Вернее не дождалась четверга сама Хельви, она приехала в аббатство, словно почувствовав на расстоянии, что наставник думает о ней. И думает не беспредметно. Королева шла к нему по открытой галерее, улыбаясь, как в давние времена. Ветер раздувал на ней капюшон черного бархатного плаща, подбитого лиловым шелком. Ее золотистые волосы были уложены в высокую прическу и скреплены алмазным эгретом, а темные миндалевидные глаза казались в тени балюстрады почти черными. На самом деле Хельви не была ни золотоволосой, ни черноглазой. Светлая, как все, в ком текла, помимо гранарской, еще и кровь северных варваров, она умела при помощи отвара ромашки предавать своим кудрям солнечный блеск. А приглядевшись, наблюдатель обнаруживал, что ее цыганские очи - наследие матери фаррадки вовсе не черные, а темно-темно синие. Но в сочетании диссонанс золота и черни навсегда врезался в память.
-- Харвей служит Беоту, -- вслух рассуждала Хельви, -- следовательно добиться расторжения помолвки будет не просто...
-- Почему? - сначала не понял отец Робер.
-- Умоляю, мой друг, додумайте сами, - попросила она. - Не мешайте мне... Боюсь, что мы, выйдя из одного затруднения, попадем в еще худшее. Король Дагмар очень хитер, еще хитрее его мамаша, эта старая карга Этгива... Они придумают, что-нибудь такое, чего мы не предусмотрим...
-- Что именно, дитя мое?
-- Просто не позволят одной из сторон расторгнуть договор. Лорд Деми ведь их вассал, а сюзерен имеет право... И я останусь что-то вроде соломенной вдовы. Ну вы понимаете? Не просто не выйду замуж за короля Фомариона, а вообще никогда ни за кого не выйду.
Такого поворота мыслей епископ не ожидал. А ведь она права! Хельви сильный политик. Сильнее, чем он предполагал в детстве.
-- Всякий раз, когда мы будем предпринимать попытки найти мне мужа, Дагмар станет поднимать вопрос об обручении и отказываться его расторгнуть. А это приведет к чему?
Епископ молчал, ему и так было все понятно.
-- К тому, что гранарская корона не получит наследников, и мы просто угаснем, дорогой мой учитель. Эта ловушка для нас еще хуже, чем Фомарион.
-- Что же вы намерены делать? - тихо спросил отец Робер, заранее зная, что сейчас Хельви не сможет ответить на его вопрос.
Но она ответила. Помолчав с минуту, королева усмехнулась какой-то нехорошей, полной тайного превосходства над невидимым противником улыбкой. Это выражение лица у нее епископ очень не любил.
-- Я выйду замуж, Ваше преосвященство. - со злорадным торжеством произнесла королева. - Наверное, выйду. Еще немного подумаю, как все устроить. В деталях. И выйду.
-- За Дерлока? - опешил отец Робер.
-- За какого Дерлока? А, да нет. - она поморщилась. - За Харвея, конечно. За Харвея Деми. Только это будет выглядеть достойно в глазах Фомариона и даст мне полную свободу рук. Даже если для этого придется выкрасть старину Деми из Беота и силой поставить его у алтаря.
-- Но ведь он вассал короля Дагмара! Вы же понимаете, что из такого брака могут проистечь серьезные осложнения. - отец Робер не вполне поспевал за ходом мыслей королевы. - Церковь учит нас, что муж - глава жены, а этот глава служит другому сюзерену. Значит Гранар окажется в вассальной зависимости от Беота? Не абсурд ли?
-- Я же сказала, что продумаю детали. - досадливо отмахнулась Хельви. - Клянусь вам, если сыграть все по нотам, мы ничего не потеряем. И даже многое приобретем. Дагмар ведь куда больше нас боится моего брака с фомарионцем - полное слияние врагов ему очень не выгодно. На этом страхе можно сыграть. Пока не знаю, но вероятны даже уступки нам кое-каких западно-сальвских крепостей. У моего жениха должно быть приданое. А уж свободы Харвея от вассальных обязательств мы добьемся точно. Это как глоток воды. -- она обняла отца Робера и расцеловала в обе щеки, как когда-то встарь. - Я же говорила, что ваше молчание - золото.
Глава 3
Из аббатства св. Гервасия королева в сопровождении нескольких рыцарей верхом отправилась обратно в город. Ее путь лежал на улицу Златошвеек, где в мирные времена располагался целый квартал мастериц, украшавших своим волшебным ремеслом пышные ризы священников, церковные плащаницы, одежды королей и придворных. После долгих лет войны число обитателей знаменитой улицы сократилось втрое, и поблизости от дворца начали селиться ювелиры, чеканщики, портные, словом, все, кто жил заказами двора.
Здесь, при въезде в приход св. Вальдрады, находился изящный белый особняк, украшенный башенками и тонким длинным шпилем над зеленой крышей. Два года назад Хельви подарила его альбицийскому художнику сеньору Франческо Кларичи, захваченному со всеми его картинами в плен корпусом д' Орсини в знаменитом сражении под Изором. До этого мастер Франческо несколько лет трудился при беотийском дворе и даже отважился сопровождать армию короля Дагмара в поход против гранарцев. Но разгромленные рыцарями Симона беотийцы отступили, в сумятице бросив не только орудия, но и повозку с живописцем. Так Кларичи попал в Гранар и стал придворным художником вечно кочующей и воюющей королевы.
За два года он нарисовал всех ее приближенных, слуг, простых солдат, горожан-ополченцев, фаррадских пленных, горских наемников, набросал сотни живых картин боев и переходов. Мастер Франческо словно попал в другой мир прекрасный и отталкивающий одновременно. Сейчас Кларичи благословлял Бога за то, что война окончена. Он не хотел бы вернуться в Беот, хотя там платили больше. Королева благоволила к нему, жизнь при гранарском дворе, много лет довольствовавшемся радостями бивуака, становилась день ото дня веселее. Хельви окружали молодые, охочие до шумных развлечений люди, словно сорвавшиеся с цепи и желавшие наверстать упущенное среди безумной по здешним понятиям роскоши.
Удобный дом на улице Златошвеек с садом и большим залом первого этажа, превращенным в мастерскую, был символом признания заслуг художника. Здесь хранились все картины и наброски сеньора Кларичи, даже возвращенный беотийский архив живописца.
У дверей особняка Хельви спешилась и передала поводья одному из своих спутников. Мажордом распахнул дверь перед ее величеством и с глубокими поклоном отступил, пропуская королеву в полутемную переднюю. Отсюда широкая дубовая лестница вела на второй этаж в жилые комнаты, но королева прошла в просторную мастерскую. Большое во всю стену окно открывало успокаивавший душу вид на подернутый зеленоватой дымкой сад, где жена художника Кьяра-Леана с серебряным совком в руках возилась возле круглой клумбы.
Заметив царственную гостью, мастер Франческо задернул холщовой портьерой огромное полотно. Это был еще не вполне готовый эскиз для картины "Бой в проливе Мальдогран", изображавшей знаменитое сражение мальдорских рыцарей с мусульманским флотом 14 июля 1572 года, в котором храбрые защитники южного побережья Гранара нанесли сокрушительное поражение морским силам Фаррада. Королева специально заказала полотно, прославляющее доблесть мальдорцев, чтоб хоть немного изгладить пропасть, разделявшую их с остальным Гранаром.
Хельви заметила только две подожженные галеры с треугольными фаррадскими парусами, гордо реющие на белом полотне золотые орденские кресты мальдорского братства, скопление тонущих людей, перевернутых лодок, сшибающихся друг с другом барок и фрегатов. Блестящая лаковая поверхность картины, а также глубочайшая, недоступная простому человеческому глазу перспектива - все это было чертами новой альбицийской живописи, столь популярной в последние годы. Глазам зрителей одновременно открывались и сказочный Беназар, столица султаната, на одном берегу моря, и грозный, ощетинившийся пушками порт Крак де Грот, на другом, а между ними непреступной горной кручей высился остров Мальдор, над которым в грозовых, залитых солнцем облаках сияла Чаша.
-- Счастлив приветствовать Ваше величество в моем скромном доме. художник поклонился, прижимая к полотняному, пестрому от краски фартуку измазанные руки.
-- Добрый день, мастер Франческо, -- улыбнулась ему Хельви, -- не бойтесь, я не собираюсь проникать в вашу святая святых, ведь картина еще не закончена. Я приехала по другому поводу.
Кларичи поднял на королеву вопросительный взгляд.
-- Не позволите ли мне, дорогой друг, взглянуть на ваши восхитительные карандашные портреты, сделанные еще при плаймарском дворе? пояснила молодая женщина.
-- Вас интересует только карандаш? - осведомился художник, все понимая на свой лад.
-- О, нет, -- покачала головой Хельви, -- уголь, пастель, тушь - все равно. Меня интересуют портреты. Лица. Вы понимаете?
-- Конечно, -- снова поклонился мастер, -- мой беотийский архив к вашим услугам. Он на втором этаже в каминной комнате. Кьяра, любовь моя, -крикнул художник в приоткрытое окно, -- у нас гости.
Молодая женщина в саду подняла свое круглое веселое лицо от клумбы, заулыбалась и поспешила в дом, вытирая свои грязные от земли ладони о клетчатый передник. Ее величество благожелательно протянула сеньоре Кларичи руку для поцелуя.
-- Мадам, со мною несколько спутников, утром мы проделали путешествие за город. Я буду очень благодарна, если вы напоите их горячим вином с пряностями. Погода свежая.
Кьяра зарделась от смущения.
-- Ваше величество, время близится к полудню. Мы с мужем будем счастливы, если вы и ваши спутники разделят наш обед.
-- Достойный ответ настоящей хозяйки, -- рассмеялась Хельви. - С удовольствием принимаю ваше приглашение, если, конечно, трое рыцарей с хорошо нагулянным скачкой аппетитом не лишат ваш дом последних запасов. Что до меня, то я ем мало и прошу подать мне только теплого молока и ржаного хлеба.
Альбицийка снова заулыбалась, присела в поспешном реверансе и убежала на кухню. Королева в сопровождении ее мужа поднялась наверх. Каминная комната была одновременно и кабинетом, и покоем для отдыха. Ее хозяин любил проводить здесь вечерние часы. Окна, выходившие на шумную улицу, задергивались зелеными гардинами. В простенках между ними висели светильники с медными тарелочками, отражавшими пламя свечей. Потолок и два камина по углам украшала богатая лепнина в новом альбицийском вкусе. От фаррадцев в Гранаре остался обычай покрывать полы яркими коврами с цветочным орнаментом. Они предавали любой комнате неуловимый восточный колорит, так же как и резные столики для курительниц, на которых располагались чеканные беназарскими кувшинами с ароматическими маслами или плоские блюда с дымящимися сандаловыми палочками.
Раньше этот особняк принадлежал сборщику налогов-марану, бежавшему со своими покровителями фаррадцами.
Усадив королеву в мягкое кресло и пододвинув ей под ноги деревянную скамеечку с бисерной подушечкой, мастер Франческо открыл большой ореховый секретер и достал из нижних ящиков несколько коробок. Тяжелые, кованные медью по углам футляры из красного дерева содержали так называемый беотийский архив Кларичи. Сотни лиц короля, его матери, жен, военачальников, министров, придворных. Были даже карлики, шуты и обезьянки, не говоря уже о фаворитах и любовницах Дагмара.
-- Вот в этом ящичке августейшая фамилия, -- пояснил художник, -Позвольте, -- он помог Хельви поставить коробку на колени открыть тугую крышку. - Я сам не видел их уже два года. - в голосе Кларичи послышалась задумчивая грусть.
-- Вы сожалеете, что покинули Плаймар?
-- Едва ли, -- улыбнулся художник, -- но безвозвратно ушедшая часть нашей жизни всегда печалит душу.
Хельви вытащила из коробки несколько портретов.
-- Это вдовствующая королева Этгива, -- пояснил Франческо, указывая на лист. У Кларичи была своеобразная манера работать карандашом, он намечал одежду всего двумя-тремя штрихами, основное внимание уделяя лицу. Здесь были и полутона, и тончайшая прорисовка, и толстые грубые контуры, и игра со светом.
Гостья с интересом уставилась на лист. Незнакомая пожилая дама в трауре смотрела внимательно и недобро. У нее было тяжелое мясистое лицо с волевым подбородком, тонкий длинный нос и маленькие белесые глазки, чей цепкий взгляд так и царапал зрителя. Черный чепец открывал широкий лоб. Вдовствующая королева принадлежала к тем людям, которых большие любы не украшали, а уродовали, как бы нависая над остальным лицом и сдавливая его черты. В тонко поджатых губах и полуопущенных долу веках читалась столько показного благочестия!
Сходство Этгивы с ее великим сыном казалось еще разительнее от того, что их портреты лежали рядом. То же властное тяжелое лицо с квадратной челюстью, те же отвисшие щеки и такой же хищный нос. Лишь рот короля полный и чувственный - не напоминал мать. Но плотоядная усмешка Дагмара не смягчала его черт. Оттопыренная вперед нижняя губа, казалось, только что перестала дрожать от гнева, а ярость сменилась натужно спокойным выражением лица.
-- Такие одинаковые и такие разные, -- протянула Хельви, откладывая оба листка бумаги. - Я бы хотела взглянуть на придворных Дагмара.
-- Кто именно вас интересует? - осведомился художник. - У меня целые пачки зарисовок. - от его глаз не укрылось минутное колебание молодой женщины.