- Слушай, я не злюсь из-за пирогов, правда. Мне нравятся мужчины с хорошим аппетитом. Но ты должен рассказать нам, что не так. Ты сделал что-то, чего нельзя было делать?
- Я должен стать полезным, - сказал Орехх, осторожно освободив свои руки и не глядя ей в глаза. – Я должен быть приличным. Я не должен лгать. Я должен увеличивать свою ценность. Спасибо за вашу доброту.
Он встал на ноги, прошёл в дальний конец подвала, взял корзинку свечей, вернулся обратно, включил свой оплывательный вентилятор и начал работать, не обращая больше внимания на Трева и Гленду.
- Ты понимаешь, что творится у него в голове? – шёпотом спросила Гленда.
- В молодости он семь лет был прикован к наковальне, - ответил Трев.
- Что? Это ужасно! Кто-то очень жестоко поступил с ним!
- Или очень сильно не хотел, чтобы он вырвался на свободу.
- Порой всё не так, как выглядит, мистер Трев, - сказал Орехх, не отрываясь от своей лихорадочной работы. – Акустика здесь очень хорошая, кстати. Ваш отец любил вас, правда?
- Чё? – лицо Трева покраснело.
- Он любил вас, брал на футбол, делился пирогом, научил болеть за Дурнелл. Он, наверное, сажал вас к себе на плечи, чтобы вы лучше видели игру?
- А ну перестань так говорить о моём отце!
Гленда взяла Трева за руку.
- Всё в порядке Трев, всё нормально. Он же задал вполне обычный вопрос, никаких гадостей.
- Но вы ненавидите его, потому что он оказался обычным смертным, когда скончался, лёжа на мостовой, - продолжал Орехх, вынимая из корзинки очередную свечу.
- А вот это было действительно гадко, - сказал Гленда.
Орехх её проигнорировал.
- Он подвёл вас, мистер Трев. Умерев, он оказался для маленького мальчика не богом, а всего лишь простым человеком. Но на самом деле это не так. Каждый, кто хоть раз ходил на футбол в этом городе, слышал о Дэйве Вроде. Если он глупец, тогда каждый мужчина, взобравшийся на высокую гору или переплывший стремительный поток, тоже глупец. Если он глупец, тогда глупец и тот, кто впервые попытался приручить для людей огонь. Если он глупец, тогда глупец и тот, кто первым попробовал устрицу… хотя, должен заметить, учитывая разделение труда в обществе охотников и собирателей, это, скорее всего, была женщина. Можно сказать, что лишь глупец согласится по своей воле вылезти из кровати. Однако после смерти некоторые "глупцы" начинают сиять, словно звёзды, и ваш отец, несомненно, таков. После их смерти люди забывают о глупости и помнят лишь яркое сияние. Вы ничего не могли поделать. Вы не могли остановить его. А если бы могли, он не был бы Дэйвом Вроде, человеком, чьё имя стало синонимом футбола для тысяч других людей. – Орехх очень осторожно опустил в корзину аккуратнейшим образом оплывшую свечу и продолжал: - Подумайте об этом, мистер Трев. Не будьте столь упрямы, упрямство это лишь слегка замаскированная глупость. Используйте свой интеллект. Я уверен, что мои слова помогут вам.
- Это всего лишь слова! – горячо заспорил Трев, но Гленда заметила слёзы на его щеках.
- Пожалуйста, обдумайте их, мистер Трев, - сказал Орехх и добавил: - Я оплыл целую корзину свечей. Вот это ценность.
Он явно успокоился. Десять минут назад Орехх нервничал, буквально дрожал от волнения, без конца повторяя свои мантры, словно твердил урок для учителя. И вдруг все изменилось, он стал собран и хладнокровен.
Гленда переводила взгляд с Орехха на Трева и обратно. У Трева отвисла челюсть. Она его за это не винила. То, что Орехх сказал своим тихим спокойным голосом, звучало не как мнение, но как истинная правда, поднятая из каких-то чистых глубин, словно прозрачная вода из колодца.
Молчание нарушил Трев. Он говорил хрипло, словно загипнотизированный.
- Когда мне было пять, он подарил мне свою старую куртку. Она была, как плащ, такая засаленная, что не пропускала воду… - он замолчал.
Через минуту Гленда слегка толкнула его.
- Он застыл, - сказала она. – Твёрдый стал, словно деревяшка.
- Кататония, - констатировал Орехх. – Он ошеломлён чувствами. Надо его уложить.
- Здешние матрасы просто хлам! – заявила Гленда, озираясь в поисках альтернативы холодному каменному полу.
- Я знаю, что нужно! – воскликнул внезапно оживившийся Орехх, и бегом бросился в один из коридоров.
Гленда всё ещё сжимала в объятиях застывшего Трева, когда со стороны кухонь явилась Джульетта. Увидев их, она замерла на месте и разрыдалась.
- Он помер, да?
- В общем, нет… - начала Гленда.
- Я поговорила с пекарями, и они рассказали, что по всему городу начались драки, и кто-то самоубился!
- Трев просто в шоке, вот и всё. Мистер Орехх пошёл поискать для него какую-нибудь кровать.
- А. – В голосе Джульетты послышалось лёгкое разочарование, может, оттого что слово "шок" звучало не слишком-то драматично. Она как раз успела взять себя в руки, когда со стороны дальнего коридора послышался скрежет дерева по камню, а затем появился и Орехх, толкавший перед собой здоровенную кушетку. Кушетка со стуком замерла перед Глендой и Джульеттой.
- Там большая комната, доверху забитая старой мебелью, - сказал Орехх, похлопав по выцветшему бархату. – Кушетка немного пыльная, но все мыши, полагаю, разбежались, пока я её сюда тащил. Кажется, это шезлонг из мастерской знаменитого Гримасы Торчка. Думаю, позже я смогу отреставрировать эту кровать. Кладите Трева, осторожнее.
- Что с ним стряслось? – спросила Джульетта.
- О, правда порой жестока, - ответил Орехх. – Но он справится с этим, и потом ему станет лучше.
- Лично я очень хотела бы узнать правду прямо сейчас! Что ты с ним сделал? – спросила Гленда, скрестив руки на груди. Она старалась выглядеть сурово, но голосок у неё в голове нашёптывал: "Шезлонг! Настоящий шезлонг! Когда здесь никого не будет, ты можешь придти и понежиться в нём".
- Это лечение, но не таблетками, а словами, - осторожно объяснил Орехх. – Порой люди верят в неправду, потому что подвержены самообману. Это очень опасно. Они просто начинают видеть весь мир с неправильной точки зрения, а изменить её не могут, так как скрывают истину сами от себя. Но часть их разума эту истину знает, и правильные слова могут помочь ей выйти на свободу.
Он с тревогой посмотрел на женщин.
- Ну, тогда ништяк, - заявила Джульетта.
- По-моему, тут какие-то фокусы-покусы, - возмутилась Гленда. – Как это человек может сам не знать о том, что знает?
Она снова скрестила руки, и тут заметила, что Орехх внимательно смотрит на них.
- Что такое? – спросила она. – Ты что, локтей раньше не видел?
- С такими симпатичными ямочками – нет, мисс Гленда. Да ещё на столь плотно скрещённых руках.
До этой минуты Гленда и не думала, что у Джульетты может быть такой противный смех, для которого, как Гленда горячо надеялась, у Джульетты нет никаких оснований.
- У Гленды ухоед! У Гленды ухоед!
- Не "ухоед", а "ухажёр", - поправила Гленда, стараясь не вспоминать о том, что сама лишь недавно узнала, как правильно произносится это слово. – И вообще, я просто старалась помочь. Мы ведь помогли ему, мистер Орехх?
- Правда, он такой миленький? – сказала Джульетта. – Лежит здесь, весь такой розовый. -Она неловко погладила Трева по сальным волосам. – Словно маленький мальчик!