Он устроил целый спектакль из разливания по их кружкам холодного сока мадигади, налил себе последним и сразу отпил большой глоток, словно желая показать, что напиток безвреден. Рафик поднял свою кружку, однако внезапно раздавшийся снаружи шум отвлек его и заставил вернуть кружку на место. До тех, кто собрался за столом, доносились возбужденные голоса и тонкие пронзительные причитания какой-то старухи.
- Амина! - вздохнул Хафиз, поднимаясь с места. - Старая нянька Тафы. Она использует любую новость с юга, чтобы разыграть очередную сцену из мыльной оперы. Лучше мне ее успокоить. Простите за то, что ваш покой был нарушен, и продолжайте трапезу - я могу задержаться на какое-то время.
С этими словами он, нахмурившись, быстро покинул комнату.
Гилл взял горсть моллюсков, жареных в масле, и принялся с наслаждением уплетать их за обе щеки.
- :Ну, он же сказал, что мы можем продолжать, - ответил рыжебородый на молчаливый укор Рафика. - К тому же, хотя этот стол и подогревает блюда, но навряд ли моллюски смогут бесконечно оставаться хрустящими, - он глубоко вздохнул и потянулся за своей кружкой. - Надо признаться, раньше я не пробовал их такими горячими и острыми.
- Любая пристойная еда кажется вам, варварам, слишком острой, заметил Рафик. - Акорна, что ты делаешь?.
Девочка возилась со своими вуалями, пока они не образовали спутанный клубок.
- Подожди-ка, милая, дай, я поправлю, - предложил Гилл. - Рафик, а что, есть причины, по которым ей по-прежнему стоит скрывать лицо за ужином? Что-то мне не кажется, что Хафиз увидит нечто такое, чего еще не успел увидеть раньше.
- Да, только тогда он может спросить, почему я не позволяю и второй своей жене открыть лицо, - утомленно ответил Рафик. - Полагаю, тогда мне пришлось бы объяснять, что она так уродлива, что самый ее вид может испортить удовольствие от трапезы...
Калум пнул его под столом.
- Вот странность... - проговорил Гилл, ощупывая лоб Акорны.
- Что? Ты думаешь, у нее жар?
- Ее кожа достаточно прохладна. Но вы посмотрите на ее рог!
По всей длине рога образовывались большие капли прозрачной жидкости, которые Акорна безуспешно пыталась стереть краем вуали.
- Выпей холодного сока, милая, ты сразу почувствуешь себя лучше, предложил Гилл, подавая ей кружку.
Мгновение Акорна растерянно смотрела на него, потом взяла у Гилла кружку и, вместо того, чтобы поднести его ко рту, опустила в него свой рог.
- Что ты делаешь?..
- Так же она поступала и с грязной водой в ванной. Акорна, дорогая моя, ты думаешь, что этот сок грязный? Но он в порядке, то, что в нем плавает - это только сок мадигади!
- Не грязный, - твердо ответила Акорна.
- Ну что ж, хорошо...
- Плохой, - она снова наклонила голову, на этот раз опустив рог в кружку Гилла. - Теперь на сто процентов хороший, - сообщила она ему.
Трое мужчин переглянулись.
- Он так демонстративно налил всем из одного кувшина... - проговорил Гилл.
- С чего бы ему хотеть отравить нас? Он думает... я хочу сказать, поправился Калум, тщательно подбирая слова: а вдруг кто-нибудь их подслушивает? - мы согласились пойти навстречу всем его желаниям.
- О, это всего-навсего глупые детские фантазии, - беспечно ответил Рафик, однако, поднявшись, протянул Акорне две кружки - свой и Калума. - Не о чем волноваться. Давайте продолжим трапезу!
При этих словах он слегка покачал головой, давая понять, что его не следует понимать буквально.
Когда Акорна склонилась к кружке Рафика, на ее роге снова проступили капли испарины. Она погрузила его в сок и удовлетворенно улыбнулась.
- О... минутку, - остановил ее Рафик, когда девочка намеревалась сделать то же с кружкой Калума. Поставив кружку на место, он предложил девочке на проверку другой - тот, из которого пил сам Хафиз. Никакой реакции рога это не вызвало.
- Как он это сделал? - беззвучно спросил Гилл.
- Должно быть, зелье было не в кувшине, а в кружках, - еле слышным шепотом ответил Рафик. Он быстро поменял местами кружки Калума и Хафиза, затем сел и положил себе риса с пилавом. - Давайте же, жены мои, жизнерадостно и добродушно проговорил он в полный голос, - праздновать и радоваться!
На тарелку Акорны он положил целую гору фруктов и зелени; как раз в этот момент в зале снова появился Хафиз.
- Похоже, новости с юга вовсе не так плохи, дядюшка?
Губы Хафиза искривились в неприятной гримасе:
- Могло быть и хуже, - ответил он. - А могло быть и лучше. Юката Батсу вернул мне всего остального Тафу. Живого, - прибавил он почти безразлично. - Амина не может решить, радоваться ли ей возвращению ее воспитанника или горевать о потере его ушей.
- Примите поздравления со счастливым возвращением вашего сына, сказал Гилл. - И мне... хм... очень жаль, что так получилось с его ушами.
Хафиз пожал плечами:
- Мой хирург их заменит. Не слишком большая потеря: все равно его уши уж слишком оттопыривались. А что до самого Тафы... - Хафиз вздохнул. - Ни одному хирургу не исправить то, что должно находиться между его ушей. Он, понимаете ли, ожидал, что я тоже поздравлю его со счастливым возвращением, словно не понимает, что Батсу освободил его в знак презрения, чтобы показать, как мало его тревожит все, что Тафа может против него предпринять. Он так же глуп, как и его мать! - с этими словами Хафиз скатал из клейкого пива шарик, обмакнул его в пилав и проглотил одним глотком. Ешьте, ешьте, друзья мои. Прошу простить меня за то, что эти мелкие заботы прервали наш приятный семейный ужин. Попробуйте сок мадигади, пока он не нагрелся: когда сок нагревается, он теряет часть своего тонкого вкуса, Хафиз снова отпил глоток из стоявшей перед ним кружки.
- Действительно, - последовав примеру своего дядюшки, заметил Рафик, у этого сока какое-то тонкое, незнакомое мне послевкусие.
- Почти горькое, - заметил Гилл. - Хотя и приятное, - прибавил он, поспешно отпив большой глоток, прежде чем Хафиз успел удивиться его словам или что-то заподозрить.
Поскольку никто из них не знал, какое именно зелье Хафиз подсыпал в их кружки, и как быстро оно должно начать действовать, они пристально следили за Хафизом, ища подсказки. Минут через пятнадцать Хафиз почти перестал есть, словно забыл о еде на своей тарелке. Его речь стала бессвязной, он начал забывать, о чем говорил, и стал повторяться.
- Слышали когда-нибудь насчет двух лошадей, Суфи-дервиша и джина? - он пустился рассказывать длинную запутанную историю, которая, как подозревал Гилл, была бы очень интересной, если бы Хафиз то и дело не терял нить рассказа.
Рафик и Гилл также перестали есть; они сидели, опираясь на стол, и смеялись так же громко, как и сам хозяин. Калум прислонился к стене, более всего напоминая бесформенный сверток белой ткани, и принялся похрапывать. Акорна переводила взгляд с одного мужчины на другого, ее зрачки сжались в узкие черточки, но тут Гилл крепко сжал руку девочки, стремясь успокоить ее.
- Не тревожься, милая, - прошептал он, когда Хафиз разразился новым приступом хохота, - это только игра.
Наконец, Хафиз прервал рассказ на середине и бессильно ткнулся лицом в свою тарелку с рисом. Остальные трое мужчин зорко следили за ним, пока мерное похрапывание не убедило их в том, что хозяин уснул.
- Хорошо, а теперь давайте выбираться отсюда, - прошептал Гилл, поднимаясь и подхватывая Акорну на плечо. Калум поднялся следом, а Рафик на мгновение наклонился над спящим дядей, роясь в его запачканных шелковых одеждах.
- Давай же, Рафик!
Наконец, он тоже выпрямился и продемонстрировал остальным голографическую карту с изображенными на ней сложно переплетенными трехмерными узлами.
- Ключ к скиммеру дядюшки и его пропуск в порт, - радостно объявил он. - Или вы намеревались идти в порт пешком?..
Глава 5