Жестянка перевернулась, и я разглядел этикетку. Ананасовый сок! Что-то кольнуло сердце, на мгновение показалось, что вместо обезьянки с рисунка на меня глядит улыбающаяся Нафанина рожица. Но это длилось только миг, один короткий миг, а затем наваждение исчезло, и был только день, прекрасный солнечный день.
Гадание в рождественскую ночь
С некоторых пор, по вполне понятным причинам, я увлекся оккультными науками. Я запоем поглощал все, что было связано с интересующим меня предметом. Книги по спиритизму, медитации, всевозможные брошюры о потустороннем мире, «Тибетская книга мертвых», магия и чертовщина, все то, что было чуждо реальному миру, влекло меня. Я интересовался лешими и домовыми, нечистью и нежитью всех мастей. Я увлекся всерьез, и мне было наплевать, что думают об этом увлечении другие.
Родители отнесли его к моей очередной прихоти, что исчезнет сама собой и с которой не стоит бороться. Что касается друзей и подруг, они восприняли это без особого удивления. В наше довольно скучное время, многие увлекались подобным.
Но был в нашей компании один не верящий в сверхъестественное, в чудеса и потусторонние силы. Град его насмешек и подковырок постоянно обрушивались на меня. В конце концов, его бесконечные насмешки надоели, и я решил отплатить ему сполна, уверенный в успехе задуманного плана мести.
В канун Нового года я распустил слух о том, что собираюсь организовать гадание в Рождественскую ночь, по собственной методике. Желание поучаствовать изъявил и скептик Костя. Он не скрывал своего намерения посмеяться надо мной и сейчас. Этого я и ждал!
Я предупредил, что процесс гадания будет происходить в бабкином доме, самом подходящем месте для обитания нечисти. Костя согласился, и с наступлением темноты я привез его, ухмыляющегося в предвкушении потехи, на место грядущего действия.
Я знал Нафаню и был уверен, что он непременно поддержит мою игру, — праздничный розыгрыш приятеля. Так оно и произошло.
Ровно в полночь мы с другом приступили к гаданию по разложенным на полу таблицам, в полумраке, едва оживляемом призрачным светом зеленых свечей. И процесс таинства начался.
Умница Нафаня понял, что от него требуется. Происшедшее превзошло самые смелые ожидания. Что касается Константина, то, глядя на него, меня буквально выворачивало наизнанку от смеха, настолько он был смешон с выпученными от изумления глазами и отвисшей челюстью.
Колдовство шло своим чередом. Невидимый голос нагадал нам с приятелем кучу приключений, радостей и горестей. Конечно же, я узнал голос Нафани, но не переставал поражаться красочности и правдоподобности, с которыми он нам врал.
В очередной раз, взглянув на приятеля, я решил, что пора закругляться, иначе Косте будет совсем плохо.
Сложив в дипломат таблицы и простившись с бабкой, я повез товарища в город. Перед тем как уйти, я задал насмешнику Нафане последний вопрос: что из неприятностей ждет меня в ближайшее время? Ответ был скор. Сегодня мне предстоит пролить кровь. Я был немного разочарован, что Нафаня так поскромничал, ограничив мое грядущее несчастье всего лишь разбитым носом.
Спустя несколько часов я доставил еще не пришедшего в себя друга домой. Нажав кнопку звонка его квартиры, я повернул Костю лицом к двери и, насвистывая от избытка чувств, вприпрыжку помчался к себе, где меня поджидала мягкая постель и приятные воспоминания об удачной шутке.
Я вылетел из подъезда прямо навстречу сюрпризу. Был он банален, но с далеко идущими последствиями. Дорожка накатанного снега, что часто делается возле подъездов детворой, преподнесла мне его. Я поскользнулся и упал, пребольно ударившись носом. Поднявшись, я зажал рукой безвинно пострадавшую часть физиономии. Когда боль немного поутихла, я обнаружил на пальцах кровь.
Не может быть! Предсказания Нафани, которым я не верил, начали сбываться! Я пролил кровь. Значит, все, о чем говорил Нафаня, не шутка, не рождественский розыгрыш? Значит, все это свершится на самом деле? Как же я был самонадеян! Я сознательно пропустил мимо ушей пророчества Нафани! Но ведь я верил в безобидный розыгрыш…
С той памятной ночи прошло много дней, а я все пытаюсь вспомнить слова Нафани в ночь на Рождество. Что ждет меня впереди, за той дверью в неведомое, что приоткрыл мне маленький серый домовой, и которую я так неосмотрительно захлопнул.
Цезарь
История, о которой пойдет речь, случилась весной. Я остался один, получив желанную свободу, лишенный опеки со стороны родителей. Они уехали в отпуск, отдохнуть от шума и суеты большого города. А чтобы я не скучал, мне на попечение был оставлен царственный красавец кот, носящий громкое имя — Цезарь. Цезарь был красивым, толстым и ленивым рыжим котом. Любимым его занятием было целеустремленное глядение в окно, которому он предавался день ото дня, удобно развалившись на подоконнике.
В тот злополучный для него день он не изменил своей привычке и, позавтракав свежей рыбкой, с довольным и благодушным видом взгромоздился на излюбленное место, где с чувством превосходства над окружающими, принялся взирать на мир с высоты третьего этажа. Но не суждено ему было в этот день насладиться красотами, открывающимися взору. Причиной катаклизма стал я. Мне захотелось отдохнуть на лоне природы, а оставлять дома Цезаря не хотелось. Не оттого, что он мог нашкодить, оставшись без присмотра, вовсе нет. Кот обладал мягким нравом и не способен был набедокурить, но его ежедневное сосредоточенное разглядывание мира через окно меня попросту убивало.
Я оказался в поезде, несущемся к бабкиной деревне. За пазухой недовольно ворочался Цезарь, стреляя по сторонам карими бусинками глаз. Все было ново, удивительно для него, а сколько еще предстояло пережить! Будет о чем вспомнить, возвратясь на любимый подоконник…
У бабульки была кошка с не менее аристократичными, чем у Цезаря, повадками и с не менее звучным именем — Матильда. «Аристократы» быстро нашли общий язык, и после обоюдного обнюхивания дело становления дружбы пошло на лад. Вскоре они бок о бок прошествовали мимо меня, читающего в кресле книгу.
По принятому в кошачьем кругу обычаю, радушная хозяйка, Матильда, показывала высокому гостю свои владения. Обход начался с коридора и закончился в святая святых любого кошачьего владения, — на кухне. И на всем протяжении пути ее сопровождало одобрительное цезарево помявкиванье. Вскоре они снова прошли мимо меня, направляясь в кладовку. Пришло время похвастаться охотничьими угодьями.
В кладовке водились мыши. И не только. Но Цезарь был городским котом, он родился, рос и взрослел в современной квартире и о внешнем облике мышей имел весьма смутное представление, целиком почерпнутое из обрывков разговоров уличных котов, случайно подслушанных с командных высот, на которых день ото дня, пребывал он. Цезарь не знал, что такое мышь, но он был котом и джентльменом, что в совокупности и привело к эксцессу.
Великолепная парочка скрылась в кладовке, а спустя минуту оттуда раздался яростный вопль Цезаря, сопровождаемый недоуменным мявканьем Матильды и чьим-то пронзительным визгом. Мне захотелось узнать, что там происходит, что заставило умницу Цезаря издавать вопли, которых от него отродясь никто не слыхал.
Приоткрыв дверь в кладовку, я обнаружил Цезаря, сражающегося с каким-то пушистым серым существом, гораздо меньшим по размерам, но не уступающем ему в отваге и напоре.
Когда глаза привыкли к темноте, я смог разглядеть участников схватки. Каково было мое удивление, когда в противнике Цезаря я узнал Нафаню. Сцена, представшая моим глазам, была настолько комичной, что я не мог удержаться от смеха.
Вдоволь насмеявшись, я поспешил на помощь Нафане, чей натиск все более слабел. Исход схватки был предрешен, и он был явно не в пользу маленького драчливого домового.
Возмущенно взвыв, кот оказался подвешенным в воздухе вверх ногами с хвостом, зажатым в моей руке. Завопив от боли и унижения в момент вознесения ввысь, Цезарь ослабил хватку, и его обессилевший противник получил возможность бежать, которой незамедлительно воспользовался.
Нафаня скрылся в одной из ближайших щелей. Немного помедлив, он выглянул из нее, состроив ужасную гримасу, грозя позорно зависшему в воздухе противнику, маленьким мохнатым кулачком.
Новая сцена была не менее комичной, чем предыдущая, и я вновь затрясся в приступе хохота, продолжая сжимать в руке кошачий хвост.
Приступ смеха был прерван грозным шипением. Я успел заметить только две пушистые лапы Цезаря, озверевшего от позора подвешенного положения, полоснувшие меня по лицу. Стало не до смеха. Отпустив кота, я двумя руками схватился за невинно пострадавшую физиономию, в то время как Цезарь, получив свободу, стремглав выскочил из кладовки.
Цезарь пропал. К бабке он так и не вернулся, и я подозревал, что здесь не обошлось без колдовства Нафани. Кота я больше не видел, а вот слышать о нем доводилось не раз. Сельчане в своих разговорах неоднократно упоминали невесть откуда объявившегося в их краях красавца кота, что стал сущим бедствием для людей, держащих домашнюю птицу, к которой рыжий бандит питал явную слабость.
Под влиянием впечатлений, в суете большого города, история с котом забылась, исчезла из памяти, как исчезли с моего лица багровые отметины царапин, оставленные его когтями.
Жизнь шла своим чередом!
Цезарь в Лукоморье
В этом году я часто наведывался к родной старушке. Красота и тишина деревни убаюкивали. Размеренный покой деревенской жизни лучше всяких лекарств действовал на меня, заставляя на время позабыть горести и заботы городской жизни. Здесь я был предоставлен себе, и никто не досаждал своим присутствием. Я отдыхал морально и физически.
Любил я летними вечерами сидеть на завалинке, смотреть на звезды, мерцающие в чернильном мраке ночи, и мечтать. О чем? О многом. И, конечно же, о самом сокровенном. Я любил в эти чудные вечера, когда, казалось, все мое существо впитывало в себя благодать окружающего мира, — слушать. Как шумит ветер в кронах деревьев, о чем шепчет влюбленный ручей склонившейся над ним березе. Слушать незатейливую песнь сверчков. Я любил эти звуки бессмертной природы. Мне нравилось слушать рассказы сельчан о делах давно минувших лет и дней недавно прожитых. И трудно порой определить точно, где правда, а где вымысел.
Но в правдивости некоторых историй я не сомневался. Не раз на таких посиделках заходила речь о моих знакомых. Один из их, — некогда безобидный домашний зверь, а ныне бандит и насильник беглый кот Цезарь. Что касается второго, обвиняемого в не менее тяжких грехах, за которые ему при поимке обещали вырвать клюв, то с ним я познакомился недавно. Это был Кеша. Ворон Кешка, забияка и нахал. В свое время его, раненого, подобрала и выходила из жалости бабка. Очутившись в доме и придя в себя, ворон по-своему принялся выражать благодарность судьбе. Едва у него поджило крыло, он принялся совершать разбойничьи налеты на кухню, таща оттуда на разлапистое дерево лакомые кусочки, и хотя с тех пор он был неоднократно гоним и даже бит разгневанной его выходками бабулей, он, тем не менее, не собирался покидать приглянувшийся ему дом, где у него было все, даже друг. Он подружился с Нафаней. Нафаня научил его разговаривать, дал ворону имя.
Кешенька был другом, и поэтому Нафаня не на шутку обиделся, когда я рассказал, в каких преступлениях обвиняется его приятель. Нафаня не верил, упрямо твердя, что это ложь, попытка оклеветать честное имя ворона.
Но я был склонен думать иначе, тем более, что среди сельчан были и такие, кто собственными очами лицезрели татя за работой.
Нафаня не верил россказням про Кешку, но вот рассказам про Цезаря маленький домовой верил безоговорочно. Именно он предложил план поимки и выдворения за пределы деревни распоясавшегося пушистого громилы. Я согласился принять участие в осуществлении нафаниного замысла, предварительно взяв с домовенка слово, что он не поступит с котом слишком плохо.
Главное место в нафанином плане отводилось его приятелю, ворону Кеше, которому предстояло сыграть воистину артистическую роль. Необходимо было разыграть специально для Цезаря классическую миниатюру под названием: «Вороне где-то Бог послал кусочек сыра. «Кеша должен был изобразить глупую ворону, счастливую обладательницу эдакого лакомства.
Но роль глупой вороны ну никак, по мнению Кеши, не подходила уважающему себя ворону. Он не хотел даже на время выставлять себя в столь негативном свете. На наше счастье, Кеша любил сыр. Он не поддавался на уговоры, но на сыр смотрел с вожделением. И только после того, как скормили ему столько сыра, что хватило бы осчастливить дюжину глупых ворон и в придачу столько же хитрых лисиц, наш собеседник стал чуточку сговорчивее. Разразившись длиннейшей тирадой по выпячиванию собственных достоинств, он согласился на роль.
Цезарь тоже любил сыр и съел бы его не меньше, чем вороватый ворон, но небольшой кусочек, что перепал ему в лесу от глупой вороны, свалил с ног, заставил забыться в глубоком сне. Сонные капли, пропитавшие сыр, сделали свое дело. Гроза местных курятников был в наших руках, и мы, взяв на себя роль правосудия, должны были наказать пушистого бандита.
Мы схватили его, но потеряли друга. В момент водворения спящего кота в мешок Кеша, до этого спокойно взирающий с высоты ели на происходящее внизу, вдруг обиженно каркнул, и, взмахнув крылами, был таков. Мы вернулись домой в надежде застать Кешу там. Но его не было. Не объявился он и утром. Ворон исчез.
Тем временем заключенный в мешок «уголовник», он же вольный житель лугов, полей и лесов Цезарь, начал проявлять признаки беспокойства, тщетно силясь бежать из сермяжной темницы. Нужно было что-то делать…
Куда его несем, я не знал. Я доверял Нафане и шел рядом с маленьким домовенком по петляющей в лесу тропинке…
На краткий миг лес исчез, а затем появился вновь. Но это был другой лес. Окажись на моем месте посторонний, он бы струхнул от происшедшей перемены. Но я привык к подобным превращениям, да и местность показалась мне знакомой. И если это действительно так, то скоро будет поляна с избушкой на курьих ножках, в которой живет нафанина бабка.