— Нет… нет… пожалуйста.
Миссис Максвелл опустилась на стул рядом с ней и стала объяснять, что, как, когда и все мрачные последствия.
— Они приходят каждую ночь. Понимаешь, в доме должно быть темно. Эти существа не переносят вида своих жертв. Или, может быть, потому, что они умерли в темноте — не знаю. Но если кто-нибудь с неиспорченной душой, тот, кому не приходилось поднимать руку на нечестивых, выйдет за дверь…
Майя воскликнула:
— Нет… нет…
— Не перебивай, пожалуйста. Выйдет за дверь и прикажет им исчезнуть в вечной тьме — тогда им придется повиноваться.
Майя неистово мотала головой из стороны в сторону и хныкала, как насмерть перепуганное животное. Миссис Максвелл схватила ее за руки и стала уговаривать.
— Ты должна. Неужели ты не понимаешь, что означает сидеть здесь взаперти, год за годом? Не смея погасить свет или открыть занавеси. Один раз я вышла из дому — один-единственный раз — и они стали преследовать меня, слышишь? Преследовать! Ты единственная можешь освободить меня, и я буду тебе благодарна. Очень, очень благодарна. Я дам тебе денег, много денег. Столько, сколько тебе потребуется на всю оставшуюся жизнь. Подумай об этом. Всего за две минуты работы. Если эту дребедень можно назвать работой. Скажи лишь «да», всего лишь «да». Давай, это такое короткое слово. Да… Да…
— Я не могу. Попросите сделать что-нибудь другое.
— Да. Скажи «да». Ты можешь закрыть глаза, когда они приблизятся. Давай… Скажи «да».
— Д… Д… а.
Миссис Максвелл встала.
— Наконец-то. Много шума из ничего. Я позабочусь о том, чтобы миссис Дункан и Сагден получили выходной… Она подозревает, но никогда не сможет доказать. Будет хорошо, если весь дом окажется в нашем распоряжении, особенно если учесть, что может быть довольно шумно. Ради Бога, больше не хнычь.
Миссис Дункан свалила свои уложенные чемоданы на кухонный стол и свирепо посмотрела на Майю.
— Приказала мне взять выходной, а когда я заявила, что не хочу никаких выходных, выгнала меня. Ну, что же, ее ждет потрясение.
Майя посмотрела на нее широко открытыми глазами.
— Вы хотите сказать… что больше не вернетесь?
— Совершенно верно. И если у тебя осталось врожденное чувство здравого смысла, ты тоже исчезнешь отсюда. Я не слепа и не глуха и понимаю, что держит мою хозяйку взаперти в ее комнате. Сейчас же поедем на станцию с Сагденом и мной.
— Не могу. Я обещала.
— Очень глупо с твоей стороны. С меня хватит. Когда наступит темнота, попомни слова. Жалок тот, в ком совесть нечиста.
Перед самым закатом Майя собрала весь свой небогатый запас храбрости и обследовала сад. Она медленно обошла дом и со страхом посмотрела на зашторенное окно. Именно на этом месте стояли призраки. Если она сейчас поднимется на второй этаж и посмотрит вниз через щелочку в шторах, то, несомненно, увидит их. Но — она с тревогой посмотрела по сторонам — в поле зрения не было видно ничего страшного. Куропатка вскрикнула в своем гнезде далеко в зарослях кустарника, и ветер, будучи в игривом настроении, шевелил длинные темные волосы Майи. Потом облако закрыло собой диск заходящего солнца, и длинная густая тень набежала на сад.
Майя вернулась обратно в дом и закрыла все двери и окна, прежде чем подняться в освещенную газом комнату на втором этаже.
— Заклинаю вас уйти прочь и больше не возвращаться, — повторила Майя в шестой раз.
— Странствуйте вечно по черным долинам подземного царства, — продолжала миссис Максвелл, — где приматы танцуют дикие танцы в населенных демонами лесах.
— Странствуйте вечно… Миссис Максвелл, откуда вы знаете, что это подействует? Я всего лишь невежественная девчонка, и эти слова ничего мне не говорят.
Миссис Максвелл в отчаянии всплеснула руками.
— Потому что я знаю это, девочка. Я перекрыла дорогу рассудку и заменила его бесспорным знанием. Я знаю, что эти отверженные создания ждут меня в саду. Знаю, что они каждую ночь поднимаются на второй этаж и пытаются увести меня с собой. Мне удалось передать эти знания тебе, поэтому ты должна поверить мне, что определенное сочетание слов заставит их уйти восвояси, понимаешь?
— Да… мне кажется.
— Ну, и слава Богу. Теперь повтори еще раз: «Заклинаю…»
Вскоре после полуночи послышался неумолимый звук шагов вверх по лестнице, и миссис Максвелл стала похожа на кошку, предчувствующую появление долгожданной мыши.
— Выйди на лестницу, девочка, поторопись — дверь должна быть закрыта, когда они поднимутся на площадку. Если мы встретимся лицом к лицу, может случиться Бог знает что.
Она подвела дрожащую девушку к двери, наполовину приоткрыла ее и вытолкнула Майю на облюбованную привидениями лестничную площадку. Масляная лампа в круглом абажуре из матового стекла свисала с потолка, и круг желтого света покрывал большую часть площадки и три верхних лестничных марша. За его пределами во всех направлениях темнота словно билась о невидимые преграды, а в пустом доме скрипели и стонали окна и двери от ветра, настойчиво и непрестанно требовавшего впустить его внутрь.
Для приближающихся шагов, казалось, не существовало толстого ковра, расстеленного на лестнице, — они издавали глухой стук, не различимый за закрытой дверью. Постепенное приближение легкой поступи, неумолимое движение неудовлетворенной мести, питаемой неистощимой энергией человеческого сознания.
Они вошли в круг света, потом остановились. Они принесли с собой пронизывающий холод, охвативший ее руки и ноги и превративший ее в окоченевшую статую, которая не могла ни двигаться, ни говорить, а только видеть, слышать и смутно понимать. Мужчина посмотрел на закрытую дверь жадными глазами. Девушка стояла чуть позади него; открытая рана у нее на шее напоминала улыбающийся рот.
Майя ощутила ужасное одиночество, жгучее чувство вины, которое не могло исчезнуть, пока третий участник этого мрачного трио не искупит свое преступление. Она слышала их голоса, ужасные слова, произнесенные шепотом.
— Матильда… иди к нам. Иди… Иди…
Из-за двери раздался голос миссис Максвелл.
— Майя… говори, девочка. Прикажи им уйти. Что с тобой?
Но горло, сжатое страхом, не могло произнести слов; оно могло лишь хрипеть, издавать сдавленные звуки, не было никаких сил закричать во весь голос — членораздельная речь была выше ее сил. С другой стороны, по мере того, как произносимые шепотом призывы продолжались, голосовой диапазон миссис Максвелл значительно расширился.
— Ради Бога, говори… избавь меня от них… не подводи меня. Не… — ее голос утих и в последовавшей за этим тишине две фигуры медленно двинулись к двери, потом встали неподвижно, словно ожидая разрешения войти. Истошный крик натолкнулся на безмолвие и превратился в поток бессвязных слов.
— Газ… свет гаснет… миссис Дункан забыла опустить монеты в счетчик… Майя… Свет гаснет!
Стены света, делавшие до сих пор крепость неприступной, рушились, и слепой бессознательный страх заставил единственную ее защитницу распахнуть настежь дверь и выскочить с криками на лестничную площадку, где ее ждали две тени из запятнанного кровью прошлого.
Какая-то часть Майи, сумевшая отгородиться от парализующего ужаса, увидела выражение неверия на лице миссис Максвелл, когда та наконец вступила в визуальный контакт с преследовавшими ее призраками. Страх, спрятанный от глаз и смотревший снизу вверх на плотные шторы, которые никогда не открывались, осязаемый в виде шепчущих голосов за закрытой дверью, за многие годы обрел полуреальное, полувоображаемое существование. Ныне страх был одет в погребальные одежды памяти, насильственные действия прошлого посылали свои импульсы через границы настоящего, и рудименты предрассудков обрели силу в мерцающем свете гаснущей газовой лампы.
Миссис Максвелл закричала:
— Нет… вы мертвы!.. Я вас убила… уходите отсюда… уходите… уходите…
Но ей не хватало веры, могущей двигать горы, и последние остатки мужества растаяли в жарких лучах страха; она, шаг за шагом, отступала назад, а высокий мужчина и молодая девушка медленно входили в темнеющую комнату.
Перед тем, как газовая лампа окончательно погасла, Майя увидела три фигуры, стоявшие близко друг от друга в середине комнаты. Мужчина и девушка обняли миссис Максвелл и их губы нежно ласкали ее холодные, бледные щеки.
Ее крики угасли вместе с газовой лампой.
Майя бежала по широким черным торфяникам. Луна выглядывала из-за бегущих облаков, низкорослые деревья наклоняли кроны в знак подчинения господствовавшему над ними ветру, а заросли вереска колыхались, словно волны подземного моря. Она присела передохнуть на гребне холма и со страхом посмотрела на пейзаж, цвет которого менялся с серебристого на черный и обратно, когда луна скрывалась и вновь появлялась из-за гонимых ветром облаков.