— На высоком, раскидистом и зеленом.
— Мэл, ну я серьезно, — обиделся Димка. — На той аллее дерево явно не одно.
— Зато только под ним сидит оборотень, — отрезала я.
Дима нажал на сброс, и потянулись долгие минуты ожидания. Мне показалось, что прошла вечность,
прежде чем на аллее появились запыхавшиеся от бега фигуры людей и в оборотня полетел первый фаербол. Как я и думала, Дима позвал на помощь Густава и сейчас предусмотрительно держался за спиной опытного магистра.
Первый огненный шар с разгона врезался в бок зверя. Противно запахло паленой шерстью. Но визуальная картина была еще хуже: прожженный до костей бок оборотня тут же начал восстанавливаться, зарастая новой плотью. Второго фаербола оборотень ждать не стал. Он бросил многообещающий взгляд на меня и стремглав понесся прочь. В запале азарта Дима неосмотрительно рванул за ним, но был остановлен окриком Густава.
— Стой, не дури! — поспешил он образумить Димку. — Тут кругом темнотища, подходящие для засады кусты, а нас всего двое.
— Один с половинкой или даже с четвертью, — не смогла удержаться я от комментариев.
Напарник показал мне кулак.
— Я встаю среди ночи, бегу к ней два километра от ближайшей точки телепортации — и вот она, благодарность! — ухмыльнулся он с наигранным трагизмом. Настроение у него явно улучшилось от пережитого приключения. Конечно, это же не он чуть не превратился в поздний ужин или ранний завтрак для оборотня.
Густав помог мне слезть с дерева. Вернее, советовал под руку, на какую ветку мне поставить ногу и за что схватиться, чем больше мешал, нежели оказывал реальную помощь. Да, лезть вверх было значительно легче. Тогда меня не волновало, что можно свалиться или поцарапаться о неровную кору дерева: оборотень служил отличным стимулом. А советы немецкого магистра, с акцентом говорящего по-русски, только раздражали. Хотя чего это я жалуюсь? Хорошо, что Густав имеет русскую бабушку и неплохо говорит на нашем языке, иначе они с Димкой вряд ли подружились, и сейчас некому было бы меня спасать.
Наконец я с трудом достигла земли. Точнее, мешком свалилась с нижней ветки и приземлилась на ногу Димке. Тот выругался сквозь стиснутые зубы — вешу я все-таки немало, — присел и потер свою пострадавшую конечность.
— Что же это творится-то? — пожаловалась я парням. — Кругом явно происходит какая-то чертовщина.
— А, обычный оборотень, — махнул рукой Густав. — Привыкай, что на магов нападают в два раза чаще, чем на обычных людей: вечная борьба дня и ночи.
— А это тоже обычно? — ехидно поинтересовалась я, ткнув пальцем в сторону месяца.
Густав произнес длинную фразу на своем родном немецком языке. И без перевода было ясно, что это ругательства.
— Мне надо срочно доложить в Ковен о произошедшем, — отрывисто бросил он, чуть успокоившись, и развернулся, чтобы бежать к ближайшей точке телепортации.
— Э-э-э, куда?! — завопила я на весь парк и едва успела уцепить Густава за ремень джинсов. — А где объяснения?! А кто меня по дороге домой защищать будет?! Оборотня-то ты не поймал. По-моему, он так и не вычеркнул меня из своего меню на ближайшее время!
Я держала Густава мертвой хваткой. Мне очень не хотелось остаться в парке одной с Димкой.
После моих слов у Густава стал виноватый вид. Он совсем забыл, что охранять себя сами мы пока не можем. В качестве извинений немецкий магистр даже решился объяснить нам происходящее:
— Кто-то из черных магов заключил соглашение с оборотнем. Наверняка зверь иногда выполняет его поручения, а взамен получает возможность принимать истинный облик в любое время дня и ночи.
— Что?! Это он теперь каждый день меня подкараулить может? — возмутилась я.
— Боюсь, что да, — кивнул Густав.
— Ловите его срочно! — взвыла я и, схватив парней за предплечья, подтянула их поближе к себе: так оборотню будет труднее меня достать.
Тесной кучкой мы побрели к выходу из парка. Я начала отчаянно зевать: бессонная ночь давала о себе знать. Димка сначала крепился, но потом присоединился ко мне, и мы начали зевать дуэтом.
— Дурной пример — заразителен! — прокомментировал раздражающе бодрый Густав.
— Тебе хорошо так говорить. Ты днем выспался, собираясь на ночное патрулирование, — проворчал Дима.
Всю оставшуюся дорогу мы молчали. Густав прокручивал в голове возможности выявить черного мага, облагодетельствовавшего оборотня. Я придумывала убедительную причину задержки на полночи для мамы. А Димке просто неохота было открывать рот, что являлось просто событием исключительной редкости.
А в это время оборотень горящими от злости глазами провожал к выходу из парка своих обидчиков. Он затаился в густых зарослях кустарника. Ему так хотелось вцепиться кому-нибудь из них в горло, почувствовать, как тело под ним слабеет, бьется в конвульсиях, и из него медленно уходит жизнь; хотелось не просто удовлетворить голод мясом этих выскочек — теперь он жаждал мести! Зверь лязгнул зубами, вспомнив, как ему по лбу заехали каблуком босоножки. Несмертельно, конечно, и даже неопасно, но как обидно и неожиданно! А ведь победа была близка. Хуже всего, что маг разозлится. Филипп Ардейл ясно «попросил» по очереди уничтожить обоих учеников, пока они не стали полноправными магами. Темным явно ни к чему увеличение численности Белого Ковена. Надо было отправляться с докладом к Ардейлу, но как же не хотелось. «Впрочем, время пока есть», — решил оборотень. Только с рассветом к нему вернется ненавистный облик человека с его хилыми мышцами — тогда и можно идти к магу. «Мой неизвестный собрат-оборотень что, не мог выбрать для укуса типа покрепче и помощнее?! — с возмущением подумал зверь. — Этого, например, Шварценеггера или какого-нибудь чемпиона по тяжелой атлетике, на худой конец?» — размечтался он.
Оборотень медленно выбрался из кустов на аллею и легкой трусцой устремился в глубь парка искать себе кровавую жертву. Если Ардейл разозлится, то неизвестно, когда теперь удастся выманить у него превращающее зелье и поохотиться. Полнолуние бывает так редко…
Филипп Ардейл, француз с американскими корнями, действительно злился. Нет, он был просто в бешенстве. Ардейл метался из одного угла роскошно обставленной комнаты в другой. Полы домашнего шелкового халата пурпурного цвета послушно развевались вслед за ним. Светло-русые без единого проблеска седины волосы, спадающие почти до плеч, сейчас спутались и торчали в разные стороны. Это была ужасная небрежность со стороны такого холеного мужчины. Ему было сорок два года, но он казался немного моложе. Даже легкая щетина на подбородке не старила его. Было видно, что Ардейл недавно встал с постели и сейчас пребывает в таком состоянии, когда собственная внешность отходит на второй план. Да и не привык он вставать с рассветом, как это пришлось сделать сегодня. Хотя Филипп Ардейл и выбрал служение силам тьмы, но вел не ночной, а дневной образ жизни. Он же не нечисть, чтоб прятаться от солнечного света! Он отнюдь не мешает заклятиям и ритуалам. А жертву для Властелина или экспериментов вполне могут поймать в сумерках слуги. Не самому же магистру Черной магии сидеть ночью в засаде?! Конечно, бывают и исключительные случаи, когда ему приходится отказаться ото сна. Демона, например, как ни упрашивай, а днем из портала или пентаграммы не выманишь. Человеческие жертвы тут будут бесполезны.
Ардейл до сих пор считал, что обменивать зелье собственного изготовления на услуги оборотня — хорошая сделка. Не надо лебезить перед коварным демоном, не надо искать и приносить жертв — зверь сам найдет чем (или кем) полакомиться. Но сегодня его подвели! Филипп остановился и хмуро посмотрел на скромно стоящего возле стены человечка. Роста тот был небольшого, где-то около метра шестидесяти. Внешность имел самую непримечательную. Обычный мужчина-интеллигент средних лет, не обремененный физическими упражнениями. Руки без следов каких-либо трудовых мозолей. Узкое лицо с выделяющимися скулами, небольшие усики над верхней губой. На носу плотно сидят очки в тонкой хромированной оправе. Темные волосы с серебристыми прядями, выдающими возраст, немного растрепаны. Все это создавало ничем не выразительный облик. Лишь жесткий, самоуверенный, даже нагловатый взгляд из-под очков ощутимо контрастировал с остальной внешностью. Сейчас никто не опознал бы в нем громадного, сильного волка-оборотня, способного своим видом вызвать панический ужас у самого стойкого и смелого человека. До рассвета этот демон в человеческом обличье успел найти две жертвы и хорошо насытиться, а потому сейчас пребывал в спокойном состоянии и философски смотрел на провал порученной ему миссии, чем чрезвычайно злил Ардейла.
— Ты умудрился не выполнить такое простое задание; воскликнул магистр по-французски, и слуга поспешно перевел все на русский. — Надо было всего лишь подкараулить беспомощную девчонку возле дома и разорвать на кусочки! Я обеспечил тебе все преимущества: дал возможность принять истинный облик с полуночи до рассвета тогда, когда этого никто не ждал — при свете месяца!
— Так сложились обстоятельства, — философски пожал плечами оборотень. — Не удалось в этот раз — удастся в следующий. Скоро… Девчонка сильно мне задолжала.
— Что же это? — удивился магистр, выслушав перевод.
— Свою смерть! — с мстительным блеском в глазах ответил оборотень и машинально потер лоб.
— Теперь девчонка будет настороже и вряд ли задержится на улице до полуночи. План придется поменять, — задумчиво протянул Ардейл, держась рукой за подбородок. — Ты должен был сегодня принять зелье и с полудня до заката выследить в безлюдном месте второго ученика, обернуться и растерзать его. Такой же вариант применим и к девчонке. Только операцию придется отложить на неделю, пока они оба не расслабятся и бдительность их друзей и наставника не притупится, — досадливо поморщился Ардейл.
— Неделю… — эхом повторил оборотень с расстройством в голосе. Но он знал, что спорить бесполезно и раньше срока зелье он не получит.
Ардейл махнул рукой в сторону двери, и слуга тотчас же кинулся открывать ее для «гостя». За порогом оборотня уже ждал маг — бывший ученик магистра, — чтобы проводить и телепортировать его обратно в родной город.
Ардейл отослал слугу и побрел в спальню. Остальные проблемы могли подождать до десяти часов, когда он выспится. В том числе и головомойка от Верховного маги стра. Слишком часто в последнее время белые маги отбирали жертв для ритуалов, мешали их проведению, не давали привести в исполнение политические планы с помощью устранения неугодных людей и мешали нормально зарабатывать деньги.
«Вот мафия занимается почти тем же самым, — подумал Ардейл, — однако белые не вмешиваются в их делишки, в отличие от наших. Разница только в том, что мы используем демонов, а они наемных убийц. Мы управляем людьми с помощью магии и подпитываемся их аурой, а они используют эффект двадцать пятого кадра, гипноз, угрозы».
Коттедж стоял на небольшой тихой улочке с частной застройкой почти в центре города. Сразу было видно, что воров и любопытных соседей, да и просто прохожих владелец не жаловал. Об этом свидетельствовал трехметровой высоты железобетонный забор, отделяющий дом и окружающую территорию от улицы и соседей. Верх венчали крупные обломки битого стекла. Проходом внутрь ограды служила узкая калитка. Ее ширина составляла не более метра, высота — около двух с половиной метров. Над калиткой высилась бетонная перемычка, верх которой находился на одном уровне с остальным забором. Любой, кто ожидал увидеть здесь широкие гаражные ворота, был бы сильно разочарован — они отсутствовали.
От калитки к дверям коттеджа шла широкая ровная дорожка, мощенная бетонной тротуарной плиткой. По обеим сторонам от нее простирался сад, но отнюдь не обычный фруктовый. Вместо яблонь, вишен и абрикосов здесь росли сосны и ели, небольшие кипарисовики и можжевельник, высаженные в живописные группы.
Сам коттедж был двухэтажным, прямоугольным в плане. Оба угла на переднем фасаде венчали башенки, над входом в центре дома выпирал балкон с узорными перилами. Высокая сложная крыша из травянисто-зеленой металлочерепицы, металлопластиковые окна и витражи, свежая краска на фасаде и отделка из естественного камня — все свидетельствовало о том, что владелец не бедствует.
Внутри на первом этаже располагались холл, лестница, лифт, кухня, столовая, гостиная, ванная, кладовые, на втором — три спальни с отдельными ванными. Все эти комнаты были обставлены с поразительной роскошью и вместе с тем с отменным вкусом. Дорогая старинная мебель, настоящий антиквариат, господствовала в них. Великолепные портьеры, покрывала кроватей и ковры дополняли этот ансамбль. С потолков свисали сложные хрустальные люстры. Но комнаты не выглядели обжитыми. Ни одна небрежно брошенная вещь, ни фотография, ни криво поставленный стул не нарушали их величия. Если бы мебель умела говорить, она пожаловалась бы, что долгие годы не видела ни хозяина, ни другого человеческого лица. Никто не любовался всей этой роскошью.
Сам хозяин коттеджа, как обычно, находился в подвале. Собственно говоря, он там жил. Изо дня в день его фигура следовала одним и тем же маршрутом: от дверей через холл к лестнице, а далее — вниз, в свою комнатушку, в свое убежище. Владелец дома жил, даже существовал, много лет в простой обстановке, граничащей с неудобством и неуютом. Вокруг него были голые оштукатуренные стены со следами старой побелки. С потрескавшегося потолка свисала лампа в обрамлении небольшого убогого плафона, покрытого толстым слоем пыли. В левом дальнем от двери углу стояла кушетка. По виду она предназначалась скорее для осмотра пациентов в кабинете врача, нежели для нормального сна. На кушетке лежало аккуратно свернутое одеяло, чуть выцветшее от времени. В центре комнаты расположился деревянный стол. Наверное, когда-то его поверхность глянцево сияла под легким касанием электрического света, а теперь столешница была испещрена глубокими порезами и царапинами. Возле стола примостился стул с высокой спинкой и широкими подлокотниками, и в данный момент он не пустовал. На нем удобно расположился хозяин коттеджа со стаканом в руках. Он смотрел в экран миниатюрного телевизора. Показывали международные новости. Телевизор стоял у стены на низком, примерно чуть выше пояса, холодильнике. Это была вся имеющаяся здесь в наличии мебель. Ни ковров, ни окон с красивыми портьерами не наблюдалось. Обитателя комнаты, похоже, ничуть не угнетал аскетизм обстановки. В данном случае применим был парадокс: «Чем хуже — тем лучше» — то есть чем больше внешние неудобства, тем меньше внимания к моральным страданиям.
Новости плавно подошли к концу. Хозяин коттеджа одним глотком допил густое тягучее содержимое стакана. Он уже давно перестал морщиться при виде этого коктейля. Привык. Медленно и неохотно мужчина выбрался из-за стола и выключил телевизор. Комната погрузилась в кромешную тьму (лампа на потолке не горела). Однако это не помешало хозяину коттеджа уверенно дойти до дверей. По такому же мрачному неосвещенному коридору он добрался почти до начала лестницы, где размещалась душевая. Стакан необходимо было помыть, а на кухню идти, как всегда, не хотелось. В раковине в кране была горячая вода. Она быстро смыла остатки жидкости из стакана, темными потеками заструилась в слив. Мужчина отряхнул стакан и собрался выходить из душевой. Краем глаза он поймал в зеркале на стене свое отражение и — поморщился. Конечно, отразившегося в зеркале человека вряд ли можно назвать красавцем, но расстраивало не это. Мужчина махнул рукой в сторону зеркала. Его изображение странно поплыло и развеялось. Расстраивало как раз полное отсутствие у него реального отражения и все, что отсюда вытекает. Вот уже триста лет он был вампиром. Алекс и забыл, как выглядел когда-то. Давным-давно он — монстр. Алекс с ужасом вспоминал свое превращение в вампира. Тогда он единственный раз рассмотрел свой новый облик, то, как его увидят люди, забудь он сотворить личину. Алекс до сих пор просыпался в холодном поту, когда ему снилась эта картина. Он боялся сам себя, он сам себе был противен. Сознание Алекса кричало и вопило от ужаса и омерзения. Оно явно не могло примириться со своим вынужденным существованием в теле отвратительной крылатой твари с пепельно-серым цветом бугристой кожи и шипами на тыльных сторонах запястий, предплечьях, спине, бедрах. Человеческая личина могла обмануть зрение и зеркала, но не осязание. Алексу хотелось собственными руками разорвать это отвратительное тело и выпустить из него душу. Однако он не мог причинить себе вред, как бы ни пытался. Странный щит, повторяющий контуры фигуры, защищал его от всего.
За триста лет Алекс перепробовал сотни способов умертвить себя. Он бросался с высокой скалы, прыгал в огонь, пытался подорваться гранатой, утопиться, проткнуть омерзительное тело мечом и даже вбить себе в сердце осиновый кол. О последней попытке самоубийства Алекс вспоминал с содроганием. Он никогда не был садомазохистом. Огонь, сталь, падения с огромной высоты не оставили на нем даже маленькой ранки. Зато кол вошел в тело как надо. С каждым ударом молота по дереву брызги странной черноватой крови разлетались по комнате. Алекс чувствовал, как дерево все глубже входит в его плоть. Он даже позволил себе надежду, что сейчас умрет, и весь ужас последних сотен лет развеется, но — напрасно. Кол насквозь проткнул сердце, а душа все еще не отправилась в мир иной. Терпя страшную боль, Алекс пролежал так три часа. Но смерть не приходила. Наоборот, свежеструганый осиновый кол начал медленно выползать из тела, а рана зарастать. Это было сто пятьдесят лет назад. Больше такой попытки Алекс не повторял. Конечно, он уже давно считал себя полным психом, однако опыт с колом был перебором даже для него. Алекс знал только один стопроцентный способ освободить себя из заточения в ужасном теле вампира — поддаться голоду и выпить чью-то теплую кровь. Тогда его душа отправится в ад и освободит дорогу приходу демона на свое место. Но на такое решимости не хватало. Алекс уже много раз корил себя в трусости. Ад страшил его. Однако больше всего Алекс боялся выпустить на волю демона. Уж тот не будет колебаться — убить ему человека, выпив всю кровь, или нет. Демоны-вампиры безжалостны. А этот станет еще и неуязвим в теле Алекса. Но такое нельзя допустить. Поэтому он терпел и старался как можно реже выходить из своего подвала.
Каждый раз, покидая дом, он боялся, что потеряет голову от всепоглощающей жажды крови и очнется над трупом какого-нибудь бедолаги, чтобы тут же навсегда уступить неуязвимое тело демону. Чтобы утолить голод, Алекс питался свежей кровью поросят или донорской человеческой кровью. Продавцам этих товаров приходилось щедро платить, чтобы они держали лишние вопросы при себе. К счастью, деньги у него были. Алекс почти сразу понял, что состоятельному человеку легче скрывать свои странности: с эксцентричного богача меньше спроса, чем с бедного бродяги. Пользуясь своей сверхчеловеческой выносливостью и силой, поначалу он зарабатывал физическим трудом, потом перешел на мелкие инвестиции. Когда вложение денег получалось не очень удачным, Алекс не чурался грабить состоятельных людей. Однако вскоре он приобрел опыт в финансовых вложениях — все-таки прожил почти четыре человеческие жизни, — а потому потребность в экспроприации чужого добра пропала. Его деловые партнеры не видели ничего подозрительного в том, что они встречаются только после захода солнца. Личина обеспечивала надежную маскировку. Алекс старался создавать образ невзрачного, неприметного мужчины, которому легко затеряться в толпе. Для этого достаточно было подойти к зеркалу и подключить воображение, представляя в деталях фигуру, лицо, глаза, волосы…