— Я всегда считал правильным земной мир, — возразил я. — Мне кажется, что это здесь все перевернуто с ног на голову.
— То, что мир Юнхэ ближе к идеальной гармонии, легко почувствовать, стоит лишь прожить здесь год-другой. Здесь ощущаешь себя молодым, независимо от прожитых лет. Хотя и тут уже сказывается влияние магической энтропии и наступление реального мира, — вздохнул китаец. — Но здесь этот процесс едва заметен, а в земном мире он уже в самом разгаре. Миры быстро расходятся в разные стороны от гармонии, подобно волнам от брошенного в воду камня.
— А как попасть отсюда обратно в земной мир? — задал я тот вопрос, который меня тревожил, и который я долго не решался задать.
— Похоже, что участие твоего бога в твоей дальнейшей жизни будет минимальным, — начал учитель. — Твой бог будет показываться в твоем поле зрения только в критические моменты, когда без него уже никак не обойтись. Как, напрмер, заботливая мамаша не мешает играть ребенку в песочнице, пока он не вляпается в кошачье дерьмо или не наступит время обеда. При этом ребенок, то есть ты, не имеет никакого представления о том что такое дерьмо с точки зрения его мамы, и когда наступает время обеда, как впрочем и о том, что такое обед, и почему одни вещи трогать руками можно, а другие — нельзя.
Гаутама перевернул подрумянившиеся тушки рыб и аккуратно обложил их тлеющими углями. От костра аппетитно запахло, и я почувствовал, что у меня потекли слюнки.
— Своего бога я иногда называю ангелом-хранителем, потому что он не раз вызволял меня из различных передряг, — продолжал Гаутама. — А Мария — это твой ангел. Ты находишся в полном ее распоряжении. Она даже может тебя убить в любой момент, но для нее это слишком просто и скучно. Скорее всего, она будет тебя даже спасать при необходимости и мучить своей игрой, как кошка мышку. Но я не берусь гадать о твоей судьбе и о твоей жизни. Это занятие для твоего бога. Твой бог может забыть о тебе на многие годы, как это бывало со мной. Или же довести тебя своим пристальным вниманием до полного истощения — такое со мной тоже бывало неоднократно. Ты можешь относиться к своему ангелу как к року, как к судьбе или провидению. В отличие от остальных людей, ты точно знаешь, что у тебя есть свой ангел, и ты видел его и даже разговаривал с ним. Попроси его помощи, если приспичит. Он может помочь, но только если сам того захочет!
Гаутама саркастически рассмеялся своим сухим старческим смехом, полностью вжившись в образ пожилого, измученого жизнью китайца. Я удивился, почему он отдает предпочтение такому облику? Но, как говорится, о вкусах не спорят.
— У вас есть возможность выбраться отсюда? — спросил я. Я боялся что Гаутама скажет «нет».
— Есть, — ответил он, и я вздохнул с облегчением.
Значит и для меня существует, пусть даже теоретически, возможность вернуться. Гаутама тем временем продолжал:
— Я могу оказаться в земном мире в любой момент, как только этого захочу. Но я не желаю туда возвращаться. Мир Юнхэ мне ближе, здесь все более гармонично и правильно. Вот ты, например, стал бы жить в мусорном бачке?
— Нет, — ответил я, — не стал бы. Но земной мир все же не помойка, и я прожил там всю жизнь.
— Ты там родился, но если рассуждать как ты, то всем людям пришлось бы жить в своих родильных домах, так как они там в своем большинстве появляются на свет, — возразил Гаутама. — Но такая мысль никому в голову не приходит. Почему же ты должен жить в земном мире только потому, что ты провел там какое-то мизерное количество лет?
— Там мои друзья, мои любимые места, там все мои корни! — сказал я. — Мне нравится здесь, но я хотел бы вернуться в свой мир.
— Независимо от твоего желания тебе и так очень часто придется там бывать. Вот тогда ты заметишь разницу и станешь избегать подобных визитов. Мне и самому потребовалось на этот процесс переосмысления около тысячи лет.
Гаутама разгреб прогоревшие угли веткой и вытолкнул уже готовых рыбин из костра. Мы были голодны и с жадностью накинулись на еду, торопливо поглощая сочное мясо, дуя на него и обжигаясь. Пока длилась трапеза, мы молчали, а я обдумывал услышанное.
Далеко не со всем, что говорил китаец, можно было согласиться безоговорочно. Мир Юнхэ был совершенно нов для меня, и мне хотелось узнать о нем как можно больше. По мере наполнения желудка, мной овладело состояние умиротворенности. Беспокойство о завтрашнем дне сменялось любопытством и ощущением внутреннего подъема, вызванного обнаруженными в себе новыми возможностями.
Так прошел первый день на полигоне. Все последующие были похожи друг на друга как близнецы, различаясь лишь в незначительных деталях. Дни следовали один за другим бесконечной непрерывной чередой, и я даже не заметил, как пролетело полгода с тех пор, как я проснулся в лесу Юнхэ, не понимая где я, с удивлением и ужасом оглядываясь вокруг на его непривычных взгляду существ и странные, причудливые растения. Все эти месяцы Гаутама делился со мной своими знаниями об устройстве мира и о магии, объяснял как правильно пользоваться магическими полями, как драться на мечах, ножах и других видах оружия. Мне удалось преуспеть в овладении этой наукой, так что по истечении столь короткого срока я уже был вполне способен постоять за себя, случись такая необходимость.
С Гаутамой мы фехтовали уже часами, безостановочно и интенсивно, раскручивая в процессе боя все варианты атаки и обороны, и я находил упоение в веселом и звонком перезвоне клинков.
Гаутама учил меня правильно медитировать, для того чтобы добиться больших успехов в овладении магией.
— Самое важное, — говорил он, — это держать позвоночник выпрямленным. Уши и плечи должны находиться на одной вертикальной плоскости, диафрагма должна быть отжата к нижней части живота. Руки нужно держать перед туловищем, а большие пальцы — на уровне пупка.
— Неужели это так важно? — спросил я.
— Правильная поза увеличивает силу и скорость многократно, — ответил Гаутама. — Иногда спор решают мелкие и незначительные детали, и их никогда не стоит сбрасывать со счета.
Учитель объяснил мне, как я должен пользоваться магией, чтобы изменить свой облик. Я подправил свои телесные пропорции книжного червя от филологии, добавив ширины в плечах и развив мускулатуру, которая теперь заметно выделялась рельефными буграми. Еще с юнных лет у меня были претензии к своим родителям за несколько неправильную форму носа и лица в целом. Я исправил эти маленькие недостатки, слепив себя так, как мне того хотелось, и получилось совсем неплохо. У меня отрасли длинные волосы, которые я раскрасил в такие же цвета как у Гаутамы при помощи волшебства. Он говорил, что это помогает производить должное впечатление на некоторых местных жителей и избегать стычек. Многочисленные племена людей обитали на Юнхэ, и многоцветность волос у некоторых из них была признаком божественного происхождения.
Гаутама рассказывал, что эти племена жили в небольших деревнях, промышляя, главным образом, охотой и рыболовством. Им был известен способ изготовления металлического оружия, которое они делали из местного желтоватого и очень прочного металла при помощи минимального набора магических приемов. Этим людям не была известна технология в том смысле, в котором я ее понимал раньше. Они не ковали и не выплавляли металл, они не знали колеса и сложных орудий труда. Их цивилизация развивалась в ином направлении.
В их деревнях имелся старейшина, и, как правило, он держал всех соплеменников в подчинении при помощи своей более развитой способности к колдовству. Образ жизни в деревнях очень отдаленно напоминал жизненный уклад раннего средневековья, но такое сравнение было весьма приблизительным, так как наши миры совершенно несопоставимы.
С точки зрения прогресса, мы с Гаутамой намного опережали их, так же как в свое время в земной технологической цивилизации англичане опережали австралийских аборигенов по уровню технического развития. Немудренно, что в тех племенах, которые когда-то имели дело с Гаутамой, у него на Юнхэ была репутация бога, и он охотно поддерживал ее, считая что хуже от этого не будет.
Большинство местных жителей говорило на одном из наиболее распространенных диалектов, который Гаутама называл юнхэским языком. Я не имел ничего против того, чтобы выучить этот язык, и в моем лице учитель нашел прилежного ученика. Уже через несколько месяцев моего пребывания в гостях у Гаутамы, мы, бывало, целыми неделями разговаривали только на юнхэском, и я достиг уровня свободного владения этим языком.
Во время наших бесед мне удалось узнать много интересного о животном мире Юнхэ, который был на удивление разнообразен. Мы часто уходили в лес на охоту, так что многих обитателей Юнхэ я видел своими глазами, но это была лишь весьма незначительная их часть.
В здешних лесах водились бегемоты с тремя парами массивных ног и плоскими, как у бульдога, мордами. Эти миролюбивые создания паслись небольшими стадами в прибрежном иле, время от времени оглашая пространство аппетитным фарканьем и плеском воды. Я любил подсматривать за ними, и, когда бегемот с разбегу бросался в грязь, поднимаемых им брызг было так же много, как и получаемого удовольствия.
Были тут животные, чем-то напоминающие жирафов, но намного крупней и с шестью ногами. Благодаря своим длинным шеям, они могли доставать сочные молодые листья почти с самых вершин деревьев. Стада газелей паслись в тех местах, где растительности было меньше, явно отдавая предпочтение саванне. Напуганные каким-нибудь хищником, они бросались наутек, смешно подпрыгивая и сея панику в своих рядах. На Юнхэ почти у всех животных было по три пары ног, у многих сохранились перепончатые крылья и роговые наросты по бокам и на спине. Я не встретил ни одиного вида, который был бы даже приблизительно похож на земной, да это и не было странно, так как природа поистине не имеет границ для своей фантазии.
Хищников в лесах и степях обитало достаточно, чтобы держать травоядных в постоянном напряжении. В основном, это были летающие создания, с обликом адских тварей. Они причудливо сочетали в себе что-то от кошачьих, что-то от рептилий, а что-то от птиц или волков. Все встречи с ранее незнакомыми представителями фауны оставляли в моей душе неизгладимые следы, настолько их внешний вид был странен и своеобразен.
Как-то вечером мы сидели у костра, сытые и уставшие после тренировок. Огонь потрескивал и играл зыбкими, подвижными язычками пламени. От костра веяло уютом и спокойствием, как от домашнего очага.
— Ну что ж, Марк, — начал Гаутама. — Ты уже достаточно подготовлен, чтобы сразиться с вуквином.
— С вуквином?! — не понял я.
— Да, Марк, тебе необходимо убить вуквина. Я уничтожил их с десяток за свою долгую жизнь. Дело в том, что в этом звере сосредоточены огромные магические силы. Убив вуквина, ты можешь завладеть его магией, у тебя появится скорость и мощь при управлении магическими полями. Такие вот дела.
— Как выглядит вуквин? — спросил я уже с интересом.
— Вот в этом-то и кроется основная сложность задачи, — ответил Гаутама. — Вуквин не имеет постоянной формы. Он может быть гигантского размера, более ста метров в длинну, он может быть похож на крылатого змея или птицу, а может исчезнуть вовсе, став незаметным для глаз.
— Как же все-таки определить, что это вуквин?
— Это уникальное животное. Оно может менять свою форму как и мы с тобой, но гораздо быстрей. Мало того, вуквин меняет свой внешний облик постоянно и почти неуправляемо. Это и есть основной признак, по которому его можно узнать в дереве, птице или человеке. Зыбкость формы — это и достоинство, и главный недостаток этого зверя.
Гаутама задумчиво посмотрел вдаль, где открывалась величественная панорама дикого леса Юнхэ. Наверное он вспоминал свои прежние схватки с вуквинами в те далекие годы, когда он еще только появился в этих местах.
— Вуквин — это злобный хищник, — продолжил Гаутама. — Он часто нападает первым, его ничего не пугает — ни огонь, ни большое количество людей. Он не просто убивает свою жертву, как это делают знакомые тебе хищники — тигры, львы или волки. Он получает наслаждение от мучений своей жертвы, так как чем медленней и трудней она погибает, тем более полно он насыщает свой голод. Не стоит проигрывать схватку с ним, ох как не стоит!
Гаутама был серьезен как никогда. Я не видел его раньше с таким выражением лица: плотно сжатые губы, глубокие морщины у рта и жесткий взгляд. Выходит, что даже у Гаутамы с вуквином были связаны не очень-то приятные воспоминания. Он долго молчал, устремив свой взор куда-то вдаль, но внезапно сбросил с себя оцепенение и продолжил:
— Его нелегко сразить, и поэтому, если вдруг даже я начну спонтанно менять свой облик — хватай Ордогот и отрубай мне голову. Вуквин может играть роль человека весьма искусно. А уничтожить его можно только отсечением головы, и ты всегда почувствуешь, где она находится.
— А вдруг это окажетесь все-таки вы? — счел необходимым поинтересоваться я.
— С теми знаниями и силами, которыми ты обладаешь, меня ты убить не сможешь. Так что не беспокойся на этот счет, — ответил Гаутама. — К тому же, здесь вуквины не появлялись уже лет двести. Их ореал обитания находится ближе к сумеречным землям, так как они сторонятся людских поселений. Я думаю, что завтра утром тебе стоит отправиться туда и вплотную заняться поисками вуквина. Как только ты его убьешь и завладеешь его мощью, тебе следует отправиться в глубь сумеречных земель, туда, где царит вечная ночь. Где-то там тебе предстоит сдать экзамен своему богу, и я не знаю, каково будет твое испытание. У каждого человека и у каждого бога экзамен свой. Единственное, в чем я могу тебя уверить, так это в том, что если ты пройдешь свое испытание успешно — ты это сразу поймешь. Если не выдержишь — понимать это будет уже некому. Я не буду тебя сопровождать, так как это твоя жизнь, и тебе решать как ей распорядиться.
Мы надолго замолчали. Гаутама медитировал, и я видел, как его магическое тело проникало в другие миры, почти исчезая из мира Юнхэ. Наверно он прогуливался по каким-то далеким, знакомым ему одному местам, и я не посмел ему мешать. Меня обуревали мысли по поводу предстоящего похода в дальние и таинственные сумеречные земли.
Утром наш завтрак прохошел в полном молчании. Я был мысленно уже в дороге, и Гаутама приготавливался к своему одиночеству.
Ему не привыкать оставаться одному, — подумал я. Мне было жаль расставаться с этим стариком, который потратил на меня столько времени. По воле богов или по своей воле, какая в конце концов разница?