Сиринкс уселась напротив хозяйки. Отсюда ей видны были мелкие серые пятнышки на белоснежной шкуре Мальвы, такие бледные, что казались обманом зрения. Неужели все разумные существа с возрастом седеют?
— Вы очень добры. Посол Пирус не передал вам, какие сведения я ищу?
— Нет. Но учитывая несчастья, постигшие в последнее время вашу расу, я ожидаю, что ваш визит имеет к ним некое отношение.
— Да. Меня направил к вам основатель вашей культуры, Вин Цит Чон. Мы оба понимаем, что вы не можете подсказать нам, как избавиться от одержимых. Однако его интересуют некоторые аспекты самого феномена.
— Ваш предок есть существо дальновидное. Жаль мне, что я не встречалась с ним.
— Мы будем рады принять вас на Юпитере, чтобы вы смогли побеседовать.
— Не вижу в сем смысла. Для нас запись памяти не есть существо, какой бы совершенной ни была модель.
— А-а. Тогда первый мой вопрос: переносятся ли души эденистов в нейронные слои наших обиталищ вместе с воспоминаниями?
— Разве это не очевидно? Есть разница между жизнью и памятью. Память — лишь один из компонентов телесного бытия. Жизнь порождает душу. Душа суть форма, которую разум и самосознание придают энергетическим процессам в биологическом теле. Буквально: ты мыслишь и поэтому существуешь.
— Значит, жизнь и память раздельны, но едины?
— Покуда существо продолжает телесное бытие — да.
— Значит, у обиталища есть своя душа?
— Конечно.
— И у космоястребов тоже?
— Они ближе к вам, чем ваши обиталища.
— Как чудесно! — промыслила «Энон». — Смерть не разлучит нас, Сиринкс. Она никогда не разлучала капитана и корабль.
Эйфория космоястреба вызвала у девушки улыбку.
— Я так и знала, любимый. Ты всегда будешь частью меня.
— А ты — частью меня, — блаженно ответил корабль.
— Спасибо, — поблагодарила Сиринкс Мальву. — Я должна заплатить за эту информацию?
— Ты платишь информацией. Твои вопросы крайне информативны.
— Вы нас изучаете, верно?
— Жизнь — это лишь шанс чему-то научиться.
— Так я и думала. Но почему вы отказались от межзвездных перелетов? Это ведь идеальный способ находить и испытывать новые ощущения, удовлетворять свое любопытство. Почему вас теперь заинтересовала чужая раса?
— Потому что вы здесь, Сиринкс.
— Не понимаю.
— Объясни мне человеческий азарт — стремление рисковать заработанным из-за случайного расклада костей. Объясни мне человеческую потребность постоянно потреблять химикаты, ухудшающие работу мозга.
— Извини, — отозвалась пристыженная мягким укором Сиринкс.
— Много у нас есть общего. Многого — нет.
— Это и удивляет нас с Вин Цит Чоном. Вы не так отличаетесь от нас, и знание законов Вселенной не меняет этих законов. Почему тогда вы не можете сообщить нам, как справиться с одержимыми?
— Одинаковые факты могут по-разному восприниматься. Это верно даже между вами, людьми. Кто может пересечь бездну между двумя расами?
— Вы встретились с этим явлением и выжили.
— Логическое мышление тебе идет.
— Вы поэтому отказались от межзвездных полетов? Вы просто ждете смерти, зная, что в ней еще не конец?
— Латон был прав, говоря, что смерть остается страшной. Ни одно разумное существо не жаждет смерти. Инстинкт предупреждает нас, и не зря.
— Почему же?
— Тебя привлекает перспектива ждать в бездне конца вечности?
— Нет. А с душами киинтов происходит то же самое?
— Всех нас ждет бездна.
— И вы все время это знали. Как вы можете жить с этим знанием? Людей оно повергает в отчаяние.
— Страх — частый спутник истины. И с ним вы тоже должны справиться сами.
— Латон еще называл смерть началом великого пути. Он и в этом был прав?
— Вполне применимое описание.
Сиринкс глянула на Рубена в поисках поддержки, опасаясь связываться с ним по личному сродству. Ей казалось, что беседа ведет ее к чему-то, но пока не очень представляла, к чему. И только в глубине сознания копошилась мелкая, предательская мыслишка: жаль, что Латон не солгал.
— Вам известны другие расы, узнавшие о существовании бездны? — спросил Рубен.
— Это происходит почти со всеми.
В мыслях Мальвы проскользнула грусть.
— Как? Почему происходит прорыв?
— Причин может быть много.