийских землях, в городе Бейт-Хазак. Если конечно, не считать магическими академиями Высший Храм Хаоса в Эльтоне, Высшую Школу Инквизиции в городе Марит в Илунии — и Храм Единого Бога в городе Бейт-Кадиш — опять же, в кедмийских землях.
— А почему нет академии в Илунии? — изумился я. — Неужели магия там находится под запретом?
— Эта страна — оплот Азариэльства, — ответил Громобой. — Магов там сжигают на кострах.
— Высшая Школа Инквизиции готовит элитных церковных кадров, проповедующих свою религию в иных землях и искореняющих среди уже обращённых инакомыслие, — сказал Джумаш. — Азариэльцы со всего света съезжаются в Марит, чтобы вернуться на родину в рясе инквизитора — и установить или укрепить дома веру в Искупителя — и в конечном счету объединить весь мир под железной пятой Папы Маритского, главы Церкви.
К счастью, цепкая лапа Инквизиции не добралась ещё до нашей родины, потому что Папа Маритский считает нас Богом проклятым народом.
— Я не понимаю, — спросил я. — За что Бог — или боги могли проклясть ваш народ, и в чём это выражается?
— Вопрос немного бестактный, — насупился Джумаш.
— Прошу прощения.
— Ну так и быть, я отвечу на него. Когда-то мы были точно такими же людьми, как и вы, только желтолицыми и узкоглазыми.
Но поступок Бахар-Хана, объявившего себя богом, оскорбил истинных богов — и те прокляли Бахара — и весь наш народ. Вот мы и приняли такой облик, — извозчик показал на знак солнечного диска на лбу. — И ничего, живём.
— Я так и не понял, Джумаш, что у вас на лбу? Это татуировка? Родимое пятно?
— Ни то, ни другое. Это Божественное Клеймо. Метка, знак, говорящая о нашем проклятии. По этой причине гэнни-джунцы почти не вступают в смешанные браки: их потомки, не важно, по отцу, или по матери, наследуют Божественное Клеймо и всё, что ему сопутствует. Мало кто согласится, чтобы его дети были навечно прокляты.
— Что это сопутствует Божественному Клейму?
— Мне… — замялся Джумаш. — Мне не хочется говорить на эту тему.
По глазам извозчика я понял, что тема проклятия болезненна для него и задал следующий вопрос:
— И что было дальше с Бахар-Ханом?
— Да… Бахар-Хан… В результате переворота он был убит. Хаосом, что воцарился в наших землях, воспользовались кедмийцы с юга — и завоевали нас. Через три века Бареш, по легенде являющийся сыном небожителя, объединил кочевые племена — и изгнал чужеземцев из Гэнни-Джуна. Его стали величать Бареш-Хан. В ходе войны с Мойренией, произошедшей шесть веков назад, Бареш погиб. Но наши шаманы предсказали его возвращение.
— Реинкарнацию? — спросил я.
— Именно. Звёзды предрекли шаманам, что в самый тяжёлый час Бареш-Хан вернётся, прогонит чужеземцев из Гэнни-Джуна и снимет проклятие с нашего народа.
— И ты веришь в эту чушь, Джумаш?
— Да! — гневно ответил мне гэнни-джунец. — Думаешь, учёба в вашей академии вытравила из меня наши традиции?! Вера наших предков — далеко не предрассудки! Вскоре враги покинут Гэнни-Джун, и проклятие будет снято с нашего народа!
— Какие ещё чужеземцы? Власть Мойрении над вашей страной пала сто лет назад!
— Номинально, Апион. В Гэнни-Джуне остался мойренский язык, многие мойренские обычаи, ваша система торговли и правления. И много ваших купцов, воинов и магов. Но на это лично я не жалуюсь. В Гэнни-Джун начали сходиться маги Хаоса.
— И что же они там искали? — изумился Апион.
— Я не знаю, — ответил Джумаш. — Но я уверен: Бареш-Хан вернётся и прогонит их!
Карета продвигалась всё дальше на восток. Через два дня после того, как равнинные пейзажи временно сменили горные, мы пересекли Вукоту, вторую по значению реку Мойрении после Бажены. Воды этой мирной равнинной реки не казались морской гладью, как почти бескрайняя Бажена, но всё равно, Вукота была широководной рекой, а в полусотне вёрст к югу, в устье Вукоты согласно карте, располагался город Пальмоград, столица княжества. На берегах величавой незамерзающей реки росли банановые и финиковые пальмы — несмотря на то, что Пальмоград находился ненамного южнее Солнцеграда, климат здесь оказался потеплее: ощущалось влияние тёплых течений, затёкших в Синее Море из Гэнни-Джунского.
Слабый морозец подбодрял нас: царила температура чуть пониже нуля, берега реки и пальмы стояли, покрытые мокрым снегом. Мне ещё не доводилось увидеть заснеженные субтропические леса, но Джумаш прояснил, что зима для Гэнни-Джуна — явление редкое, но не диковинное, особенно на востоке страны. А уж в чумах на севере вообще живут малочисленные племена оленеводов и охотников за тюленями — сказываются холодные течения Моря Спокойствия.
Постепенно заснеженные пальмовые леса сменялись бамбуковыми рощами, а вскоре появились безграничные степи, в которых уже не стоял мороз. Снег больше не шёл, уступив место дождю. Вместо него степные рысаки ступали по слякоти. И без того ухабистая дорога перешла в полностью непроходимое состояние — но лошади, на которых я наложил заклятие всепроходимости, скакали по разухабистым дорогам мойренской глубинки не хуже, чем по деревянным мостовым Солнцеграда.
При дальнейшем продвижении на восток зачахшие мойренские кустарники уступили место вечнозелёным колючкам Гэнни-Джуна. Джумаш не был на родине уже около полугода — и он заверял, что гэнни-джунская степь летом — невероятно красивое зрелище, и что мы с Громобоем потеряем полжизни, если её не увидим. Вскоре простая равнинная степь сменилась плато, горной степью.
Я убедился, что князь Драгомир оказался прав: путь в Гэнни-Джун действительно очень опасен. На карету чуть ли не десять раз на дню нападали хищники. Иногда попадались степные волки или ящеры, но чаще всего это были гэнни-джунские кондоры, самый маленький из которых мог схватить своими лапищами человека, а самый крупный — и целую карету. Мы по очереди отбивались магией от надоедливых хищных птиц, которые пытались напасть, при этом издавая ужасные крики.
— Уиииу! — взвизгнула громадная серая птица с орлиным клювом и куриными лапками, ринувшись на карету. Но тут же кондор столкнулся с фиолетовой молнией, и траектория его полёта резко сменилась на вертикальное падение, после чего я подхватил хищника клатхическими силами.
— Красиво зажарилась, — мечтательно произнёс я. — Учитель, почему же мы не додумались до использования этих тварей в пищу? Уж эти птички-то будут получше нашего сухого пайка!
— И неплохая закуска, мать их! — подтвердил Громобой. — Раньше плохо жарились, вот мы и не додумались.
Через три дня к карете слетелась целая стая кондоров — в ней насчитывалось птиц пятнадцать. Сгруппировавшись, половина хищных птиц закружила на высоте пяти саженей от кареты, другая же половина ринулась вниз.
— Куда нам так много мяса?! — изумлённо крикнул Громобой.
— Другие хищники сожрут, — ответил Джумаш. — Чем ближе Гэнни-Джун, тем больше кондоров! Придётся нам объединить силы!
Карета остановилась. Мы с Громобоем выскочили из неё, обнаружив, что гэнни-джунец уже кидает в огромных голодных тварей огнешары и пламенные стрелы. Мы взмахнули руками — и с них с треском слетели разветвлённые лиловые молнии. Как будто диковинный кустарник, состоящий полностью из молний, мгновенно вырос над дорогой. Десяток кондоров замертво свалился. В воздухе чётко ощутился знакомый мне с детства запах куры-гриль.
Но в воздухе оставалось ещё несколько злобных кондоров. Один из хищников подлетел близко к карете, и, воспользовавшись тем, что мы отвлеклись на стаю, прокусил вожжи и взлетел с лошадью в лапах.
— Ах ты, гад! — Войдя в состояние аффекта, крикнул Джумаш, и, не осознавая, что творит, выхватил палочку и произнёс заклинание, после чего по воздуху стремительно пронёсся огромный сгусток огня в форме листа.
— Нет! — одновременно крикнули мы с Громобоем, но оказалось, что слишком поздно. Поскольку, подлетев к кондору, лист пламени обернулся вокруг него и поглотил хищника вместе с пленённой лошадью. В воздухе запахло не только курятиной, но и кониной. Хищник вместе с добычей замертво рухнул на землю.
— О, боги! — вознеся руки к небесам, воскликнул кочевник! — Что я наделал?! Я сам убил свою лошадь! Как же мы поедем дальше?!
Наш отряд с небывалой яростью принялся извергать шаровые молнии и огнешары на хищников, как вдруг до меня кое-что дошло. Я задумался, а потом произнёс:
— Учитель, а почему простые молнии сразу испепеляют птиц, а шаровые — иногда отскакивают.
— Так ведь многие магические животные обладают частичным иммунитетом к колдовским сферам! — яростно ответил Громобой, кидая в очередного грифона обычную молнию.
— Магические животные! — радостно воскликнул я. — Попросту, нечисть! Подожди с боевым колдовством, учитель! И ты, Джумаш! Я догадался, как нам побыстрее добраться до Гэнни-Джуна.
Ехавшая по плато повозка столкнулась с пограничным пунктом. Карету окружила троица желтолицых солдат в кольчугах. Таможня.
— Вот мы и дома, — улыбаясь, произнёс Джумаш. — Что?! Тут что-то не так! Не может быть!
Вслед за тремя гэнни-джунскими воинами вышли двое бледнолицых в чёрных рясах, и у каждого на поясе висел серебряный кинжал, а на груди — цепь с огромным крестом, также выполненным из серебра. Присмотревшись, мы заметили небольшие серебряные крестики и на гэнни-джунских солдатах.
— Инквизиция! — выдавил из себя Громобой.
— Так-так, — ответил пожилой бледнолицый, сжимая в руке белый кристалл. — Как мило. Я вижу сквозь Созерцающий Камень вашу сущность. Вы — колдуны, служители Дьявола! Да ещё и едете в карете, куда помимо двух лошадей запрягли аж три особи нечисти!
На нас с осуждением глядели пять пар глаз. Особенно сильно читалась неприязнь в глазах инквизиторов, старший из которых недавно вышел на шестой десяток, а младший выглядел моим ровесником.
— Мы — не колдуны, а маги! — с достоинством произнёс Громобой, глядя прямо в глаза пожилому инквизитору. — И вообще, какого хрена инквизиция делает в Гэнни-Джуне? Папа Маритский считает гэнни-джунцев проклятым вашим Искупителем народом, мать вашу за ногу!
— Вот пропащая душа! Мало того, что ты приспешник Дьявола, так ещё и сквернословишь! Маг, колдун — какая разница, на костре горят одинаково! Назови кошку древесным тигром, всё равно будет мяукать и ловить мышей. И колдун, если его назвать магом, от связи с Дьяволом не избавится. А предыдущий Папа Маритский, Альберт Пятый, уже месяц, как отправился к Искупителю. Из кардиналов избрали нового Папу, Аврелия Второго. Он издал буллу, признающую кочевников народом, достойным избавиться от проклятия. Эта Булла разрешает проповедовать среди них Слово Божье и обращать в Истинную Веру. Акжар-Хан сам принял веру в Искупителя — и выдал инквизиции разрешение на пребывание в сей стране. В отличие от Илунии, мы не сжигаем колдунов. Пока. И даже не принуждаем колдунов, уже осевших в Гэнни-Джуне, покинуть страну. Но приспешников Дьявола, прибывших извне, не пускаем. Таков приказ отца Светозара, кардинала Гэнни-Джунского.
— Вы обязаны пропустить меня! — требовательно произнёс Джумаш. — Гэнни-Джун — моя родина!
— Мне не нравится твой тон, колдун! — недовольно произнёс инквизитор.
— Джумаш, Громобой, успокойтесь, — сказал я. Похоже, отсутствие навыков дипломатии у спутников придётся компенсировать самому. — Господа инквизиторы, попрошу пропустить нас. Мы — посланники Солнцеградского княжества. Прошу вас взглянуть на мои бумаги. Наше образование и наша специальность не имеют никакого отношения к миссии, возложенной князем Драгомиром, и не отменяют дипломатической неприкосновенности.
— Твоя профессия имеет значения… Апион Грант, — просматривая бумаги, ответил инквизитор. — Я не хочу допустить, чтобы прислужники Дьявола сбивали новообращённого хана с пути истинного!
— Что ты всё заладил о прислужниках Дьявола, инквизитор?! Прости, не знаю твоего имени.
— Отец Казимир.
— Отец Казимир, мы — светлые маги. Мы служим не Дьяволу, а великим мойренским богам, Перуну и Хорсу.
— Существует только один Бог — Искупитель.
— Ты не сталкивался с магами, святой отец?! Если языческих богов не существует, то каким же образом мы используем их силы?
— Я не говорю, что твоих богов не существует, пропащая душа, — наставительным тоном произнёс отец Казимир. — Я хочу сказать, что они — не боги. Ваши боги — ни кто иные, как демоны. А светлых магов не бывает, потому что вся магия от Дьявола. Даже та, которая позиционирует себя, как светлую.
— Значит, вся магия от Дьявола, святой отец? — насмешливо ответил я. — А разве вас, инквизиторов, Азариэль не наделил магическим даром?
— Это совсем другое, колдун, — Похоже, отец Казимир разгневался. — Мы используем не магию, а Божественную Силу.
— И какая между ними разница? — инквизитор увидел на моём лице ещё более чёткую ироническую улыбку. Несмотря на способности к дипломатии, свойственные мне, алкоголь повёл нить разговора в неправильное русло.
— А такая, что колдуны опираются на дьявольские силы, а мы — на божественные! — Гнев отца Казимира был силён. — А ты, пропащая душа, сейчас погибнешь за святотатство!
— Следи за руками, инквизитор! — прокричал я. — Я — аристократ! Я — рыцарь Грома и Молнии. Я — зять князя Драгомира и наследник Солнцеградского престола! Моя особа священна, и тебя повесят на центральной площади нашего города, если ты посмеешь дотронуться до меня!
На трезвую голову такое высказывание не сорвалось бы с моих уст. Но похоже, на этот раз мне повезло. Отец Казимир слегка успокоился:
— Ты меня не запугаешь, колдун! Твой тесть не имеет власти в Гэнни-Джуне, а инквизиция подчиняется только папе Маритскому. Но поскольку ты дипломат, мы разрешаем тебе проехать. Только при условии, что ты снимешь заклятие подчинения с запряжённой в карету нечисти.
— Что, прямо сейчас? — хмыкнул я. Я прекрасно понимал, что если снять с кондоров контролирующее заклятие, то они бросятся на лошадей и людей, так что и самим инквизиторам достанется немало.
— Озадачил ты нас, пропащая душа. Если отпустишь сейчас, подвергнешь опасности всех нас. А если пообещаешь, что отпустишь, когда минуешь заставу, откуда нам знать, что ты не соврёшь?
— Ты не веришь слову рыцаря, инквизитор? — спросил я, не моргая, глядя прямо в глаза Казимиру. — Ладно, будь по-твоему. С кондорами разберусь прямо сейчас, не снимая заклятия. — Я выставил правую руку, и с неё слетела молния, разветвившись на три электрических потока, каждый из которых испепелил по кондору.
— Хорошо, можешь проезжать, посланник, — удовлетворённо улыбнулся отец Казимир.
— С прибытием в Гэнни-Джун, князь Апион! И не испепели дворец хана на переговорах!
Приближался конец января. Карета, запряжённая двумя лошадьми, медленно проехала заставу и двинулась дальше, на восток по горным степям Гэнни-Джуна. В повозке царило молчание. Громобой и Джумаш сидели огорошенными очередной потерей тяговых животных: Громобою даже не хотелось выпить. А я задумался о религиях Элама. Вера в Искупителя, называемого в мире Эрты Камриэлем, совершенно не отменяла многобожия, хотя называть эту религию язычеством нельзя — поскольку язычество — это вера языка, то есть народа, и этот термин не применим к религии, насчитывающей последователей по всему миру. Везде Искупитель воплощался в землях Востока. Но в Эрте он воплотился среди многобожников-мизрахийцев, а в Эламе — среди кедмийцев, очень на них похожих, за исключением одной детали: большинство кедмийцев придерживалось строгого монотеизма. Монотеистами же стали и последователи Искупителя, поэтому они не так ладили с язычниками, как в Эрте. Отныне вера в Искупителя для язычников — не более, чем нелепая выдумка, а язычество для сторонников Азариэля — самое настоящее поклонение Дьяволу.
У всего этого есть политические причины. Поскольку азариэльство претендует на истинность и не терпит конкурентов, его существованию необходимо, чтобы язычники стали преступным народом. Азариэльское духовенство демонизирует язычников, а в особенности их жрецов, магов, чтобы испугать всех колеблющихся и внушить им, что принадлежность к Церкви — единственный путь к спасению души после смерти, и что они попадут в ад лишь за то, что исповедуют веру своих предков, даже если ведут себя праведнее Папы Маритского. Именно так церковь и набирает себе толпы приверженцев. И многие находятся в плену этих заблуждений, полностью отвергнутых Абсолютным Законом[10]. Даже многие из самих инквизиторов верят в положения, придуманные Папой Маритским и кардиналами.
Первым молчание нарушил Джумаш:
— Не могу поверить, Апион, что ты пошёл на поводу у этих святош и зажарил кондоров, которых сам же и подчинил! Ты совсем недавно рассказывал, что можешь подчинять только одно существо, и думаю, ты затратил много времени, чтобы усовершенствовать этот навык! Мы не доберёмся до столицы и за две недели! Хотя должны за четыре дня!
— Успокойся, Джумаш! По-твоему, я должен был снять заклятие и освободить птиц? Или нарушить своё слово? Всё очень просто — мы лишились кондоров, мы подчиним и новых, как только появится такая возможность.
— О, боги! Как же до меня самого это не дошло?!
Через шесть часов карета Джумаша колесила по дорогам Гэнни-Джунна, будучи вновь запряжённой двумя степными рысаками и тремя кондорами. Чем дальше наша повозка продвигалась на восток, тем теплее становился воздух. Вскоре зимняя погода Гэнни-Джуна напоминала осенний Солнцеград: довольно тёплый воздух и вечные дожди.
— Поздней весной и летом дожди в западном Гэнни-Джуне — редкость, — сказал Джумаш. — Поэтому степь в южной части страны может ненадолго превратиться в пустыню, от чего все кочевники сдвигаются на север. Только зимние дожди позволяют нашей растительности сохраниться.
Я осмотрел степь. Помимо огромных, непроходимых зарослей различных трав, на нагорьях Гэнни-Джуна произрастали знакомые по пустыням южных земель Эрты кактусы, способные расти без воды. Также в глаза бросилось множество огромных красно-зелёных цветков. Возле одного из них летал стриж: очевидно, запах растения казался пташке вкусным. Неожиданно цветок поднялся ввысь, к птице — и со скрежетом закрылся. Хищное растение! — догадался я. Похоже, в степях Гэнни-Джуна много опасностей. Если не явных, таких как кондоры, то хорошо замаскированных.
По нагорьям бывшей мойренской провинции скакали серые зайцы и тушканчики.
Впрочем, последние, как я и предполагал, оказались нечистью. Хотя бы потому, что любой виданный им кот уступал местным тушканчикам в размере. Как выяснилось, к нечисти принадлежали и степные зайцы. Однажды к такому зайцу подкрался койот и попытался запрыгнуть со спины. Зайчишка увернулся от зубов хищника, после чего из его рта вылетел длинный язык, как у хамелеона — и обвил шею ни о чём не догадывающегося койота. Хищник, оказавшийся добычей, вскоре задохнулся, а заяц расцарапал когтями шею супостата и впустил в неё свои острые зубы. Как мне показалось, двуличная зверюга посмотрела в направлении лошадей и облизнулась. Впрочем, это только показалось.
Вскоре солнце зашло и наступил вечер. Утомлённый яркими картинами гэнни-джунского дня и тремя бутылками белого вина, я заснул…
Мне снилось, что я прогуливался по солнечным горам летней Мойрении, как вдруг внезапно солнце погасло, а я оказался в кромешной тьме. Со всех сторон веяло опасностью, и я попытался бежать к деревне, лежащей в долине. Но тут же мои руки и ноги обхватили не то змеи, не то верёвки, не то лианы, и я не мог пошевелиться. Я попытался вырваться из цепких лап невидимого врага, но нечто ещё сильнее вцепилось в меня. Моё сердце бешено забилось, а дыхание участилось. Я в ужасе закричал и проснулся.
— Апион! Апион, что с тобой случилось? — изумился Джумаш.
— Да ничего, — отдышавшись, произнёс я. — Просто кошмар приснился. Как будто я ходил по горам, вдруг солнце погасло, меня обхватили какие-то змеи, и я не могу пошевелиться.
— Не может быть, — выдохнул Джумаш.
— В чём дело, — изумился я.
— Этот ночной кошмар снится помимо прочих снов каждую ночь всем гэнни-джунцам старше двенадцати лет. Именно он сопутствует божественному клейму, это — часть проклятия нашего народа.
— Но как же я смог увидеть этот кошмар? — спросил я, — я же не гэнни-джунец.
Хотя в голову уже пришёл вариант ответа: из-за повышенной чувствительности к всемирному информационному полю.
— Я не знаю, — пожал плечами Джумаш.
— Может быть, оттого, что я приехал сюда, я и увидел кошмар, прописанной в эгрегоре страны. Проще говоря, люди видят гэнни-джунский кошмар только в Гэнни-Джуне.
— Нет, Апион, — ответил Джумаш. — Гэнни-джунцы видят такие кошмары не только у себя на родине, но и в других странах. А чужеземцы, живущие у нас, никогда его не видели. Может, ты был в прошлой жизни одним из наших?
— Может быть. Но что же теперь делать? Неужели меня теперь всегда будут мучить подобные сны?
— Нет, — ответил Джумаш, доставая из-за пазухи небольшую бутылочку. — Это — настойка травы мертвосплюна. Выпьешь на ночь, и спи как убитый: кошмары отступят от тебя. Как и все остальные сны. Ты будешь спать так крепко, что не увидишь ни одного сна.
— Значит, всякий гэнни-джунец обречён либо на жизнь без снов, либо на вечные кошмары?
— Да, друг мой.
Карета продвигалась всё дальше, к столице. По пути встречались аулы местного населения. Большинство зданий составляли обычные строения кочевников, которые можно быстро собрать, погрузить на телегу, и поехать дальше — шатры. В центре поселений всегда находился шатёр, над входом которого висел череп буйвола — как рассказал Джумаш, в такой постройке всегда жили шаманы. А крупный шатёр, над которым висела катана, принадлежал вождю. Кочевникам Гэнни-Джуна было свойственно разделение власти на духовную, власть шамана, и военную, власть вождя, называемого ханом.
— Джум-Баллом и другими городами тоже управляют ханы, только они не военные вожди, как в племенах, а аналоги князей Мойрении, — произнёс Джумаш. — Акжар-хан, правитель всего Гэнни-Джуна — потомок династии ставленников царей Мойрении. Он не настоящий хан, вроде тех, что были Бахар-хан и Бареш-хан. Хотя номинально Гэнни-Джун больше не принадлежит Мойрении, Акжар-хан лоялен мойренским князьям. Даже крещение принял. Настоящий хан — лидер кочевников, однако, какой же ты кочевник, если ты осел, а тем более родился в городе? Несмотря на наши названия, гэнни-джунские города были построены мойренскими оккупантами. И до сих пор у большинства жителей столицы родной язык — мойренский.
— А у тебя какой родной язык, Джумаш?
— Гэнни-джунский. Я — истинный кочевник, и происхожу из рода шаманов. Но я решил стать не шаманом, а магом. В поисках магов я пошёл в Джум-Балл, где выучил основы мойренского языка и познакомился с Урджаром, магом Огня. Урджар обучил меня азам пиромантии, и я направился в Солнцеградскую академию, где успешно прошёл испытание.
— А как зовётся твоё племя?
— Уштобе. Именно из нашего племени вышел Бареш-хан, и наше племя больше всех сохранило верность его культу. Ибо мы знаем, что Бареш-хан после смерти стал богом — и что вскоре он вновь примет человеческий облик — и вернётся в наш мир.
— Как я понимаю, главные в этом культе — шаманы? Надеюсь, твои родители не отреклись от тебя после того, как ты заявил, что станешь магом?
— Нас было двое братьев: старший, Осибай, и младший — я. Согласно нашей традиции, хотя бы один сын шамана и шаманки должен стать «Внимающим Духов» — так у нас зовутся шаманы. А желательно, чтобы стали все. Осибай хотел стать шаманом, а я — нет. Поначалу родители устроили скандал. Но всё обошлось мирно: Осибай стал очень сильным шаманом и превзошёл в мастерстве общения с духами нашего отца, и тот решил, что одного Внимающего Духов, достаточно, если он так силён — и разрешил мне покинуть Уштобе, чтобы стать магом.
Повозка подъехала на версту к кирпичным вратам Джум-Балла, столицы Гэнни-Джуна. Я сделал рукой знак Джумашу, и тот остановил карету. Я направил длань на кондоров, и нечисть, запряжённая в карету, попадала зажаренной на землю. Джумаш понукнул двух лошадей, и повозка тронулась дальше, ко вратам.
Когда наша дипломатическая миссия доехала до входа в город, врата открылись, и нам навстречу вышло двое местных стражников в кольчугах. По счастью, инквизиторов при входе в город не было. Джум-Балл сильно напоминал города Мойрении, за исключением того, что на его белых вратах красовались местные орнаменты. И дома Джум-Балла выглядели точно так же, как и мойренские городские постройки, то есть так же, как и вестландские дома Эпохи Мрака. Не могут же городские здания выглядеть как гэнни-джунские шатры, — отметил я. — А собственных городов до этого кочевые племена не строили.
— Кто такие? — спросил один из узкоглазых стражников.
— Дипломатическая миссия от Солнцеградского княжества, — произнёс я, показав привратнику бумагу. — Надеюсь, вы умеете читать?
— Нет, не умею, — ответил гэнни-джунец. — Мой напарник Ахрам тоже. Как-то руки не доходят научиться.
— Что же, мужики, когда будет время, купите себе буквари и подтяните грамотность, — сказал я, кинув стражникам по серебряной монете. — Полезный навык, в жизни пригодится.
— Уж как-нибудь купим, друг! Проезжай!
Повозка заехала в город, и я продолжил осмотр столицы. Помимо домов мойренского типа я увидел множество лавок, принадлежащих совершенно различным торговцам: как местным гэнни-джунцам, так и смуглым кедмийцам, очень похожих на мизрахимов, и бледнолицым мойренцам. В северо-западной части города возвышались фиолетовые башни квартала магов, и там же находились многие храмы мойренских богов. Впрочем, найти их можно было по всему городу. Как и минареты кедмийских храмов Единого Бога. Но вот незадача: в столице Гэнни-Джуна я не заметил ни одного местного храма!
— Ищешь наши храмы, Апион? — догадался Джумаш по моему взгляду. — Что же, их отсутствие вполне естественно. Местные язычники не имеют общей религии, у каждого племени есть свой бог. И поэтому каждая семья имеет свой собственный домашний алтарь, посвящённый родовому или племенному богу. Даже у нас, гэнни-джунцев, обращённых в мойренскую веру — магов и их почитателей. Хорс, которому я служу — небесный бог, а Бареш-хан — бог нашего племени.
В квартале магов я увидел и башни языческих кедмийских храмов. Среди кедмийцев также встречались маги, но из-за конфликта со служителями Единого Бога их было мало.
Повозка, проезжая мимо квартала магов и рыночной площади, подъехала к замку хана. Он оказался мало отличим от крепостей феодальных правителей Мойрении: ведь кочевые гэнни-джунцы не строили собственных замков — замок построили мойренцы. Справа от обители хана стояла огромная церковь Азариэля, покрытая строительными лесами. Под лесами проглядывалось пять высоченных шпилей, выше, чем башни ханского замка. После постройки церковь должна была стать главным собором Гэнни-Джуна.
— Вот они добрались и до Джум-Балла, — меланхолично произнёс Джумаш. — Нас, истинных кочевников, обратить в новую веру невозможно. Но оседлые гэнни-джунцы, родившиеся в столице, могут легко попасть в цепкие лапы инквизиторов!
Карета остановилась возле замка, и мы вышли из неё. Тут открылась входная дверь, и из неё в сопровождении двух здоровяков в палаческих капюшонах вышел бледнолицый мужчина, которому недавно перевалило за тридцать — сверстник Джумаша. По мойренским, а тем более по гэнни-джунским меркам он выглядел высоким, его светлые длинные волосы были аккуратно зачёсаны назад и приглажены. Над орлиным носом сидели большие зелёные глаза, в которых ощущалась великая харизма. Лицо мужчины оказалось гладко выбрито, а из одежды он носил чёрную рясу инквизитора. На груди незнакомца висел огромный крест, а на поясе — серебряный молот, про который я читал в библиотечных книгах об истории Церкви — самый настоящий Молот Апостола, право на ношение которого получали только высшие чины церкви — сам папа Маритский и кардиналы. Всего было двенадцать Молотов — и каждый из них в своё время носил апостол Азариэля.
— Я слышал, вы сказали что-то нелестное о нашем ордене, или мне показалось? — мягким голосом произнёс инквизитор, но я сразу почувствовал, что эта мягкость наигранна. — Отец Казимир уже предупредил меня о вашем прибытии, служители Дьявола. Я — отец Светозар, кардинал Гэнни-Джунский, глава местной Церкви и инквизиции.
— Что-то ты молодо выглядишь для кардинала, парень! — снисходительно произнёс Громобой.
— Новой церкви — молодого кардинала, — ответил Светозар. — Месяц назад папа Аврелий Второй издал указ о создании новой церкви в Гэнни-Джуне, и решил назначить кардиналом молодого епископа, ещё не проникшегося интригами маритского двора. Меня.
— Рад за тебя, отец Светозар, — ответил я. — Но мы, посланники от Солнцеградского княжества, спешим на приём к Акжар-хану.
— Думаете, слуги Дьявола, что я буду к вам снисходителен только оттого, что вы — мои земляки? Я тоже родился и вырос в Солнцеграде. Но когда моё княжество приняло крещение, я отроком сбежал в семинарию от фанатичного отца-язычника, а после того, как окончил её, уехал учиться в Марит, в Высшую Школу Инквизиции. Я сам когда-то был язычником, колдуны! И я исправился, приняв крещение! Вы ещё молоды, Дьявол мог не до конца овладеть вами! Ещё не поздно пойти по пути спасения души!
Глядя на инквизитора, я вновь убедился, что повзрослевшие дети ведут либо такой же образ жизни, что и их родители, либо противоположный ему. Также как самые фанатичные последователи любой религии — как правило неофиты, новообращённые. По той причине, что они подсознательно чувствуют себя неполноценными представителями своей новой религии — и стараются доказать себе и окружающим, что ничуть не хуже исконных носителей этой веры.
— Колдуны — не только служители Дьявола, но и его дети, — продолжил отец Светозар. — Ибо Азариэль когда-то говорил колдунам: «отец ваш Дьявол». Языческий храм — жилище демонов, так говорил Искупитель. Дьявол — человекоубийца, а значит и служители его — демоны!
— Азариэль не имел в виду, что Дьявол действительно отец всех магов. Это был обычный полемический приём, распространённый и среди наших политиков!
— Ты думаешь, будто знаешь замыслы Господни лучше нас, пропащая душа?! Он и имел в виду, что отец всех магов — Дьявол! Но я вижу по вашим лицам и глазам, что вы — люди молодые. Дух дяволизма ещё не очень крепко отравил ваши души. Я уверен, старшие маги ещё не посвятили вас во все тайны своего ордена. И вы можете обрести спасение.
— И какие же тайны ты имеешь в виду, служитель Азариэля? — как можно тактичнее спросил я.
— Значит, ты не знаешь, что колдуны отравляют колодцы, после чего мирное население болеет чумой?! Ты не знаешь, почему колдуны живут дольше обычных людей и гораздо медленнее стареют?!
— Насчёт чумы — полная чушь. А про медленное старение знаю, отец Светозар. Маги медленно стареют, потому что в их жилах помимо крови протекают и энергии, называемые клатхой и манной, продлевающие жизнь.
— Ответ неверный, юный колдун! Старшие колдуны обманывают вас! — фанатично произнёс инквизитор, и его глаза разгорелись зелёным огнём, как у знакомой мне Зарины[11]. — Они долго живут, потому что проводят демонические ритуалы, в которых используют кровь крещёных младенцев!
Я слышал о магии крови, которая основывается на том положении, что кровь — великий источник магических энергий, особенно кровь мага. Эта отрасль знаний была запретна в Академии, но её практиковали маги Хаоса и некроманты. Отец также рассказывал мне во сне, что только магия крови поможет справиться с Зораном. Но чтобы её практиковали все немолодые маги?! Похоже, у святого отца здорово сорвало крышу! Хотя, слегка напрягши мозг, я вспомнил, что похожие мифы про орков долго ходили по Эрте. Похоже, очерняющие мифы про иноверцев и инородцев одинаковы во всех мирах!
— Ну и почему именно крещёных младенцев? — засмеявшись, спросил я. — Самой великой силой обладает кровь магов. Инквизитор тоже сгодится. Шучу, шучу, — слегка смутился я, увидев хищный блеск в глазах кардинала.
— Не угрожай мне, служитель Дьявола! А не то мигом запеку тебя в подземелье, и там мы с тобой пообщаемся в другой обстановке, плевать, что ты аристократ! А кровь младенцев требуется вашим потому, что они чисты и непорочны. Детская, невинная кровь обладает огромной силой!
Фанатичного инквизитора, похоже, тяжело было переубедить. Его совершенно не волновало, что детская кровь очень слаба.
— Однако, ваши собратья, — отец Светозар произнёс это слово, как будто плюясь, — обитающие в Холмоградском княжестве в 1096 году убили и взрослого азариэльца. Они выкупили монаха Аркадия, похищенного гэнни-джунцами и торжественно повесили его на кресте, после чего взяли у трупа целый таз крови.
— Наветы и диффамация, — ответил я. — Зачем, по-твоему, магам нужна кровь?
— Колдуны приносят детей в жертву демонам. А азариэльская кровь нужна вам для изготовления колдовских лепёшек, которые поддерживают в вас жизнь, здоровье, то есть излечивают от особых колдовских заболеваний и ради поддержания человеческого облика, потому что опытный колдун полностью уничтожает свою душу и превращается в демона, которому очень тяжело принимать нормальный облик. Рассказывают и о слепом колдуне, который прозрел, смазав глаза кровью убитых монахов.
— Я догадываюсь, о ком ты говоришь, отец Светозар, — произнёс я. — Мне был знаком некромант с пустыми глазами, и в то же время зрячий. Но не надо переносить подобные вещи на всех магов!
— Колдун не может служить Азариэлю, а значит, что он служит Врагу рода человеческого! — рявкнул инквизитор. — Помимо убиения праведных слуг Искупителя, ваши собратья оскверняют гостию!
— Церковные лепёшки? — спросил я.
— Не святотатствуй, пропащая душа! Гостия, которой мы причащаемся — плоть и кровь Господа нашего. Колдуны издеваются над гостией, протыкают её ржавыми гвоздями, и гостия истекает кровью. Вот, смотри! — кардинал достал из-за пазухи свиток и развернул его.
Я глянул на свиток. Там находилось несколько картинок с подписями. Смысл их был таков: Еретик крадёт из Церкви гостию, а затем продаёт её карикатурно изображённому магу в остроконечном колпаке со звёздами. Маг проводит над гостией непонятные ритуалы, и она начинает истекать кровью. Вскоре в дом мага врываются несколько крестоносцев — воинов, на кольчугах которых изображён крест. Они хватают мага, связывают руки и рот, чтобы не мог колдовать, а затем вешают вниз головой на рыночной площади.
— Ну как, правдоподобная картинка? — спросил отец Светозар.
— Полный бред, — ответил я. — Будь всё по-твоему, маги верили бы в силу гостии и прочих ваших священных предметов, не так ли?
— Именно так!
— А значит, если маги верят в силу церковных предметов, то они — не менее правоверные азариэльцы, чем сам папа Маритский!
— Молодец, Апион! — произнёс Громобой. — Ты прирождённый дипломат! Уверен, этому святоше нечего сказать тебе в ответ!
— Есть что! Будьте вы все прокляты, колдуны! И советую больше не попадаться мне на глаза, а не то посажу вас в подземелье! Убирайтесь с глаз моих!
Я оценил обстановку. Нападать на кардинала в центре столицы было бы самоубийством. К тому же, он фанатик — но не злодей! Пропаганда промыла его мозги! Поэтому надо расстаться с ним как можно более мирно.
— Ладно, как хочешь, — ответил я Светозару. — Громобой, пойдём, нанесём визит Акжар-хану!
Инквизитор, сплюнув через левое плечо, поплёлся к строящемуся храму. А Джумаш повернул повозку на юго-запад:
— Прощайте, господа аргоманты! С вами было очень приятно иметь дело! Если вам потребуется моя повозка, вы найдёте меня в торговом районе, в трактире «Голова Буйвола». Я живу там, содержу конюшню и преподаю боевую магию.
Подойдя к вратам замка Акжар-Хана, мы с Громобоем невольно прониклись уважением к зодчим, потратившим не мало сил и терпения для того, чтобы соорудить подобную громаду посреди голой степи. Гигантский донжон, возвышающийся на многие метры вверх, был способен, казалось, вместить в себя небольшую армию. Зубчатые стены, сложенные из больших, шероховатых блоков, опоясывали замок по всему периметру и, несмотря на отсутствие обычного для подобного рода замков рва, даже и мысли не возникало о том, чтобы можно было сходу взять эту твердыню. Сами врата, почти в два человеческих роста и ширины достаточной, чтобы без труда могла проехать крытая повозка, сложенные из блестящих, крепких досок, окованных монолитными стальными пластинами, охраняли всего два узкоглазых стражника. Облачённые в типичные мойренские короткие кольчуги, стражи мало походили на своих собратьев — кочевников. Скрестив алебарды, они перекрыли проход, недоверчиво глядя на нас.
— Подожду-ка я тебя тут, Апион, — Громобой развёл руками, — Я больше привычен к языку огня и меча, нежели дипломатии.
— Хм, — я пожал плечами, повернулся к стражникам, доставая свиток послания к хану, — Я — посланник Солнцеградского княжества, — я протянул свиток, отступил, дожидаясь, пока гэнни-джунец развернёт и прочтёт бумаги. — Я прибыл на переговоры к великому хану Акжару. Да храни Искупитель его душу, — быстро добавил я, заметив серебряные кольца с выгравированными крестиками на руках гвардейцев.
— Проходи, посланник! — стражник, дочитав свиток, аккуратно свернул его обратно и отдал мне, кивнув второму стражнику. Как я и ожидал, ради меня врата открывать не стали, вместо этого отворив практически незаметную дверцу, — Прошу сюда. Протиснувшись сквозь проход следом за охранником, я нос к носу столкнулся с ещё одной парой стражей, судя по злым и заспанным лицам мирно дремавших в ожидании своего дежурства. Знаками показав следовать за ними, стражники повели меня через кордегардию дальше, во внутренний двор. Я, по началу удивлённый подобным сопровождением, вскоре удивляться перестал.
За время своих странствий по Эрте и Эламу я повидал немало замков и крепостей, но то, что я увидел здесь, поражало воображение. Хану явно не было чуждо понятие прекрасного, да и особой скромностью и проблемами с казной он не страдал. Обычный мойренский внешний двор, но с каменными, не деревянными, хозяйственными постройками. Чудесный сад с карликовыми деревьями. Не кустами, а самыми настоящими деревьями! Хотя рост этих деревец не доставал и до метра, на их вершинах красовались густые кроны, а при взгляде на стволы гэнни-джунских растений, я вспомнил величественные леса Сельвина[12]. Также среди диковинных кустарников попадались и известные по книгам Академии бутылочник, фиолетовый куст, обвешанный зелёными плодами, напоминавшими вытянутые и слегка морщинистые груши, кошачий ус — растение, напоминающее лук, но растущее строго пучками по двенадцать травинок и лапчатник — куст, увенчанный плоскими красными цветочками.
Пройдя через волшебный сад, я, наконец, подошёл ко входу в донжон. И если издали центральная пузатая башня выглядела огромной, то вблизи донжон, казалось, упирался своей крышей прямо в небо. Здесь, как и у входа в замок, по обеим сторонам ворот стояло по стражнику, но сами ворота были гостеприимно распахнуты. Я вспомнил охранника, убежавшего вперёд — значит, меня уже ждали. Поклявшись себе больше ничему не удивляться, я шагнул внутрь…
…И вместо лесов Сельвина оказался в охотничьем домике. На стенах небольшого коридора, судя по количеству застывших истуканами воинов в закрывающих почти всё тело шлемах, ведущего прямиком в тронный зал, висело множество трофеев — головы убитых ханом животных. Среди них я заметил и птиц и зверей: как знакомых по поездке степных кондоров, шерстистых носорогов, койотов, так и невиданных тварей, больше напоминающих гигантских хомяков и богомолов-переростков. Центральное же, почётное место, прямо над входом в зал, занимала старая, но ухоженная и тщательно оберегаемая голова гигантского паука. Я, не понаслышке знавший, каково это, столкнуться в бою с подобной тварью, невольно преисполнился почтением к хану. Не спеша преодолев коридор, сопровождающие стражники меня не торопили, как и я, во все глаза рассматривая трофеи. Наконец-то я вошёл в тронный зал.
Всё ещё находясь под впечатлением от всего увиденного ранее, я даже немного опешил. Тронный зал — просторная комната, в которой без труда могло уместиться человек пятьдесят, являла собою прямую противоположность тому великолепию, которым был полон весь замок. Вдоль стен, покрытых шкурами, стояли простые деревянные скамьи, над которыми висели алебарды. Зелёная ковровая дорожка, тянущаяся ещё из коридора с трофеями, обрывалась у самого входа, а дальше шёл простой каменный пол, укрытый, опять-таки, шкурами. Вопреки ожиданиям, присущего противного запаха я не почувствовал — или шкуры постоянно обновляли, или же на них были наложены специальные заклинания. Трон, стоящий у дальней стены и похожий больше на большой деревянный стул, покоился на распростёртой шкуре гигантского паука, раззявленной пастью встречавшего любого входящего. На троне, охраняемый двумя гвардейцами в полных пластинчатых латах, сидел сам Акжар, великий хан и номинальный правитель Гэнни-Джуна. На его довольном лице красовались щегольские усики и заострённая бородка по последней мойренской моде.
Роскошный камзол, вышитый золотыми нитями, облегающие ноги трико, вычурно-фантазийное жабо — если бы я не знал, что передо мной сидит хан далёкого Гэнни-Джуна, то принял бы Акжара за мойренского аристократа. И, тем не менее, на Акжаре такие одежды смотрелись как само собою разумеющиеся. Выражаясь языком великосветских кругов Стейнгарда, хан Акжар выглядел вполне гламурно.
Судя по взгляду, читавшемуся в немного раскосых карих глазах, этот пожилой мужчина, как и его сверстник Драгомир, придерживался веры в Азариэля лишь на словах. Похоже, он вообще не придерживался никакой веры, и был если не атеистом, то агностиком. Я понял, что он мог верить в каких-либо богов, при этом религиозного образа жизни не ведя.
— Приветствую, великий хан, да хранит Искупитель твою душу, — по-восточному поклонился я, низко опустив голову, вознеся к небу руки и преклонив правое колено. Простолюдины при этом ритуале должны были приклонять оба колена. — Я — Апион Грант, рыцарь Грома и Молнии, зять князя Драгомира и его официальный посланник.
— Апион, весьма польщён твоим присутствием, — заулыбался Акжар. — Мы с Драгомиром старые знакомые — и я уверен, что он не позволил бы своей дочери выйти замуж за недостойного человека. Что привело тебя в наши края, зять Драгомира? — Хан озабоченно затеребил бородку, — До нас доходили ужасные слухи с запада, уж не они ли послужили причиной столь неожиданного визита?
— Империя Айрос планирует атаковать Солнцеградское княжество. Жрецы Зорана уже предприняли попытку уничтожить нашу академию магии. Мойрения должна первой нанести удар.
— Первой нанести удар, — эхом повторил хан, отведя взгляд и уставившись куда-то за мою спину, — Как я понимаю, ты хочешь, чтобы я предоставил Драгомиру своих воинов?
— Ты как всегда прав, о великий хан, — я снова поклонился, — Как алодиум Мойрении…
— Властитель алодиума не несёт никаких вассальных повинностей, кроме обещания сохранять лояльность и не наносить вреда сюзерену, — перебил меня Акжар.
— Но, великий хан…
— Тем не менее, — несколько задумчиво продолжил Акжар, — Хотя алодиум и не принуждает к вассальным повинностям и уплатам, но и не исключает их, — хан, оставив в покое бородку, встал, приблизился ко мне, и жестами приказал встать, — Несмотря на независимость, мы, оседлые гэнни-джунцы, всегда останемся лояльны Мойрении. Ибо мы благодарны мойренскому народу, который научил нас читать, колдовать, плавить сталь, возделывать землю; народу, который построил наши города и одел наших воителей в кольчуги. Мы более не колония Мойрении — но по-прежнему её друзья, соседи и союзники. Города Гэнни-Джуна не могут спокойно смотреть, как их старых друзей атакуют приспешники Зорана. Честно признаться, мы и сами, в последние годы, часто сталкиваемся с магами Хаоса, устраивающими свои капища недалеко от наших городов — и если объединёнными силами мы покончим с Зораном и его прислужниками, то обезопасим и собственную страну. Мой ответ однозначен — да, я отправлю на помощь Мойрении воинов из Джум-Балла и других городов Гэнни-Джуна!
— О, великий хан, от лица князя и от имени всего мойренского народа я благодарен за столь мудрое решение, — я, никак не ожидавший столь успешного и быстрого результат переговоров, не смог сдержать радостную улыбку, — Позволь же мне незамедлительно отправиться обратно в Солнцеград, дабы сообщить князю Драгомиру о твоём ответе.
— Не торопись, посланник, — Акжар отвернулся, поднялся на трон, — Я сказал — воинов из Джум-Балла и других городов Гэнни-Джуна, а это лишь малая часть того, что ожидает от меня Драгомир. Воины кочевых племён, составляющих большую часть населения нашей страны, мне не подчинены. Моя власть распространяется только на города, но никак не на племена истинных кочевников, у каждого из которых есть свой хан. И, несмотря на то, что они, до сих пор, ещё ни разу не пытались эту власть оспорить, я не могу оставить своих подданных без защиты не только от угрозы внешней, но и внутренней.
— Власть опирается на силу, о великий хан, — улыбка сама собою сползла с моего лица, — Почему бы тебе не показать этим кочевникам, кто настоящий повелитель Гэнни-Джуна?
— Не всё так легко, Апион, как кажется на первый взгляд, — Акжар устало вздохнул.
— Мой народ испокон веков ведёт традиционный, кочевой образ жизни. Мы, горожане, большей частью являемся потомками тех кочевников, что перешли на сторону мойренских завоевателей, в то время как прочие до сих пор считают Мойрению захватчицей, а нас — предателями. Мойренцы построили в Гэнни-Джуне рудники, посадили поля с гэнни-джунскими травами, используемыми алхимиками, а рядом с ними построили города, в которых можно было складировать добытые ресурсы, а потом — вывозить на родину. Мойренский царь выбрал себе наместника из осевших в городах воинов и оставил в покое кочевые племена — а племена оставили в покое царя и его наместника, чьим потомком и являюсь я. Пока что, мне удаётся удерживать кочевников в относительном спокойствии, но кто скажет, что случится, если я нарушу негласное перемирие. Ханы кочевых племён ни за что не пойдут за «предателем», предпочтя открытую войну переговорам.
— Неужели никто не способен объединить кочевые племена? — в моём голосе послышалось недоверие, смешанное с горечью. Похоже, хан из этого человека, как из балерины — катапультист, — Должен же быть выход!
— Увы, никто. — Акжар сокрушённо покачал головой, — Только Бареш-Хан, изгнавший чужеземцев из Гэнни-Джуна. Если, — скептически произнёс хан, — боги сотворят чудо и вернут Бареш-Хана, как предсказывают шаманы племени Уштобе, тогда шанс есть. Вернись Бареш-Хан, племена сплотились бы под его знамёнами и даже, быть может, по его воле присягнули на верность Джум-Баллу.
— Кажется, я начинаю понимать тебя, о, великий хан, — Как мне показалось, глаза Акжара хитро блеснули. — Если Бареш-Хан вернётся и объединит кочевников, заставив их примириться с горожанами, Мойрения может рассчитывать на особую помощь Гэнни-Джуна?
— Именно так, именно. Я вижу, Драгомир не ошибся в выборе зятя, — Акжар довольно потёр ладони, — Я думаю, мы друг друга поняли, Апион.
— Я тоже, о великий хан, — вот теперь-то я не сомневался, что в глазах Акжара разгорелся лихорадочный блеск предвкушения, — Позволь же мне покинуть тебя и… воздать молитву богам о скором возвращении Бареш-Хана.
— Ступай, Апион, — Акжар величественно махнул рукою, — И да прибудет с тобою благословение Азариэля.
— Ну и как переговоры? — спросил Громобой после того, как я вышел из замка. — Увенчались успехом?
— Увенчались, но неполным. Хан согласился на предоставление войск, но кочевые племена никак нельзя убедить присоединиться к нам — пока Айрос не нанёс по ним удара. У меня зародилась мысль, как это сделать, но пока она болтается по моей голове бесформенным комом. Так что пора возвращаться домой, в Солнцеградское княжество. Надо снять на ночь комнату в каком-нибудь трактире, а с утра закажем повозку.
— Можно остановиться в трактире «Голова Буйвола», который нам порекомендовал Джумаш, а поутру заказать его же карету.
— Джумаш? Джумаш! Громобой, идея, посетившая меня после разговора с ханом, начала обретать форму! Давай обсудим её там, где нас не могут подслушать! Например, в комнате в той же «Голове Буйвола». Пойдём побыстрее!
Мы двинулись к торговому району, не обращая ни малейшего внимания на лавки с мясом гэнни-джунских зверей, диковинными фруктами, кинжалам, катанами и луками местного производства, экзотическими драгоценными камнями, и магическими травами, являющимися редкими алхимическими компонентами.
А вот и он! Трактир, где содержит конюшню Джумаш! На деревянной дощечке перед трактиром красовалась надпись «Голова Буйвола» на двух языках: мойренском и гэнни-джунском — мойренскими же буквами. Над надписью висело изображение головы степного быка, а ещё выше — кружка пива — сообщение для безграмотного населения, что здесь находится не книжный магазин.
Я открыл дверь, и мы шагнули в трактир. Тут же нам ударил в нос запах перебродившей сивухи, тухлой рыбы и перезрелых фруктов. Намётанным взглядом бывшего вора я окинул трактир. Обстановка, мягко говоря, небогатая — что можно сказать и о клиентах, и о владельце трактира. По немытому полу небрежно ступали официанты, от которых несло той же сивухой. Похоже, обслуживание тут не высшего уровня, но народ не жалуется. Кто-то из официантов курил под лестницей дешёвую махорку. Я с отвращением отвернулся от этого запаха: сам я бросил курить почти год назад, с тех пор, как вступил в орден паладинов, и то в своё время предпочитал дорогой табак. Хотя почему этот официант курит под лестницей, а не за столом, как посетители? И почему так воровато оглядывается? Внимательно принюхавшись, я ощутил в запахе, шедшем от самокрутки подозрительного официанта помимо махорки, примеси одурманивающих трав, называемых в мире Эрты наркотиками. Похоже, среди трав, которыми славится Гэнни-Джун, распространены и такие.
Сам же я сильно волновался, ожидая предстоящего разговора с бывшим учителем, но мне удалось совершенно не показывать этого беспокойства на лице: с детства мне был свойственен великий артистизм. Мы подошли к питейной стойке, за которой стоял невысокий, коренастый и лысеющий трактирщик в возрасте около сорока лет. Взглянув на его засаленный халат, я вспомнил грязь, царившую в нашей кладовке, куда в детстве за малейшую провинность меня сажала мать.
— Что же вам надо, господа маги? — спросил трактирщик.
— Мы бы хотели снять комнату до следующего утра, — ответил я.
— А ещё поставь два кувшина медовухи! — потребовал Громобой.
— Десять медных монет, господа. Комната — третья слева на втором этаже.
— Вот, — я положил деньги на прилавок. Трактирщик поставил перед собой два заскорузлых сосуда со слегка перебродившей медовухой, а затем протянул мне протёртый тусклый ключ, который, как определил мой взгляд бывшего вора, ещё пару лет назад блестел серебряным светом под лучами яркого гэнни-джунского солнца.
Мы, взяв кувшины, помчались по лестнице, чуть не расплескав по пути половину медовухи.
— Апион! В чём же заключается твоя идея? — взволнованно спросил Громобой.
— Сейчас, учитель! Расскажу, когда доберёмся до комнаты!
Пройдясь по трухлявым доскам второго этажа, мы дошли до третьей двери слева от лестницы. Облезлая, словно помойная кошка, дверь нуждалась как минимум в покраске, а как максимум — в замене на новую. Но мы не уделили ей особого внимания: я вставил ключ в скважину, провернул его и открыл дверь. Затем, зайдя вместе с бывшим учителем в комнату, я запер замок с обратной стороны. Каморка мало отличалась от остальных помещений трактира: тот же трухлявый пол, два взлохмаченных кресла, пожранный молью ковёр на полу и две кровати, в которых радостно копошились клопы.
Громобой сделал перед своей кроватью пас руками, и с них слетели небольшие электрические искры, ринувшись прямо в скопление клопов. Трусливые насекомые пытались покинуть поле боя, но вспышки небесного огня преследовали их без устали.
Я последовал примеру наставника и тоже запустил в мерзких кровососов пучок искр. Клопы не могли сбежать от самонаводящихся вспышек огня.
Война с клопами завершилась полным разгромом кровососов. Враг был повержен. Обгорелые трупики паразитов дождём посыпались с кроватей. Громобой с чувством глубокого удовлетворения отхлебнул немного медовухи из кувшина:
— Ну и что же ты задумал, мой бывший ученик?
— Я решил пуститься в одну авантюру, граничащую с аферой. Давненько я не проворачивал такое хитрое дельце.
— Ты не только был вором, но и участвовал в преступных махинациях? Клянусь Перуном, похоже, твое прошлое таит для меня ещё много загадок!
— Как и твоё для меня, учитель, — услышав эти слова, Громобой слегка смутился, но потом произнёс:
— Что же ты конкретно задумал, Апион?
— А вот слушай…
Поутру мы с Громобоем стрелой вылетели из своей комнаты, попутно ругая персонал и весь трактир. Громобой, матерясь, пытался вставить засаленный ключ в проржавевший замок, но безуспешно. Я отобрал ключ у наставника и решил запереть дверь, прибегнув к воровской магии. Я небрежно взмахнул двумя пальцами, и замок со звонким щёлканьем закрылся. Громобой удивился моим способностям, но промолчал. Мы помчались по сгнившей лестнице вниз. Я спустился без проблем, но под ногой моего наставника, обладающего в два раза большим весом, одна из ступенек провалилась — и нога боевого мага чуть не стукнула по голове вчерашнего официанта, который, как заметил я, по-прежнему курил самокрутку с примесью дури. Но если вчера он активно оглядывался по сторонам, то сегодня не обратил ни малейшего внимания на пролетевшую рядом с лицом здоровенную ногу.
Я бросил трактирщику ключ и взволнованно выскочил на улицу. Громобой последовал следом. Никто из лучших мойренских театральных критиков не смог бы догадаться, что моё волнение большей частью наиграно — на самом деле я слегка нервничал из-за возможной неудачи будущей аферы, но за ночь сильно успокоился.
Мы заскочили в конюшню.
— Джумаш! — дрожащим голосом крикнул я, и гэнни-джунский пиромант не замедлил ответить:
— Апион?! В чём дело?! Почему ты так взволнован?
— Я забыл выпить настойку мертвосплюна, и меня вновь мучил кошмар про змей и полный мрак. Но помимо него мне приснился ещё один сон, Джумаш, очень странный!
Я ехал на крепком вороном коне к военному лагерю врагов, а за мной скакали сотни и тысячи гэнни-джунцев. «Веди нас, великий хан!» — кричали они.
— Тебе приснилось, что ты — гэнни-джунский хан? Странный сон для чужеземца! Хотя я начинаю верить, что ты мог быть одним из наших в прошлой жизни. Ты запомнил, как выглядел?
— По пути к вражескому лагерю мой конь остановился у озера — попить воды. Я увидел в озере собственное отражение — два локона возле ушей, закрученные в косички, чуб, усы, свисавшие на несколько сантиметров ниже лица, небольшую бороду, и… — я прижал ко лбу пальцы, делая вид, что стараюсь вспомнить. — на правой щеке у меня была отметина.
— Ничего себе!
— В чём же дело?!
— Отметины на щеке — ещё одно божественное клеймо, встречающееся у очень сильных воинов, избранных богами. А как выглядело твоё клеймо?
— Сейчас, — я снова прижал ко лбу пальцы. — Оно было похожим на молнию.
— Не может быть! Если тебе верить, во сне ты был Бареш-Ханом, величайшим героем гэнни-джунского народа и богом нашего племени!
— А может ли это значить, что я и есть Бареш-Хан, точнее его реинкарнация?
— Апион, уж не имеешь ли ты в виду, что именно ты должен исполнить пророчество о возвращении Бареш-Хана? Всё может быть, я начинаю верить в твою духовную связь с Гэнни-Джуном, но я не верю, что наш Великий Хан, наш бог, вернулся в облике чужеземца. Скорее всего, это был просто сон. А может, ты сошёл с ума? Или ты — плут, решивший подчинить себе наши племена из корыстных целей? Откуда мне знать, что ты меня не обманываешь?
— Вопрос не в том, сможешь ли ты мне поверить. А в том, позволишь ли ты себе не поверить мне, если я говорю правду.
— Не знаю, что делать, Апион. Ты меня озадачил. Скажи мне, почему ты до этого не сообщал мне о снах, где ты — Бареш-хан? Только не говори, что не видел их раньше: если у тебя действительно были предыдущие воплощения, тебя должны были с детства преследовать странные сны.
— В детстве я действительно видел сны, где я веду в бой странных узкоглазых людей. Но как ты знаешь, с возрастом человек может перестать видеть сны о прошлых жизнях. Став отроком, я подзабыл об этих снах — и не ассоциировал этих людей с вашим народом: у нас на Севере, в Древгородском княжестве с роду не видели гэнни-джунцев. Конечно, в моей деревне ходили слухи о них, но в одних ваши люди представлялись синими, в другом зелёными, а в третьих были наделены пёсьими головами. Так что с вашими я впервые столкнулся лишь в академии.
Прошлой ночью я увидел впервые сон, посланный богами в проклятие гэнни-джунцам. А этой ночью сны, где я хан, вернулись. Помнишь лекции Артемия по теории магии? Реинкарнированный может видеть сны о своей прошлой жизни в местах, где жил раньше. Эти места вытаскивают из подсознания воспоминания, и возвращают их через сны.
— Я не знаю, можно ли тебе верить, Апион. Поэтому надо обратиться к тому, кто лучше, чем я разбирается в вопросов реинкарнации, и сможет определить, настоящий ты Бареш-Хан, сумасшедший или аферист-самозванец. К моим родителям и брату Осибаю. Мы немедленно отправимся в племя Уштобе, Апион!
— Я буду благодарен, Джумаш!
Повозка, вновь запряжённая тремя лошадьми из конюшни Джумаша, опять колесила плоскогорья Гэнни-Джуна. И снова на козлах сидел Джумаш, а мы с Громобоем — в самой карете. На этот раз лошади мчали нас на юго-восток. Стояло начало февраля — но с юга дул тёплый и сухой ветер, и погода соответствовала середине октября в Солнцеграде.
— Далеко ещё ехать до твоего племени, Джумаш? — спросил я.
— Три дня, — ответил гэнни-джунец. — Осенью и зимой наше племя живёт на юге. А с наступлением весны отправляется на север, подальше от жары. К шаманам племени Уштобе всегда приходили воины со всей страны — как из других племён, так и из городов. Каждый из них объявлял себя новым воплощением Бареш-Хана. Но ни один не выдерживал испытаний, способных доказать истинность намерений.
Громобой строго посмотрел на меня. В его взгляде читалось: не выйдет вся твоя затея. Давай признаемся, что ты — не настоящий Бареш-Хан и повернём обратно. В моём ответном взгляде учитель прочитал: попытка не пытка. Мы должны попытаться.
— Как именно звучало пророчество о возвращении Бареш-Хана? — спросил я.
— Я не помню. Я не пошёл по пути шамана в отличие от брата. Но смысл мне не забыть никогда. Всякий гэнни-джунец знает, что Бареш-Хан, изгнавший кедмийцев, носил прозвище «Воин-Молния». В пророчестве говорится, что в аул нашего племени ступит Избавитель, который вновь спасёт Гэнни-Джун от чужеземцев, снимет с нашего народа проклятие. Это будет Воин-Молния, овладевший небесными силами, бессмертный и способный в одиночку справиться с полчищами врагов.
— Думаю, Джумаш, мне будет интересно пообщаться с твоей семьёй — и выслушать весь текст пророчества.
— Я уважаю тебя, как сильного аргоманта, Апион. Даже если ты — не настоящий Бареш-Хан, я с радостью выступлю твоим переводчиком!
— Благодарю, Джумаш. Но я хотел бы попросить тебя об ещё одной услуге: пока мы едем, начни учить меня вашему языку.
— Но мы будем в ауле племени Уштобе уже через три дня!
— Главное, начни. И я смогу сам общаться с вашими, пускай и на самом простом уровне.
Во время одной из встреч с отцом во сне я узнал от него, что маги расы Ситтари способны в совершенстве выучить любой язык за считанные недели. Боевые маги Ситтараса странствовали по десяткам населённых миров — и вступали в войска, сражающиеся против чёрных магов, захвативших власть демонов или обычных преступников — и опытный боевой маг свободно владел десятками, а то и сотнями языков. Пускай я сначала потрачу на изучение гэнни-джунского три дня — я многое смогу понять, учитывая немногочисленный словарный запас варварских племён — и гэнни-джунцы смогут понять меня.
Повозка Джумаша подъехала к очередному аулу кочевников, располагавшемуся посреди бескрайней степи. Навстречу ей вышло всё племя — мужчины в лёгких кожаных доспехах, женщины в льняных платьях и дети. Похоже, это и было село Уштобе.
— Джумаш! Джумаш вернулся! — закричал мужчина, на голове которого был надет череп буйвола. — Рад видеть тебя, брат! Духи предков сообщили мне во сне, что ты скоро приедешь! И вот, ты вернулся!
— Здравствуй, Осибай! — Джумаш соскочил с козел и обнял брата-шамана. — Как сам? Как родители?
— Мать сидит в шатре. А отец три дня назад ушёл на Священную Гору Фергана — дабы внимать самым великим духам нашего племени — и узнать, не начнётся ли в ближайшее время война.
Дверца кареты открылась, и мы с Громобоем ступили на землю племени Уштобе.
— Могу ли я познакомиться с твоими спутниками? — спросил Осибай.
— Моя — Апион. Моя — мага, — на ломанном гэнни-джунском произнёс я. — Это — моя учителя, Громобой.
Сам Громобой понимал смысл лишь по интонациям и знакомым именам. До моих языковых способностей ему было далеко.
— Апион считает, что именно он — перевоплощённый Бареш-Хан — и настаивает на прохождении испытания.
— Любопытно, — произнёс шаман. Бареш-Хан — чужеземец! Пойдём же к нашей матери, Апион. И выслушаем, что она думает по этому поводу. Следуй за мной!
Мы последовали за шаманом и его братом к грандиозному шатру, над входом в который висел череп буйвола. Вчетвером мы зашли в шатёр. Внутри висели шкуры убитых койотов, а весь земляной пол занимали несколько шкур степных медведей. По бокам шатра стояло несколько столов. Перед одним из этих столов стояла пожилая женщина в синем льняном платье, в чьих волосах красовался десяток перьев степного кондора. Она что-то варила — не то зелье, не то обед. Согласно непонятному запаху, это могло быть что угодно. Но я решил не задавать напрямую вопроса, зелье это или еда — вдруг шаманка обидится.
— Здравствуй, мама! — радостно крикнул Джумаш.
— Наконец-то ты вернулся, сынок! — ответила женщина и обернулась. — О, духи предков! Ты привёл мойренских оккупантов!
— Это не оккупанты, мама! Это — маги, такие же, как и я.
— Здравствуй, добрая шамана, — поклонился по-восточному я. — Моя — мага Апион, это — моя учителя Громобой.
— Меня зовут Шураба. Если ты не оккупант, маг, что же вас привело к нам, в селение Уштобе?
— Мама, маг Апион считает, что он — реинкарнация Бареш-Хана, и что он сумеет объединить наш народ. Апион требует прохождения испытаний.
— Я лично была знакома с тремя претендентами на это имя — и все они оказались фальшивками. Но где это видано, чтобы Бареш, наш вождь и бог, воплотился чужеземцем?! Я не хочу обижать тебя, Апион, но я тебе не доверяю! Знаешь ли ты, почему Бареша называли Воином-Молнией.
— По двум причинам. Во-первых, он был очень ловок, быстр — и двигался с молниеносной скоростью, — ответил я на мойренском языке, поскольку мой гэнни-джунский лексикон был пока слишком скуден. Джумаш переводил. — А во-вторых, у него было на правой щеке божественное клеймо, похожее на молнию.
— Правильно. Но знаком ли ты с полным текстом пророчества об Избавителе, о пришествии Воина-Молнии?
— Нет, моя не знакома, — честно ответил я.
— Так и думала. Тогда слушай:
— И в чём моя испытание? — спросил я, со своим знанием гэнни-джунского языка весьма смутно представив себе смысл пророчества.
— Я разве сказала, что ты можешь пройти испытание, чужеземец? В пророчестве ясно сказано, что, хотя Избавитель и не родился в Уштобе, он — гэнни-джунец! Любой представитель нашей расы может настоять на прохождении испытания, но ты — мойренец!
— Джумаш, переводи всё, что я скажу! — произнёс я. Джумаш кивнул головой.
Я прекрасно помнил свои странствия вместе с Ларратосом по миру Эрты, и первобытные племена кальтукки, живущие в дружески-соседских отношениях с орками. Люди из этих племён враждебно относились к чужеземцам из людской расы, но любой чужак мог пройти инициацию и стать Братом Племени — то есть переставал быть чужаком. Одна надежда, что так же обстоит и у кочевников Гэнни-Джуна.
— Джумаш, скажи, что я хочу пройти инициацию. Обряды перехода. Я хочу, чтобы меня приняли в ваше племя!
— Ты можешь рискнуть пройти инициацию, — произнесла Шураба. — Но я не уверена, что ты её выдержишь, потому что не ведёшь с детства кочевой образ жизни. Но если пройдёшь, тогда станешь братом племени. И даю слово, что я позволю тебе в таком случае пройти испытание на истинность воплощения.
«По степным плоскогорьям Гэнни-Джуна на спинах рыжих крепких коней скакали два кочевника — желтолицый Джумаш и бледнолицый Октобай. Полуденное мартовское солнце светило им в глаза, но глаза обоих кочевников, коренного гэнни-джунца и сильного мага Октобая, приспособленные к степному солнцу, спокойно любовались багровыми полосами, исколовшими небо. Как показалось бледнолицему всаднику, они способны превратить степь в пустыню даже ранней весной. Небо и солнце Гэнни-Джуна особенные: нигде больше в полдень не увидишь багрового оттенка дневного светила.
Несмотря на март, погода стояла сухая, почти что безжизненная и безветренная. Но плащи на спинах всадников, так же, как и их косички развевались под встречным ветром, а кожаная броня цвета выцветшего сена, несмотря на коней, делала кочевников почти незримыми в бескрайних степях Гэнни-Джуна.
Скакуны стремились на восток, к селу Уштобе. В небе промелькнуло невнятное пятно, но намётанный глаз Октобая определил, что это — степной кондор. Бледнолицый кочевник молниеносно достал из-за спины лук, затем стрелу из колчана и, посмотрев на траекторию полёта птицы, стрельнул в небо.
— Редко машет крыльями. Значит, к пасмурному вечеру, — произнёс бледнолицый Октобай на чистом гэнни-джунском языке без малейшего акцента.
Степной кондор, поражённый тисовой стрелой, камнем рухнул к земле. Всадники поскакали к нему. За плечами Октобая и Джумаша висело по катане — и, судя по потёртости рукояток, оба кочевника знали толк в этом оружии».
— Неплохая летопись получается, не так ли, брат Октобай? — поинтересовался Джумаш.
Всадником Октобаем был никто иной как я, известный как вор Неуловимый, агент Барс, уроженец Стейнгарда Апион Бейн — и грозовой маг Апион Грант. При инициации кочевники нарекли мне новое имя. Ни за что не забуду инициации в племя Уштобе. Я три недели жил в племени на правах гостя, изучая язык и обычаи степного Гэнни-Джуна. Громобой не выдержал и трёх дней, двинувшись в Джум-Балл, чтобы оттуда взять путь обратно в Мойрению.
Я научился орудовать катаной и стрелять из композитного лука. Потом хан Актубек сказал, что я должен пройти Испытание Ловкости вместе с тремя юношами, которые должны стать мужчинами. Нам вручили по луку, и мы охотились на кондоров, и каждый из нас принёс хану по голове гигантской птицы. Затем хан отправил нас на Испытание Силы. Каждому из кандидатов в мужчины племени Уштобе требовалось сразить опасного хищника; мне достался медведь. Хан выдал нам по катане и я с лёгкостью одолел зверюгу в ближнем бою: с моей ловкостью это было раз плюнуть. Я принёс Актубеку голову медведя, и следующее испытание назначил шаман Акалтын, отец Джумаша: я должен был забраться в пещеру в скалах недалеко от племени, некоторое время пробыть там в одиночестве и не сойти с ума. Акалтын сказал, что если я силён духом, медитация укрепит меня, и мне откроются видения, а это значит, что я потом могу стать шаманом.
— Сколько же времени я там должен прожить? — поинтересовался я.
— Сколько потребуется, Апион, — отрезал шаман. — Духи сообщат мне.
Вход в пещеру закрыли огромным камнем. Я оказался в полной темноте, без доступа к пище. Я прибегнул к огненной магии, создал блуждающий огнешар, исполняющий роль светильника, и принялся осматривать пещеру. В ней не нашлось ни намёка на пищу, зато присутствовала подземная речка, полная чистой пресной воды. Жажда мне не грозила, но вот сильный голод дал о себе знать уже через полдня. Впрочем, я не мог определить время: от наручных часов я избавился ещё в доме Антипа, потому что они очень странно смотрелись в этом варварском мире, а посмотреть на небо я не мог. Чтобы не сойти с ума от одиночества, я принялся практиковать аргомантию. Мне казалось, что я не потерял счёт времени, и через двадцать условных дней Акалтын выпустил меня. Оказалось, я провёл в уединении всего неделю.
— Твои глаза полны решимости, — сказал тогда Акалтын. — И дух твой крепок. Ты принят в Уштобе, Брат Племени, и возможно, потом станешь Внимающим Духов. Твоя мантия полностью запачкалась в пещере, но я принёс тебе новую одежду, — при этих словах шаман протянул мне кожаные доспехи степняка. — Этим утром я вошёл в контакт с духами предков. Они сказали, что ты прошёл испытание, и велели наречь тебя в честь моего деда именем Октобай.
За месяц, прожитый среди кочевников, мои волосы удлинились, и, после того, как я надел кожаный доспех, шаман сплёл мне небольшую косичку. Шураба нарисовала на моём лбу несмываемой солнечный диск, «божественное» клеймо гэнни-джунцев, чтобы показать, что хотя я и не являюсь гэнни-джунцем по крови, стал настоящим кочевником, таким же, как и все остальные.
К реальности меня вернул звук удара тушки кондора об землю. Джумаш подобрал добычу и положил на спину своего коня, сзади сидения. Я спешился и приложил к земле ухо:
— Слышу тихое подкрадывание степных саблезубов, брат Джумаш. Эти твари бегут с юга — прямо к нашему аулу!
— Рад за остроту твоих чувств, брат Октобай. Так покажем этим тварям, кто хозяин в степях Гэнни-Джуна! Они встретятся с кочевниками, знакомыми с мощью мойренских богов!
Вскоре на горизонте показалась стая степных саблезубов — грозы всего живого и проклятие степей Гэнни-Джуна. Если бы не оберегающие ритуалы шаманов кочевников, люди давно были бы истреблены этими жестокими и кровожадными хищниками, даже утолив жажду голода, не способными заглушить в себе жажду убийства. Небольшие и жилистые, в отличие от своих огромных, предпочитающих жить и охотиться в одиночку сородичей с северных гор Эрты, степные охотники выглядели не столь внушающе и грозно как полярные тигры. Но менее опасными от этого не становились. Обладающие невероятной выносливостью, сбиваясь в стаи, именовавшиеся на языке кочевников «гуртом», саблезубы не боялись никого и ничего, всем гуртом нападая на добычу, размером многократно превосходившую их самих. Длинные, выпирающие из пасти, похожие на изогнутые клинки клыки саблезубов пробивали любую, даже саму толстую и прочную шкуру, а превосходящее количество и умение развивать невероятную скорость бега не оставляли добыче ни единого шанса. Благодаря окрашенной в грязный, серо-жёлтый цвет шкуре, саблезубы были почти неразличимы на фоне степи, атакуя внезапно и молниеносно.
Заметив нас, саблезубы торжествующе заревели, ускорили бег, на ходу рассыпаясь в цепочку, окружая, отрезая любые пути к бегству. Кони, при виде хищников, испуганно заржали, переступая с ноги на ногу, топчась на месте и не подчиняясь командам, грозясь сбросить с себя всадников. Я, не дожидаясь, пока саблезубы подойдут достаточно близко для прыжка, взмахнул рукой, посылая в ближайших зверей сноп электрических искр наподобие тех, что мы с Громобоем использовали против клопов в трактире, только значительно крупнее. Громыхнуло. Шкура саблезубов, угодивших под заклинание, затрещала, вспыхнула электрическими всполохами. Запах озона, смешанный с вонью палёной шкуры, ударил в нос.
Саблезубы, поражённые заклятьем, спотыкаясь и оглашая степь полным боли и ярости воем, повалились на траву, покатились по склону вниз.
Мой конь, совсем рядом с которым остановилась бездыханная, исходящая паром и зловонием туша саблезуба, заржал, встал на дыбы, гарцуя на задних ногах. Я, не сумев удержаться в седле, свалился на землю, чертыхаясь и проклиная всех и вся. Перевернулся, выпрямился, выхватывая катану. Рядом снова жахнуло, да так, что у меня на мгновение заложило уши, а сам я с трудом устоял на ногах. Слева, там, где стоял Джумаш, полыхнуло жаром. Пламя, жадно пожирая высушенную солнцем траву, волной прокатилось от исходящего дымом чёрного, обугленного кратера, оставленного огненным шаром кочевника. Едкий смог, наполненный умопомрачительной смесью ароматов горелой шерсти, жжёного мяса и тлеющего ковыля, моментально заполнил всё вокруг так, что разглядеть что-либо на расстоянии вытянутой руки стало абсолютно невозможным. Я закашлял, прикрыл лицо рукавом, побежал, стараясь как можно скорее выйти за пределы смога.
Напавших саблезубов я скорее услышал, чем увидел. Лезвие катаны, просвистев в воздухе, вонзилось в тело ближайшего зверя, едва не перерубив его пополам. И тут же, следом, не давая добыче опомниться, прыгнули ещё трое.
Против подобного противника были бесполезны любые фехтовальные приёмы и хитрые комбинации. Бесполезно было пытаться парировать удар когтистой лапы. Оставалось только нападать, быстро и беспощадно — так, как это делали саблезубы. Нужно было самому стать зверем. Первого саблезуба я рубанул коротко, практически без замаха, прямо по клыкастой морде. Не останавливаясь, я ввернулся между двумя оставшимися, широко ударил сверху, перерубая зверю слева позвоночник. Сила удара была такой, что катана, с лёгкостью преодолев кость и плоть, описала понизу полукруг, вонзившись в живот второго зверя и дальше вверх. Мне, чтобы завершить удар, пришлось встать на одно колено, подталкивая оружие, не давая лезвию в потерявшем инерцию замахе завязнуть в теле саблезуба. Это и спасло мою жизнь. Последний из уцелевших хищников напоролся на выставленное вперёд острие, щёлкнув клыками перед моим лицом и повалив меня массой тела на дымящуюся землю.
— Ты жив, Брат Племени! — Джумаш, ведя под уздцы наших коней, подошёл ко мне, заляпанному кровью с копотью и злому как тысяча чертей. Я не ответил. С трудом выкарабкавшись из под туши саблезуба, я перевернул тело и, упёршись ногой, вытащил вонзившуюся по самую рукоять катану.
— Ого, — только сейчас кочевник заметил убитых хищников, восторженно присвистнув, — Ловко, ничего не скажешь. Признаюсь, ты удивляешь меня всё больше, брат Октобай. Поначалу, мне вообще не верилось, что ты пройдёшь посвящение, но теперь… Ты стал истинным кочевником — и, вижу я, ты более чем достоин носить своё новое имя!
— Спасибо за доверие, Джумаш, — ворчливо откликнулся я, вытирая лезвие катаны о шкуру лежащего зверя и пряча оружие в ножны. — Жаль, что учитель Громобой не видел моего прогресса, — достав флягу с пивом, я с блаженством вылил почти всё её содержимое на голову, вытер лицо, — И хорошо, что не видел меня сейчас, — чуть тише добавил я про себя, забираясь в седло.
— Не стоит жалеть, Октобай. Твоему учителю нечего делать в нашем племени — я чувствую, что он никогда не станет кочевником! Поэтому лучше для нас и для него будет, если он вернётся в Джум-Балл — а ещё лучше, если в академию.
— К тому же он должен вернуться к моему тестю и доложить о моих успехах на переговорах. А всё-таки, Джумаш, веришь ли ты, что я и есть Бареш-Хан возрождённый, Избавитель, Воин-Молния?
— Не знаю, брат. Месяц назад я бы сказал: «Вряд ли! Чужеземец не может быть реинкарнацией Бареш-Хана!» Сейчас я верю, что ты можешь быть Бареш-Ханом. Но можешь и не быть.
Степные кони въехали в поселение Уштобе. По нашей команде они сбавили шаг и двинулись к шатру шаманов.
— Я уверен, что в пророчестве говорится именно обо мне. Ибо сказано: «от небожителя родился»! Моим отцом, как и отцом Бареш-Хана, был небожитель!
— Да иди ты! — изумлённо крикнул Джумаш по-мойренски, потому что в гэнни-джунском языке такого выражения не было.
— Моим отцом был представитель расы Ситтари, Истинных Магов, хотя я не знал этого до последних времён. Именно их, как рассказывал Артемий, называли небожителями.
— Опять же не знаю, верить тебе, или нет!
— А почему бы и не поверить? Пророчество называет Избавителя «воином-молнией».
Меня можно тоже так назвать — благодаря моей молниеносной реакции и возможностью управлять этими самыми молниями. А что касается клейма в виде молнии, то мне кажется, что такие детали необязательны. В пророчестве сказано, что Избавитель бессмертен, и над ним не властны болезни и старость. Как представитель расы Истинных Магов, я бессмертен и не подвержен болезням.
— В это тяжело поверить, Брат Племени! Но думаю, моя мать лучше разберётся, действительно ли ты бессмертен и не подвержен болезням, или это всё твои фантазии.
Кони дошли до шатра шаманов, и мы спешились, после чего зашли в шатёр: сначала я, потом Джумаш. Шураба варила очередное зелье, но я, проживший месяц среди племени, по тонкой струйке пара, идущего от котла, определил, что это — противоядие от укуса степных гадюк.
— Здравствуй, Октобай, — сказала мне шаманка — она по одному звуку шагов могла определить, кто именно зашёл.
— Здравствуй, Шураба, — ответил я. — Я пришёл поговорить насчёт пророчества. Я верю, что я — Бареш-Хан возрождённый, и именно я изгоню враждебных чужеземцев и сниму проклятие с Гэнни-Джуна. Для этого я должен подробно узнать, как именно ваш… наш народ попал под это проклятье — и вернуться к его истокам, чтобы совершить попытку с ним покончить.
— Гэнни-джунцы оказались прокляты после того, как Бахар-Хан объявил себя богом и заявил, что все старые боги умерли. Бахар провозгласил себя императором мира, правителем расы совершенных людей, достойных править всем Эламом. После провозглашения богом Бахар обрёл нечеловеческие силы — и колдовские навыки.
— Очень похоже на Зорана, правителя Айроса!
— Мне это имя ни о чём не говорит, Октобай!
— Проехали. И что же произошло потом?
— Боги разозлились на Бахара: в придачу к своим силам, наш хан приобрёл божественное клеймо в виде солнечного диска на лбу, и его начали мучить кошмары о западне, лишённой света и наполненной змеями. Через месяц то же самое произошло и со всеми гэнни-джунцами: боги наказали и их за пособничество предателю.
— Я не верю, Шураба, — сказал я. — Боги не могли наказать целый народ за поступок одного хана. Боги не дикари, которые воспринимают человека только как представителя племени, а не как личность!
— Что-что? — То ли обидевшись, то ли не поняв, переспросила шаманка.
— Боги знают, что каждый несёт ответственность лишь за свои поступки. И поэтому они могли наказать самого хана, его окружение, тех представителей народа, которые поддерживали политику Бахара — но никак не весь народ!
Я понял: здесь что-то нечисто. В течение последних тысяч лет боги (истинные боги, правящие Межреальностью, а не местные вроде Зорана) не вмешиваются в дела смертных. И тем более они не могли за преступление одного хана (за которое того же Зорана вообще не наказывали) проклясть целый народ. Варварский народ гэнни-джунцев придумал вписываемую в его менталитет легенду. Как всё обстояло на самом деле — пока не известно. Но я обязательно узнаю!
— Ты не прав, Октобай! — прервала мои размышления шаманка. — Весь народ виноват — поскольку позволил этому тирану воцариться — и не оказал вооружённого сопротивления.
— Включая женщин, детей и стариков?
— Не богохульствуй, Октобай! Пути богов неисповедимы! И этот человек ещё хочет доказать, что он — возрождённый Бареш-Хан!
— Милостью богов и волею судьбы я — Бареш-Хан возрождённый. Я бессмертен, мне не страшны никакие болезни и старость!
— Громкие слова, Брат Племени! Но чем ты их докажешь?
— Я никогда ничем не болел. А что касается бессмертия — может, поговорим на эту тему лет через триста? — иронически хмыкнул я.
— Это не смешно, Октобай. Но кажется, я придумала, как ты можешь доказать нам, что ты бессмертен и не подвержен болезням.
— И как же?
— Выйди в степь и позволь искусать себя степным крысам. Эти твари — самые опасные переносчики заразы. Причём одни лишь боги знают, что ты от них подцепишь. Если продержишься два дня здоровым и не помрёшь — значит, ты выполнил ещё одну часть пророчества. Однако ты станешь заразным! И потому не вздумай подходить к нам в течении этих дней!
Я, Джумаш и Шураба шли по степи на запад к холму, в котором, судя по овальной дыре, должна располагаться нора гэнни-джунских крыс. Эти твари, как и прочие местные грызуны, должны быть значительно крупнее, чем их мойренские собратья — и обладать песчаным оттенком. Шураба достала из-за пояса запечатанный кувшинчик, стукнула по его донышку, и крышка с шипением выскочила. Шаманка полила меня этой жидкостью, и я ощутил в воздухе терпкий запах, очень похожий на запах тухлого сыра в трактире «Голова Буйвола». Шаманка вместе с сыном отскочила от норы, и тут же из неё вышел отряд из пятерых крыс песчаного цвета. Каждая крыса выглядела не меньше средней собаки, и, глядя на них, я вспомнил подземных крыс, обитавших в катакомбах родного города Стейнгарда[13].
Зверюги жадно всасывали носами воздух. Ощутив, что запах тухлого сыра исходит от меня, бледнолицего человека, грызуны обнажили зубы и бросились в атаку. Я рефлекторно выхватил из-за плеча катану.
— Стой, Октобай! — крикнул Джумаш. — Ты должен позволить крысам искусать себя, иначе не подцепишь никаких болезней!
Я вложил катану обратно в ножны, закрыл глаза и попытался расслабиться. Тяжело было позволить грызунам искусать себя, не применив против них силу, но приходилось терпеть. Через минуту я не выдержал боли, царившей после укусов, открыл глаза, вновь выхватил из ножен клинок, и провернувшись вокруг своей оси, одним ударом порезал всех крыс пополам, после чего пустив шаровую молнию в нору грызунов.
— Достаточно! — сказала шаманка. — Учитывая, как долго они тебя кусали, ты уже должен заразиться. Если ты действительно устойчив к болезням, за два дня с тобой ничего не случится. Только не приближайся в течение этого времени к нашему аулу!
— А чем же мне питаться?!
— Ты же кочевник, Октобай! У тебя есть навыки выживания в степи! К тому же, тебе подвластна магия. Так что, ты не пропадёшь, если ты — Бареш-Хан, а не самозванец.
Я остался один в степи — но нечего было бояться. Укусы местных крыс не наносили никакого урона здоровью. Питаться приходилось степными ягодами и свежим мясом зажаренных лиловыми молниями гэнни-джунских зайцев. Я устроил ночлег на голой траве — в детстве мне приходилось спать и в более жёстких условиях. Если на меня, спящего, пытался напасть какой-либо из степных хищников, чувство опасности будило меня — и приходилось уничтожать супостата магией.
Но под первое утро пришла более интересная мысль: я мысленно воззвал к охранным заклятиям аргомантии, наполнив их в нагрузку элементами магии Ситтараса — и передо мной возникли незримые глазами энергетические ловушки, способные читать ауру. В случае, если приблизится агрессивное животное — ловушка разрядится выхлопом разветвлённого пучка молний.
На следующий день я вновь питался зажаренным мясом гэнни-джунских зайцев и степными ягодами. Вскоре до меня дошло, что к этим ягодам, даже не выдавливая из них сок, можно применять заклятие брожения, превращающее сок в вино.
Днём я практиковался в аргомантии и контроле клатхических энергий. Вечером, поужинав зажаренным зайцем и запив его выдавленным в самодельную чашку вином из степных ягод, я направился в объятия бога сна. Ночью мне снилось, что я восседаю на троне в деревянном дворце города Тааневера, а в моих объятьях лежит королева Треиля, моя жена, одетая в облегающие чёрные кожаные доспехи[14]. Внезапно дверь в тронный зал отворилась — и вошла одна из стражниц:
— Ваше величество! Король Апион! К вам посетитель!
— Пусть проходит, — ответил я, кивнув головой.
Вслед за стражницей зашёл человек в чёрной робе Сумеречного Клинка, в капюшоне, закрывающем лицо — а на его поясе висели две зачарованные катаны.
— Здравствуй, Апион! Опять ты с девушками шашни крутишь, даже будучи женатым! Это, конечно, сон, но через подсознание он показывает твою истинную сущность.
— Отец?! Здравствуй! Рад тебя видеть!
— Я тоже рад, — ответил Иллиндил, и взмахнул рукой. Королева Треиля, стражница, весь дворец и гигантские деревья Тааневера исчезли, уступив место лесостепям Гэнни-Джуна. — Вижу, ты делаешь успехи в налаживании союзов!
— Да, отец! Я предчувствую, что Айросу придётся несладко после столкновения со всеми нашими войсками!
— Но не забывай, что с Зораном должен справиться ты! Поэтому тебе надо продолжить своё обучение!
— Я готов!
— Чтобы тебе не были страшны вражеские маги, ты должен уметь справляться с ними их оружием — и подчинять их заклятия себе. Заклятия любого мага, используй он хоть мощь Искупителя, хоть силы Смерти, могут быть перехвачены тобой, осесть в твоём мозгу — и быть использованными против своего владельца.
— Как мне это сделать?
— Выстави руку навстречу летящему магическому снаряду, вытяни вот так пальцы, как будто ты собираешься схватить мяч — и примени заклятие «Интерцепто магнус».
Магический снаряд, направленный к тебе, растворится в воздухе — и в твоей голове осядут компоненты заклятия — вербальные, мыслеобразные и жестовые.
Иллиндил взмахнул рукой — и с неё слетела идеально круглая ледяная сфера. Я выставил в ответ правую руку, вытянув пальцы, и крикнул: «Интерцепто магнус»! Тут же я ощутил, что из моей руки вышла невидимая глазами астральная нить, долетев прямо до сферы льда. Через некоторое время эта нить мгновенно растворилась в воздухе. Тут же в моём мозгу осели все фрагменты чары: необходимый жест, мыслеобраз и вербальная формулировка заклятия: «Орбитум Глэйтум!»
— Теперь ты сможешь учиться не только у меня или у наставников! Ты сможешь учиться и у врагов!
— Выходит, мне теперь не страшны никакие маги, ибо ни одно заклятие не проскользнёт мимо моего разума?
— Не совсем. Видишь ли, сын, у магии существуют уровни. И знаешь, сколько их вообще?
— Четыре! Жестовый, вербальный, мыслефраза и мыслеобраз.
— Я имею в виду другие уровни. Уровни, которыми измеряется могущество магов Ситтараса. Всего их двенадцать. Конечно, в эту шкалу легко вписываются и маги Внешних Миров. Самый слабый из уровней магии — разумеется, первый, уровень младшеклассника магической школы. Двенадцатый — уровень архимага Ситтари, которым, собственно говоря, владею я. Никакой маг не может перехватывать заклятие, сложность которого превышает его собственный уровень магии.
— И у кого примерно какой уровень магии?
— Самые могущественные из магов Мойрении, местные архимаги, обладают седьмым уровнем. А самые сильные из магов Хаоса будут посильнее, у них восьмой уровень — поскольку они черпают силу у бога, находящегося неподалёку. Боевой маг Ситтари, закончивший академию, владеет заклятиями десятого уровня. Твой уровень я бы оценил как пятый — он соответствует первокурснику магической академии. Конечно, не той сельской школы, которую ты закончил экстерном в Солнцеграде (было бы удивительно, если бы человек с твоим интеллектом там подзадержался.), а настоящей академии, которая располагается на Ситтарасе. Двенадцатый уровень, как я уже говорил, соответствует архимагу. Есть и тринадцатый уровень, хотя официальная позиция Ситтараса не признаёт его существования. Нечистое число, дюжина Хаоса! Как ты думаешь, кто в Эламе владеет тринадцатым уровнем?
— Конечно же, Зоран!
— Да! Тринадцатый — божественный уровень, к которому примкнул Зоран. Зоран может создавать и использовать заклятия, пока что недоступные уровню архимага.
Например, заклятие абсолютной левитации — способность свободно летать по воздуху быстрее ветра. Конечно, я могу зачаровать любой ковёр на абсолютную левитацию — но это не то. Истинный Маг лишь тогда может сказать, что овладел заклятием, если не использует вообще никаких артефактов. Только собственное тело и клатхические резервы — и никаких безделушек вроде посохов или волшебных палочек!
Зоран обладает и абсолютным бессмертием. И, будучи богом, он может делиться силами со своими последователями. Маги — жрецы Зорана, а самые ловкие и сильные из них могут совмещать колдовство с боевыми искусствами Айроса, становясь почти что непобедимыми воинами.
— Вроде шеддитов в Эрте?
— Да. А как думаешь, много ли тебе ещё предстоит испытаний, чтобы показать кочевникам, будто ты — Бареш-Хан?
— Не знаю. Меня отправили на покус к степным крысам, разносящим заразу, и хотят убедиться, что я не заболел. Но истинные маги вообще ничем не болеют!
— Это не совсем правда, Апион! Существует одно заболевание, которое может подхватить истинный маг — причём только он — это клатхоголизм.
— Зависимость от клатхи? — я изумлённо вытаращил глаза.
— Именно так, — ответил Иллиндил. — Никогда не злоупотребляй внешними источниками Силы — а ради восстановления или усиления — не важно! Если будешь часто и помногу поглощать клатхические энергии, твоя система энергетических каналов перегрузится, и в твоём организме нарушится выработка собственной клатхи.
— И что?
— А то, что заболевший не сможет жить без внешних источников Силы — а без них он будет сходить с ума, как алкоголик без бутылки. Особенно часто эту болезнь приобретали те маги, которые жаждали великих сил. Если клатхическую зависимость не излечить на ранней стадии, то может развиться хронический клатхоголизм — и выработка собственной клатхи прекратится вообще. У истинных магов, в отличие от магов смертных рас, клатха является основой сущности — наша душа состоит из неё, и связана с телом клатхическими же нитями. Вместо обычных флюидов по нашим нервам течёт клатха — именно она и обеспечивает нечеловеческую реакцию. Если выработка собственной клатхи прекратится — сущность Истинного Мага начинает таять — он теряет силы, память и координацию. Тело дряхлеет на глазах, и мозг резко сжимается, пока не наступит полное истощение. Это хуже, чем смерть — это Ничто, не-бытие.
— Ты хочешь сказать, что в случае болезни клатха ест мозг?
— Мозг ест не клатха, а её отсутствие. Заболевание хроническим клатхоголизмом носит три исхода — и все они неблагоприятны. Про первый я уже рассказал: маг превращается в Опустошённого, его сущность тает, а тело разваливается на глазах. Во втором случае клатхоголик соглашается на добровольное развоплощение, после чего, будучи сам клатхическим духом, летает вокруг Ситтараса в потоках клатхической энергии, пытаясь удовлетворить свой вечный голод. А третий исход — самый страшный: клатхоголик ищет вечные неиссякаемые источники — причём, не простых энергий, а более крепких, поскольку с развитием клатхоголизма простая клатха уже не так удовлетворяет его, как раньше…
— …и поглощается Хаосом?!
— Да, Апион! Многие клатхоголики попали под влияние демонических артефактов. Я подозреваю, что одним из таких больных и был Зоран.
— Ты имеешь в виду, что Зоран — не злодей, а несчастный больной?!
— Я не знаю, был ли Зоран клатхоголиком, но мой отец, Ферендел Грант, рассказывал, что в своё время услышал от деда: боевой маг Зоран Грант поначалу был не злодеем, а вполне добрым, умным и честолюбивым гражданином Ситтараса. Он даже выставил свою кандидатуру в Совет Двенадцати, но не набрал нужного количества голосов. Зоран искал новых путей к власти. Когда Зоран со своим братом Глариндилом прибыли в Элам в роли боевых магов, призванных положить конец войне между Мойренией и Илунией, им пришлось устранить несколько генералов обеих сторон, а затем провести переговоры с правителями государств. С войной было покончено. Глариндил вернулся в Ситтарас, а Зоран решил остаться в Эламе — и принялся изучать местные артефакты Хаоса.
Мой дед тогда не догадывался, что его брат уже мог быть клатхоголиком — и искать способ навсегда утолить свой голод, используя артефакты Хаоса, поэтому он не потащил Зорана домой силой.
Потом выяснилось, что найдя в землях Гэнни-Джуна сердце титана Гашмана, он с тех пор принялся черпать из него силы. Хаос поглотил Зорана, и он стал деспотичным правителем. Объявив себя богом, Зоран устроил теархию, уничтожив прежнюю систему власти Айроса, и набрав себе последователей, с которыми поделился хаотическими энергиями, подчинил своим стальным кулаком весь Новый Свет, захватив аборигенов в рабство.
— А как это одна из мощей бога может выжить, если остальное тело погибло?
— Очень просто. Боги — в первую очередь сущности, а не организмы. С гибелью тела сущность многих богов продолжает жить. Если бог хаотичен, его сущность можно уничтожить, используя способность Хаоса к самоуничтожению. С уничтожением мозга Гашман потерял свой разум, свою личность. Но его сущность продолжала жить вместе с сердцем. Узурпировав сердце Гашмана, Зоран поглотил его безличную сущность — сущность бога Хаоса. И сам стал богом Хаоса.
Знаю, ты интересуешься вопросом проклятия гэнни-джунского народа. Я могу с большой уверенностью сказать тебе, что это — не проклятие, а скорее дар. Дар погибшего бога Сканды.
— Откуда такая уверенность?!
— Перед посещением миров наши маги изучают традиции, менталитет, историю и мифологию всех местных народов. Тебя же не удивило, что я знаю про шеддитов! Древние люди, жившие в Эламе около шести тысяч лет назад, поклонялись трём местным богам-титанам: Сканде, богу Небесного Огня, Гашману, богу Тьмы и Хаоса, правителю подземного царства — и Авузлу, богу Равновесия, покровителю Воды. Шесть тысяч лет назад Гашман совратил Авузла на сторону Хаоса — и они решили вдвоём узурпировать власть над миром, убив своего брата Сканду. На земле Гэнни-Джуна свершилось сражение трёх братьев. Сканда был самым сильным — и, перед тем, как падшие братья нанесли ему удар в живот, бог Небесного Огня снёс своим пылающим мечом голову Гашману. Авузл остался победителем, но Небесные Боги, правящие Межреальностью, прокляли морского титана Авузла — и он превратился в чудовище, обладающее головой, похожей на осьминога, увенчанной петушиным гребнем. Авузл породил множество морских чудовищ, в том числе и своих уменьшенных копий. Ещё через тысячу лет боги усыпили Авузла вечным сном — и он будет спать до конца мира.
— Да, помню! «На пороге своего дома в Хер'Льене мертвецки пьяный Авузл спит, ожидая своего часа». Только причём тут гэнни-джунская раса?
— А ты не догадался, как выглядел титан Сканда?
— У него на лбу был знак в виде солнечного диска?!
— Правильно, он же был богом небесного огня! А Бахар-Хан, которого в гэнни-джунской традиции считают злодеем и предателем, на самом деле жаждал всемирного господства не только для себя, но и для всего своего народа. Достав одну из мощей Сканды, Бахар впитал часть его сил — и приобрёл соответствующий облик. Затем он решил преподнести дар своему народу — те же самые силы, только в меньшей доле. Он создал заклятие, распространяющее сущность Сканды на весь свой народ — и это действительно породило новую человеческую расу, только её особенностью стала не небесная сила, а божественное клеймо на лбу.
— Хорошо хоть, что Бахар использовал не мощь Авузла, — усмехнулся я. — Только откуда вторая составляющая проклятия — кошмары про пленение в темноте?
— Я предполагаю, что всё идёт от той же мощи Сканды: личность этого бога могла быть повреждена, а вот сущность осталась. Пока там мощь бога существует в Эламе, дух Сканды мог застрять между мирами. Я думаю, Сканда страдает, что находится в ловушке, и гэнни-джунцы во сне сталкиваются с его переживаниями.
— Выходит, чтобы вернуть гэнни-джунцам нормальный облик и спасти их от кошмаров, придётся найти артефакт Сканды и уничтожить его?
— Да. Но тебе в твоих странствиях потребуется помощник.
— А откуда мне взять этого помощника?
— Создать его искусственно. Мы — богоподобные существа. Истинный маг может сам создавать жизнь из клатхи. Твой уровень магии, как я уже говорил, соответствует первокурснику нашей, ситтарской академии. А у нас в академии первокурсников учат создавать фамильяров.
— Кого?!
— Фамильяр — компаньон Истинного Мага, порождённый клатхическими энергиями, обёрнутый в живую плоть, и осознающий себя как личность. Короче говоря, существо, порождённое магией.
— И как мне создать фамильяра?
— Будь осторожен с выбором. Фамильяр даётся тебе на всю жизнь. Другого ты призвать не сможешь — потому, что Истинный Маг вкладывает в фамильяра часть собственной сущности. Ты произносишь заклятие «Акситус фамильярос» — и добавляешь название магического существа. В это время ты формируешь клатхический сгусток, примерно так же, как и при вызове протектора — и черпаешь астральные энергии из-за пределов реальности. Клатхическое существо соприкасается с памятью создателя — и заимствует оттуда знания о системе мироздания, известные языки. После чего маг использует заклятие «Креатио корпус», и фамильяр наделяется плотью — и на лбу фамильяра проявляется знак создателя. После того, как маг нарекает фамильяру имя, он из магического животного превращается в личность.
— Согласно легендам, первочеловек нарёк имя всем животным.
— Да, нарекая им имя, первочеловек стал со-творцом. Нарекая фамильяру имя, ты даёшь ему разумную сущность. Чем более могущественным магом станешь ты, тем сильнее будет твой фамильяр. Если фамильяр падёт в бою — не беда. Ты можешь облачить его в новую плоть.
— Выходит, и клатхическую сущность погибших ситтарских магов тоже можно наделять новой плотью?
— Увы, Апион, нет! Клатхическая сущность истинного мага устроена во много раз сложнее сущности фамильяра — и даже двенадцатый уровень магии не позволяет вернуть меня и мой отряд в мир живых.
— А тринадцатый?
— Я не знаю. Думаю, тебе надо выбрать фамильяра, которого ты можешь создать.
— Я бы хотел создать крупного фамильяра, способного за себя постоять. Чтобы был поинтеллектуальнее. И умел быстро летать — потому что мне необходимо транспортное средство.
— Думаю, Апион, тебе надо обзавестись говорящим драконом.
— Драконом? Как я устал от постоянных выходок этих язвительных, наглых и агрессивных тварей, когда путешествовал с паладинами! Не время для драконов, отец! Я бы хотел другое животное — но также способное летать.
— Кажется, я знаю, кто тебе подойдёт. Шунра — крылатая пантера. У меня был такой же фамильяр. В твоём сне я могу призывать и её. Вот смотри, мой фамильяр, Таэра. — Иллиндил щёлкнул пальцами, и в воздухе материализовалась крупная чёрная пантера с блестящими зелёными глазами и аккуратно сложенными на спине крыльями, как у нетопыря. На лбу пантеры красовалось изображение в виде пылающего меча, рога которого стремились ввысь. Мускулистые и упругие лапы фамильяра, а так же яркий зелёный блеск глаз дали понять, что животному не страшен возраст. Также в зелёных глазах читалась детская радость от встречи с создателем.
— Здр-равствуй, хозяин! Как я р-рада тебя видеть! — махая хвостом, произнесла гигантская чёрная кошка и уселась возле его ног.
— Если хочешь создать летающую пантеру, создай её заклятием «Акситус фамильярос — шунра»!
Внезапно я услышал, что голос Иллиндила начал удаляться, его образ постепенно растворился в воздухе — и я обнаружил, что проснулся от лучей утреннего Гэнни-Джунского солнца.
Я лежал на траве в степи. Ловушка не сработала ночью — похоже, хищники уже знали, что связываться даже со спящим аргомантом опасно. Потянувшись, я взмахнул руками и произнёс:
— Акситус фамильярос — шунра! — И тут же ощутил, что из моего астрального тела выходят нити за пределы реальности Элама — и черпают клатху. Вскоре рядом со мной сформировалась гигантская призрачная кошка, очень похожая на моего протектора, разве что с крыльями.
— Креатио корпус! — я произнёс заклятие — и кошка, втягивая окружающий воздух и землю, начала обрастать плотью. Закон сохранения материи не позволял сотворить живое существо из ничего, а земля и воздух содержали те же алхимические соединения, что и живой организм. Вскоре передо мной стояла такая же чёрная пантера, как та, которую призывал Иллиндил — и точно также на её лбу красовался направленный вниз, пылающий меч. Кошка, мурлыча, смотрела прямо в мои глаза.
— И чего мы молчим? — спросил я. — Ты же фамильяр! Ты должна разговаривать!
Пантера недовольно посмотрела немигающими зелёными глазами в мои глаза и мявкнула.
— А, понял! Тебе нужно имя! Так. Я создал тебя в марте. Значит, ты теперь зовёшься Марта!
— Спасибо, дор-рогой хозяин! — довольно промурлыкала Марта по-вестландски и принялась вновь сверлить меня глазами, при этом облизываясь.
— Марта, я не понимаю, чего ты опять хочешь?
— Не понимаешь? — на морде пантеры читалось искреннее изумление. — Специально для тупых, неспособных читать по глазам, я облизнулась. Жр-рать давай!
Вот он, ещё один зверь с ужасным характером, — подумал я. — Ничуть не лучше, чем Руханнур с Миридой.[15]
— Какое жрать, Марта? Ты же — дух, порождённый клатхическими энергиями и обёрнутый в плоть!
— Вот именно, что обёр-рнутый плотью. Между нами не такая уж большая рразница, хозяин! Твоя клатхическая сущность, называемая у смер-ртных душой, устроена чуть посложнее, да и создан ты более тр-радиционным путём. А в остальном между нами нет рразницы. Так что, не ломай комедию, хозяин, и давай мне жр-рать!
Похоже, от меня, помимо знаний о мире, Марта унаследовала и манеру иронизировать.
— Ну так налови себе сама!
— Спасибо за совет, хозяин! — крикнула Марта. — Я побежала ловить степных крыс!
— Марта, стой! Степные крысы разносят заразу!
— И кому ты это объясняешь? Я создана тобой по твоему обрразу и подобию, так что болезни мне, как и тебе, не стр-рашны!
— Да! Болезни не страшны! Два дня прошло, а со мной ничего не случилось! Пора возвращаться в племя Уштобе.
Марта, ушедшая далеко, не слышала меня.
— Марта, кошка драная! — крикнул я во всё горло. — Когда закончишь с охотой, полетим к Шурабе!
На спине Марты, своего фамильяра, я пролетал над степями Гэнни-Джуна. Мы держали путь в поселение племени Уштобе — не терпелось рассказать Шурабе о прохождении испытания болезнью. Правда, в голове возникла и мысль о том, что шаманка может не признать меня воплощением Бареш-Хана даже убедившись, что я не подвержен болезням — и потребовать прохождения новых испытаний. Марта летела на восток, навстречу плывущему по небосводу багровому диску Солнца. С появлением дневного светила жизнь начала пробуждаться на холмах и плоскогорьях Гэнни-Джуна. Цветы, включая хищные растения, раскрыли свои лепестки. Я оглядел бескрайнее поле, изрытое множеством огромных нор. Ветер тревожно трепал раскрывшиеся лепестки цветков, когда из одной из дыр с душераздирающим визгом выпрыгнул большой тушканчик, спешно нырнувший в другую нору. Преследователь появился немедля — огромный белый заяц, с красными глазами и острыми зубами, воплощение божественного гнева. Почему же местные зайцы такие кровожадные? — изумился я. — В остальном — зайцы как зайцы — и мясо на вкус такое же. Что же повлияло на эволюцию местной флоры и фауны? Неужели хаотические энергии, оставшиеся от Гашмана и Авузла?
Через минуту показалось селение Уштобе: на время испытания мы не особо удалились от племени. Я дёрнул Марту за уши, и она ринулась вниз. Вскоре крылатая пантера приземлилась возле шатра шаманов, и я с неё слез.
— Что здесь происходит?! — послышался голос Джумаша, и вскоре его лицо высунулось из шатра. — О, Боги! Нечисть! — Узрев гигантскую крылатую чёрную кошку, на морде которой кровожадно горели зелёные глаза, испуганный Джумаш даже не обратил внимания на меня.
— Не бойся, Джумаш! Это — Марта, мой фамильяр. Она тебя не тронет.
— Кто-кто?! — кочевник вышел из шатра, и я заметил в его руках чашку гэнни-джунского кофе с кобыльим молоком. — Октобай, неужто эта тварь пришла с тобой?
— Фамильяр. Магическое животное, созданное мной для защиты — и для перемещения по воздуху.
— Не забывай, что я ещё — хор-роший собеседник! — муркнула Марта.
— О, Боги! Она ещё и говорит! — чашка кофе выпала из рук Джумаша, и он поспешно отвернул лицо от блестящих зелёных глаз пантеры.
— Почему ты меня боишься, др-руг? — изумлённо спросила Марта.
— Твои глаза! Кровожадные, зелёные глаза.
— Пр-росто я хочу жр-рать! — при этих словах кочевник вздрогнул. — Не др-дрожи, людей я не ем!
На этот раз мне пришёл черёд удивляться:
— Марта, опять жрать?! Ты уже ела пять минут назад!
— А я хочу ещё!
— Ещё?! Ты же хищник! А хищник может питаться раз в три дня и чувствовать себя нормально!
— Сам попр-робуй поголодать тр-ри дня, а потом пр-ридумывай диету др-ругим! — насмешливо произнесла Марта.
— Я же не хищник, — парировал я.
— Но твоя рраса тоже может целыми днями обходиться без пищи и выживать — но ты же не обр-рекаешь себя на добр-ровольное голодание.
— Похоже… твоя зверюга… обладает… здоровым аппетитом, — Джумаш начал приходить в себя. — Как ты собираешься её кормить?! Я не хочу, чтобы наш трёхмесячный запас конины истощился за три дня!
— Фамильяра можно временно развоплотить, — ответил я и взглянул на Марту. От одного этого взгляда Марта превратилась в синий призрак — а ещё через мгновение растворилась в воздухе.
— Ты… Убил своё животное…
— Нет, не убил. По моей воле Марта может вновь обрести плоть.
— Да! Октобай, так ты же… Ты здоров, значит испытание пройдено! — похоже, Джумаш уже пришёл в себя. — Давай же, зайдём в наш шатёр!
Джумаш залез в шатёр, а я последовал за ним.
— Здравствуй, Октобай, — раздался голос шаманки. — Я слышала твой разговор с моим сыном. По твоему голосу и облику очевидно, что ты не подцепил от крыс никаких болезней.
— Значит, испытание пройдено? Ты веришь, что я — возвращённый богами Бареш-Хан?
— Я всё ещё не знаю. Шансы повысились — но устойчивость к болезням ещё не доказывает, что ты — это он.
— И что же мне делать?
— Тебе предстоит ещё одно испытание, Октобай.
— Сколько же всего я их должен пройти?! — не выдержал я.
— Обещаю тебе, что это испытание — последнее. Если ты успешно пройдёшь его, никто не усомнится, что ты — Бареш-Хан возвращённый.
— А если не пройду.
— Умрёшь во время испытания! У Бареш-Хана был браслет, унаследованный от отца-небожителя. Браслет, защищавший Великого Хана от враждебных заклятий. Ты должен надеть его.
— Всего-то? Что это за браслет? Давай же его мне!
— Не торопись, Брат Племени. Я не могу дать тебе браслет Великого Хана, потому что он лежит не в моём шатре, а в пещере Бареш-Хана. Браслет прозвали молнией — после того, как Бареш-Хан приказал нашим кузнецам выгравировать на нём свой знак.
— И куда мне следует держать путь?
— На юго-запад, к озеру Айдар. Пройдёшь пятнадцать вёрст по лесостепи — и обнаружишь озеро, наполненное кристально чистой водой. Посреди этого озера находится скалистый остров, а внутри скалы — пещера Бареш-Хана. Ты же знаешь, что такое пещера хана, Октобай?
— Не совсем.
— Каждый хан кочевого племени имеет пещеру, где может уединиться, дабы помедитировать — или войти в контакт с духами. После смерти хана его хоронят в личной пещере — и она превращается в гробницу.
— Значит, всё, что от меня требуется — это зайти в пещеру — и надеть браслет, не так ли?
— Так. Но если ты — не Бареш-Хан, браслет убьёт тебя. Молния пришла от отца Великого Хана — и магия, заключённая в артефакте, убивает всякого чужака, осмелившегося надеть его. Один из солдат Великого Хана попытался украсть браслет у спящего Бареша — ему удалось незаметно снять Молнию с запястья хана, но, нацепив трофей на руку, он свалился замертво, не дойдя до выхода. А после смерти Бареша Молнию положили на подставку рядом с его гробом. Множество самозванцев и сумасшедших, объявляющих себя Бареш-Ханом, заходило в гробницу — но все они погибали, едва нацепив браслет. Подумай, Октобай, действительно ли ты хочешь пройти это испытание? Если ты не Бареш-Хан, браслет убьёт тебя. Ты и так Брат Племени — и можешь оставаться у нас — но последнее испытание — вещь опасная.
— Я знаю, что делаю, — произнёс я. — Ибо милостью богов и волею судьбы я — Бареш-Хан возрождённый.
— Что же, Октобай! Удачи тебе! Надеюсь, мы ещё увидимся.
— Увидимся, Шураба, — я направился к выходу.
Я летел на юго-запад на спине вновь материализованной Марты. Разогнавшись, крылатая кошка увеличила свою скорость до невероятных величин — казалось, даже драконы Элиддина и Ларратоса не могли угнаться за ней.
— Ничего удивительного, дор-рогой хозяин, — промурлыкала Марта. — На любого кр-рылатого звер-ря можно наложить заклятие ускор-рения. Но я в нём не нуждаюсь. Потому что я и так пор-рождена ситтар-рской магией.
— Марта, ты читаешь мои мысли?
— Рразумеется, хозяин. Как и ты можешь читать мои. Но если тебе пр-роще, хозяин, можешь общаться со мной вер-рбальным путём.
— И как быстро ты можешь летать?
— Моя скор-рость может достигать пяти вёр-рст в минуту.
Ого! — изумился я. — Похоже, Марта полна сюрпризов. Равно как и гэнни-джунский народ. Значит, у каждого хана была своя пещера? Интересно… Значит, можно найти и пещеру Бахар-Хана! И я уверен, что в ней смогу найти ключ к снятию проклятия кочевников! Наверняка Бахар наделил божественным клеймом свой народ, прибегнув к одной из мощей Сканды! Если я найду пещеру Бахара, возможно, применив ситтарскую магию к данному артефакту, получится вернуть гэнни-джунцам нормальный человеческий облик и избавить от кошмаров!
— Вполне возможно, хозяин! — произнесла кошка. — В таком случае ты исполнишь пр-рор-рочество об Избавителе даже не являясь воплощением Бар-реш-Хана. Вот! Пр-рилетели.
Перед нашими глазами появилось озеро — вне всякого сомнения, это и было озеро Айдар. В его кристально чистой воде отражалось и лиловое утреннее небо Гэнни-Джуна вместе с багровым степным солнцем. Марта ринулась вниз, к центру озера и я ещё раз глянул на водоём: поверхность не только кристально чистая, но и зеркальная.
В ней отразились и мы сами. Посреди озера находился остров, покрытый фиолетовыми гэнни-джунскими кустарниками. А в центре острова возвышалась скала кроваво-красного оттенка — только я никак не мог заметить входа. Внутри скалы ожидала личная пещера Бареш-Хана. Марта приземлилась лапами в траву, позволив мне спешиться. Я неспешно закрыл глаза и оглядел остров сквозь призму Абсолюта, внутренним зрением: вот Марта бегает в траве и ловит местных птичек, вот скала, пропитанная эманациями гэнни-джунских дЩхов. Их вызвали шаманы — дабы охранять пещеру от незваных гостей. А вот и дверь в камне — незаметная простым глазом, но сразу ощутимая внутренним зрением.
Я двинулся к этой двери — и, дойдя, провёл по ней рукой. Закрыто! Но ничего! После вручения Абсолютной Отмычки я в совершенстве овладел открывающей магией[16]. Моя рука прошлась по двери — и та открылась. Магическая защита была снята — и я зашёл в пещеру. Марта последовала за мной.
Я оглядел склеп, находящийся в пещере: в центре лежал гроб, выполненный из магического гэнни-джунского лесостепного бука, неспособного гнить. Вокруг гроба лежало около десяти скелетов. Сверху над гробом находилась деревянная подставка, на которой покоилась гигантская бронзовая рука. Я присмотрелся к ней. Ничего! Неужели браслет Бареш-Хана пропал? Я намётанным взглядом оглядел трупы. Так и есть! На руку одного из них напялен браслет с выгравированной молнией. Реликвия Бареш-Хана! Я взволнованно стянул артефакт с запястья мертвеца — и ощутил внутри браслета мощные пульсации клатхических энергий. Но чувство опасности не говорило, что реликвия может убить меня. Внутренним зрением я просмотрел артефакт: выкован на Ситтарасе. Клатхические энергии, которыми наполнен браслет, взаимодействуют с сущностью Истинного Мага — и, очевидно, замыкают на ней божественные энергии из-за пределов Элама. Но поток, похоже, слишком силён для смертного: любой простой человек, нацепив браслет, не выдерживает сил, изливающихся на его душу — и от того погибает. Всё ясно: браслет может носить не только Бареш-Хан, но и любой представитель расы Истинных Магов.
— Да помогут мне Абсолют, Перун, Хорс и все светлые силы! — воскликнул я, надевая Молнию на левую руку. И тут же свалился, завизжав как степной заяц от удара моей же молнии.
— Хозяин! Хозяин, ты умир-раешь?! — взволнованно крикнула Марта. — Неужели?! Неужели и я тогда отправлюсь в небытие?! — и крылатая пантера превратилась в клатхический призрак, после чего растворилась в сыром воздухе пещеры Бареш-Хана.
Я очнулся. Рядом стояло с десяток обезображенных непонятными силами зеленоватых фигур. От них шёл отчётливый запах смерти. Кто же вы? — подумал я. Вскоре в голову пришла догадка: призраки! Неужели?.. Неужели я умер?!
— Он всё-таки нашёлся! — произнёс гудящим голосом один из призраков, и эхо разнесло эту фразу по всей гробнице.
— Ты сумел надеть браслет Бареш-Хана и выжить, чужак! — вторил ему другой дух. — После смерти я потерял почти все воспоминания, но я помню, как велика была в мои последние дни жажда объединить все племена Гэнни-Джуна и изгнать чужеземцев. Но я погиб. Браслет погубил меня. Лишь ты — истинный Бареш-Хан.
— Так я жив?! — прокричал я. Я потрогал себя: тело цело. Попытавшись встать, я ощутил совершенно незнакомую боль: мышцы вроде бы и не болели, но казалось, на них сверху обрушили великую массу, с которой они не смогли справиться — и надорвались. Будто бы меня ударило вражеской молнией, в то же время не задевшей жизненно важных органов. Великие энергии явно влились в мою астральную сущность, и я, не сумев сразу справиться со всеми, отрубился. Схватившись руками за спину, я всё-таки встал. Получилось. Взгляд упал на браслет. Сидит на запястье, как кошка на коленях. И я ощутил в себе великие потоки клатхи, почерпнутые из-за пределов мира. Даже более могучие, чем раньше.
На меня смотрело десять пар призрачных глаз. Если я жив, почему же не видел призраков раньше? Я протёр глаза, попытавшись прогнать это наваждение. И оно поддалось! Не может быть! Похоже, браслет усилил клатхическое начало — и позволил наслаивать внутреннее зрение на обычное. Я сосредоточил взгляд на внутренних помещениях гробницы — и призраки появились снова. Я повёл рукой в воздухе — и перед ним появилась Марта.
— Ррада видеть тебя, хозяин! — произнесла крылатая кошка, и её хвост поднялся вверх — и загнулся колечком. В фамильяре также ощущались великие клатхические энергии — гораздо мощнее, чем поутру.
— Пойдём домой, Марта! — в пещере мой голос отразился троекратным эхом. Я пошёл, и пантера побежала вслед за мной, радостно махая хвостом и что-то муркая себе под нос.
После того, как я вышел из пещеры, то заметил на острове ещё одного призрака — на этот раз, состоящего из крепких клатхических энергий цвета индиго.
— Отец! Рад тебя видеть! Но мне казалось, я могу видеть тебя только во сне!
— Здравствуй, Апион! Во сне я могу являться в антропоморфном облике — но могущественный маг может видеть меня и наяву — в виде призрака.
— Я не понимаю! Раньше я не мог тебя видеть!
— Ты надел браслет Бареш-Хана, лишающий жизни смертных — и замыкающий потоки клатхи на Истинного Мага. Твоя мощь и мощь фамильяра резко возросли после того, как ты перегрузил свои энергетические каналы клатхой.
— Выходит, я теперь клатхоголик?!
— Нет. Конечно же, нет. Точно так же как от двух бутылок крепкого вина, выпитых за один вечер ты не можешь спиться. Ты пока не клатхоголик — но я советую не черпать извне мощных потоков Силы — теперь ты представляешь себе, какого это. Кстати, отныне — ты маг не пятого уровня, а шестого. Такими темпами ты мог бы потягаться и с самим Зораном через недельку-другую — но гораздо лучше будет, если ты дойдёшь до более высоких заклятий традиционным путём — через обучение и практику!
— Я постараюсь!
— Удачи тебе, Апион. А я направлюсь в Фантомный Мир! Увидимся в твоём сне этой ночью! Отныне я буду ежедневно встречаться с тобой — и обучать новым заклятиям Ситтараса! — клатхический дух растворился в воздухе, как это проделывала Марта при развоплощении.
Марта приземлилась в поселении племени Уштобе, и я торжественно спрыгнул с неё:
— Племя! Приветствуйте вернувшегося Бареш-Хана! Я вернулся, дабы сплотить свой разрозненный народ!
Из шатров повылезали кочевники. Из шатра шаманов вышла Шураба, а за ней — её сыновья — Джумаш и Осибай, и Акалтын — муж Шурабы, отец семейства шаманов. Даже Актубек, вождь племени Уштобе, хан поселения, вышел из шатра, с подозрением уставившись на меня.
— Так ты снова утверждаешь, что ты — Бареш-Хан возрождённый, чужезе… Брат Племени? Ты хочешь забрать у меня власть над племенем? Я не потерплю самозванцев, и если ты, вместо того, чтобы пройти испытание, надел поддельный браслет, я тебя…
Я молча выставил левую руку с надетым браслетом. Молния ярко блеснула под багровыми лучами утреннего гэнни-джунского солнца. Всё поселение попадало на колени.
— Октобай?.. Великий… Хан… — выдавил из себя Джумаш.
Актубек, увидев, что всё Уштобе стоит на коленях передо мной, последовал примеру своих соплеменников. Взгляд хана остановился на Молнии — и принялся её изучать. Он вздрогнул:
— Не может быть! Молния! Настоящий браслет Бареш-Хана! Я видел его в юности, когда, будучи молодым воином, только прошедшим инициацию, зашёл в пещеру Бареш-Хана, дабы вознести ему молитву. Ты — не чужак! Ты — Бареш-Хан возрождённый, волею судьбы и милостью богов! Я поведу своё племя хоть на край света! Клянусь! Куда прикажешь вести Уштобе, Великий Хан?
— Веди племя на запад, к мойренской границе, вождь Актубек! Я отправлюсь по стране собирать племена — и дам всем кочевникам приказ идти на запад! Там и встретимся!
— Мы будем ждать тебя, Великий Хан! — в экстазе воскликнул Джумаш.
— Прощайте, жители Уштобе! За этот месяц вы стали для меня семьёй. Напоследок у меня есть вопрос: знает ли кто-нибудь, где я могу найти пещеру Бахар-Хана?
Никто не ответил. Даже Акалтын, старший шаман — ему как хранителю мудрости племени, было известно больше всех. Если не знал старший шаман, — значит, не знал никто.
Я залез на спину Марты.
— Подожди! — крикнула Шураба. — Брат Племени, ты Бареш-Хан возрождённый, и все должны знать об этом. Подожди минуту, я схожу за краской.
Шаманка зашла в шатёр и скоро выскочила оттуда с кистью и несмываемой краской. Она нарисовала на моей правой щеке молнию, божественное клеймо Бареш-хана:
— Да помогут тебе боги в твоём путешествии, великий хан!
— Помогут, я уверен, — крикнул я в ответ. Марта взмахнула крыльями — и вскоре укрылась в неизвестных небесных далях.
За две недели на спине Марты я облетел все крупные племена Гэнни-Джуна — фамильяр передвигался значительно быстрее, чем повозка Джумаша. Во всех племенах вожди признавали меня реинкарнацией Бареш-Хана — если не сразу, то после непродолжительной беседы. Мой талант к дипломатии вкупе с браслетом-Молнией делал своё дело: племена внимали моим командам — и войска направлялись на запад, к мойренской границе. Во всех племенах я задавал вопрос: где может быть пещера Бахар-Хана, но никто не знал на него ответа. Даже жители городов, куда я залетал по пути, не знали чётко, из какого же села происходит хан, считавшийся губителем собственного народа. Похоже, традиция стирала из памяти народа всё, что касалось правителя, объявленного тираном и предателем расы.
Вскоре я прибыл на самый восток Гэнни-Джуна — в приморский район города Гаурдак, окружённого землями пятерых племён. В четырёх племенах из пяти меня без вопросов признали воплощением Бареш-Хана — но никто чётко не ответил, где же можно найти пещеру другого известного хана — Бахара. Правда, хан одного из племён и шаман другого сказали, что, согласно легенде, Бахар родился в селе Шахбуз — пятом селе в гаурдакском районе, куда я и наметил свой путь — и самым последним из племён, которое вообще следовало посетить.
Марта приземлилась в центре поселения Шахбуз.
— Внимайте, кочевники! — громогласно произнёс я. — В ваше село прибыл Бареш-Хан возрождённый!
Кочевники повылезали из своих шатров.
— Значит, ты считаешь себя воплощением Великого Хана? — спросил местный шаман. — Меня зовут Риштан, я — Внимающий Духов. А могу ли я узнать твоё имя, чужеземец?
— Я не чужеземец, а Брат Племени, — с достоинством ответил я. — А зовут меня Октобаем.
— Тебя зовут Октобай, Брат Племени? А каково же твоё настоящее имя, данное при рождении? Уж не Апион ли Грант?
— Как ты узнал? — выдавил я из себя.
— Мы получили уведомление от доброжелателя, — раздалось в ответ. Шаман достал из-за пазухи свиток и развернул его:
— Вот оно, уведомление — получено сегодня голубиной почтой. Написано на мойренском языке. Не удивляйся, что я его знаю — я три года жил в Гаурдаке:
«Сей бумагой сообщаю, что в землях Гэнни-Джуна появился хитрый чужеземец, провозгласивший себя реинкарнацией Бареш-Хана. Этого разбойника зовут Апион Грант, и он собирает под своими знамёнами всех кочевников, которых встретит. Заявления сего разбойника заведомо ложны — ибо он обладает криминальным прошлым — и самое главное, состоит в мойренской шпионской организации, называемой Сумеречными Клинками. Самозванный Бареш-Хан — ни кто иной, как агент Мойрении, посланный с заданием вновь завоевать Гэнни-Джун — и не только оккупировать города, но и поработить кочевников!
Возможно, разбойник будет предупреждать об опасности, нависшей над Гэнни-Джуном, но всё это — лишь для того, чтобы пустить пыль в глаза.
Доброжелатель».
— Да эта бумага сама лжива! — пафосно произнёс я. — Я не собираюсь порабощать кочевников — я собираюсь воспользоваться предназначением, данным мне по праву рождения — и объединить войска, способные защитить наш народ.
— Значит, ты не состоишь в организации, называемой Сумеречными Клинками? — последовало в ответ. — Говори правду!
— Я раньше состоял в Сумеречных Клинках, — произнёс я. Это действительно было правдой. — Но сейчас я действую не от имени этой организации — а ради сохранения всеобщего мира. Так что я предлагаю вам свои услуги. Вы со мной или нет?!
— Позволь мне осмотреть твой браслет, Октобай — я взову к духам — и они сообщат мне, настоящий ли он, — произнёс шаман. Я протянул ему браслет, и шаман взял его указательным и большим пальцами. Риштан закрыл глаза и впал в транс. Похоже, он входил в контакт с духами.
— Так что тут смотреть? Это подделка, как и сам чужеземец! — рядом с шаманом возник местный хан. — Молнию может носить только Бареш-Хан, а это — чужеземец! Поскольку «великий хан» не настоящий — то и его браслет фальшивка! — вождь выхватил браслет из рук шамана. — Ну посмотрите — самая настоящая подделка! Потому что со мной ничего не произойдёт, если я нацеплю браслет, выкованный шпионами в Мойрении для этого проходимца!
— Нет!!! — крикнул я, резко прыгнув к хану — но было уже поздно. Вождь надел Молнию — браслет Бареш-Хана — и тут же судорожно задрожал. За доли секунды я ощутил, как сильнейшие потоки клатхи прорывают тело самоуверенного вождя. Хан вспыхнул, как спичка — и я не успел воззвать к контр-заклятию, позволившему спасти хана. Через три секунды артефакт упал с обугленного тела. Весь аул ахнул.
— Боги наказали наглеца, посмевшего надеть браслет Бареш-Хана! — произнёс шаман.
— Духи сообщили мне, что браслет настоящий! Я более не сомневаюсь! Мы в твоём распоряжении, Великий Хан.
— Племя! Слушай мою команду! Я приказываю всем собирать оружие и коней — и направиться на запад, к мойренской границе!
— Мы с тобой, Великий Хан!!! — почти стройным хором раздались голоса кочевников.
— Риштан, я ищу пещеру Бахар-Хана, — сказал я. — Не знаешь ли ты, где я могу её найти?
— Знаю, Великий Хан. Она находиться в восьми верстах к югу от нашего селения — в скале, возвышающейся на Кибартайском плоскогорье.
Я вновь летел на спине Марты — на этот раз — на юг, к той самой скале, в которой мог быть ключ к снятию проклятия с гэнни-джунского народа. Неужели всё так просто? — изумился я. — Войска из городов направлены на запад, племена объединились моей рукой — и вскоре я уничтожу артефакт, изменивший местный народ! Да я стану величайшим героем — и смогу подчинить весь Гэнни-Джун! Я мог стать королём намейрусов — и до сих пор могу им стать — если вернусь в Эрту. Я — престолонаследник Солнцеградского княжества — и возможный будущий правитель Гэнни-Джуна.
— Да пр-ри таких темпах ты, скор-ро станешь пр-равителем импер-рии нескольких мир-ров, хозяин, — произнесла Марта. — И сможешь ор-рганизовать свою импер-рию пр-ротив демонической импер-рии Укбуфур-ра!
— Марта, неприлично отвечать вслух на мои мысли — если я не озвучил их! Да, помечтали и хватит. Впереди — артефакт, в котором заключено проклятие — и спасение гэнни-джунского народа!
Только непонятно, кто же меня предал? Кто написал письмо, где сказано, что я самозванец?!
— Ясно, хозяин, что жр-рецы Зор-рана!
— Не думаю, Марта. Кто-то меня предал. А предают только свои. Возможно, кто-то из моих бывших союзников и подался к Зорану. Но это был кто-то, знавший, что я служу Сумеречным Клинкам.
— И кто это мог быть, хозяин?
— Не знаю, Марта! О том, что я принадлежу к Сумеречным Клинкам, кроме самих агентов этой организации, знают Снежана и князь Драгомир. Я предполагаю, что в ряды Сумеречных Клинков затесался двойной агент!
— И ты не мог его вычислить?
— Нет. О, Абсолют! Я чую внизу присутствие Хаоса! Это хаотический маг, причём очень сильный! Он похож ауре на шеддита! Откуда…
Договорить я не успел, потому что голову Марты полоснула красная молния, пущенная незнакомцем, стоящим внизу. Крылатая кошка ринулась вниз. Я, упав в кувырке, приземлился — и мой взгляд остановился на человеке в чёрной робе — на его поясе висела катана, а в глазах горел хаотический огонь.
Передо мной стоял высокий человек в чёрной робе, похожей на робу Сумеречных Клинков, хотя аура больше напоминала мне ауры встреченных шеддитов. На поясе незнакомца висел меч, но я, внимательно рассмотрев его, убедился, он не выкован из Небесной Стали, который обычно носят шеддиты, это обычная катана, клинок, распространённый в землях Гэнни-Джуна.
Мне не удалось разглядеть лицо незнакомца: оно не было видным под чёрным капюшоном типа, смахивающего на шеддита — но под ним виднелись глаза, пылающие красным огнём. Это был маг Хаоса, причём очень сильный, где-то седьмого уровня.
— Боевой маг Зорана… — выдавил я из себя.
— Ты догадлив, агент Барс. Я — святой воин Зорана, — издевательски поклонившись, прогудел человек в чёрной робе. Я прислушался к голосу служителя Тьмы — несмотря на низкий, гудящий тембр, в нём слышались странные интонации, вызывающие ассоциации с чем-то знакомым.
— Кто ты, служитель Хаоса? И откуда тебе известно моё гильдийское имя?!
— Ещё не узнаёшь меня, изжарь тебя огонь Хорса?
Не может быть! Я пригляделся к фигуре чернокнижника, прислушался к интонациям его голоса — и к словам, которые произносил незнакомец. А точнее, не незнакомец, а…
— Арданис… — промолвил я, и при этих словах противник снял капюшон. — Как же ты, агент Сумеречных Клинков, подался в стан своих врагов?! Ты поклялся верно служить князю!
— Поклялся. Но я был тайно влюблён в его дочь, княжну Снежану. А ты женился на ней, изжарь вас огонь Хорса!
— И ты пошёл в жрецы Зорана из-за банальной ревности? Как тривиально! — иронически хмыкнул я.
— Не насмехайся надо мной, придурок! Зоран обратился ко мне с предложением: он даст мне силу — и власть, а я в свою очередь приму вассалитет Айроса. Я убью тебя — и женюсь на Снежане, молодой вдове — после этого я устрою Драгомиру несчастный случай — и унаследую власть над княжеством. Я объявлю княжество провинцией империи Айрос — и Зоран назначит меня наместником.
Но для осуществления нашего плана следует покончить с тобой. Поначалу я не хотел марать о тебя свои руки и решил прибегнуть к помощи иной стороны.
— Так анонимное письмо, рассказывающее, что я агент…
— Наконец-то ты додумался, идиот. Да! Это я его написал. После того, как Зоран завербовал меня, я выяснил, что ты планируешь привлечь на свою сторону гэнни-джунцев — и объединить их против Айроса. Было очевидно, порази меня огонь Хорса: если ты преуспеешь, нам придётся туго! Я двинулся в Гэнни-Джун — и узнал у местных агентов Сумеречных Клинков (не удивляйся — наша организация сохранилась здесь ещё с царских времён), что ты, согласно сведениям племенных информаторов, объявил себя реинкарнацией Бареш-Хана, дабы сплотить племена. Вот я и написал это письмо.
— А откуда ты узнал о моём криминальном прошлом?
— Не забывай, что я хорошо разбираюсь в людях, агент! Ты хороший актёр, и сейчас, прожив несколько месяцев магом и аристократом, ты можешь скрыть свои старые тёмные делишки — но когда я только увидел тебя, всё читалось на твоём лице.
— Но как ты так быстро стал магом седьмого уровня?! Ещё два месяца назад ты был простым агентом!
— Ты не один, кому хорошо даётся учёба! Зоран провёл ускоренное обучение. И он рядом, а не в Межреальности, как Перун, которому служишь ты, поэтому я получаю больше сил! А сейчас я покончу с тобой — и твой план провалится…
— Ты опоздал, Арданис! Я объединил большинство племён — и даже в случае моей смерти Мойрения и Гэнни-Джун дадут достойный отпор Айросу!
— А это мы посмотрим, агент! Приготовься предстать перед своими богами! — чёрный маг выставил правую руку, и в неё прыгнула катана, которой он издевательски отсалютовал перед моим лицом. — Ты хороший воин, агент Барс, но в первую очередь ты — маг, а не воин. А я служу в Клинках уже десять лет, и как воин я с лёгкостью одержу над тобой победу!
Наивный Арданис! Он не знал о паладинах в мире Эрты — и об Истинных Магах Ситтараса, также обладавших повышенными силой и ловкостью. Ему следовало преподать урок. Обучение у Ларратоса резко увеличило мои силу и ловкость. Конечно, я и так был Истинным Магом — и с рождения обладал сверхъестественной ловкостью. Но родился я не на Ситтарасе, где пересекаются клатхические потоки Универсума, а в Эрте — и поэтому поначалу был слабее, чем отец. Но единение с Абсолютом, вызванное инициацией в паладины, увеличило мои силу и ловкость до уровня ситтарского мага.
Я также сделал пас рукой — и меч из Небесной Стали гордо прыгнул в неё. Я взмахнул им — и клинок покрылся толстым слоем синего пламени. Катану я решил пока не задействовать. Махая клинком над головой, хаотический маг подпрыгнул мне навстречу. Я со всей силы ударил мечом из Небесной Стали по катане Арданиса — и та погнулась. Но от одного взгляда неприятеля клинок принял свою обычную форму. Ничего. Большого количества ударов он не выдержит, рано или поздно сломается! Арданис приподнял пальцы левой руки, и с его ладони слетела красная молния. Я в ответ кинул сине-лиловую молнию, и два электрических снаряда столкнулись, эффектно взорвавшись в воздухе. Ощутился сильный запах озона.
Арданис сделал пас руками, и я ощутил внутренним зрением, что неприятель вытягивает мою клатхическую сущность. Так и есть! Энергетический вампиризм.
Силой воли я создал вокруг себя плотный щит из клатхических энергий, а затем — и щит молний. Меня окружила сфера, состоящая из непрерывно вращающихся мигающих фиолетовых шаровых молний. Враг не отставал: его окружил щит Хаоса. Сфера из непрерывного красного пламени вспыхнула вокруг бывшего агента Сумеречных Клинков.
— Попробуй, подойди ко мне! — злостно крикнул Арданис. Со спины на него налетела Марта, но неприятель, грациозно взмахнув катаной, разрубил крылатую кошку — и передняя и задняя половинки вечно голодного хищника упали в двух шагах от агрессора.
— Марта! Нет! — гневно выкрикнул я. — Ты заплатишь за убиение моего фамильяра, мразь!
Внезапно в голове я услышал голос Иллиндила:
— Успокойся, Апион! Неужели ты забыл наши уроки?! Фамильяра нельзя убить — если он падёт в бою, можно призвать его заново. Твоя Марта жива! Она тут со мной, в Фантомном Мире! Но сейчас у тебя нет времени воскрешать её! Добей врага сам.
Да! Впав в состояние аффекта, я забыл, что падший фамильяр может быть призван заново.
— Порази же меня своим мечом, великий аргомант, — издевательски произнёс Арданис.
— Ну уж нет! — ответил я и устремил взгляд на небеса.
— Что ты хочешь увидеть на небе, агент Барс? Уже присматриваешь место в чертогах Сварога, а?
Я ничего не ответил. Через секунду небеса потемнели — и над ними распахнула свои крылья чёрная как ворон, туча. Хлынул ливень. Я взмахнул руками — и десятки молний рухнули с небес на голову агенту-отступнику.
— Не выйдет, Апион! Мой щит Хаоса поглотит любые твои чары!
— Кроме основанных на чистой клатхе, — раздался в моей голове всё тот же уверенный голос Иллиндила. — Призови Протектора!
Я сделал небрежный пас правой рукой — и передо мной материализовался гигантский кот, состоящий из энергий чистой клатхи. Я повёл глазами в сторону чернокнижника — и протектор ринулся в атаку. Арданис оказался готов к этому: он запрыгнул на сосну, достав из-за пазухи странный оберег. Неприятель потёр его рукой — и в воздухе появился скорпион, полностью состоящий из красных энергий. Протектор. Подпитанный энергиями Хаоса.
— Зоран предупреждал меня, что ты можешь создать протектора, Апион, — ухмыльнулся Арданис. — И снабдил меня защитой, сделанной его руками. С помощью этого талисмана я могу призывать собственного протектора. Я видел, что ты можешь призывать и ходячие груды камней. Но им не пробить мой щит Хаоса, — при этих словах красный протектор Арданиса ринулся на моего кота. А кот — на скорпиона. Синий и красный протекторы столкнулись — и взорвались в воздухе, оставив после себя кучу красных, синих и фиолетовых искр.
— Неплохой фейерверк получился, изжарь тебя пламя Хорса! Призовёшь ещё одного протектора — я отвечу тем же.
— Тогда приготовься отправиться в ад, капитан, — произнёс я, вновь зажигая меч из Небесной Стали, и поднимая его над головой — для удара после прыжка.
— А не пошёл бы ты сам к чёрту! — крикнул Арданис, резко поднимая руку. — Мне уж сильно приглянулся твой клинок! — Мой меч взмыл вверх, прямо к дереву, на котором сидел неприятель. Но поскольку моя рука была сильной, он взлетел вместе со мной. Арданис явно не ожидал, что я полечу к его дислокации. Я достал левой рукой из-за спины катану, приготовившись к бою на ветвях сосны. Служитель Зорана повёл руку направо — и меня стукнуло об сосну. Поняв, что если я не отпущу меч, Арданис забьёт меня в котлету, я раскрыл руку. Меч полетел к неприятелю. Я попытался силой воли притянуть клинок обратно — но тут вновь услышал в голове голос Иллиндила:
— Оставь меч в покое, Апион! Использовать артефакты для истинного мага — дурной тон. Помнишь, что я тебе говорил? Ты сам — проводник клатхических энергий! Ты можешь создать клинок чистой клатхи — только сосредоточься на своей руке и произнеси заклятие «Акситус Энсис»! Вложи всю свою клатху в кулак. Не жалей энергии.
— Акситус Энсис! — выкрикнул я.
— Что это ты там колдуешь, Апион? — с любопытством произнёс Арданис, — вижу, и маг из тебя весьма посредственный.
— Акститус Энсис! — после второй попытки из правой руки вылетел клинок, состоящий из энергий чистого синего цвета. Точнее даже, не клинок, а столб шириной с ветку и длиной около метра. Столб небесной энергии с электрическим треском истекал прямо из моего кулака.
Я подпрыгнул — и оказался на одной ветке с Арданисом. Вложив всю силу в столб энергии, я ударил по хаотическому щиту неприятеля. В пылающем багровом энергополе образовалась здоровенная дыра, в которую я и засунул новообретённый световой клинок. Конечно, энергетический меч не нанёс Арданису физического вреда: мечи из Небесной Стали объединяют металлические клинки, наносящие урон противникам из плоти и крови — и те самые столбы клатхи, уничтожающие бесплотных противников — и вредящие носителям Хаоса.
— Что такое?! — на лице мага читался ужас. Я в ответ усилил собственный поток клатхи, вливающийся в Арданиса — и вскоре ощутил внутренним зрением, что мои светлые энергии изнутри разрывают хаотическую сущность служителя Зорана.
Выхватив левой рукой из-за спины катану, я снёс противнику голову. После этого я отпустил поток клатхи, формирующий световой клинок.
— Порядок, — произнёс я через некоторое время, отдышавшись. Силой воли я призвал меч из Небесной Стали — а затем мысленно произнёс заклятие призыва фамильяра. И действительно, на опушке леса появилась синяя крылатая фигура, которая через несколько секунд приобрела физическую оболочку.
Марта жива!
— Жива то я жива, хозяин — но помню все муки смер-рти.
— Марта, фамильяры опытных Истиных Магов привыкают к смерти. И вообще, хватит отвечать на мои мысли без согласия.
— Хор-рошо, хозяин, — Марта умолкла.
Только клатхи осталось очень мало. Придётся ждать её возобновления. Можно, конечно почерпнуть и энергий из-за пределов мира — главное не перегружать энергетические каналы — и не злоупотреблять этим способом.
Я сел в позу лотоса, обратив ладони вверх, и отправил свои ментальные потоки за пределы Элама, черпая оттуда клатху. В бою с Арданисом — вместе с созданием грозы, использованием энергетического клинка и возрождением Марты было потрачено слишком много клатхи, — подумал я. — И сейчас, пока я не восстановлюсь, любой из простых боевых магов Элама с лёгкостью меня одолеет. Может и не с лёгкостью — но имеет шанс.
Внезапно я ощутил внутренним зрением на горизонте серый прямоугольник. Карета. А внутри — три фигурки. Две серых и одна небесно белого цвета. Обладатель этой ауры исповедует принципы абсолютного добра. Но по отблескам ауры чувствуется, что он очень фанатичен. Я не любил такое абсолютное добро — потому что любое добро, которое насаждают силой, само превращается во зло.
— Это он! — раздался знакомый голос. — Тот самый колдун, которого разыскивают в Гаурдаке! Я сам видел его в столице! Как всегда в окружении нечисти. Похоже, черпает тёмные энергии!
Я открыл глаза и встал, мысленно приказав Марте подготовиться к возможной агрессии. Через минуту карета, запряжённая тремя вороными конями, остановилась у дерева, под которым я медитировал — и из неё вышло двое палачей с гигантскими крестами на груди — а вслед за ними — отец Светозар, кардинал Гэнни-Джунский.
— Попался, голубчик! — кровожадно крикнул инквизитор, и его глаза заблестели зелёным огнём.
— Я?! За что это, святой отец?!
— Не притворяйся идиотом, колдун! Епископат Гэнни-Джуна вынес тебе смертный приговор!
— У вас проблемы, господа?! — перед троицей инквизиторов встала Марта, и её глаза тоже загорелись зелёным огнём — более ярким, чем у Светозара.
— Брысь! Сгинь! Сгинь, нечистая! — кардинал неистово крестился, глядя на моего фамильяра. Марта же и не думала испаряться. Она мурлыкнула, свернулась в клубок и, придав своей морде как можно более флегматичное выражение, принялась вылизывать у себя под хвостом. Я слегка хихикнул, глядя на красноречивый ответ своего фамильяра инквизитору.
— Господа, ваш смертный приговор не может быть исполнен, — с достоинством произнёс я. — Я — аристократ, рыцарь Грома и Молнии, зять князя Драгомира и наследник Солнцеградского престола. Не говоря уже о дипломатической неприкосновенности. Меня нельзя казнить иначе чем по решению суда. Верховного суда, осуществляемого дворянским собранием или советом магической академии.
— Ах ты, колдун нечистый! — крикнул один из палачей. — Нам некогда с тобой возиться! Мы должны тебя грохнуть!
— Да неужели?! — иронично ухмыльнулся я, схватившись левой рукой за амулет со знаком Перуна, и над моей правой дланью образовалась шаровая молния. — Вы втроём пришли убить выпускника Солнцеградской академии — да к тому же аргоманта?!
— Ты енто… Не умничай, — сказал второй палач. — Арка… Алко… — сразу чувствовалось, что парень неграмотен. — Агроном! Кирдык тебе!
— Успокойся, Кыртан, — промолвил Светозар. Судя по имени, палач был гэнни-джунцем.
— Этого колдуна действительно нельзя так просто казнить! Хотя он и служитель Дьявола, но он наследует солнцеградский престол. Мы устроим над этим, — Светозар хмыкнул, — «агрономом» показательный суд. Я не отдам его мирским властям. А что касается Верховного суда, колдун, мы поедем в Гаурдак, и я сам буду судить тебя — ведь я духовный правитель всего Гэнни-Джуна.
— Благодарю за столь щедрое предложение, господа инквизиторы, — я по прежнему держал на лице ироническую улыбку — но у меня нет времени ехать с вами. Но ради приличия хотелось бы узнать ответ на вопрос: в чём же меня обвиняют? Что я такого натворил? Призвал Авузла и воскресил Гашмана? Или же в результате моих неосторожных действий погиб целый город, а?!
— Не отрекайся от своих грязных делишек перед представителями Истинного Бога! Ты хотел сознательно погубить целый город, служитель Дьявола — но это тебе не удалось. И не вздумай отбрыкиваться — у нас есть свидетель. Новообращённый кочевник Хуртан видел на месте преступления тебя — и твоего прислужника-скелета.
Я сразу понял, что всё затеял истинный мастер некромантии! Что подтвердил и твой соучастник Джерай. И мы нашли тебя!
— Мастер некромантии?! Ты, господин кардинал, может, помимо злоупотребления церковным вином покуриваешь крепкие гэнни-джунские травы?! Я — стихийный маг!
— Ты ответишь за эти слова, чернокнижник! Тебя обвиняют в попытке отравления города и разжигания ненависти между представителями крещёного населения.
— Делать мне больше нечего!
— Ты попросил у гаурдакского язычника Джерая компоненты для колдовских операций, включая, — тут Светозар сделал театральную паузу, — человеческое сердце. Сердце азариэльца. Но Джерай, хотя и был мерзким язычником, не решился на такое — и принёс свиное сердце, выдав его за человеческое. Затем ты провёл серию обрядов, сварил зелье, и слил его в колодец. А на следующий день все свиньи города собрались на центральной площади и поубивали друг друга.
— Ты хочешь сказать, что если бы Джерай принёс человеческое сердце, все азариэльцы перебили друг друга?!
— Да, чернокнижник! Тебя и обвиняют в попытке уничтожить всех последователей нашей религии.
— Очевидно, вы меня с кем-то спутали, господа. Было приятно с вами поболтать, — я иронично поклонился. — Но мне пора. Дела ждут.
Я сел на спину Марты, и приготовился к отлёту — как вдруг один из палачей достал из кармана пучок травы — а Светозар поджёг его — похоже, огнём Искупителя. Инквизиторы кинули этот горящий пучок в меня. Я принюхался: похоже, одна из дурманящих гэнни-джунских трав. Наводящая сон, ибо глаза Марты призакрылись.
— Не дыши, Марта! — приказал я, и, прибегнув к оставшейся клатхе, задержал дыхание.
Но дальше полететь фамильяр не смог: я понял, что местные святоши применили к нему какой-то непонятный артефакт, и Марта рухнула вниз. Сам же я ощутил, как затупляются все мои чувства. И тут же всё тело пронзила страшная, нечеловеческая боль. Марта постепенно превратилась из обладающего плотью животного в синий призрак.
— Что, служитель Дьявола, не нравится?! — злорадствовал отец Светозар. — Это — гаситель клатхи, недавнее изобретение Церкви. Он подавляет в твоей сущности магическое начало, и ты не сможешь колдовать.
Как это простые инквизиторы смогли создать артефакт, гасящий магию?! Не важно, похоже, Светозар говорит правду. Ничего, я и без магии хороший воин! Дойти до инквизиторов, достать катану — и вступить в бой.
Но организм не слушался сознания: ноги подкашивались — и тело отказывалось даже ползти.
Всё понятно, — успел подумать я. — Я — Истинный Маг — и клатха не просто содержится в моей сущности, а составляет её основу — и при временном погашении клатхи я не могу не только колдовать — но и драться. И связно думать.
— Готов, голубчик! — ухмыльнулся отец Светозар. — Так ребятки, кладём его в карету — и накуриваем травами, чтобы он не пришёл в себя!
Последним, что ощутил я перед тем как потерять сознание был запах гэнни-джунской травы.
Я очнулся уже в Гаурдаке — в здании суда. Суда инквизиции — поскольку место присяжных занимали монахи, в качестве судебных приставов и стражников по залу прохаживались палачи, экзекуторы. Большинство присяжных, как и людей в зале было бледнолицым — гэнни-джунцы не активно принимали веру в Искупителя. Место судьи занимал сам отец Светозар. Вообще, если не считать висящего на стене плаката «их разыскивает инквизиция» с моим портретом посередине, суд как суд. Окончательно придя в себя, я обнаружил, что сижу на скамье подсудимых, на мне надеты наручники и кандалы. Только острота чувств поубавилась — и я не мог включить внутреннее зрение. Значит, где-то рядом — гаситель клатхи. Сбежать не удастся. Ничего страшного, — подумал я. — Надо держаться поувереннее. Это далеко не первый суд надо мной.
— Мы собрались здесь, — громогласно объявил Светозар, — чтобы совершить справедливый суд над этим человеком. Судьёй, прокурором и председателем присяжной комиссии выступаю я, Светозар, кардинал Гэнни-Джунский.
— Протестую! — уверенно произнёс я. — Судья обязан быть непредвзятым — и подходить к вынесению приговора беспристрастно, а не подрабатывать на полставки прокурором!
— А ты сомневаешься в моей беспристрастности, служитель Дьявола? Может быть, ты и адвоката попросишь? Не выйдет!
— Тогда я сам себе буду адвокатом. Буду и адвокатом и обвиняемым. Только мне не нравится весь этот фарс — я требую справедливого суда — основанного на презумпции невиновности!
— Да кто ты такой, колдун, чтобы от нас что-то требовать?! — разгневанно рявкнул отец Светозар.
— Наследник Солнцеградского престола, вот кто! Ты же не хочешь проблем с нашим княжеством, а, Светозар? — при этих словах зал испуганно ахнул. Похоже, мне удалось слегка испугать инквизицию.
— С проблемами мы разберёмся сами, колдун, — мрачно произнёс Светозар. — Итак! Заседание верховного суда инквизиции по делу колдуна Апиона Гранта объявляется открытым! — при этих словах кардинал стукнул Молотом Апостола по столу.
Служитель Дьявола Апион Грант, ты обвиняешься в отравлении колодца и попытке уничтожения крещёного населения Гаурдака. Признаёшь ли ты себя виновным?
— Нет. Категорически не признаю.
— Что же. Так я и думал! Позавчера утром все свиньи города собрались на площади у ратуши — и перебили друг друга. Насмерть. Светские власти сильно заинтересовались этим делом — и по горячим следам нашли свидетеля — новообращённого кочевника по имени Хуртан. Он сообщил властям, что видел возле главного городского колодца колдуна, проводящего непонятные обряды. Хуртан описал колдуна — это явно был Апион Грант. Дело передали инквизиции. В это время я прибыл в Гаурдак — проповедовать Слово Божье. Но понял: есть дела и поважнее. Глашатаи объявили народу нашу волю: каждый, кто знает что-либо о данном деле, должен сообщить всё, что знает представителям инквизиции.
Вскоре с повинной явился гэнни-джунский язычник Джерай — и сообщил суду, что имеет прямое отношение к делу колдуна-отравителя. Он признался, что был соучастником данного преступления, сообщником колдуна. Джерай решил изгнать из Гаурдака оккупантов, — при этом слове инквизитор поморщился. — И искоренить их религию. Поэтому он нашёл могущественного колдуна — и тот сказал, что во многом разделяет взгляды Джерая — и сам ненавидит веру в Искупителя, поскольку служит врагу рода человеческого. Колдун сказал, что с радостью уничтожит всех азариэльцев в городе — если Джерай принесёт компоненты для зелья, включая сердце азариэльца. В последний момент Джерай испугался убивать человека ради добывания сердца — и достал сердце свиньи. Колдун не заметил подвоха и провёл свой мерзкий обряд. А назавтра случилась битва свиней.
— Так я не понял: Джерай — подсудимый или свидетель?
— Попрошу не перебивать суд, колдун! Да, мы ведём против него отдельный процесс. Поскольку Джерай чистосердечно признался в совершении преступления — и согласился сотрудничать, мы сохраним ему жизнь. Но данный процесс — против тебя, Апион Грант — и на нём Джерай присутствует в качестве свидетеля.
Джерай тоже описал колдуна — и даже нарисовал его портрет. И я более не сомневался — это ты, Апион Грант! Среди всего Гэнни-Джуна прошёлся слух, что ты объявил себя воплощением Бареш-Хана, и в Гаурдаке слух поддерживали навещавшие город кочевники. Ты действовал в сёлах недалеко от Гаурдака. Кто-то из кочевников сообщил, что ты направился в аул Шахбуз. По горячим следам мы двинулись за тобой — и к югу от села и нашли тебя.
— Я не мог совершить это преступление! — пафосно произнёс я. — Всё это время я ездил по стране и собирал союзников в войне против нашего общего врага, бога Хаоса Зорана.
— Не кощунствуй. Бог только один. А Зоран — попросту демон.
— Не важно, святой отец. Как принято говорить среди ваших, если кошку назвать древесным тигром, она не перестанет мяукать и ловить мышей. Нам не надо ударяться в мышиную возню вроде травли ведьм и колдунов — надо объединиться против истинного врага рода человеческого.
— Не уходи от темы, колдун, — насмешливо произнёс инквизитор. — Чувствую, тебе более нечего сказать. Поэтому переходим к допросу свидетелей. Свидетель первый, Хуртан! Что у тебя есть сказать по этому поводу? Ты узнаёшь этого колдуна?
Из зала вышел и встал напротив судьи худощавый гэнни-джунец среднего возраста. Он носил красный кафтан — а на его безымянном пальце правой руки красовалось кольцо с крестом. Неофит. Что же, — подумал я. — Он может быть подкуплен Светозаром.
— Да, узнаю, святой отец. Это он! Точно он! Тот самый колдун, что три дня назад проводил какой-то обряд возле колодца на центральной площади — и сливал туда зелья! Я испугался его — и убежал!
— И ты не сообщил властям, что колдун проводил у колодца непонятные обряды? И что он может отравить город?
— Нет! Я же говорил: я испугался этого колдуна — и убежал. Лишь назавтра, когда городские свиньи перебили друг друга, я подумал, что же может быть причиной столь странного поведения четвероногих. Лишь после того, как городская стража принялась опрашивать население о том, видело ли оно в последние дни у колодца что-то странное, я догадался, что тот колдун и мог отравить свиней! Только я удивился: зачем ему это надо?
— А колдун был один?
— Нет. С ним присутствовал помощник из гэнни-джунцев, явно неискушённый в колдовстве, а рядом с ними был…
— Был кто? Или что? — сверлящий взгляд Светозара встретился с дрожащими глазами Хуртана.
— Скелет! Колдуну помогал ходячий скелет! — выдавил из себя кочевник.
— Благодарю тебя за показания, свидетель. Итак, господа присяжные, мы убедились, что Апион Грант, называющий себя светлым магом — хотя что это за бред — светлый колдун — самый настоящий некромант, травящий город и призывающий нежить.
Переходим к допросу следующего свидетеля. — При этих словах Хуртан ушёл в зал, а его место занял другой гэнни-джунец — невысокий, с косичкой. — Скажи нам, Джерай, видел ли ты подсудимого?
— Да, господин судья.
— Тогда расскажи суду, где, когда и при каких обстоятельствах ты первый раз его увидел.
— Я нашёл его четыре дня назад по пути домой, господин судья. Точнее, он нашёл меня, когда я шёл домой с работы. Я — торговец травами и прочими алхимическими ингредиентами. Зарабатываю мало, а торгую по двенадцать часов. К тому же, нас, языческих торговцев в последнее время вытесняют азариэльцы. Вот и шёл я, обиженный на весь мир, а в особенности — на сторонников Искупителя. В моей голове промелькнула крамольная мысль: а что, если попробовать избавиться от них?
Тут от толпы и отделился этот колдун, — Джерай кивнул головой в моём направлении.
— И, как будто прочитав мои мысли, предложил свою помощь.
— Что именно сказал подсудимый?
— Он глянул на меня и ехидно произнёс: «По глазам вижу, парень, ты хочешь изгнать из Гаурдака сторонников новой веры. Я могу предложить тебе кое-что поинтереснее: смерть всех азариэльцев». При этих словах я ахнул, а он в ответ: «да не бойся, тебе убивать никого не придётся. Они сами перебьют друг друга. Только скажи, что ты согласен». Ну я и согласился. А колдун продолжил: «От тебя ничего сложного не потребуется. Принеси мне необходимые ингридиенты: три травы — степянник, дымчатую говорушку и чёрную ослянку. Затем — два десятка жабьих лап, шесть змеиных голов и пучок конских волос. Об остальных компонентах я позабочусь сам. Ах, да, — добавил колдун как бы невзначай. — Ты ещё принесёшь мне сердце азариэльца. Как ты его добудешь, меня не волнует. Встретимся завтра у колодца на центральной площади — в десять вечера».
— И что же было дальше, Джерай?
— На следующий день, как мы и договаривались, я пришёл в десять вечера к колодцу — и принёс все ингридиенты.
— Все?
— Кроме сердца азариэльца. Я не решился пойти на убиение человека — или на разграбление могилы — и убил на своём дворе свинью, взяв её сердце. Очень похоже на человеческое. Колдун не заметил подвоха — и принялся готовить свои зелья.
— С колдуном кто-то был?
— Никого. Никого живого. Только скелет-приспешник.
— Ты испугался этого скелета, Джерай?
— Не особо. Гораздо больше я испугался глаз колдуна — этих бездонных, бесчувственных, мёртвых глаз, в которых ощущалась пустота — и холод!
Я тихо засмеялся. По особо живым и вороватым глазам некоторые опытные полицейские в Стейнгарде могли распознать во мне преступника — но чтобы у Апиона Гранта были мёртвые холодные глаза — это нонсенс.
— Протестую, господин судья! — крикнул я. — Какие же у меня бесчувственные глаза?
Свидетели явно обознались. Они видели не меня, а другого человека — только очень похожего на меня.
— Может ты был под действием какого зелья или травы, Апион, что и изменило твой взгляд, — равнодушно произнёс Светозар. — Не отнекивайся от правды. Оба свидетеля тебя опознали. Ещё скажи, что у тебя нет приспешника-скелета!
— У меня нет приспешника-скелета, святой отец. И ты сам никогда не видел его.
— Это так. Но ты — чернокнижник, мастер некромантии. Ты искушён в призыве нечисти. Я видел с тобой демоническое создание — гигантскую чёрную кошку с крыльями, как у нетопыря! Этого ты не будешь отрицать?
— Я действительно могу призывать это существо. Но оно не демоническое создание, а мой фамильяр — магическое животное, привязанное к своему творцу. Фамильяр может принимать только один физический облик, и если мой компаньон похож на кошку, облик скелета ему уже не принять. К тому же, я — не некромант. Я закончил факультет стихийной магии — и кафедру аргомантии, — я показал свой амулет с двумя молниями. — А некромантия вообще запрещена в Солнцеградском княжестве.
— Протестую, — встал один из бледнолицых присяжных инквизиторов в возрасте около сорока лет. — До крещения я сам был колдуном — и ничего не слышал о призыве так называемых «фамильяров».
— Но ты не мог познать все области магии, — парировал я фанатичного неофита.
— А это может значить, колдун, — презрительно продолжал бывший маг, — что ты мог познать скрытые от меня области. Ту же некромантию, которую вполне мог изучать подпольно. И призывать помимо своего фамильяра ещё адскую кучу демонов.
— Имеются ли у суда ещё вопросы? — оглядел зал Светозар. — Похоже, вопросов не имеется. Подсудимый, тебе предоставляется последнее слово.
— Я утверждаю, что невиновен! — произнёс я. — А что касается того колдуна-отравителя — то отныне я уверен, что он принял мой облик — ибо мастера магии иллюзий могут принять облик любого человека. Колдун преследовал цель не уничтожить крещёное население, а подставить меня. Потому что я представляю серьёзную опасность его хозяевам — империи Айрос. А если вы пошли у него на поводу, вашей доверчивости можно посочувство…
— Довольно! — прервал меня Светозар. — Суд удаляется в совещательную комнату для постановления приговора.
Я предчувствовал, что присяжные признают меня виновным — иначе и быть не могло. Хотелось сбежать — но не было возможности — наручники и кандалы мешали, да к тому же где-то рядом находился гаситель клатхи.
Через пять минут присяжные во главе со Светозаром вернулись — и на лице инквизитора читалась такое довольное выражение, будто бы он только что провёл ночь с первой красавицей города.
— Итак, после небольшого совещания, — приторным голосом произнёс инквизитор — суд признал колдуна Апиона Гранта виновным в отравлении колодца — и покушении на уничтожение крещёного населения Гаурдака. И сей колдун приговаривается к немедленной казни через повешение! Казнь состоится на центральной площади!!!
Я попытался двинуться навстречу выходу — но куда уж там. Руки и ноги почти не слушались — а кандалы не давали даже проползти.
— И куда ты направился, дьявольское отродье? — Издевательски сказал подбежавший отец Светозар. Не уйдёшь! — Он достал из кармана амулет со странным светящимся зелёным камнем — и повесил его на мою шею. — Парни, схватите его!
Подбежали двое здоровенных экзекуторов — и схватили меня за руки и ноги, потащив к выходу. Сам я после того, как инквизитор нацепил этот зелёный кристалл, почувствовал себя из рук вон плохо. Похоже, гаситель клатхи. Я не только потерял свою магию, силу, реакцию и остроту чувств, но и почти ничего не соображал. Весь мир, исказившись, поплыл перед моими глазами — и я почувствовал, что скоро упаду в обморок. Не было сил не то чтобы сопротивляться, а вообще, думать о сопротивлении.
Меня несли по улицам Гаурдака — но я, обладавший ранее фотографической памятью, совершенно не мог запомнить облика улиц. Вот меня поставили ногами на эшафот. Точнее нет… Не на сам эшафот, а на табуретку на нём. Вот на шею надели петлю. Вот к здоровякам-палачам подошёл ещё один, более здоровый, очевидно, старший по званию, потому что после пары слов те палачи ушли. К тому палачу присоединился ещё один, худощавый, судя по глазам — гэнни-джунец. Они жестами приказали толпе отойти подальше. Глашатай о чём-то оповещал город. О чём же ещё, как не о казни опасного колдуна! Что-то ощущалось знакомое в этой парочке — но у меня ослабли чувства и рассудок, поэтому никак не получалось узнать их. Рядом с площадью стояла смутно знакомая повозка.
Двое палачей окружили меня, загородив от толпы. Один из них кивнул другому головой — и второй кивнул в ответ — похоже, договаривались о выбивании табуретки. Худощавый резким движением выхватил из-за спины катану, которой рассёк верёвку. Здоровяк же не менее резко сорвал с моей шеи гаситель клатхи — и разбил его вдребезги об деревянную мостовую. Я понял, что палачи почему-то помогают мне вместо того, чтобы убить — но естественно, народу и присутствовавшим инквизиторам это не понравилось.
Инквизиция окружила эшафот. Я ощутил, что ко мне начали возвращаться ясность чувств, рассудка, и способности к магии. Гэнни-джунский палач взмахнул рукой — и над ней вырос из воздуха гигантский огненный шар. А над правой рукой здоровяка появились три шаровых молнии.
— Назад! Назад, мать вашу! — возбуждённо прокричал здоровяк, и публика пошатнулась. — Разойдитесь! А то познакомитесь с гневом Перуна!
— Великий Хан, ты в порядке? — спросил худощавый палач, отпирая ключом наручники и кандалы.
Теперь уже не узнать эту парочку было невозможно:
— Громобой! Джумаш! Как я рад вас видеть!
— В пути поговорим, хан Октобай, — ответил Джумаш, держа силой воли огнешар. — А сейчас пора бежать! Карета ждёт!
Внезапно отец Светозар достал из-за пазухи гигантский зелёный камень — и потёр его. Камень загорелся. О, Абсолют! Ещё один гаситель клатхи! Огнешар Джумаша и шаровые молнии Громобоя потухли — и я вновь почувствовал упадок сил.
— Ходу, ходу! — крикнул Громобой, схватив меня и положив на левое плечо. Он выхватил с пояса зачарованный топор, блеснувший серебристым светом под лучами Гэнни-Джунского солнца и с криком истинного берсеркера ринулся сквозь толпу — прямо к карете. Публика начала разбегаться, но между Громобоем и повозкой встал отряд из четырёх палачей. Мой бывший учитель, размахивая секирой, бросился на них, а за ним следом прыгнул Джумаш с катаной. Один из палачей получил в лоб от Громобоя — и не топором, а кулаком, и, похоже, упал с сотрясением мозга.
Остальные экзекуторы в страхе поубегали. Джумаш выхватил топор у упавшего палача — и кинул его прямо в отца Светозара. Точнее, в зелёный гаситель клатхи. После чего Громобой закинул меня в карету и залез сам, закрыв дверь, а Джумаш сел на козлы, попутно воззвав к заклятию огненного щита, который тут же окружил карету и лошадей. Джумаш пришпорил лошадей — и повозка тронулась.
— Джумаш, за нами направлена погоня! — крикнул Громобой. — Что же делать?!
— Возьмёмся за руки — и применим заклятие, ускоряющее лошадей, — ответил кочевник. Громобой перешёл с повозки на козлы — и взялся левой рукой за правую руку Джумаша. Маги взмахнули свободными руками, невербально воззвав к силам клатхи — и лошади помчались как ошпаренные.
— Друзья! — устало, но счастливо выдохнул я. — Друзья! Как же я рад вас видеть! Как же вы узнали, где меня искать? И что мне вообще нужна помощь.
— Я разузнал, где находится пещера Бахар-Хана, в которой и должно всё завершиться, — ответил Джумаш. — Тут я и поехал в Гаурдак. А в городе я встретил Громобоя, который, только увидев меня, сообщил, что над тобой скоро состоится суд — и тебя необходимо спасать. Вдвоём мы поймали парочку экзекуторов, приглушили их — и одолжили одежду. А дальше ты и сам видел.
— А ты, Громобой! Как ты узнал, что меня надо спасать? Как ты оказался здесь? Ты вообще был в академии? В Солнцеграде? Как там?
— В Солнцеграде всё хорошо. Алисия превосходно справляется с ролью преподавателя аргомантии. Ирвэн стал лучшим алхимиком в академии — и метит в проректоры. Похоже, этот зелёный хмырь имеет планы и на власть во всей академии, мать его!
— А как Снежана?
— Учится отлично. Скучает по тебе. И ещё…
— Что — ещё?
— Снежана беременна.
Я ощутил целую гамму чувств — изумление, желание подготовиться к ответственности — и радость.
— О, боги! — выдавил из себя я.
— Алисия тоже. Судя по тому, что она рассказывала, от тебя.
— Едрить твою налево! — выругался я.
Около трёх минут все молчали.
— Итак, Громобой, — я нарушил молчание. — Как ты узнал, что я — тут?
— Профессор Артемий обладает некоторыми артефактами, благодаря которым он может заглядывать в будущее. Точнее, предвидеть не само будущее, а…
— Один из его вариантов, — ответил я. — Самый вероятный.
— Именно так. Он предвидел, что война с Айросом начнётся в пределах четырёх месяцев! Мы поняли, что медлить нельзя ни минуты — и способность Мойрении отразить атаку неприятеля напрямую зависит от успеха твоей миссии — и мы попросили Артемия посмотреть, или хотя бы попробовать посмотреть, что же будет с тобой. Он сказал, что двадцать восьмого марта тебя повесят. И мы решили отправить кого-либо спасать тебя. Поскольку я — опытный боевой маг — и к тому же, твой бывший учитель, то я и вызвался добровольцем. И я прибыл в Гаурдак в последний день. Хорошо, что подоспел Джумаш — и мы сели в его карету.
Утомлённый судом и длительным контактом с гасителями клатхи, я некоторое время сидел молча. От усталости и потрясений — как приятных, так и неприятных, я задремал. Мне снилось, что я нахожусь в Стейнгарде, в башне Азиза Шакира на верхнем этаже, в его кресле, только самого Шакира рядом нет. На верхний этаж поднялся Иллиндил:
— Здравствуй, Апион! Во-первых, поздравляю тебя с будущим прибавлением в семействе. Значит, родятся ещё два представителя нашего рода, способные справиться с Зораном. Если тебя сейчас настигнет инквизиция!
— Не смешно, отец, — ответил я.
— А вот об этом я и хочу с тобой сейчас поговорить. Гаситель клатхи — довольно распространённый во многих мирах артефакт, используемый для борьбы с магами. Но маг, поднявшийся до шестого уровня, на котором и находишься ты, может выработать устойчивость к гасителям клатхи. Слушай, что надо делать…
— Всё! Приехали, друзья! — радостно крикнул Джумаш. — Пещера Бахар-Хана.
— Что? Уже?! — Недоверчиво произнёс я, оглядываясь. Действительно, внутренним зрением в пещере виделось огромное синее сияние — это означало присутствие могущественного артефакта Абсолюта. На его фоне с трудом проглядывалось нечто тёмное. Рядом с артефактом, бывшим, очевидно, мощью Сканды, оно казалось каким-то незначительным.
— Там что-то есть, — задумчиво произнёс я. — И кто-то. Поэтому заходим в пещеру все вместе. С моим фамильяром, — я повёл глазами, и перед каретой материализовалась Марта.
И наша троица вместе с фамильяром зашла в пещеру. Она ничем не отличалась от личной пещеры Бареш-хана — такая же усыпальница вождя, такая же металлическая рука рядом с гробом. Только никаких артефактов.
«Маг! Истинный маг! Помоги мне!» — раздался в моей голове громогласный голос. Я огляделся. Голос, похоже, никто кроме меня не слышал.
«Я Сканда, бог небесного огня». — продолжал голос. — «Гашман и Авузл убили меня, сохранив лишь мой мозг, который также сильно деформировали. Моя сущность повреждена, и я не могу восстановить тело. Но я не могу и покинуть этот мир, пока жив мой мозг. Я застрял между мирами».
— Ты что-нибудь видишь, Апион? — спросил Громобой, глядя на меня, закрывшего глаза. Я повернулся к рисунку на стене, изображавшему человекообразное существо с шестью руками и солнечным диском на лбу.
— Я вижу внутренним зрением магический замок очень сложного уровня.
— Что же делать?
— Мне доводилось справляться и не с такими, — я сжал пальцы правой руки — и провернул длань под небольшим углом. — Готово!
Часть стены пещеры неспешно открылась. За ней находился проход. Я двинулся туда, а следом и Громобой с Джумашем.
— Да, ты действительно — опытный взломщик, — изумился мой бывший учитель.
— Конечно, Громобой, — с достоинством улыбаясь, ответил я.
Внутри следующего отсека склепа находилась стела — а на ней лежал мозг, раза в три больше человеческого.
«Спаси меня! Уничтожь мой мозг!» — раздался тот же голос в моей голове. — «Избавь меня от этого межмирового плена! И я смогу вернуться в виде духа на божественный план бытия, а потом возродиться!»
— Неужели мы нашли его? — изумился Джумаш. — Ключ к спасению нашего народа?! Действуй же, Избавитель!
— Не так быстро! — услышала наша троица сзади знакомый голос. Оглянувшись, мы увидели отца Светозара, стоявшего в окружении ещё двух инквизиторов.
— Как ты умудрился догнать нас? — изумился я.
— Отец Иннокентий — бывший колдун, он и применил к нашим лошадям заклятье ускорение.
— Неужели инквизитору позволено колдовать? — иронично ответил я. — И заимствовать силу у Дьявола?
— В исключительных случаях — можно, — ответил Светозар. — Экстренные ситуации требуют экстренных мер. Приготовьтесь к смерти, колдуны!
Я усилием воли толкнул Светозара, и из-за его пазухи упал гаситель клатхи, разбившись вдребезги.
— Не претендуй на мою добычу, святоша! — услышали маги и инквизиторы надменный баритон. Из подземелья вышел человек в синей одежде аргоманта — и он оказался похож на меня, как брат-близнец. За исключением холодно-мёртвых глаз. — Это — мои маги!
— Самозванец! — выкрикнул я. — Ты! Ты выдал себя за меня! Из-за тебя меня чуть не казнили!
— Конечно! Зоран никогда не ограничивается лишь одним планом. Он всегда подстраховывается, — ехидно ответил самозванец знакомым голосом.
— Покажи своё истинное лицо, мразь! — повелительным тоном произнёс я.
— Да без проблем! — ответил колдун и пробормотал некое заклятие, покрывшись дымом. Когда он рассеялся, перед нашим взором предстал бледный седой человек с абсолютно белыми глазами. Сказать, что он был худощавым значило ничего не сказать. Бледная кожа обтягивала настоящий скелет.
— Не может быть! Земидар! — выдавил из себя я. — Я же убил тебя!
— Зоран дал мне новое тело! Он возродил меня в виде морозного лича и дал новые хаотические способности — при условии, что я помогу ему расправиться с тобой. И я согласился. Здесь, в Гэнни-Джуне, как знаешь, участились нападения магов Хаоса. Культистов Зорана. Именно я и организовал их. Я возглавил местный культ Зорана! А сейчас мы решили обратить в Хаос мозг Сканды. Я — человек слова, Апион — и я убью тебя, как и обещал Зорану. Но после того, как я сдержу своё слово — ничто не будет связывать меня с ним. Используя силу мозга Сканды, я стану вторым живым богом Хаоса в этом мире!
— Заткнись, проклятый мертвяк! — яростно ответил я, вытаскивая из ножен меч, запылавший синим огнём. — Ты уже давно не живёшь! Покончим же с твоим существованием навсегда! К оружию! Марта, в атаку!
Земидар оказался готов к наличию у меня фамильяра — и сделал небрежный жест в направлении нижнего этажа гробницы. Дверь, ведущая в нижнюю секцию склепа, открылась, и из коридора выбежал десяток скелетов с мечами, топорами, луками и алебардами. Похоже, помимо самого Бахар-Хана здесь хоронили и его сподвижников. А вслед за мертвяками — выскочило восьмеро культистов Зорана.
— Атакуйте белобрысого аргоманта! Он главный! — приказал Земидар.
И началась битва. Сам того не ожидая, отец Светозар сотоварищи оказался по одну сторону баррикад с нами, магами. Марта бросилась в атаку. Часть нежити принялась обстреливать неприятеля из лука — а все остальные скелеты бросились в ближний бой. Культисты Зорана взялись за руки и, произнеся непонятное заклятие, пустили волну хаотического огня в магов и инквизиторов. Но эта волна разбилась о выставленный мной клатхический щит, равно как и стрелы, пущенные мертвяками. Громобой принялся обстреливать врагов шаровыми молниями, а Джумаш — огнешарами.
— Вы заплатите за нападение на кардинала! — провозгласил отец Светозар и перекрестил воздух перед собой. Тут же перед ним в воздухе возник горящий белым огнём крест, и, вращаясь с бешеной скоростью, полетел в самое скопление нежити — и, перебив троих скелетов, растворился в воздухе.
Интересное колдовство, — подумал я, перехватывая по фрагментам заклятие Светозара. — И действует против нежити не хуже протектора. А попробую-ка и я его запустить.
Я резко перекрестил воздух перед собой, воззвав к новому заклятию — и там материализовался горящий белый крест, причём раза в полтора побольше, чем у Светозара. Завращавшись с нечеловеческой скоростью, крест тоже полетел в самое скопление нежити. Но, в отличие от креста кардинала, он не растворился, справившись лишь с тройкой мертвяков. Крест взорвался, испепелив все скелеты, и ослепив яркой вспышкой культистов.
— О, Азариэль! — изумлённо выкрикнул Светозар. — Я ошибался в тебе, Апион! Я чуть не казнил святого!
— Святого? — удивился я, парируя в это же время мечом из Небесной Стали удар хаотического культиста.
— Слуги Дьявола не могут пользоваться силой Азариэля. И только святые могут создавать такие крупные кресты, как у тебя!
Отлично! Теперь инквизитор будет считать меня своим! Я осмотрел поле битвы. Громобой направил ярость своего топора на Земидара, окружённого хаотическим щитом. Джумаш продолжал кидать огнешары, как и инквизитор Иннокентий. Сам Светозар набросился на одного из культистов, выхватив Молот Апостола. Значит, дерущимся теперь не до меня. Потеряв меня из виду, они не особо удивятся, — подумал я, и, перейдя в Тень Абсолюта двинул к стеле, где лежал сам мозг Сканды.
— Уничтожь его, Апион! — раздался в моей голове голос древнего бога небесного огня. — Достань свой меч, вложи в него всю свою клатху — и нанеси сверху рубящий удар.
Я так и сделал. Мозг, сначала пронзённый, а затем разрубленный мечом из Небесной Стали, взорвался — и я ощутил резкий выброс клатхических энергий — и сильное преобразование клатхи во всём мире. Такой мощный выхлоп не мог не сказаться на моей собственной клатхической сущности: он временно перегрузил мои энергетические каналы и выдавил меня из Тени Абсолюта.
Мои глаза еще не до конца оправились после клатхической вспышки, и фигуры двоились, однако я сумел разглядеть Джумаша который начал резко преображается. Кочевника покрыла вспышка лилового света, и я заметил, что солнечный диск, божественное клеймо Джумаша постепенно растворяется на лбу. А значит — проклятие снято! Джумаш приобрёл нормальный человеческий облик — как и все гэнни-джунцы. Кочевник снёс голову очередному культисту.
— Великий Хан! — в восторге пробормотал Джумаш, осматривая своё отражение в лезвии катаны. — Ты — настоящий! Ты пришёл! Ты вернулся! Ты исполнил своё предназначение! Кочевники никогда не отвернутся от тебя!
В это время я ощутил, что Земидар готовит против меня какое-то неизвестное хаотическое волшебство — слишком высокого уровня, чтобы его можно было понять, погасить, а тем более — перехватить. Отныне Земидар — служитель Зорана, а как рассказывал Иллиндил, среди самых могущественных колдунов, служащих Зорану, может встретиться не только седьмой уровень магии, но и восьмой.
Я спешно окружил себя щитом молний — и призвал протектора, вложив в него всю свою клатху. Призрачный кот подбежал к Земидару со спины — и напрыгнул, но служитель Хаоса успел кинуть в меня шар тёмных энергий. Тут же Земидар покрылся сгустком тумана, а когда он рассеялся, я понял, что некромант лишился человеческой внешности — и принял свой истинный облик, облик морозного лича — скелета, окружённого ледяным ореолом. Протектор запрыгнул внутрь лича — и взорвал его изнутри. Останки лича разлетелись по пещере.
Но я ничего не успел сделать с плотным шаром чёрной энергии, летящим ко мне. Долетев до щита молний, окружающего меня, шар взорвался, породив в воздухе чёрную взрывную волну и откинув меня до противоположной стены пещеры.
Стукнувшись головой об стену, я ощутил непередаваемую словами боль во всём теле. Налившимися кровью глазами я успел осмотреть поле битвы. Маги с инквизиторами побеждали: осталось только два культиста.
Перед моими глазами воцарилась тьма. Я ощутил, что моё сердце больше не бьётся. Последним что я услышал, был диалог Громобоя и Джумаша:
— Он не дышит, Джумаш! Сердце не бьётся. Похоже… Похоже у нас труп! Едрить вашу мать, проклятые культисты! — Громобой с остервенением набросился на оставшихся магов Хаоса.
— Не-е-ет! — с гневом и сожалением прокричал кочевник, и я ощутил, что из его раскосых глаз, потекли слёзы. — Великий хан! Великий хан, ты не можешь умереть!
Ты спас наш народ, но ты должен жить, друг! Я… Я отомщу Зорану за твою смерть!!!
Конец второй части
Абсолютный Закон — универсальный закон для всех, вне зависимости от расовой и религиозной принадлежности. Подробнее о нём — в романе «Сталь и Пламя».
Зарина — девушка-паладин из расы намейрусов, персонаж романа «Сталь и Пламя».
Сельвин — географическая область из романа «Сталь и Пламя», родина расы Намейрусов. Славится деревьями высотой в несколько вёрст.
Подробности — в романе «Сталь и Пламя».
В романе «Сталь и Пламя» королева намейрусов Треиля предложила Апиону стать её мужем — и королём, но Апион отказался. До воцарения Треиля была асассинкой и возглавляла банду «Ночные Клинки» (не путать с «Сумеречными Клинками»).
Руханнур и Мирида — персонажи романа «Сталь и Пламя», драконы Ларратоса и Элиддина.
В романе «Сталь и Пламя» архимаг Трейк Найгам вручил Апиону артефакт Абсолюта — отмычку, способную справиться с любым замком. Сила отмычки перешла к самому Апиону.