Ева вскакивает… Кричит…
— Жан Лаворель! Боже мой! Это Жан Лаворель!
Это он… Что-то сдавливает ее горло, она задыхается… Они бегут рядом. Они совсем близко… Вот, добежали…
— Вы?.. Как? Это вы?.. — говорит тихий, надорванный голос, который она с трудом узнает.
Они садятся все трое, Ева — посередине. Она смотрит на Жана Лавореля. Она еще не может произнести ни слова. Его лицо истощено, глаза провалились… Платье порвано во многих местах.
Она рада, что и Макс и она не надели сегодня туник из шкур…
Они молчат… Им слишком много надо сказать друг другу. И вдруг сильное, неудержимое рыдание потрясает Жана Лавореля.
— Лаворель… — говорит ласково Макс. — Ну, Лаворель!
Лаворель овладевает собой. Он смотрит на них глазами, полными слез.
— Как вы исстрадались! — шепчет Ева.
Он тихо говорит:
— Больше, чем вы можете себе представить…
При одном воспоминании его лицо болезненно передергивается…
— Мне хочется встать перед вами на колени и благодарить вас за то, что вы здесь…
Помолчав, он снова говорит, как бы не веря своим глазам:
— Люди, люди! Очутиться снова среди людей!..
— Так вы были один? — прошептала Ева. — Вы тоже!..
В голове ее пронеслась мысль о человеке, затерянном на Айернской скале, такой близкой от них и такой недоступной…
Лаворель провел рукой по лбу, как бы отгоняя от себя кошмар.
— Я расскажу потом, — прошептал он.
— Я уверен, что вы голодны, Лаворель, — сказал Макс. — Идем домой!
Лаворель повторил тихо, как во сне:
— Идем домой…
Они стали спускаться со ската, скользя между плитами. Ева говорила:
— Это отчасти благодаря вам мы смогли спастись. Когда мы решили бежать в горы, то вспомнили деревню Шамери, которую вы упоминали… в тот вечер… вы помните?..
— В тот вечер, — повторил Лаворель. — Вспоминал ли я его? “Я не увижу этого… Но ты — может быть”… — прошептал он, произнося слова Луи Андело.
— Эльвинбьорг приезжал в Шампери, — добавил он вдруг. — Я видел его много раз… до этого… раньше… Мне кажется невероятным, чтобы такой человек, как он, не мог спастись!
— А вы знаете! — продолжал он с возрастающим возбуждением. — Есть еще люди, которые спаслись… Я видел людей в долине Суа. Но я не мог к ним подойти… Это ряд отвесных стен… Я спускался в Сюзанф, имея в виду их встретить, когда обойду горы через Шо д’Антемоз. Мы пойдем их искать вместе, Дэнвилль!
— Да, — сказал Макс. — Мы пойдем…
Ева вздрогнула, но у нее не нашлось силы их удержать.
Они спускались большими шагами в долину, освещенную косыми лучами заходящего солнца. Вдруг Лаворель остановился. Он заметил хижины, уже окутанные тенью и выделявшиеся на фоне скал. Их заволакивал дым. Кое-где мелькал огонь. Раздавались крики детей.
— Хижины! — прошептал он. — Дети!
Навстречу приближалась энергичная фигура: широкие мужские штаны, красный платок, а под ним пожилое женское лицо.
— Инносанта Дефаго!.. Ах! Инносанта, мы возвращаемся к Южному Зубу!
Он смеялся, пытаясь справиться со своим волнением.
— Один из моих иностранцев! — воскликнула она в изумлении.
— Ах, — промолвил Жан, — жить вместе с другими людьми — ведь это же земной рай!
Вечером, сидя у огня вместе с Максом, Губертом и госпожей Андело, Лаворель вдруг сказал:
— Я был с моим другом… Морисом Колоньи… на самых вершинах… около План-Нэвэ… Он погиб… Вот уже три дня…
Наступило молчание. Жан добавил вполголоса:
— Он покончил с собой…
— Лаворель, — сказал Макс едва слышно, — вы расскажете нам об этом потом… Идите отдыхать.
Но Жан покачал головой.
— Нет, — сказал он, — я больше не сплю… И вы мне сегодня так близки…
Госпожа Андело глядела на него с состраданием.
— Мы вышли вместе, как мы это часто делали. Морис и я, с веревкой, провизией, одеялами…
Это было в начале августа. Газеты пестрели сообщениями о катастрофах, ураганах, кораблекрушениях, землетрясениях… Но они не обратили на это никакого внимания.
— С неделю мы жили на бивуаке в скалах. Только взойдя на Желтый Зуб, мы увидели… Да, именно там, на этой головокружительной высоте, которая парит над зияющей пустотой, мы увидели прорвавшуюся воду, ползущую к деревням, и постепенно исчезающие города… Мы представляли себе беглецов, настигнутых волной… поглощенных одним ее взмахом… Я помню стадо овец, столпившееся на скалистом островке, падавших одна за другой, как дозревшие фрукты…
Он замолчал. Никто не шевельнулся. Ужасы прежних картин снова вставали перед ними.