Сначала Конрад отругал как следует верзилу-алкаша, а потом смилостивился. Что взять с этого дрессированного недочеловека весьма подозрительной монгольско-славянской субстанции! С паршивой овцы, как говорят русские, хоть шерсти клок. Уж не за горами победа. Харьков - Москва - Ленинград. Ленинград - Москва - Харьков. Вот заветный рубеж, начертанный фюрером для вермахта - рубеж победы!..
И забракованный в "лебенсборне", в "фонтане жизни", ариец-производитель решает поднять дух своих подручных.
- Друзья! - с пафосом восклицает он. - Мы только что слушали по радио сообщения о новых победах фюрера и доблестного вермахта! Войска группы армий "Митте" - "Центр" - захватили десятки городов. Население советской столицы поспешно эвакуируется! Фронт прорван! Перед наступающими танковыми колоннами Гота, Геппнера и Гудериана и Москвой не осталось никаких препятствий! Все разлетелось в пух и прах перед нашим "панцерблитц" - танковым штурмом! Герои "Митте" скоро поднимут флаг со свастикой на Спасской башне, если только фюрер не решит уничтожить бомбами и-снарядами и водами из канала Москва Волга советскую столицу, и будут зимовать в Москве. Герои "Норд" уничтожат колыбель большевизма - Ленинград, а мы с вами передохнем в этом городе. Мне даже жаль, что все так быстро кончается. Еще один-два "кессельшляхт" - еще пару "котлов", как под Вязьмой и Брянском, - и с большевизмом, с Россией будет покончено! Капут! Важно прикончить жидов и комиссаров до первых зимних холодов. Именно так говорится в приказе фюрера вермахту: "После трех с половиной месяцев сражений вы создали условия, необходимые для нанесения последних сильных ударов, которые сломят противника на пороге зимы!.."
В углу хищно мигает зеленый глаз индикаторной лампочки, слышится частый, прерывистый звук ключа. Конрад Матцке легко читает цифровой текст; 86745, 24572, 76528, 67467... Надо будет сегодня же перебраться отсюда: у русской контрразведки тоже имеются и части радиоперехвата и пеленгаторы...
- Так выпьем же по маленькой за скорую победу! - провозглашает тост харьковский резидент абвера. - По одному глотку из фляжки. А когда придут наши, я поставлю вам целую бочку самого лучшего шнапса! Хайль Гитлер! Хайль дер фюрер!
Он отпивает глоток спирта и, стараясь не морщиться, запивает жгучую жидкость водой из бутылки. Передает фляжку Мыколе, грозит заранее ему пальцем.
Мыкола делает гаргантюанский глоток - треть фляжки, верно, осушил, передает фляжку по кругу.
- А теперь к делу, - отдышавшись, заявляет Матцке, - Особенно интересуют меня штаб фронта, обком и горком партии и комсомола, центральные гостиницы, вокзал, депо, аэродромы... Не очень-то вы стараетесь, боитесь лишний раз рискнуть. Обо всех этих объектах я, а значит, и абвер, почти в полном неведении. Первым успехом мы обязаны Мыколе - он выследил группу минеров во главе со старшим лейтенантом. Эта группа заминировала стрелку на станции около вокзала. Поезда ходят, значит, эта мина, мина замедленного действия, должна взорваться под поездом с нашими солдатами, когда мы возьмем этот город. Так вот, я разработал весьма хитрую операцию. Мы тайно, этой ночью взорвем эту мину .под первымже русским поездом, уложив сверху свою мину нажимного действия! Вы понимаете, к чему это приведет?
Мыкола и его тупоумные дружки-бандеровцы из карательного батальона "Нахтигалль" молча хлопают глазами.
- Дурачье! - торжествующе звенит голос Конрада Матцке. - Мы объявим шах их минерам, а может быть, поставим мат! Почему, спросят в русской контрразведке, взорвалась мина замедленного действия? Халатность, преступление? Тут-то и возьмут этих минеров за мягкое место!.. Одним таким ударом мы, даст бог, парализуем всю операцию по минированию города. Разделяй и властвуй! Ночью идем на дело. Пойдут все.
Радист, закончив сеанс, переключается на прием, настраивается на какую-то бравурную музыку. "Дейчландзендер" передает популярную в рейхе полечку - "Розамунду".
Конрад Матцке, воспламенившись от спирта и собственного вдохновенного спича, подходит к радисту, сует наушники в пустое ведро, ведро сразу же превращается в репродуктор, и весь полуподвал заполняется нахальными звуками немецкой "Розамунды".
Захмелевший Матцке высоко поднимает фляжку.
- Мы до последней капли выпьем русский спирт, камрады! За успех операции и контригры! За скорую победу! Сначала Москва, а за ней - весь мир! Хайль дер фюрер!
Тысячи скважин, больших и малых, бурят и роют днем и ночью минеры, саперы, инженеры оперативной группы полковника Маринова, Но мины с зарядом от нескольких сотен граммов взрывчатки до тонны ставят лишь в одну из пяти-шести скважин, остальные заряжают холостыми макетами мин, начиненными металлоломом или небольшими минами-сюрпризами, способными вывести из строя только разве сапера, который возьмется за разминирование такой ложной мины.
Работа ведется поточным методом; по плану Маринова командиры оперативной группы, командиры приданных ей батальонов размечают места для минирования, одна команда копает колодцы и скважины, другая минирует и маскирует.
Все гуще ложатся на карту полковника Маринова условные значки.
Как сохранить тайну минирования мостов и виадуков? Перекрыть движение? Невозможно, Поставить усиленную охрану? Нет, это привлечет внимание вражеских глаз.
По Холодногорскому виадуку днем и ночью идет транспорт: войска, техника, автомашины, трамваи. Под виадуком то и дело проходят по путям эшелоны. И никто не обращает внимание на то, что саперы роют у устоев виадука доты и дзоты, якобы для обороны железнодорожной станции. Ушли саперы - ночью приходят минеры. Роют в дотах минные колодцы, в патронных ящиках подвозят взрывчатку - "муку второго сорта". Так, в глубокой тайне, незаметно для постороннего глаза, устанавливают они мины под двумя береговыми и одним промежуточным устоем огромного виадука.
Почти две тонны аммонита ложится под Холодногорским виадуком.
Еще более напряженная, опасная и ответственная работа кипит на другом "действующем объекте". В здании обкома буквально ходят по минам, прекрасно зная об этом, партийные секретари. Огромный заряд ложится в одном из служебных помещений в цокольной части здания.
"Какие нервы у этих замечательных людей! - удивляется полковник. - Чем не герои! Где тут разница между фронтом и тылом!"
А какие нервы должны быть у самого полковника Маринова? Каждую минуту он помнит: малейшая ошибка приведет к тяжким, невосполнимым жертвам!..
А тут еще ежедневные сигналы о вражеской деятельности: снова и снова появляются таинственные колышки, неизвестно откуда берутся на местах минирования булыжники с разными отметинами, кто-то заламывает ветку на дереве около секретной скважины. Все эти сигналы сразу же заносятся на карту - эти мины надо дублировать.
Бывает и похуже. К полковнику поступает очередной рапорт от одного из комбатов:
"От брошенной неизвестным гранаты в подразделении лейтенанта Карлинского погиб красноармеец Кирюхин..."
...Маринов и Ясенев возвращаются поздно вечером с Холодногорского виадука - минирование там закончено, идут маскировочные работы.
- Слышал, оставили Одессу, - устало говорит Ясенев, сидя с полковником на заднем сиденье. - Что сегодня передавали?
- Наши отступают, - невесело отвечает полковник, в изнеможении откинувшись на спинку сиденья, растирая за пазухой левую половину груди. Немцы взяли Таганрог. Но хуже всего наши дела под Москвой: немец прорвал там нашу оборону, захватил Можайск и Малоярославец...
И вдруг - вдребезги разлетается боковое стекло за водителем, на ветровом появляются лучистые дырки. Где-то рядом гремит длинная автоматная очередь.
Ваня, водитель, падает головой на баранку. "Эмка" на повороте врезается в стенку дома. Разрушенного бомбами дома, из которого и стрелял враг...
Первым с автоматом выскакивает Коля Гришин - он сидел рядом с водителем, навскидку дает очередь из-за машины по пустым черным глазницам окон...
Распахнув дверь в темноту, стреляет Ясенев, выпускает все семь пуль из пистолета.
- Хватит палить, - останавливает их Маринов. - Что с Ваней?
Ваня убит,
- А ведь ты всегда впереди в машине садишься! - говорит Ясенев.
С гулким топотом по булыжной мостовой бежит к ним красноармейский патруль.
- Стой! Что за стрельба?
- У тебя тоже лицо в крови! - выпаливает Ясенев, взглянув на полковника.
- Пустяки! Царапнуло осколком стекла.
- Сволочи! - яростно швыряет в черные глазницы окон Ясенев, быстро меняя обойму в пистолете.
- Ну, вот, - сухо замечает полковник, - теперь ты, кажется, все понял: кругом свои, да не все. И покушение это - вовсе не случайность.
"ТОСЯ" ГОТОВА К ПРИЕМУ ГОСТЕЙ
Почти совсем облетели липы и каштаны в саду, за окрашенным зеленой краской металлическим забором. Толстым красно-желтым ковром легла листва под мокрыми деревьями, на длинном балконе вдоль бельэтажа особняка, немного смягчив его строгие формы.
В отблеске близкой бомбежки тускло светится блестками слюды светло-серая облицовка особняка.
Вчера этот дом был детским садом. Завтра он станет домом смерти. Такова жестокая диалектика войны. Мины батальона Маринова несут смерть врагам. Во имя жизни. Во имя свободного Харькова, вольной Советской Украины. Эхо взрывов этих мин услышат в Москве и Берлине.
Выходя из изрешеченной пулями "эмки", полковник Маринов еще внимательнее, чем обычно, осматривается.
Все тихо. Ограда и деревья надежно укрывают дом.
Хорошо, что он, полковник, свел к минимуму все хождения, приезды и отъезды "посторонних" людей, особенно военных.