— Как не будет и всемирного равенства, которое воспели Оруэлл и Замятин. Надо это признавать. Хотя, как показывает история, никто не может даже представить себе, что будет через сто-двести лет.
— Ну почему? Есть же профессия — футуролог.
— А есть профессия преподавателя философии. Если хотите знать мое мнение. Это все — издержки цивилизации.
— Ты еще гуманизм «издержками» назови!
— Чисто умозрительно — да, ведь он сводит на нет естественный отбор. С другой стороны, физическая сила сейчас значит мало.
— Но ведь нельзя же оставлять в живых только людей с высоким уровнем интеллекта!
— Нельзя, потому что некому будет их кормить. В итоге мы приходим к разделению людей на «сильных» и «умных», что практически и описывает Уэллс.
— По-моему, все наши умозаключения лишены смысла, потому что мы все равно не сможем их проверить.
— В таком случае предлагаю завершить нашу дискуссию и прошу вас объяснить мне, зачем нужно быть интеллигентным. Только без общих фраз, пожалуйста.
— Общие фразы не всегда неверны. Когда-нибудь ты это поймешь.
— Если жить, полагаясь на общие фразы, станет скучно. Так что я уж порассуждаю лучше.
У меня в последнее время создается впечатление, что люди — это как скот, который растят для каких-то непонятных нам целей. Нас уже семь миллиардов, борьба за существование во многих странах свелась к борьбе за лишние блага, продолжительность жизни населения все растет и растет. Вопрос только один: зачем?
Зачем вообще растят скот? Для шерсти, мяса и молока. Есть и стричь нас могут только иногда не вполне нормальные нам подобные — для высшей силы это примитив. Тогда обратимся к тому, что мы понимаем под высшей силой.
«— Мне жаль Бога, он совсем обанкротился. Его доходы — людские молитвы и добродетели, а расходы — дрова, чтобы топить ад и жарить грешников. Раньше первого было много, а второго мало, теперь — наоборот» (Еврейский анекдот).
Вряд ли от наших «молитв и добродетелей» богу жарко или холодно. Если только он не принадлежит к обществу богов, где такие показатели влияют на авторитет… или если ему за это не платят. Но кто может платить Богу за суд над обитателями планеты Земля? Вот именно.
Может быть, у той расы, которая над нами, большим спросом пользуются наши шутки, произведения искусства или одежда («Альтист Данилов»). Но ведь не было бы нас — не было бы и популярности нашей культуры. А зачем мы возникли?
Вывод: возникли мы случайно, эволюционировали, придумали себе гуманизм (либо сильные — чтобы убить время и самоутвердиться, либо слабые — чтобы выжить) и теперь живем во имя жизни себя и других. Естественный отбор сошел на нет, поэтому скоро должно начаться (если еще не началось, в чем я сомневаюсь) вырождение, а мы все стремимся к золотой эре.
Однажды, в разгар космической эры, когда уже была полностью обжита наша галактика и осваивались соседние, один космический корабль заблудился далеко от Земли. Тогда поощрялось открытие новых планет, поэтому один авантюрист с семьей и друзьями отправился в неизведанное за славой. Он был небогат, поэтому посчитал, что победителей не судят, и не стал оплачивать страховку на случай потери ориентации, поломки корабля или еще чего-нибудь. Через два года неожиданно закончилось горючее. Корабль стало стремительно куда-то затягивать.
— Черная дыра! — констатировал незадачливый первооткрыватель.
— Эконом вирусов! — набросились на него. («Вирусов» — это как «хренов», только на несколько сотен лет позже).
— Что я мог знать? — оправдывался он. — И потом, сами же не хотели раскошеливаться. Они долго ссорились, пока наконец один из них не примирил их:
— Какая теперь разница? Зато узнаем наконец, что по ту сторону черной дыры. Или после смерти. Все согласились, что все безнадежно, и стали наблюдать, куда их заносит. По ту сторону было что-то странное. Во-первых, кислород. Во-вторых, остров как будто из земных мультфильмов. В-третьих, на этом острове как по волшебству появлялось все, что было нужно. В-четвертых, на этом острове не получалось врать.
— Ты нас повел за собой, а теперь мы хрен знает где! Мы тебе верили! — возопило семейство.
— А я что? Я знаю, что открывать новые миры — это круто, вот и полетел. А страховку не оплатил еще и потому, что люблю казаться безбашенным.
— Давайте выживать! — посоветовал всегдашний миротворец. — Хотя тут и так все есть. Через месяц островной жизни компания на острове представляла собой маленькую общину. Она была необычной, потому что не надо было ни добывать пищу, ни спасаться от холода и животных. Вместо этого люди общались, писали книги и музыку, играли в игры и радовались жизни. Бывший вождь и лидер, он же «эконом вирусов» теперь все больше отсиживался в островном лесу и вынашивал планы мести, которые не мог скрыть от окружающих, ибо теперь не мог врать. А планы он строил, потому что потерял многое: дружбу, любовь (жена призналась, что вышла за него из тяги к независимости, друзья сказали, что он их бесит, но им хотелось поучаствовать в открытии новой планеты), понты и способность врать. А врать он любил больше жизни. Плести истории про себя, чтобы заинтересовать людей, которые презирали бы его настоящего. И вот теперь за его женой ухаживает самый неприметный из его друзей, его дети предпочитают многочисленных «дядь» и «теть», а не папу, да и вообще вся компания крутится вокруг Миротворца и вполне этим довольна.
— Хочу на Землю! — воззвал бедный человек.
— Отказано в доступе, — ответили откуда-то сверху. — Эксперимент еще не завершен.
— Да я тут повешусь скоро!
— Отказано в доступе, — повторило небо.
— Нигде нет справедливости!
— Напротив. Это и есть справедливость. Только высшая, не людская.
— Твой возраст — не время разочаровываться в жизни! — поучала учительница (тавтология, ибо что еще и должен делать учитель, как не поучать? А, точно, учить!).
«Я и не разочаровываюсь!» — хотелось Наташе ответить, ведь это было бы правдой. Но ужасно захотелось выпендриться, и в голову уже пришла довольно пафосная фраза и прихоть вытеснила правду:
— Что есть жизнь? Просто оболочка. Ее можно заполнить, придумывая себе другие миры, можно придумать себе смысл жизни и жить по нему, можно полюбить. А если заполнить ее нечем, то чего ждать, что я буду радоваться каждому подаренному мне дню? — Сказала, и сама пожалела. Учительница посмотрела на нее с ужасом:
— Ну и поколение нынче растет! Правы, оказывается, люди, считающие, что без трудностей и потрясений люди деградируют. А я-то не хотела верить…
Наташе стало ее жалко, но, как говорится, жалко у пчелки, поэтому «Остапа понесло»:
— Я с вами и не спорю. Если надо все время бороться за достойное существование, то не приходится раздумывать, куда себя деть. Искусство, наверно, появилось именно от хорошей жизни. Но труд делает из обезьяны человека, а его отсутствие уже породило обратный процесс. — Надо было промолчать, признать свою неправоту и все такое, а эти мысли записать в блог. Да и там они бы не прижились, потому что это не ее настоящие мысли, а просто красивые, но никому не нужные фразы, которые Наташа так любила придумывать.
— Наташа, вот ты рассуждаешь, как будто смотришь на это со стороны. Ты же тоже живешь, и именно тебя в первую очередь это касается.
«Так просто легче. Жить, как будто это не со мной происходит. И писать в блог, что жизнь ужасна и страна разваливается».
— А я и смотрю со стороны. Я ведь еще и жить-то не умею толком, поэтому наблюдаю больше. Кстати, — а вот с этого и надо было начинать, — а из чего вы сделали вывод, что я разочаровалась в жизни?
— Ну как же, — удивилась учительница. — Ты же в каждом разговоре проявляешь такой редкостный цинизм, что страшно делается!
— Не принимайте это близко к сердцу! Сейчас модно бравировать своим цинизмом, или несчастной любовью, или неприятием норм поведения, хотя и говорят, что это все неправильно. А я ничем не лучше и не хуже других… и тоже этим бравирую, что составляет парадокс.
Учительница облегченно вздохнула:
— Значит, весь этот разговор был шуткой?
— Да. Извините. — Надо завести блог «Записки ванильной п*зды» и записывать туда по десятку таких фраз в день, чтобы уже тошнило от них и не хотелось что-нибудь подобное сказать в реальности.
Говорят, что в нашем представлении реальности четыре измерения. Три измерения пространства (длина, ширина, высота) и время. Говорят, что может быть и больше, и меньше, но мы ни одного, ни другого толом не представим (точнее, второе можно вообразить чисто умозрительно, а вот первое ни в какую). Не знаю, как там насчет одномерных, двухмерных и двенадцатимерных вселенных, но в нашей четырехмерной системе мне мерещится несправедливость. Ну что это такое — три измерения пространства и всего одно — времени? Ну и что, что мы не умеем передвигаться по времени назад или в сторону (назад-то мы умеем, но опять же чисто умозрительно — занимаясь историей, смотря фильмы и т. д.)? Не представлять ничего за пределами своих возможностей — удел компьютерной программы, а не человеческой личности (хотя позвольте вам заметить, что в этом отношении очень редкие люди лучше программы: в научной фантастике откуда-то всплыли многочисленные гуманоидные расы инопланетян, а негуманоидные очень похожи на животных или бесформенные кляксы).
Итак, пусть во времени тоже три измерения. Двигаться вперед мы не только умеем, но и обречены. Двигаться назад мы можем пока только мысленно, но, хотелось бы верить, со временем научимся. Но наличие у времени этого измерения никто и не отрицает. А как быть с шириной и высотой?
Представим нашу жизнь как поток воды. А что делает вода, натыкаясь на препятствия? Огибает их. Так и многие из нас огибают препятствия на своем жизненном пути, чтобы дольше прожить или чего-нибудь не лишиться. А кто-то не огибает. И либо преодолевает препятствие, либо идет на дно. Вот они, измерения.
На самом верху времени — идеальная жизнь. Там люди имеют все, что хотят и там исполняются все желания. Такого не бывает, скажете вы. Верно, пространство-то бесконечно. Поэтому я не ошибусь, если скажу, что в самом низу находится антиутопия. Верх и низ. Рай и ад. Каноны соблюдены.