– Не помню, – отрезала я.
– Ты написала, что все, кто тебя окружают – дебилы. Что бабуля наша – старая маразматичка и ворует у тебя из дома все, что не приколочено. Про подруг написала гадости. Ну и про Витьку с Дэном тоже.
– Что конкретно я написала про Дэна? – требовательно спросила я. Может, это и объясняет его поведение?
– Что он гей, – покраснел Серега.
– Да ну, – не поверила я.
– И что ты видела своими глазами, что Витька и он ну, это самое, – вздохнул Серега. – И ты это в таких подробностях описала, да еще матами, что у меня до сих пор уши горят.
– Ты эту записку спрятал? – нервно спросила я.
– Какое там? Сначала не до того было, а потом ее врачи зацапали.
– Боже, – охнула я.
– В общем, Магдалина, на тебя все очень злые, – печально поведал Серега.
Я помолчала, осознавая ужас случившегося, после чего сказала:
– Серега, я эту записку не писала. Ты же знаешь мой почерк! Я тебе сколько раз писала названия дисков, которые мне надо купить! И я никогда, никогда не матерюсь!
– Твой это был почерк, – тяжко вздохнул он.
– А про тебя я что написала?
– Ничего, – с оттенком гордости поведал он.
– Ну хоть это хорошо, – слабо улыбнулась я.
– А еще на тебя Витька дело собирается открыть, – припечатал Серега.
– За что? – недоуменно воззрилась я на него.
– Ты же в записке написала, что отца своего убила, полное признание. Мол, поэтому-то и решила уйти из жизни.
– Maa God, – охнула я. – С что с отцом?
– Витька его ищет, да пока найти не может. Ты написала, что в лес его завела и бросила, мол, не выбраться ему, точно знаешь.
– Серега, – слабым голосом сказала я. – Если еще что-то не рассказал – то выкладывай прямо сейчас, не томи.
– Да вроде все, – развел он руками. – Только одно скажу – ты уж сиди тут подольше, а то Витька тебя махом на нары определит. Злой он сильно, его в отделе все педиком дразнят.
Я зарылась лицом в подушку и застонала.
Damn!Damn!!!
«Неладно что-то в Датском королевстве», – подвывал внутренний голос.
«Чего делать?», – простонала я.
«Гони Серегу, и будем думать», – прекратив истерику, тут же деловито велел голос.
– Серега, оставь меня, – попросила я.
– А поговорить по душам? – обиженно заморгал он.
– Мне нехорошо! – твердо молвила я. – И передай на посту медсестрам, чтобы ко мне не лезли, я в гневе неприятна!
Серега понуро кивнул и пошел из палаты.
– Я тебе фруктов принес, – он обернулся от двери и кивнул на пакет около стула.
– Спасибо, – покивала я.
Дверь за ним захлопнулась, а я принялась думать.
Итак.
Что мы имеем? А имеем мы то, что мой сон был явно неслучаен. В восемь вечера я сроду спать не ложилась. Я сова, к вечеру у меня наоборот на подвиги тянет!
Куда же мне могли снотворное подложить? Я прокрутила по шагам свои действия в тот вечер. Вот я падаю в реку, плыву, выползаю на пляж. Потом парни везут меня домой. Я ничего не ела и не пила с ними, так что они отпадают.
Потом ругаюсь с Дэном и захожу домой.
Потом… Потом я пью чай!!! И это была единственная еда и питье за тот вечер. Думаю, снотворное было растворено в воде, налитой в чайник. То-то мне напиток показался горьким. И, будь я менее замученной, то несомненно обратила бы на это внимание. А я рассеянно списала мерзкий вкус на неопробованный ранее сорт чая.
Итак, я засыпаю, и тогда злоумышленник, проникнув каким-то образом в дом, делает мне героиновую инъекцию и оставляет предсмертную записку.
То, что это было именно так – это да и аминь. Ведь, черт возьми, я героина в глаза не видела. Я не наркоманка! Да если бы мне надо было умереть, быстро и безболезненно, я бы попросту выпила упаковку снотворного.
Вот только смертельную дозу снотворного не растворить в чайнике. Слишком заметен будет вкус лекарства. И сложновато спящего человека насильно накормить таблетками. Именно из-за этого меня усыпили малой дозой, а потом сделали укол.
Осталось только решить, кто это мог сделать.
А ключи были у двух людей. У Сереги и у Дэна.
И на этом моменте я забуксовала.
Дэн – исключено. Он мне родной.
«Знаешь, или рассматривай всех беспристрастно, или не занимайся этим вообще», – хмыкнул внутренний голос.
Я в ответ хмыкнула еще презрительней и напомнила, что Дэн мне карту вернул, после того, как меня парни у дома высадили.