— Третий этаж, правый коридор, комната номер семьдесят восемь, — быстро ответил швейцар, провожая посетителя к кабине лифта.
Через минуту человек с портфелем входил в комнату номер семьдесят восемь. Это был довольно просторный, светлый кабинет с большим столом, на котором виднелись разложенные карты СССР и чертежи. Лэйт поднялся из-за стола и спросил по-английски:
— С кем имею честь говорить?
— Смит. Вы не узнали меня? Помните нефтяную вышку в Помонской долине? Помните, я первый выследил вас за опытами искусственного дождевания?
Да, Лэйт вспомнил этого юркого корреспондента, который так разозлил Босса.
— Вот где пришлось нам встретиться вторично, — продолжал корреспондент как будто с некоторым упреком в голосе по адресу Лэйта.
— Кто же в этом виноват? — ответил Лэйт. — Вы хотите осмотреть Вецебид?
— О да. Но прежде всего прошу расшифровать мне эти странные звуки: Вецебид.
— Это очень просто, — ответил Лэйт и сказал по-русски: — Всесоюзное центральное бюро искусственного дождевания, — переведя затем эти слова на английский язык. — Да, признаюсь, ваш брат корреспондент отнимает у меня немало времени. Ну что ж, идем, — покорно закончил он.
И они отправились осматривать ВЦБИД.
Лэйт и Смит спустились вниз и вошли в большой зал.
— Это приемная радиостанция, — пояснял Лэйт. — Машинное отделение находится внизу, сюда же передаются телеграммы и телефонограммы, которые записываются автоматически вот этими аппаратами сразу в нескольких экземплярах. Работающие здесь люди рассылают эти телеграммы пневматической почтой по отделам: Центральному метеорологическому бюро, в контроль, в отдел исполнения, в статистический, экономический и прочее. — Лэйт подошел к одному столу, взял небольшой листок и прочитал: — «1936.6–1,20.18 — 0,30». Это значит, что район, обслуживаемый станцией искусственного дождевания, номер 1936, если не ошибаюсь, она находится около Кругловска, просит дождя на завтра в шесть часов утра в продолжение часа двадцати минут и в шесть часов вечера — на полчаса.
— Простите, а где этот Кругловск?
— Это новый город в хлопковом районе Узбекистана, названный именем товарища Круглова. Искусственное дождевание создало много городов там, где раньше была только одна пустыня. Кстати, если вы увидите мистера Гайдна, то передайте ему от меня, что на том самом месте, где нас предал Косой Джим, надеюсь, хорошо известный мистеру Гайдну, — красуется прекрасный город, утопающий в садах. А вот еще одна телеграмма. Она довольно необычайна: «7 — 5С». Вы знаете, что это значит? Это значит, что седьмая станция просит произвести дождь непрерывно в продолжение пяти суток.
— Но этак вы зальете все поля! — удивился Смит.
— Похоже, что так, — рассмеялся Лэйт. — Дело идет, видно, о том, что мелководье не позволяет сплавить лес по реке. И вот нас просят поднять уровень рек хорошим ливнем в продолжение нескольких суток. А вот еще, смотрите. Новое дело. «А. 499. Т». Если это расшифровать, то получится: «Аэродром номер 499. Туман». Туман, очевидно, мешает посадке аэропланов и дирижаблей. Требуется разогнать туман.
— Вы, значит, занимаетесь не только дождеванием, но и рассеиванием туч и туманов?
— Ну да. Я полагал, что вам известно об этом. Ведь мы свои аппараты для рассеивания тумана употребляем и на море, чтобы предупредить столкновение кораблей. Поднимемся теперь этажом выше, я покажу вам тот центр, где у нас делается погода.
Смит вошел следом за Лэйтом в очень большой зал через боковую дверь. Налево от него были окна во всю стену, а направо — стена, на которой находилась карта СССР в два десятка квадратных метров величиною, нарисованная, по-видимому, на матовом стекле. Смит с любопытством начал рассматривать эту карту. Она была в красках, и Смит сам скоро догадался, что они означали разного рода растительность, злаки, плантации и пр.
— Вот белые хлопковые поля, вот желтоватая рожь, пшеница, вот тучные травы для скота, мериносовых овец.
— Но почему некоторые места на карте, отмеченные номерами, изменяют цвет, то белея, то вдруг синея, и, наконец, вновь возвращаются к первоначальному цвету? — спросил Смит.
— Номера и небольшие точки около них — это все станции искусственного дождевания.
— Так много? — изумился Смит, глядя на карту, всю испещренную точками с номерами.
— Более трех тысяч, — ответил Лэйт. — На карте белеют те пункты, которые просят дождя. Когда аппарат приведен в действие, то пункт на карте синеет, это значит: там дождь идет. А когда дождь оканчивается, все приходит в норму. Вот тот человек, который в настоящее время делает дождь. Познакомьтесь! Инженер и мой друг Ножин, которому я так многим обязан.
Ножин был занят, он только кивнул головой и улыбнулся. Он сидел перед небольшой картой СССР, расположенной на несколько наклонной по направлению к нему доске. На этой карте на месте точек имелись кнопки. Внизу карты перед Ножиным шла беспрерывная лента, на которой, в строго хронологическом порядке поступления, шли номера-заказы. Ножин смотрел заказ, перекручивал кнопку «на срок дождевания», как объяснил Лэйт, и нажимал ее. И где-то за тысячи и, может быть, даже десятки тысяч километров начинал идти дождь.
— Скоро мы это упростим. Включение станций в дождевание будет производиться механически.
— Но почему не пускать станции в действие на месте?
— Потому, — ответил Лэйт, — что в таком случае могла бы получиться метеорологическая анархия. Здесь не Американские Штаты, где вся земля поделена на пестрые клочки и где каждый собственник думает только о себе. Климат должен быть регулирован в общесоюзном масштабе. За этим следят наши метеорологические станции.
— Наши?! — удивился Смит и иронически заметил: — Я вижу, вы очень осоветизировались, мистер.
— А разве того, что вы видите, недостаточно для советизации? — спросил Лэйт, и вдруг вся горечь старой обиды поднялась в нем. — Что дала мне моя родина, кроме огорчения? Что могло там дать мне изобретение, кроме вреда! А здесь — смотрите. Вы видите эти огромные пространства на восток от Каспийского моря?
Вы привыкли видеть их на карте однообразными желтыми пустынями, а теперь смотрите, сколько здесь появилось животворящих точек и сколько поэтому выросло новых агроиндустриальных городов! Но этого мало. Смотрите, и на севере, в Сибири, площадь бесплодной тундры и тайги отодвинулась к Полярному морю. Почему? Потому, что мы смягчили сухой континентальный климат Сибири и Средней Азии, мы сделали его более влажным, полуморским, приближающимся к климату Украины. Этим самым мы изменили внешний вид земли, изменили растительность, расширили пределы культурного земледелия Мы являемся до некоторой степени диктаторами климата, и если бы захотели, то могли бы, например, всю Индию залить ливнями и изменить климат всего земного шара. Мы производим теперь столько хлеба, что можем накормить им весь мир. Идемте дальше. То, что входит в наше сознание через глаза, действует сильнее, чем то, что идет в мозг через уши. Я покажу комнату контроля.
Лэйт ввел Смита в темную комнату, усадил на кресло, сам подошел к стене, закрытой шторой, повозился, пошуршал чем-то, и вдруг Смит увидел, что штора открылась и появился экран, а на нем виднелось синее небо и поля еще зеленой пшеницы. Посередине поля стояла башня для искусственного дождевания. И Смит мог любоваться, как над нею образовалось облако и пошел дождь. Штора закрылась, открылась вновь, и Смит увидал рисовые поля, обильно поливаемые ливнем. Еще раз темнота, и перед ним река в лесу. Бушующий ливень поднял уровень реки, и по ней идут плоты.
— А за неделю перед этим по этой реке могла перейти курица, — пояснил Лэйт.
И вот еще один поворот волшебной рукоятки Смит ничего не видит, кроме тумана. Но туман вдруг начинает расходиться. Вот видны ангары. Вот причальная башня дирижабля.
С неба вдруг спускаются стальные птицы, а вдали виднеется подлетающая длинная сигара дирижабля. Аппарат разогнал туман, и воздушные корабли уверенно спускаются на землю. Смит поражен. Даже восхищен. Но профессиональная выдержка и национальная гордость не позволяют ему высказать волнующие его чувства.
— Да, — говорит он, поднимаясь, — вы добились больших успехов, мистер. И можно только пожалеть, что все, что я вижу, происходит не в Америке.
— Что ж, дело поправимо, — ответил Лэйт. — Вводите у себя плановое хозяйство, уничтожьте частную собственность на землю, тогда и вы сможете применить мое изобретение на благо всем. Так и передайте это моим почтенным согражданам: Гайднам, Фарсонам, Ньютонам, Дойсам и прочей компании.
«Перспективные очерки» А. Ром «Зеленая симфония» не являются фантастикой в обычном смысле этого слова. Большинство наших читателей, вероятно, уже знают о Зеленом городе по газетным статьям. Акционерное общество с капиталом в несколько десятков миллионов рублей начало уже работы первой очереди. К работам привлечены преимущественно молодые советские архитекторы, творчество которых наиболее созвучно нашей эпохе и не связано традициями со старым, буржуазным архитектурным искусством. По материалам этих архитекторов, пояснительным запискам к проекту Зеленого города тт. Гинзбурга, Ладовского, Мельникова, Фридмана и других и был составлен очерк А. Ром. Разумеется, и этот очерк — только «примерная прикидка». Зеленый город, в окончательном своем оформлении, возможно, будет иметь несколько иной вид, особенно в деталях. Но основы, принципы уже твердо намечены, и в этом смысле очерк едва ли во многом погрешит против «действительности завтрашнего дня».
— Жена, оставь кухню. Пусть примус мирно спит. Мы сегодня едем за город. С ребятами, конечно.
Жена рада и не рада. Она любит природу, но… плохая прогулка с тремя малыми детьми! Вижу: взяла наш «экскурсионный» фибровый чемодан. Будет набивать его до отказа бутербродами, бутылкой с водой, бутылочкой с молоком для Ванюшки…
Жена у меня провинциалка. Впрочем, я тоже провинциал, но она — больше. Я в Москве уже полгода, а жена лишь недавно приехала из рязанской глуши. Я хочу поразить ее, и для этого у меня припасен хороший сюрприз.
— Оставь чемоданчик. Не бери завтрак. Мы едем в город. Там все будет.
— Мне послышалось, ты сказал — мы едем за город?
— Да, я сказал так. Мы едем за город, но в город. Мы едем слушать зеленую симфонию. Мы едем в Зеленый город.
— Почему зеленый? — спрашивает Аня. — Там все зеленое? И дома и люди?
— Да, там все зеленое. И дома и люди. Там зеленая жизнь. Там даже шум зеленый. «Идет-гудет Зеленый шум, Зеленый шум — весенний шум». Мы можем ехать туда и по железной дороге, в электрическом поезде, и в автобусе, и на автомобиле, а скоро полетим на аэроплане. На чем вы хотите ехать?
И дети ответили хором:
— На автомобиле!
Решено и подписано. Мы поедем по автостраде. Не подумайте, что «страда» происходит от слова «страдать». «Страда» — значит дорога. Автострада — дорога, специально сделанная для автомобилей. На таких дорогах авто страдают меньше всего. Да вот вы сами увидите!