— Что они сделали с травой? — удивился Мойо.
У самой линии солнечного света трава была мертвой — былинки почернели и высохли. Мертвая зона простиралась параллельно границе красного облака до самого горизонта, создавая полосу отчуждения, которая рассекала полуостров на два отдельных мира.
Стефани окинула взглядом эту зону всеобщего уничтожения — деревья и кусты были выжжены, там и сям виднелись только обугленные пеньки.
— Полагаю, они таким образом отметили нейтральную территорию.
— Довольно круто, правда? — Он усмехнулся и указал на мерцающее облако. — Ладно, мы на месте. Что будем делать дальше?
— Еще не знаю, — рассеянно ответила Стефани.
Это была кульминация огромного эмоционального напряжения, так что частности не имели большого значения. Стефани было жаль, что путешествие закончилось. Ей нравилось колесить по дорогам, и она не представляла, чем займется теперь.
К ним подошли Кохрейн, Макфи и Рена.
— Ничего себе банда агрессивных чуваков! — гаркнул Кохрейн, выгадав паузу между раскатами грома.
К морпехам, стоявшим на блокпосту, со стороны машин спешило не меньше взвода сослуживцев.
— Схожу-ка я пообщаюсь с ними, — сказала Стефани.
— Только не одна, — ответил Мойо.
— Думаю, не стоит идти всей компанией, а то они переполошатся.
Стефани материализовала белый носовой платок и, подняв его над головой, направилась к шлагбауму первой заградительной линии.
Лейтенант Энвер наблюдал за ее приближением. Он велел взводу занять исходные позиции и отправил половину пехотинцев на фланги, чтобы другие одержимые не попытались проскользнуть через полосу отчуждения во время отключения спутников с лазерами. Его нашлемные сенсоры увеличили изображение женщины. Выйдя из тени красного облака, она прищурилась от яркого света. На ее лице материализовались солнечные очки.
— Она одержимая, — доложил Энвер полковнику Палмер.
— Я вижу, Энвер, — ответила полковник. — Спасибо. Будьте осторожны. Совет безопасности тоже принимает ваши сообщения.
— Так точно.
— Другой активности вдоль огненной стены не наблюдается, — вмешался в разговор адмирал Фарквар. — Похоже, это диверсия.
— Энвер, сходите и узнайте, зачем она пришла, — приказала полковник Палмер. — Повторяю, будьте осторожны.
— Слушаюсь.
Двое пехотинцев оттащили секцию заградительных барьеров в сторону. Лейтенант зашагал по дороге. Эти сто метров показались ему невероятно длинными. Он никак не мог придумать, что сказать. Идущие остановились на расстоянии нескольких шагов друг от друга.
— Чего вы хотите? — спросил лейтенант. Стефани опустила носовой платок.
— Мы привезли детей. Они в тех автобусах. Я хотела предупредить вас, чтобы вы не стреляли. Ну, вы сами понимаете… — Она робко улыбнулась. — Мы не знали, как вы отреагируете.
— Дети?
— Да. Их примерно семьдесят. Я не знаю точно. Мы их не считали.
— Спросите ее: дети одержимые? — передал по каналу связи адмирал Фарквар.
— Эти дети одержимые?
— Конечно, нет, — обиделась Стефани. — За кого вы нас принимаете?
— Лейтенант, говорит княгиня Кирстен.
Было видно, что Энвер струхнул.
— Да, госпожа.
— Спросите, что она хочет за них. Пусть назначит цену.
— Что вы за них хотите?
Стефани гневно поджала губы.
— Ничего не хочу. Это не обмен и не торговля. Они просто дети. Мне нужны лишь гарантии, что вы не перестреляете малышей, когда мы передадим их вам.
— Эй, юноша, — передала по каналу связи смутившаяся княгиня. — Извинитесь перед ней за меня и скажите, что мы благодарны ей и ее спутникам за возвращение детей.
Энвер кашлянул. Он не ожидал такого поворота событий, когда отправился на встречу с одержимой.
— Прошу прощения, сударыня. Княгиня приносит вам свои извинения за то, что заподозрила вас в корысти. Мы благодарны вам за ваш поступок.
— Я понимаю. Мне это тоже далось нелегко. Так как их вам передать?
Вместе с ней к автобусам пришли двенадцать пехотинцев — все как один добровольцы, без бронежилетов и оружия. Двери открылись, и дети вышли на дорогу. Было много слез и суеты. К удивлению солдат, малыши целовали и обнимали взрослых, которые спасли им жизнь (самым популярным был Кохрейн).
Когда последняя группа детей зашагала по дороге, окружив высокого морского пехотинца — одного малыша он посадил на плечи, — Стефани едва не заплакала. Мойо положил руку ей на плечо и ободряюще кивнул. Лейтенант Энвер подошел к Стефани и почтительно отдал ей честь (Кохрейн тут же его спародировал — весьма непристойно). Офицер выглядел растроганным.
— Спасибо вам всем, — сказал лейтенант. — Это моя личная благодарность. Я не могу датавизировать из-под облака.
— Эй, позаботьтесь там о наших малышах, — сдерживая слезы, сказала Тина. — У бедняжки Энелизы ужасная простуда. Мы не смогли ее вылечить. А Райдер ненавидит орехи. Я думаю, у него на них аллергия…
Рена сжала ее локоть, и она замолчала.
— Мы позаботимся о них, — ответил Энвер. — А вы берегите себя. — Он многозначительно посмотрел через мертвую зону на блокпост, у которого вереница машин готовилась к приему детей. — И лучше держитесь отсюда подальше.
Кивнув на прощание Стефани, он быстро зашагал к заградительной линии.
— Что он имел в виду? — проворчала Тина.
— Да какую-нибудь фигню, — со вздохом ответил Кохрейн. — А мне понравилось совершать такие поступки. Мы доказали, что силы дурной кармы до нас не добрались.