К середине дня по корабельному времени командование армии потеряло связь с половиной частей. Красные облака висели над сорока восемью островами, полностью покрыв десять из них. К концу дня Герцога тонкие алые струйки появились над парой деревень на самом острове Рамзай, и из Норвича туда поспешно перебросили резервные войска. В обоих случаях связь прервалась через четверть часа после того, как армия вошла в одержанные деревни.
Луиза мрачно наблюдала, как клубящиеся тучи сгущаются над миром.
- Я была права, - жалостно всхлипнула она. - Ничего нельзя поделать. Теперь это лишь вопрос времени.
Толтон пробирался вверх по узкому ручейку, и вода заливала его блестящие лиловые туфли. Край промоины, поросший жухлой травой, был в паре сантиметров над его макушкой. Видеть, что творится в парке, он не мог, зато и его никто не видел - и слава богу! Далеко в вышине световая трубка Валиска горела так ярко, что у Толтона болели глаза. Он был "совой", привычной к клубам, барам, вестибюлям звездоскребов, где проповедовал истину поэзии выжигам, синьсенсерам, обстимленым мусорам и наемникам, населявшим нижние этажи звездоскребов. Они терпели его, эти заблудшие создания, прислушиваясь и подсмеиваясь над его тщательно подобранными словами, даря собственные байки в сокровищницы его опыта. Он шарил среди рассказов о разбитых судьбах, как бродяги шарят в отбросах посреди заброшенного тупика, - отбирая самое ценное, он пытался понять их суть и вдохнуть смысл в увядшие мечты, собственной прозой объяснить слушателей самим себе.
"Когда-нибудь, - говорил он им, - я все это соединю в один альбом. И тогда вся галактика узнает о вашей беде и освободит вас".
Они не верили поэту, но признавали за своего - положение это спасало его от многих драк по забегаловкам. Но сейчас, в час величайшей нужды, они подвели его. Как ни тяжело было признавать это, они проиграли; банда самых крутых отморозков Конфедерации была уничтожена менее чем за тридцать шесть часов.
- На следующей развилке сверни налево, - пробурчал висящий на поясе процессорный блок.
- Угу, - покорно пробормотал Толтон.
Вот это была самая смешная и горькая шутка: честолюбивый поэт-анархист, постыдно благодарный за помощь Рубре, капиталистическому супердиктатору.
Через десять метров в речку вливался ручек, и Толтон без колебаний свернул налево. Пенистая вода холодила ему колени. Бегство из звездоскреба помнилось поэту безумным монтажом из всех баек о сражениях, какие он только слышал, разом вырвавшихся из подсознания, чтобы терзать его. Ужас и хохот преследовали его по всем коридорам, даже тем, заброшенным, которые он считал ведомыми только ему. И лишь Рубра, спокойный голос, направляющий его из процессора, дарил надежду.
Черные брюки намокли от воды. Поэта трясло - отчасти от холода, отчасти с перепугу.
Он не замечал погони уже три часа, но Рубра утверждал, что они еще выслеживают его.
Речушка начала расширяться, промоина становилась все мельче. Толтон выбрел на озерцо метров пятнадцати в поперечнике, упиравшееся дальним краем в утес. Под ногами по дну торопливо ползали жирные ксенорыбы. Другого выхода не было, и источника, откуда вытекала река, - тоже.
- Что теперь? - жалобно спросил он.
- В дальнем конце есть подводный ход, - ответил Рубра. - Я отключил подачу воды, так что ты сможешь проплыть. Труба длиной около пяти метров, с коленом, и света в ней нет, но она ведет в безопасную пещеру.
- Пещеру? Я думал, пещеры вымываются водой в камне за многие века.
- Вообще-то камера-гаситель. Я не хотел загружать твою артистическую натуру лишними терминами.
Толтону показалось, что в голосе Рубры прозвучала обида.
- Спасибо, - пробормотал он и побрел к утесу под аккомпанемент указаний из процессора. В конце концов он нырнул. Трубу найти было просто черное кошмарное отверстие около полутора метров шириной. Зная, что развернуться или хотя бы двинуться назад будет невозможно, поэт заставил себя вплыть в дыру. За ним струились воздушные пузырьки.
Потом ему казалось, что труба была не пяти метров длиной, а тридцати. И колено оказалось острое. Труба вела то вверх, то вниз, пока Толтон, отчаянно задыхаясь, не вынырнул наконец на поверхность. Камера имела в поперечнике метров двадцать, и по своду ее струилась вода. По стенам бежала поднятая поэтом рябь. Озерцо, куда выходила труба, покрывало пол камеры не полностью, и края оставались свободными. Когда Толтон поднял взгляд, то увидел в центре свода широкое отверстие. Оттуда еще капало. По потолку проходило кольцо электрофосфоресцентных клеток, заливавших каждую трещинку неярким розоватым сиянием.
Поэт выбрался из воды и рухнул на скользкий пол. Руки его неудержимо тряслись, и он не мог сказать, от холода или от чудовищной клаустрофобии. В камере-гасителе было до ужаса тесно, и от осознания того факта, что обычно она бывала заполнена водой доверху, легче не становилось.
- Я прикажу какому-нибудь домошимпу принести тебе сухую одежду и провизию, - бросил Рубра.
- Спасибо.
- Здесь ты некоторое время будешь в безопасности.
- Я... - Толтон нервно оглянулся. Все всегда говорили, будто Рубра всеведущ. - Вряд ли я тут выдержу долго. Тут... тесно.
- Знаю. Не бойся, тебе придется двигаться, чтобы они тебя не достали.
- А могу я присоединиться к кому-нибудь? Мне нужно общество.
- Боюсь, вас осталось немного. И встречаться с другими - не лучшая мысль, вас только легче станет выследить. Я еще не вполне понимаю, как они находят неодержанных. Подозреваю, что телепатически. Черт, а почему нет? Колдовать они уже умеют.
- А много нас осталось? - спросил поэт, внезапно испугавшись.
Рубра хотел сказать ему правду, но Толтон был слабоват для таких новостей.
- Пара тысяч, - соврал он.
На самом деле в обиталище остался триста семьдесят один человек, и помогать им всем одновременно было сущим кошмаром.
В то время как Рубра успокаивал Толтона, Бонни Левин - он чувствовал это - шла по следу Гилберта ван Рейтеля. Худощавая невысокая охотница облачилась в костюм, в каких англичане в девятнадцатом столетии отправлялись на сафари в Африку: форменная рубашка цвета хаки и перекрещенные патронташи черной кожи, полные блестящих медных патронов. За плечом она несла отполированный до блеска карабин Ли-Энфильда.
Гилберт уже много лет служил в "Магелланик ИТГ" ревизором, и шанса в этой охоте у него не было. Рубра пытался направлять его по служебным туннелям под станцией метро, но Бонни и ее загонщики уже взяли беглеца в кольцо.
- В трех метрах впереди смотровой люк, - датавизировал Рубра ван Рейтелю. - Ты должен...
От стены служебного туннеля отделились тени и обрушились на старика. Рубра даже не заметил их, пока не стало поздно. Его следящие подпрограммы были искусно обмануты.
В который уже раз он переформатировал местное программное обеспечение. Но к тому времени, когда локальное зрение вернулось к нему, руки и ноги ван Рейтеля были привязаны к шесту. Несчастного готовы были унести, точно призовой трофей, и он даже не пытался сопротивляться. Бонни с восторгом проверяла узлы.
А один из ее охотников наблюдал за процессом со стороны - высокий юноша в простом белом костюме.
Рубра знал его. Это не мог быть никто другой.
- Дариат!
Юноша поднял голову, и на миг иллюзия рассеялась. Рубре хватило и этого. Под маской прелестного юноши таился Хорган. Вытянутую харю Хоргана искажало изумление. Неопровержимое доказательство.
- Я знал, что это окажешься ты, - заметил Рубра. Знание это принесло ему облегчение.
- Немного же тебе это даст, - отозвался Дариат. - Твое самосознание скоро погаснет совсем. И ты даже не отправишься свободным в бездну, потому что я не позволю тебе сбежать.
- Ты меня поражаешь, Дариат. Нет, это комплимент. Ты все еще хочешь до меня добраться? Жаждешь мести. Это все, о чем ты мечтал, чем жил последние тридцать лет. Ты все еще винишь меня в смерти несчастной Анастасии Ригель, сколько бы времени ни прошло.
- У тебя есть другие подозреваемые? Если бы ты не увел меня, мы с ней оба были бы живы.
- И вы двое сейчас бегали бы от старины Бонни.
- Может быть. А может быть, будь я счастлив, я по-другому прожил бы жизнь. Это не приходило тебе в голову? Я мог бы подняться по карьерной лестнице, как ты от меня требовал. Я сделал бы "Магелланик ИТГ" великой; я превратил бы Валиск в державу, к которой шли бы на поклон плутократы Транквиллити. Не ублюдки и неудачники стекались бы под твои знамена. Король Алистер спрашивал бы у меня совета, как править своим царством. Ты уверен, что при таком правителе банда долбаных зомби могла бы пробраться сюда, мимо пограничников, таможенников и службы иммиграции, так, чтобы никто не заметил? Не пытайся отпираться - случившееся лежит на твоей совести.
- Да ну? А скажи-ка, к ублюдкам и прочей сволочи, которую ты вышвырнул бы через шлюз, относить ли девушку, в которую ты влюбился?
- Ублюдок! - завизжал Дариат. Охотники - и даже ван Рейтель - как один обернулись к нему. - Я найду тебя! Я тебя достану! Я сотру твою душу в прах! - Лицо его исказилось от гнева. Он распростер руки, точно Самсон-чародей, обрушивающий своды храма, и в стены туннеля ударил из его пальцев белый пламень. Трескался и рассыпался коралл, воздух наполнили обугленные крошки.