- Ага, ты пошути. А что мы будем делать, когда у каждого постового будет твоя фотография?
- Нет, фотографии у них нет, - уверенно заявил Саня. - Я же мамин паспорт только показал и сразу же забрал.
- А адрес они записали? - допытывался Сережа.
- Вроде да.
- Тогда фотографию могут получить через паспортный стол.
- Ну, это не так скоро. Надеюсь, мы к этому времени будем уже далеко. Тем более, что в спортсменке-велосипедистке даже самый бдительный мент вряд ли заподозрит тяжело больную, которая в любой момент может склеить ласты без медицинской помощи. Только надо поторапливаться. А то того и гляди, гостей дождемся.
Мы уже выкатили велики и почти преодолели ухабы нашего двора, когда к подъезду подъехала патрульная машина. Во время! Хоть в этом повезло, ибо из милиции, куда бы точно в качестве основного подозреваемого отправили бы Сережу, так запросто не убежишь.
Спустя полчаса мы были уже на вокзале. До отхода электрички оставалось двадцать минут, и Сережа уже собрался идти за билетами, когда к нам подошел молоденький сержант милиции. Его аккуратная серо-зеленая форма просто радовала глаз. Тогда, то есть сейчас, в 92-м, стражи порядка еще не носили эту дикую форму камуфляжной раскраски в жуткие синие, черные и белые пятна. Чтобы мусор не был заметен на асфальте, как шутили в народе.
Сержантик вежливо козырнул, представился и спросил:
- Куда вы собираетесь ехать?
- До Молодечно, - честно ответил Сережа. Нет, чтобы соврать что-нибудь про дачу в Боярах! Хотя милиционер и так вряд ли бы поверил, поскольку на дачу с таким багажом не ездят.
- Вы знаете, что в Республике сейчас пожароопасная обстановка, и поэтому выезд в леса закрыт?
- Но нам действительно необходимо попасть в Молодечно, - продолжала я настаивать.
- Ничем не могу помочь. Вам придется отложить ваши дела.
Я с тоской огляделась по сторонам. На вокзале милиции было чуть ли не больше, чем пассажиров. Стояли на перронах и у всех входов. И всех, кто хотя бы чем-то напоминал туристов, заворачивали назад. Ну и дела! Нужно срочно придумывать какой-нибудь другой способ выбраться из города. Пока я лихорадочно соображала, милиционер, отошедший на несколько шагов, вдруг снова вернулся. В руке у него была какая-то бумажка.
- Предъявите ваши документы!
Этого еще только не хватало!
- Послушайте, товарищ сержант, мы разве что-то нарушаем? Мы сейчас отправимся домой!
- Предъявите ваши документы!!! - повторил он с нажимом.
- Но мы не брали их с собой, - залепетала я.
Он мельком снова заглянул в свою бумажку и удовлетворенно кивнул.
- В таком случае вам придется пройти со мной в отделение!
- Зачем это еще? - стал справедливо возмущаться Сережа.
- Для установления ваших личностей, - он был непреклонен, как скала.
Рискуя заработать стойкое косоглазие, я заглянула в его заветную бумажку, и сердце просто оборвалось! Там подробно были описаны те самые приметы, которые диктор только что передавала по телевизору. И даже тот факт, что тяжело больная женщина передвигается не только сама, но и на велосипеде, не смутил доблестного служаку! Мы с Сережей переглянулись, и по моей кислой физиономии он все понял. Как говорится, надо хуже, да нельзя!
Идти с ним в отделение? Ничего хорошего из этого не получится, ибо как же мы сможем объяснить все происшедшее с нами даже не просто посторонним людям, а милиционерам, святой долг которых подозревать всех и каждого, когда сами ничего толком не понимаем? О последствиях просто не хотелось думать.
Удрать от него? Даже бросив велосипеды со всей поклажей, вряд ли удастся это осуществить, потому как тут их, милиционеров, столько, что только стоит ему свистнуть, как все они сбегутся. Бесполезно. Тем более, что в этом случае объяснить хоть что-нибудь будет вообще невозможно.
Мы топтались на месте в нерешительности, а сержант уже поглядывал по сторонам, прикидывая, кого из коллег он может привлечь к задержанию особо опасных преступников.
Ситуация более, чем критическая!
И в этот момент у меня снова возникло то же ощущение, как тогда, на "Динамо". Что я чувствую и воспринимаю иначе. Его сложно с чем-либо сравнить и уж совсем невозможно с чем-то спутать. Я быстро взглянула на Сережу. Естественно, он тоже менялся прямо на глазах. Густые русые кудри выбивались из-под стального шлема, широкую грудь прикрывала такая штука с металлическими пластинами - кажется, нагрудник, а из-под нее свисала почти до середины бедра кольчуга. С пояса свешивался меч в богато инкрустированных ножнах. Он держал за богато убранную уздечку прекрасного вороного коня.
Хорош, право слово!
Саня выглядел куда скромнее. Только грязная холщовая рубаха ниже колен, из-под которой сиротливо торчали босые ножонки. Рядом с ним топталась обычная вислобрюхая крестьянская лошадка. Разглядывать собственную внешность не было времени. Только отметила, что конь у меня замечательный - стройный, серый в яблоки.
Вот он, тот спасительный случай! Я прикинула, что в любом варианте мы вряд ли соответствуем тем приметам, которые указаны в его ориентировке, и пошла в наступление:
- Товарищ сержант! Вы что такое себе позволяете! Вы же пьяны! Доложите номер Вашего отделения, необходимо разобраться с вашим руководством! Надо же, такой молодой, и с самого утра в нетрезвом виде!
Надо сказать, бравый служака очень хорошо воспринимал командный голос. Он, видать, решил, что крыша у него поехала, а тут ему доходчиво, на понятном языке объяснили, что он всего-навсего пьян. Полное, безграничное счастье отразилось на его мальчишеской физиономии.
- Извините, пожалуйста, проходите, я...- залепетал он сбивчиво.
- Смотрите, чтобы это было в последний раз! Вы свободны!
- Есть! - он взял под козырек и вытянулся по стойке "смирно", развернулся, щелкнул каблуками и чуть ли не строевым шагом отправился восвояси.
Ф-фу! Пронесло на этот раз!
Мы разумно решили смотаться от этого обилия милиции как можно быстрее и дальше, только что было делать с конями? Совершенно непонятно. Ездить на них мы все равно не умели. Ни один. Так что дожидаясь обратного превращения, мы просто двигались к ближайшему скверику, ведя скакунов за повод. И при этом старались делать вид, что все так и должно быть, что так модно именно сейчас, летом 92-го, бродить по городу в латах и с дико всхрапывающими конями. А что некоторые из нас босиком и без штанов - так это дело вкуса и не более того.
Я даже успела рассмотреть себя. На мне было одето тонкое холщовое платье, на шее - многочисленные ожерелья из бус и мониста, уши оттягивали тяжелые серьги. Судя по весу, на голове громоздилось что-то вроде кокошника или как там еще эту штуку называют. На ногах были красные сапожки, которые немилосердно жали и вряд ли были снабжены супинаторами для профилактики плоскостопия. Наверное, лет восемьсот назад я должна была считаться просто неотразимой. Этакая "Мисс развалины древнего Минска". Хотя нет, для "Мисс" меня слишком много, килограммов семьдесят пять - восемьдесят. Этакая дородная матрона.
Зато бедный Санька явно тяжело переживал отсутствие обуви и особенно штанов.
Серый в яблоках конь послушно топал за мной, но вдруг повод в руке резко натянулся, чуть не вывернув мне кисть. Совершенно инстинктивно я перехватила его второй рукой, а спустя секунду увидела, что стою, мертвой хваткой вцепившись в руль собственного велосипеда. Который грозит упасть под тяжестью нагруженного багажника.
Я обернулась. Какое счастье! Мои мужчины, равно как и их транспортные средства, приобрели свой привычный вид. По счастью сбитый с толку сержант был уже вне пределов видимости.
Мы остановились возле лавочки и стали обсуждать ситуацию.
- Так, чуть было не влипли, - промолвил Сережа.
- Это уж точно, - добавила я. - Милиции следует избегать, как чумы.
- Это-то понятно, но что же делать дальше? В электричку мы, похоже, не прорвемся.
- Может, стоит попробовать добраться вообще своим ходом? До Молодечно всего-то около 90 километров, меньше дня пути.