ДМИТРИЙ БИЛЕНКИН
Не будьте мистиком!
При высокой температуре мысли ползут и вязнут, как ноги в глинистом месиве. Только лениво, нехотя, круговоротно. Все вяжется мерным узором, монотонной чредой всеобщих пустяков, успокоительным колыханием теплой ряби, так, без обрыва, но и без четкой связи, без единого всплеска, нет ни малейшего раздражения даже на некстати свалившийся грипп. Впрочем, когда грипп бывает кстати? Только когда хочешь увильнуть от более досадной, чем болезнь, заботы. Я же был в отпуске, в крохотном городке Закарпатья, принадлежал сам себе, рассчитывал всласть отдохнуть и всласть поработать, а вместо этого, укрывшись пледом, лежал в старом доме, еще точнее - в "комнате с привидениями".
Кстати, весьма уютной и недорогой, только немного запущенной. Напротив кровати находился камин, сейчас, в свете ночника, отверзлый и черный, как зев пещеры. Солидных размеров ковер на полу напоминал о дряхлости, забвении, пыли и тому подобных серьезных вещах. Когда-то веселенькие, в пунцовых розах, обои изрядно пожухли и смотрели на меня пятнами, которым при желании можно было придать смысл и оттенок выцветшей крови. Такого желания я не испытывал. Наоборот, я им был благодарен, ибо подозрительная теперь тусклость аляповатых роз, их багровая в сумерках мрачность наверняка помогли мне осесть в этом тихом, всего за рубль в сутки, пристанище, когда я уже было отчаялся снять где-либо комнату. Сезон, наплыв жаждущих солнца и винограда северян! Долго я тогда вышагивал по раскаленному сухим блеском булыжнику, напрасно стучался в устные домики, стойко принимал вежливые улыбки отказа и брел дальше от одного тенистого оазиса к другому. Места не было нигде, и я уже ощущал то, что, верно, чувствует бесприютная дворняга, некую униженность легковесного и, как пыль под ногами, никому не нужного существования, когда одна тонконогая, лет двенадцати фея в шортиках, шмыгнув носом, махнула куда-то в глубь переулка:
- А вы попробуйте у дяди Мартина. У него, правда, нечисто... Но, может, и сдаст. Прямо и налево, старый дом, во-он черепица в просвете!
Владелец домика оказался похожим на встревоженного филина. Даже рубашка была на нем какая-то оттопыренная, седые волосы топорщились, как им хотелось, а глаза под круглыми очками то часто мигали, то, наоборот, застывали в неподвижности, такие же серые, как и весь облик хозяина. Мартин не столько говорил, сколько мямлил, и неизвестно чего в его междометиях было больше - смущения или нежелания объясняться. Сначала он мне отказал, но сделал это так "неуверенно, что я продолжал уговоры и, должно быть, мой вид был красноречивей слов; мой собеседник явно ощутил некое моральное неудобство своей позиции и, мигая чаще обычного, даже заерзал.
- Нет, нет, не хочу вас подводить... э... вообще... тут, видите ли... Впрочем, однако... Да, конечно: человек без угла хуже, чем угол без человека, но... Слушайте, как вы относитесь к привидениям?
- Что?!
- Понятно... - Он грустно покачал головой. - Видите ли, комната есть, пустая, но в ней... э... поселилось привидение. Не могу вам помочь, добавил он тоскливо.
К счастью, я даже не улыбнулся. Долгие мытарства хождений сделали из меня провидца и дипломата. Я тут же без всяких логических обоснований отбросил мысль о легком помешательстве собеседника, внутренним зрением приметил под его рубашкой крохотный крестик (прочем, выпуклость этого амулета могла сама собой обозначиться под тканью) и понял, с кем имею дело. Мартин искренне хотел помочь ближнему, но совесть, но долг никак не позволяли ему сводить человека с нечистью, да еще брать за это деньги. В той же мере его, однако, угнетала мысль, что вот есть же свободная комната, а вот человек, которому она позарез нужна. Свою роль, конечно, играли и деньги.
Уже спокойно, с понимающим выражением лица я осведомился, как давно поселилось привидение, что оно себе позволяет, и уверил Мартина, что перспектива встречи с ним меня ничуть не смущает. Я не стал приводить довода, что ни в какие привидения не верю (этот довод его не убедил бы), а просто сказал, что раз для него, Мартина призрак неопасен, то, значит, и я с ним какнибудь уживусь.
Это произвело нужное впечатление.
- Но я-то не живу в комнате, - заколебался он. - Ее и дети избегают. Младший в свой последний приезд попробовал... А!
- Да ведь я ненадолго. Сами же говорите, что оно не всегда появляется. Попробуем, попытка не пытка...
- Так-то оно так... - Мартин тихонько вздохнул. - Ладно, я вас предупредил. Только знаете что? Говорите всем, что я с вас взял полную цену, а то соседи... Ну, вы понимаете.
Так я обрел пристанище. А заодно воображаемое привидение и вполне реального добродушного хозяина, с которым под материнской опекой хозяйки мы в этот же вечер славно раздавили бутылочку домашнего вина. Уже в постели я лениво подумал, как интересно устроена жизнь и кого только в ней нет. Предполагал ли я утром, что столкнусь с психологией совсем другой эпохи и буду разговаривать с человеком, для которого божий промысел и нечистая сила такая же реальность, как телевизор и космические полеты? Разумеется, нет. Каждый держится своего круга, живет его представлениями и порой забывает, что это еще не весь мир.
Никакого привидения я, само собой, не увидел ни в ту ночь, ни в последующие. Так, собственно, и должно было быть, но вовсе не потому, что призраков не бывает. Проблема существования чего-либо не так проста, как кажется людям с однозначным складом ума, для которых что-то либо есть, либо его нет вообще. Кроме геосфер имеется еще ноосфера, а это отнюдь не пустыня. Усилия психики творили и творят в ней не менее диковинные, чем в биосфере, образования, которые, правда, еще ждут своего Линнея и Дарвина. Существует ли Гамлет или Дон-Кихот? Их нет, никогда не было в физическом мире, но в духовном они есть, существуют как образ и способны воплотиться на сцене, то есть отчасти перейти в сферу телесной осязаемости. Привидения-образования того же класса, хотя и другого рода. Они порождены не искусством, а религиозной мистикой, это продукт мировоззрения былой эпохи, но для тех, кто в них верует, они существуют и по сей день. Воображение способно их воскресить, здесь актерствует психика самого зрителя, однако это уже частности. Важно, что мне привидение не могло явиться, ибо я в них не верил.
Оно и не являлось, чем повергло Мартина в легкое недоумение. Понятно, я ничего не стал объяснять и даже не намекнул, что если бы он не был столь щепетилен и всем предлагал "комнату с привидениями", то это лишь увеличило бы наплыв желающих.
Более того, наверняка бы нашлись любители платить втридорога, лишь бы было потом о чем порассказать. Что делать, вялое существование требует душевной щекотки и доброе старое привидение годится для этого не хуже, чем вымысел о каком-нибудь "Бермудском треугольнике". Ничего этого я Мартину не сказал, наоборот, в шутку заметил, что, видимо, пришелся привидению не по вкусу и оно, чего доброго, навсегда очистит помещение. "Дайто бог..." - пробормотал Мартин не слишком уверенно, но я не сомневался, что заронил в нем некоторую надежду. На большее я и не рассчитывал. Атеиста трудно заставить поверить* в потусторонний мир, но многие из нас почему-то убеждены, что обратная задача куда проще.
Так или иначе, все обстояло прекрасно, если бы не проклятый грипп. Хотя когда еще можно вот так, ни о чем не беспокоиться, просто лежать, забывая о времени? Хочешь держаться на стремнине - греби изо всех сил, таков удел современного человека и грипп здесь при всех своих неприятностях еще и разрядка. За окном давно смерклось, в доме было тихо, не хотелось даже читать, я лежал, безучастно глядя на тусклые пятна обоев, и вялый ход мыслей так меня убаюкал, что я не расслышал шагов Мартина за дверью.
- Да-да, - встрепенулся я на стук. - Входите!
Сначала в проеме двери возник поднос с графином и мелко дребезжащим о стекло стаканом. Как и в прежние свои посещения, Мартин кинул украдкой взгляд, в котором читалась надежда увидеть меня молодцом, а когда эта надежда не оправдалась, его лицо сразу стало сокрушенным. Подозреваю, что добрую душу моего хозяина томило сознание невольной вины, ибо захворал я в его доме, значит, он, хозяин, чего-то не предусмотрел, о чем-то не позаботился, ведь, что ни говори, свалился я один, а вот у соседей все постояльцы здоровы и вообще в городе никто не слышал ни о какой эпидемии. Допускаю даже, что в причинах моей болезни Мартин усматривал козни привидения, которое, почему-то не решаясь действовать в открытую, прибегло к окольному маневру.
- Вот, - сказал он, ставя графин с лимонадом. - Как вы себя чувствуете?
- Нормально...
Брови Мартина чуть-чуть приподнялись.
- Нормально, - повторил я. - А что? Вирус - честный противник. Сразу дает о себе знать, организм тут же на него врукопашную, так и ломаем друг друга.
- Все смеетесь... Хоть бы аспирин приняли, еще лучше - антибиотик.
- Дорогой Мартин, вы ужасно нелогичны! По-вашему, все в руке божьей, так какая разница - глотаю я таблетки или нет?
- Извините, но нелогичны вы. Бог дал человеку разум, разум создал лекарства, значит, ими надо пользоваться. А вы, человек науки, и пренебрегаете... Он осудительно покачал головой.
- Наука, - возразил я со вздохом, - не смирению учит. Но и не гордыне. Пониманию. С лекарствами, знаете ли, как с автомобилем; доставит быстрее, но можно разучиться ходить пешком. Всему свое время, согласны?
- Ну, как знаете... Может, еще чего надо?
- Нет. Спасибо за питье, больше ничего не надо. Повода задерживаться у Мартина больше не было. Однако он остался в кресле. Вид у него был весьма смущенный, чем-то он сейчас напоминал неловкого торговца из-под полы, даже волосы встопорщились больше обычного, а руки растерянно елозили по коленям, округлые глаза смотрели мимо и часто мигали.
- Не беспокойтесь, все будет хорошо, - сказал я. - Подумаешь, грипп!
- Нет, нет, я не о том... Сейчас, понимаете ли, полнолуние...
- Да? Ну и что?
- Самое беспокойное время... Вы опять будете смеяться, но...
- А-а! Привидение. Полно, Мартин, ничего со мной не случится.
- Да, да... Но, знаете, на всякий случай... Вам же все равно? А мне как-то спокойней...
- Спасибо, Мартин, только зачем мне куда-то переходить? И вас стесню, и мне неудобно. Оставим это,
- Нет, нет, вы не так меня поняли! Оно, конечно, самое святое дело вам было бы перейти, но, простите, наука, как я погляжу, всетаки учит гордыне... Ах, я не о том! Но... Вы не рассердитесь, если я над вами повешу... Все-таки может оно поостережется.
С этими словами откуда-то из глубин своих одежд Мартин извлек изящное костяное распятие.
Я чуть было не рассмеялся. Мне хотелось сказать, что распятие наверняка уже здесь висело и ничуть не помогло (еще бы!), но выражение глаз Мартина было таким просительным, его забота обо мне была такой трогательной, что я поспешно кивнул.
- Вот и хорошо, вот и славно, - обрадовался Мартин. - Так и на душе как-то спокойней... Ваше право все это отрицать, но опыт отцов, уверяю вас, чего-то стоит... А ведь я вам гожусь в отцы!
- Нельзя отрицать того, чего нельзя отрицать, - ответил я (спорить мне уже не хотелось). - Спокойной ночи.
- Минутку. - Мартин перегнулся, чтобы повесить распятие, и надо мной заколыхался его животик. - Ну вот... Спокойной ночи, спокойной ночи!
Высоко приподнимая пятки в заштопанных носках, он мягко, как на лыжах, заскользил шлепанцами к двери и тщательно прикрыл ее за собой.
Я нехотя встал, повернул ключ, разделся, выключил ночник, натянул на себя одеяло повыше. Теплая пещерка постели показалась мне самым уютным на земле местом. Туманные обрывки мыслей продолжали свое вялое круговращение, я не сомневался, что засну тотчас. Но это ожидание не сбылось, видимо, я слишком много продремал днем.
Впрочем, это не имело значения, при высокой температуре мало что имеет значение. Где-то далеко соборные часы пробили полночь. Услышав их, я приоткрыл глаза. Комната мне представилась чужой, ибо в окно успела заглянуть луна. Ровный свет далекого шара серебрил ковер, косо перечеркнутый тенью рамы, белизной глазури покрывал в ногах крахмальные простыни, льдистыми сколами преломлялся у изголовья в стекле графина, а за пределами этого минерального сияния и блеска все было провалом мрака, столь глухого и черного, словно комната переместилась в инопланетное измерение и воздух в ней утерял свою способность смягчать контраст.