- Из Брюгге, сэр. Двадцать первый век. Славный в те времена был город.
- Не сомневаюсь.
Хозяин выставил на прилавок дымящуюся кружку горячего шоколада и пончик. "И что теперь?" - подумал Мойо. Какими деньгами расплачиваться, он не имел понятия.
Ситуация с каждой секундой становилась все более сюрреальной.
- Я запишу на ваш счет, сэр, - проговорил хозяин.
- Спасибо.
Мойо подхватил кружку и тарелку, оглянулся. Кроме него, в кафе было еще трое посетителей, из них двое оказались юной парой, ничего вокруг не замечавшей.
- Не против, если я присяду? - спросил он третью, женщину лет под тридцать, даже не пытавшуюся навести на себя какую-нибудь иллюзию.
Она подняла голову. По пухлым бледным щекам стекали слезы.
- Я уже ухожу, - пробормотала она.
- Не стоит, прошу. - Он сел напротив. - Я хотел поговорить. Уже несколько веков ни с кем не болтал.
Она уткнулась взглядом в свой кофе.
- Знаю.
- Меня зовут Мойо.
- Стефани Эш.
- Рад познакомиться. Не знаю, что сказать. От того, что случилось, я наполовину в ужасе, наполовину - в восторге.
- Меня убили, - прошептала она. - Он... он... он смеялся, когда это делал, и когда я кричала, он только смеялся все громче. Ему это нравилось.
Слезы снова потекли из ее глаз.
- Простите...
- Мои дети. У меня было трое детей, совсем маленьких, старшему всего шесть было. Что у них за жизнь была, когда со мной такое случилось? И Марк, мой муж, - мне кажется, я видела его, но позже, много позже. Он был сломленный, старый...
- Ну-ну, теперь все кончено, - тихонько проговорил Мойо. - А меня автобус сбил. Это вообще-то сложно, попасть под автобус в столице Кочи вдоль дорог ограждения, и системы безопасности, и прочая защитная ерунда. Но если ты настоящий кретин, да вдобавок пьяный, да еще тебя сзади вся группа на "слабо" берет, тогда можно прыгнуть с барьера прежде, чем сработают тормоза. Я говорю, сложно. Но я справился. И что толку от такой жизни? Девушки у меня не было, детей тоже. Только отец с матерью погоревали, наверное. У вас хоть что-то было - любящая семья, дети, которыми вы гордились. Вас оторвали от них, и это настоящее зло, ничего не скажешь. Но посмотрите на себя - вы ведь их до сих пор любите. И они, держу пари, любят вас, где бы они ни были. По сравнению со мной, Стефани, вы богачка. У вас была полная жизнь.
- Уже нет.
- Нет. Но это для всех нас новое начало, верно? Нельзя позволить себе горевать над прошлым - у нас его слишком много. Тогда ни на что другое времени не останется.
- Знаю. Но нужно привыкнуть, Мойо. Хотя все равно спасибо. Кем вы были - социальным работником?
- Нет. Я был студентом на юридическом.
- Так вы умерли молодым?
- Двадцать два.
- А мне было тридцать два, когда это случилось.
Мойо откусил от пончика, оказавшегося на вкус не хуже, чем на вид, и с ухмылкой показал хозяину выставленные вверх большие пальцы рук.
- Похоже, я здесь не в последний раз.
- По-моему, это глупо, - призналась она.
- По-моему, тоже. Но он так привязывает себя к реальности.
- Вы точно учились на юридическом, а не на философском?
Мойо ухмыльнулся, глядя поверх пончика.
- Вот так лучше. Не стоит бросаться сразу на главные вопросы, только в депрессию себя вгоните. Начинайте с маленьких, а оттуда и до квантовой механики дойдете.
- Я уже запуталась. Я была просто методистом в местном детском клубе, когда вообще работала. Я обожала детей.
- Не думаю, что вы были просто методистом, Стефани.
Она откинулась на спинку стула, вертя в руках крохотную кофейную чашечку.
- И что нам теперь делать?
- Вообще говоря?
- Мы только познакомились!
- Ладно. Говоря вообще - жить, как всегда мечтали. Отныне каждый день будет летним отпуском, когда можно уйти с работы и исполнить свое самое заветное желание.
- Танцы в "Рубикс-отеле", - выпалила Стефани. - Там был изумительный танцевальный зал. На эстраде поместился бы симфонический оркестр, и окна выходили на озеро. Мы там так никогда и не побывали, хотя Майк все обещал. Я мечтала надеть алое платье, а его увидеть в смокинге.
- Неплохо. Да вы романтик, Стефани.
Она покраснела.
- А что вы?
- О нет. У меня мечты примитивного самца - тропические пляжи, фигуристые девчонки, все такое.
- Нет, не верю. В вас есть что-то глубже таких примитивных клише. Кроме того, я рассказала честно.
- Ну... тогда, наверное, горнопланерный спорт. На Кочи это было развлечение для богатых. Планер делается из связно-молекулярной пленки, он весит всего пять килограммов, но размах крыльев у него - двадцать пять метров. Прежде чем купить такую штуку, приходится делать апгрейд сетчатки и коркового процессора, чтобы видеть воздушные потоки, определять скорость на глазок - настоящее рентгеновское зрение. Это чтобы выбрать поток, который донесет тебя до вершины. Клубы устанавливали маршруты через полхребта. Я как-то наблюдал за гонкой. Казалось, что пилоты лежат в прозрачных торпедах. Эта пленка, она такая тонкая, что ее не видно вовсе, если только солнечный луч не упадет под определенным углом. Они скользили по воздуху, Стефани, и казалось, что легче нет ничего на свете.