— «Такая,» — я прислала Николаю ссылку на профайл знакомой.
— «А, Алла! Так ее уже почти двадцать дней назад вместе с остальными вниз отправили,» — я непонимающе моргнула.
— «Куда отправили?»
— «Вниз. Мы подумали, что, может быть, они болеют от разреженного воздуха или слишком сильного облучения, горы как-никак. Вот и собрали экспедицию, чтобы вывезти их. Когда последний раз связь была, больше половины больных еще оставались живы, в том числе и Алла. Но вот уже неделя как связь пропала: то ли горы мешают, то ли что-то случилось.»
Я поежилась. Надеюсь это «что-то» — не припадок психов, перебивших помогающий им народ.
— «А как вы? Больше никто не заболел?»
— «Нет, у нас все в порядке, все здоровы, игру делаем.»
Задав еще несколько вопросов и пожелав удачи в создании игры, я отключила компьютер от сети и задумалась. В словах Николая есть смысл. Если, например, предположить, что человеческому виду вредит избыток солнечной радиации, а троллиному он, наоборот, необходим, то становятся понятны причины повальной эпидемии троллизма в джунглях. Мало того, что сам лес пропускает мало света, так еще и почти сразу после нашего появления зарядили дожди. Хотя нельзя утверждать, что причина болезни двух видов одна и та же, они вполне могут оказаться разными. Например, на людей пагубно действует ультрафиолетовые лучи, а тролли страдают от некого вируса, бактерии или даже гриба.
Убедившись, что прошло достаточно времени, я слезла немного ниже, остановилась, высмотрела в лагере Марка и лишь потом начала открытый спуск с корзинами, демонстративно не глядя в его сторону, но, одновременно, все время следя за ним краем глаза. Стоило ему заметить мое приближение, как он тихонько двинулся в сторону зарослей кустов, с опаской поглядывая в мою сторону. Я грустно усмехнулась. Конечно, все возможно, даже то, что у меня разыгралось воображение, преувеличивая собственную значимость, но ранее теснившиеся смутные подозрения превратились в уверенность. Марк не хочет со мной общаться. Странно только, почему. Вроде при нашей единственной встрече я не натворила ничего такого уж страшного. К тому же, мог бы просто подойти и сказать прямо, что хотел бы избежать лишних контактов, тогда я бы и навязываться не стала. Странно, но вроде бы неприятное открытие меня почти не расстроило. Вот если бы такая реакция возникла через месяц общения — совсем другое дело. А так, мало ли что — может, внешность не понравилась, я, вон, тоже от него в восторг не пришла. Раз не хочет человек общаться, то просто больше искать его не буду. Нет, если случайно столкнемся, то, конечно, поздороваюсь, но к близкому общению стремиться не стану. В конце концов, меня ученые быстро заметили, однако уважали мое право не вступать в общение, пока я до него не созрела. Вот и мы установим мирный нейтралитет. Так даже лучше.
Приняв решение, я почти физически почувствовала, как с души свалился груз горечи и непонимания и, решительно подняв корзины, направилась к плоту.
Вечером следующего дня я устроила уборку у себя в комнатке. Как все-таки быстро человек обрастает новыми вещами. Куски бамбука с записями, заготовки для корзин, целая охапка гибких прутьев для плетения, две небольшие корзинки (старые я отдала в общее пользование) и одна побольше с отвалившейся ручкой (используемая в качестве мусорки), миски и пиалы из кожуры папортошки, моховой матрас, несколько гладких крупных и блестящих коричневых косточек одного из древесных фруктов, которые приглянулись мне своей сплюснутой дисковидной формой, и небольшая горка мелких косточек сочно вишневого цвета. Последние собирали все женщины нашего плота, да и не только нашего, чтобы потом, провертев дырочки примитивным шилом из рыбьей кости, нанизать на волосяную нитку как бусы и браслеты. Даже мужчины не гнушались подобных украшений, хотя некоторые и предпочитали поделки из костей, считая их более мужественными.
Наубиравшись достаточно, чтобы расчихаться от забившейся в нос карминовой пыли, я кое-как разложила вещи по углам и спустилась к остальным.
— Народ, у меня к вам просьба есть, — обратился к нам после завтрака Илья. — Я тут кое-что насочинял, — он вытащил из-за спины кусок коры. — Давайте анкетирование местного населения проведем. Всего-то два десятка вопросов…
— Кого конкретно ты собираешься опрашивать? — с интересом поинтересовался Дет.
— Как кого? Всех, конечно!
Физик рассмеялся, тут же закашлялся, подавившись недоеденным фруктом, и не удержался от ехидного замечания:
— Илья, тут больше тысячи людей. Бамбук уже кончился, а если на каждого по куску коры для анкеты тратить, то такой завал у нас тут получится, плот потонуть может.
— Хм… да… — Илья задумчиво почесал голову. — Действительно, это проблема…
— Да нет никакой проблемы, — бодро возразил математик. — Просто заполнять анкеты надо не в виде индивидуальных анкет, а в виде таблиц, тогда на куске коры могут поместиться результаты опроса сразу нескольких человек, на большом, наверное, можно поместить до двадцати и больше.
— Кстати, насчет коры, — внесла свою лепту в разговор Лиля. — Ее запасы тоже практически подошли к концу и, к сожалению, хотя на каждой стоянке кто-то да принесет несколько кусков, но расход гораздо больше прихода. Стоит объявить день сбора письменных принадлежностей, особенно, если будем проводить опрос.
— Да и альтернативу коре неплохо бы подыскать, — согласно кивнул Дет. — Вон, когда-то, например, пергамент из шкур делали…
— Думаю пергамент делать не легче, чем просто выделать шкуру, — ехидно заметила Лиля. — А успеха в выделке пока никто не достиг.
— А кто виноват, что погода такая, что они скорее сгниют, чем высохнут? — обиженно заявил Маркус. — Вон, даже золотой мальчик до сих пор голый ходит.
Я улыбнулась. Маркус невольно напомнил мне, что раньше, на Земле, вряд ли люди смогли бы так быстро привыкнуть и относиться к наготе, как к чему-то естественному. И только сейчас я поняла, что цитадельских отличала еще одна характерная черта — почти все они одеты, мужчины норовили прикрыть как минимум нижнюю часть тела, а женщины — еще и грудь. То ли их одежда еще не пришла в негодность, потому что они меньше лазили по кустам, то ли они просто больше обращали на это внимания. Да, кое-какие тряпки остались и у остальных, но их обычно использовали для других целей, например, в качестве постели, сачка для ловли водных обитателей или занавески. И обувь тоже большинством людей (за исключением, разумеется, цитадельских) почти не использовалась. А ведь если у меня выбора практически и не было, то вон, хотя бы у ученых туфли-башмаки-сапоги до сих пор не износились, а они тоже предпочитают ходить босиком. Сравнив нас с цитадельскими с этой точки зрения, я наконец поняла, почему когда-то Росс называл нас неандертальцами. Действительно, мы именно так и выглядим для тех людей, которые остались на Земле, да, возможно, и в цитадели: голые, с примитивными украшениями из костей и черепов животных, фруктовых косточек и ракушек, вооруженные в лучшем случае ножом или топором, а чаще всего — просто заостренной рогатиной. И хотя внутри наше общество отнюдь не так примитивно, извне это легко и не заметить. Впрочем, кто сможет доказать, что неандертальцы являлись такими уж низкоразвитыми существами? Ведь по редким и мало связанным друг с другом находкам утверждать можно что угодно.
Вернувшись к теме разговора, я приняла активное участие в обсуждении, в результате которого анкета разрослась до тридцати вопросов. Мы на ближайшей остановке первым делом отправились собирать кору, отстала только Вера, счищающая карминовую пыль с соседних плотов (наш она обработала еще вчера) в широкий лист — девушка загорелась идеей сделать из нее краску или чернила.
Чистой, не поеденной насекомыми коры почти не встречалось, поэтому, набрав целую корзину не слишком качественной, с многочисленными личиночными ходами, я отнесла ее на плот и отправилась за фруктами. Потом снова за корой. Набрав, по нашему мнению, достаточно, мы разбрелись по лагерю — опрашивать народ. Избегая подходить к цитадельским, я сосредоточила свое внимание на знакомых: Ясоне с Аней и амазонках с махаонами (последние, кстати, даже на стоянке плоты поставили рядом). К счастью, против анкетирования никто из них не возражал, похоже, приняв его за небольшое развлечение. Мы уже добрались до последней пятерки вопросов, когда к нам подбежал взволнованный Сева.
— Пантера, наконец-то я тебя нашел, — инженер размазал по лбу красный от пыли пот. — Ты дома нужна. Срочно.
— Что случилось?
— Не поверишь. Один из цитадельских сам попросился к Россу на операцию.
Я поморщилась: само слово «цитадельские» для меня теперь ассоциировалось с ругательством.
— С чего бы это вдруг?
— А я знаю? В любом случае это может означать начало мира. Иди, я тут за тебя закончу.
Действительно, у нашего плота находился один из беженцев, что-то заинтересованно обсуждая с Россом.
— Кесарь, Пантера, — познакомила нас Надя.
— Очень приятно, — кивнул Кесарь.
Я окинула его хмурым взглядом. Живот вздулся, но еще не так сильно, да и сам выглядит относительно недурно… для цитадельского, разумеется. Состояние однозначно лучше, чем было у Таля, зачем он вообще пришел?
— Внешне ты еще не так плох. Может, попробовать обойтись без операции? — высказала свои сомнения вслух.
— Детка, если бы хоть один из консервативных методов лечения сработал, тут бы и ноги моей не было, — снисходительно объяснил пришелец, в свою очередь внимательно оглядывая меня, после чего обратился к зеленокожему: — Ты уверен, что она достаточно нормальна, чтобы ассистировать?
— Абсолютно, — без малейших колебаний кивнул Росс. — Если уж кого тебе и стоит бояться, так это меня: еще съем ненароком, — ехидно добавил он.
Кесарь рассмеялся, оценив шутку. Я украдкой вздохнула: не думаю, что он бы так веселился, если бы знал о Россе больше. А зеленокожий, видимо, ничуть не стесняется своих склонностей… впрочем, когда-то он прямо говорил, что считает свое поведение правильным.
Мы занялись подготовкой места для операции. Чуть позже к нам присоединился инженер. Надя подметила, что красный мох в лесу слишком огрубел, чтобы его можно было использовать в качестве тампонов, и из наших подстилок тоже в этом качестве не годится. Посовещавшись, мы с Игорем отправились набрать мягкой неядовитой травы и листьев и едва успели вернуться, чтобы не затормозить свой плот — другие уже начали отчаливать. Часть собранного мы тщательно прокипятили в предварительно вымытом ведре. Подготовка подходила к концу, когда цитадельский приподнес большой сюрприз: достал из рюкзака шприц и какую-то баночку и поставил себе иньекцию.
— Ничего себе, — искренне удивился Росс. — А я-то по своей наивности думал, что у вас тоже все лекарства уже кончились.
— Разумеется, кончились, — пожал плечами Кесарь, но потом прищурился и понимающе подмигнул Россу. — Но ведь это смотря для кого. К тому же это не лекарство, а анестезия.
— Все мы равны, но некоторые равнее остальных, — тихо прокомментировала Юля.
Севу передернуло.
— А вот у нас, если кто-то не хочет делиться своими вещами, он просто честно об этом говорит! — уверенно заявил он. Я покраснела, решив, что инженер намекает на мой нож. — Что я, что Росс, что Юля и другие, — продолжил он, и у меня отлегло от сердца. — И тогда никто не претендует на их имущество. А скрывать и прятать — подло, — Сева поморщился.
— Верю, — сказал Кесарь, хотя скептическая улыбка показывала обратное. — Но не везде легко сохранить свои вещи, если о них узнают другие люди.
— Согласен, — кивнул Илья.
Глубоко в душе шевельнулось чувство вины. Как отреагирует тот же Сева, если узнает, что я владею не только ножом и кольцом и выдаю остальные вещи за бесполезные побрякушки? Ведь я тщательно скрываю даже то, что мой нож обладает необычными свойствами. Тяжело вздохнув, я помешала кипящую траву. Впрочем, несмотря ни на что, своими секретами я делиться не собираюсь и, если честно, очень надеюсь, что они так и останутся в тайне.