Было так много несоответствий, что я не знал, где они начались. Первая, сержант, была скверной, вызывала шок – но, по крайней мере, после начального опознания, она вызвала подобные чувства. Если сержант и не была скрипачом, она была учительницей музыки, признанной на службу. Моя собственная возлюбленная, могла бы стать такой же, если бы пути Господни повели в другую сторону!
Но она – едина!
Одна без больших пальцев… без доброты, без любви! Я мог не узнавать в ней любимую, но узнавал ее тело! Этим телом когда-то владело мое собственное…
Я почти разгадал причину моего зуда, потому что слышал о подобных вещах… не совсем таких, но похожих. Один из моих старых политиков-собутыльников как-то говорил со мной во время передышки, когда вы истощены от речей и рукопожатий, томительного ожидания результатов. Он сказал мне, что застал свою жену во время совокупления с незнакомым мужчиной. Когда у него пропали всякие сомнения о ее неверности, он очень мучился и был взбешен… и что-то там еще. Он оказался неслыханно рогат! Начались беспрерывные скандалы и конфликты, но в душе он продолжал любить ее. Получилась неизвестная, враждебная любви женщина, которую, как он считал, знал, с которой спал в одной постели… но страсть между ног пересилила голос рассудка.
Глядя из окна, я и правда желал Найлу, даже очень-очень плохую.
Хоть одну Найлу из всех!
Гротеск? Безусловно! Я знал, что это преувеличение. И еще – как может нравиться Найла без больших пальцев? Как заниматься любовью? Например, моя возлюбленная иногда озорно щиплет мои бесполезные соски, когда я щупаю ее, нам делается смешно из-за наших физиологических отличий и разницы в ощущениях. Ко без больших пальцев, она не сможет сделать этого… или сделает иначе, действительно, как вам это понравится?
Я не мог найти нужных слов.
Резко хлопнули ставни, как только горилла Мо отошел от стены и перехватил мой взгляд. Он стукнул по решетке лапой: я отскочил, когда в глаза попали чешуйки ржавчины.
– Рад! – глумился он. – Забудь про это: она не для таких паршивых арестантов, даже если и относится незаслуженно хорошо!
Он исчез, и я услышал скрип открываемой двери.
– Бог знает почему она считает, что вам это не по душе, – ворчал он, выгоняя нас наружу. – Ко она приготовила вам такую же жратву – и предлагает пообедать в своей комнате с кондиционером.
Еда на картонных тарелочках была из мексиканской кухни и почти холодная… да, в этой части Нью-Мехико нет ничего ниже комнатной температуры. В комнате, как и было обещано, кондиционер… Мало того, здесь находились и наши двойники… и нагретых тел было слишком много, чтобы температура комнаты повысилась.
Я уселся рядом со своим двойником, и мы посмотрели друг на друга.
– Эй, Дом!.. – начал я.
Он подивился.
– Обычно, меня зовут Ники! – сказал он. – Правда ли, что вы видели ее у себя? Она засадила меня надолго. – Я только открыл рот, чтобы спросить, кого он имеет в виду, но мой двойник не останавливался. – А вы в самом деле сенатор?
– С 1978 года. От штата Иллинойс.
– Никогда не говорил с настоящим сенатором! – Он заулыбался. – Особенно когда он – это я. Как мне вас называть?
– В таких обстоятельствах достаточно называть меня Домом. А вас? Ники? Это смешно почему-то. Даже когда я был маленьким, мама не называла меня Ники.
– Моя тоже! Но когда я ездил к адвокату, посоветоваться по работе, он сказал, что имя Доминик очень похоже на слово доминировать и клиентам это может не понравиться. Я кредитный маклер!.. – он запнулся, разжевывая бобы. – Дом? А как же вы сделались сенатором?
Подразумевалось, конечно же, когда я просто никто! Как вы ответите на подобное? Я не мог сказать: «Потому что я победитель, а ты обыватель!» Это было бы непростительно и лживо, ведь мы один и тот же человек. Что же такое произошло в его мире, сделавшее мою нежную скрипачку безжалостной охотницей на людей, а меня – изумленным простаком?
Шанса узнать это не было: в комнату вошел Мо, волоча картонный ящик, словно он был очень тяжелым, за ним Найла Христоф. Теперь она была одета в юбку и скромную блузку с длинными рукавами. Одежда ее откровенно обтягивала, и я был уверен, что под ней не надето белье.
– Вас удовлетворил обед, приятели? – весело поинтересовалась она. – Ужин будет еще лучше! Я уезжаю в Альбукерк, чтобы переговорить по надежной линии с Вашингтоном, надеюсь, они скажут, что делать.
Она кивнула Мо, он поставил коробку на пол и начал вытаскивать из нее различные предметы: большую штуковину с двумя бобинами (воткнул штепсель в розетку), несколько катушек проволоки, длинный провод и микрофон, размером с мой кулак.
Лари Дуглас (не тот, который шел со мной!) заерзал на месте:
– Найла, о ком вы говорите?
Она улыбнулась и показала пальцем в небо.
– Вашингтон? – его голос внезапно напрягся. – Но послушай, Найла! Я ничего не знаю об этом!
– Теперь будешь знать! – нежно улыбнулась она. – Мо! Ты готов?
– Да, шеф! – доложил он, вставив катушки.
Щелкнул переключателем и металлическим крестом внутри, и я увидел, как лампы… электронные лампы!.. начали раскаляться.
– Сейчас мы возьмем у вас заявления! – сказала женщина с телом, которое я так хотел любить. – Никакой лишней информации! – сказала она Дугласу. – Просто отвечайте на вопросы! Директора не интересует, чем вы занимались в Чикаго или как вам нравится обращение. Только самую суть! Я должна покончить с этим раньше, чем прилетит самолет!
Учитывая задаваемые мне вопросы и все обстоятельства, я не видел особенной системы допроса, но она была. Найла Христоф знала, что нужно для записи, и спрашивала только это. Первым прошел Ники Де Сота. Он произнес имя, свой адрес и так называемый гражданский регистрационный номер. После этого было только два вопроса:
– Находились ли вы когда-либо внутри Долилаба?
– Нет!
– Видели ли раньше присутствующего здесь человека, похожего на вас и называющего себя сенатором Домиником Де Сота?
– Нет!
Найла кивнула головой, и его место занял местный Лари Дуглас. Допрос был не очень тщательным. Были те же два вопроса, только представляемый человек звался доктором Лоуренсом Дугласом. Он дал аналогичные ответы, и на сцене возник я.
Меня держали дольше всех. Найла приказала:
– Начните с того момента, когда вас известили о поимке двойника на секретной военной базе Нью-Мехико, и расскажите свою историю.
Агент просто слушала, иногда задавая вопросики типа: «Что случилось потом?» – и ничего более. Но когда я дошел до так называемого «меня»-майора, она вставила:
– Это был тот самый человек, которому вы приписываете исчезновение из-под стражи? Нет? И не тот, который представлен здесь? Тоже нет? Значит, вас, как минимум, четверо? Хорошо, продолжайте…
И я продолжил. Рассказал о победе на другой Найлой, не упоминая поцелуя и того, кем она являлась в самом деле. Достаточно было того, что я назвал ее «сержант Самбок». О большем меня не спрашивали.
– Затем мы упали в песок, кроме пустыни, кругом ничего не было. Стояла непереносимая жара. Мы быстро удалялись от места падения, во всяком случае, так думали. По солнцу двинулись к юго-востоку. И шли долго-долго, изнывая от жажды, затем Дуглас сказал, будто бы слышал, что внутри кактусов скапливается вода, и попробовал вытащить один из них… под ним оказалась змея! – Я запнулся, удивляясь, как много деталей требуется для женщин. – Я услышал треск, прежде чем увидел отпрыгивающего Дугласа: с его рукава упала змея. Она была маленькой, а материал одежды плотным, так что доктор получил слабую дозу яда. Самое смешное, что он не издал ни звука, а просто выглядел растерянным. Потом мы выбрались к железнодорожному полотну, где нас подобрали железнодорожники.
– Отлично! – сказала Найла-Без-Пальцев и кивнула обезьяне.
Тот выключил магнитофон и принялся выполнять утомительную задачу по смене катушек. Если у Найлы и не хватало больших пальцев, упорства ей было не занимать! Она покончила со мной и переключила внимание на моего невольного попутчика. Я не мог пенить, почему он был так встревожен, но в ее взгляде было что-то такое… Как бы это сказать? Соблазнительное и в то же время грозное. Она нежно улыбнулась Дугласу и сказала:
– Сейчас вы, милый!
Если мы втроем смогли заполнить только одну катушку, этот доктор Лоуренс Дуглас, похоже, был готов заполнить все остальные. Вопросы Найлы были резки и били в цель. Время от времени она смотрела в блокнот-шпаргалку, чтобы убедиться, что ничего не забыла.