- Да, - произнесла Мачера, - разве не странно? Я думала, вы друзья.
- Так оно и есть, - подтвердил Геннадий. - Но на самом деле нас здесь нет. Поэтому это не важно.
- Говори за себя, - перебил его голос. - Я, кстати, Ветриз Аузейл, и я точно здесь.
- Простите, - сказала Мачера, - кто-нибудь из вас знает, что мы здесь делаем?
Стен Могре вдруг зевнул и потянулся.
- Пожалуй, на сегодня достаточно. Продолжим обсуждение завтра, в Городе. Всем ясен план?
- Вообще-то... - начал было кто-то.
- Думаю, мы только что решили, каким будет исход войны, - произнес Геннадий. - Но кто победил?
...и проснулся в постели с пульсирующей болью в висках. По какой-то причине он был напуган, словно только что стал свидетелем какого-то ужасного происшествия на улице.
- Мачера? - вслух произнес он, сам не зная зачем. Геннадий медленно вылез из кровати и выглянул в окно, потом плюхнулся на стул и потянулся за кувшином с вином.
Колдовство, - подумал он, - кто-то заставил меня колдовать.
Его затошнило, он отхлебнул вина, подошел к умывальнику у изголовья кровати и умылся. Потом зажег все лампы в комнате, несмотря на то что было уже далеко за полночь. Стало немного легче.
Раздался стук в дверь. На пороге стояла Мачера.
- Что случилось?
Она подняла на него свои ужасно наивные, немного туповатые глаза.
- Извините, - произнесла девушка. - Мне приснился сон...
Геннадий вышел в коридор и огляделся. Ночные встречи пожилых учителей с юными студентками не поощрялись руководством факультета.
- Знаю, - сказал он, проталкивая ее в комнату и закрывая дверь. - Ты помнишь, что именно увидела?
Та кивнула.
- Думаю, да, - произнесла Мачера, грызя ногти. - Но не уверена.
- Ради Бога, сядь, - произнес Геннадий, надевая домашние тапочки. - Я помню, что проснулся после того, как ты задала мне вопрос. Кстати, у тебя болит голова?
Девушка кивнула:
- Чуть-чуть.
- Чуть-чуть. Отлично. Скажи мне, какой сон тебе приснился.
И она все рассказала. Закончив, девушка увидела, что Геннадий закрыл глаза и отвернулся.
- Что-то не так? - спросила она.
- Кажется, мы только что послали на смерть сотни людей. И я даже не знаю, кого именно.
До рассвета оставался целый час.
Горгас, который всегда отлично видел ночью, на этот раз не мог различить в темноте даже свою руку. Он приблизительно оценивал расстояние, которое они прошли, считая шаги, и вполне мог ошибаться. Горгас знал, где собирался быть, но понятия не имел, где оказался в действительности.
Какой идиотский способ выбирать место для самого важного сражения в войне, размышлял он. Было бы ужасно неприятно, если бы Скона пала только из-за того, что он недооценил ширину своих собственных шагов.
- Хорошо, - произнес он, надеясь, что кто-нибудь его слышит. Стройтесь. И молитесь Богу, чтобы мы шли в правильном направлении.
Это мое решение, - говорил он себе, - только мое и ничье больше. Ньесса не хочет, чтобы я был здесь. Я решил, что люди, для которых я это делаю, надеются на меня. Но я не знаю этого наверняка. Единственное, что имело для меня значение при принятии решения, было мое ощущение, что я поступаю правильно. Просто смешно.
Он закрыл глаза.
Ради Бардаса, ради Ньессы, ради Лухи и маленькой Ньессы. Ради них, хотят они того или нет! Я никогда не жалел о том, что сделал. И теперь пришло время проверки. Победа будет означать, что все сделанное мной правильно. Ну, увидим.
А потом над армией Стена Могре взошло солнце.
Глава двадцатая
При первых лучах солнца Бардас Лордан перешел к следующему этапу работы.
Всю ночь он растягивал высушенные на солнце сухожилия, пока те не начали распадаться на отдельные волокна. Потом принялся раскладывать волокна одинаковой длины в пучки и укладывать по размеру на лавку, чтобы они были под рукой, когда потребуются. Теперь оставалось только подготовить клей и очистить ребра.
Кость была скользкой от жира, поэтому он опустил каждую часть в кипящую воду, обращая особое внимание на внутренние поверхности. Затем положил их остывать и начал готовить клей.
Он сделал клей, смешав кровь со стружкой, вскипятив стружку и остатки сухожилий в воде, снимая пенку и помешивая. Запах стоял отвратительный.
Кровяным клеем Бардас смазал куски дерева и кости и отложил их на деревянные блоки. Пока они сохли, добавил сухожилия в волокна и смастерил деревянное устройство, чтобы сделать из кишок тетиву. Наконец растянул пропитанную водой стружку, которую планировал наложить сверху.
- Конечно, я с удовольствием помогу, - сказал Луха, - если это для войны. А что мне надо делать?
- Ничего особенного. Я бы не стал тебя беспокоить, просто привык, что у меня есть подмастерье. А сейчас помочь мне некому.
Луха улыбнулся.
- Я всегда хотел научиться делать что-нибудь своими руками. Мне не нравится книжная работа и войны. Я хочу делать вещи.
- Должно быть, это у нас в генах, - ответил Бардас ободряюще. - Значит, мы с тобой сделаем самый лучший лук на свете.
Улыбка Лухи стала еще шире. Как и у многих угрюмых и нелюдимых детей, у него была очень приятная улыбка.
- Папа будет доволен, - сказал он.
- Надо надеяться, - ответил Бардас.