Annotation Влюбиться в свои восемнадцать в мужчину на двенадцать лет старше и быть им отвергнутой — сродни непосильной трагедии в таком возрасте. Что делать девушке, если его глаза и улыбка с первой секунды пленили неокрепшее сознание? Если ее не интересует искалеченная внешность человека, а только душа, проявление которой ее покорило? Если ОН не верит в ее искренность, считая это жалостью или детской прихотью? Оба успели пережить свой личный ад. Она сбежала, узнав о семейной тайне. Он — наоборот, ожил и…нашел себе невесту. Спустя четыре года они встретятся на его помолвке, и это будет началом…борьбы за счастье. Сложным и болезненным. * * * Эмили. Отчаянная De Ojos Verdes Глава 1 «Какими одинокими делает нас боль. Любовь, радость, даже скорбь можно разделить с близкими, но боль — демон, с которым человек сражается в одиночку». Тимери Н. Мурари «Арджуманд. Великая история великой любви» Эмили вошла в отель и подошла к стойке, обратившись к администратору: — Здравствуйте, в каком зале проходит торжество? Ее приветливым, но цепким взглядом просканировали от корней волос до пальцев ног, сделали соответствующий вывод, что она не может быть гостем в рваных джинсах и облегающем коротеньком топе без грамма косметики и прически. — Добрый вечер, Вы о закрытой вечеринке? — Да. Ваграм Тигранович меня ждет, — уверенно лжёт, — у него просто телефон не отвечает, я звонила. Упоминание имени всея «Radiance» возымело потрясающий эффект. Она тут же стала набирать номер. И Эмили не стала мешать ей в выполнении своих обязанностей, хотя это было ни к чему. — Степан, к Ваграму Тиграновичу пришли, можете сообщить? — видимо, на том конце попросили узнать, кто именно. — Простите, как Вас представить? — Эмили, — протягивая в предвкушении, — сестра его жены. — О-о! Это была ожидаемая реакция на ее статус. По сути, «верховным» совладельцем компании, в которой работает эта девушка, является отец Эмили. Выражение лица администратора весьма позабавило ее, но сил ни на что не было, хотелось добраться до ванной и умирать в горячей воде смертью храбрых и чистоплотных. А для этого был нужен чертов ключ от квартиры! — Послушайте, моя сестра тоже с ним, я всего лишь хочу забрать ключи. Не надо сообщать, я сама зайду и найду их. Слова были переданы, после чего девушка повесила трубку и, мило улыбнувшись, оповестила: — Проходите в малый зал. Проводить Вас? — Нет, благодарю. Она кивнула и прошла вглубь, спустившись по лестнице на цокольный этаж, прекрасно ориентируясь в здании. Стоявший у входа парень в рабочей форме учтиво открыл ей дверь, и Эмили, улыбнувшись, вошла. Людей было не так много, но все были разодеты в пух и прах, что еще раз заставило ухмыльнуться ее собственному внешнему виду. Играла романтическая музыка, все толпились по кругу ближе к центру, снимая что-то очень важное на телефон. Девушка внимательно прошлась по лицам, но не находила ни сестру, ни ее мужа, пришлось протиснуться подальше, глянуть в эпицентр происходящего. Хорошо хоть, что во вчерашнем разговоре с ней выведала, где они будут. А то торчала бы сейчас перед запертой дверью и злилась бы на свою непредусмотрительность. Действительно, Лали с Ваграмом стояли там. Рядом с очень высоким широкоплечим мужчиной, который в эту секунду бережно окольцовывал стройную блондинку. Когда гул аплодисментов взорвал зал, тот поднял голову, улыбаясь с благодарностью. И неожиданно поймал взгляд Эмили. Мир реально застыл. Все вокруг потеряло цвет, запах. Померк свет. Он женится на другой! Марсель женится! Несколько лет назад ей казалось, что больнее уже не будет. Как же она ошибалась! Что такое Сахара по сравнению с выжженной внутри нее пустыней? Пекло ада было не в загробном мире. Оно здесь и сейчас горело в Эмили, заставляя сжимать от боли зубы. Чтобы не закричать или не завыть. Марсель сверлил ее удивленным взором, а сам будто оцепенел. А она… Она тоже не могла отвести глаз. Словно уже давно странствующий бедуин в агонии, жаждущий испить всю воду вожделенного колодца, несмотря на плачевные последствия. Даже если взорвется мириадами частичек. Марсель женится! Как реалистично это ощущение, будто острое лезвие полосует сердце… Постепенно все начали оглядываться в поисках объекта, заинтересовавшего жениха. Это вывело ее из транса. Желание убежать было приглушено трезвой мыслью, что некуда. Пришлось идти вперед. Прямо к огню. — Эми! — первой ее заметила сестра. Они с зятем обняли и расцеловали ее. — Что ты здесь делаешь? Когда прилетела? Боковым зрением Эмили отметила, что Марсель больше не смотрит, будучи слишком занят, принимая поздравления от гостей. Можно было глотнуть немного воздуха. — Я из аэропорта, никто не знает. Хочу сделать сюрприз, — немного замялась девушка. — Можно мне временно у вас остаться? Если не помешаю… — Не говори глупостей! Конечно, можно. А сюрприз хороший получится, родители очень скучали… — Ага… — кивнула она. Ваграм протянул ей ключи. — Как раз хорошенько отдохнешь. Дети у бабушек. Мы тоже останемся там. — Не говорите, что я приехала, ладно?.. Эмили было жизненно необходимо побыть одной и подготовиться к встрече с родными. Пусть это и звучит весьма странно и выглядит подозрительно. — Ты помнишь Марселя? Ответ готов был сорваться с языка истерическим хохотом. Но девушка подавила его, чувствуя болезненный спазм в районе солнечного сплетения. Рядом стоял стол с тортом и напитками. Она взяла бокал шампанского. — Помню. Надо бы поздравить их… Они втроем приблизились к светящейся паре. Рука непроизвольно сжала изящную ножку, грозясь разломать ту пополам. Буря внутри искала выхода. Надо было просто уйти. Но ей хотелось посмотреть ему в глаза. — Здрасьте… — протянула Эмили, чокаясь с ними и улыбаясь слишком широко. — Поздравляю! Счастья, всех благ и все такое… И выпила содержимое практически залпом, глядя на Марселя и ни разу не удостоив вниманием его избранницу. Как же это мучительно… — Симпатичненько тебя залатали, однако, — протянула она, как бы скрупулезно оценивая лицо после операций, а затем переключилась на вибрирующий телефон. — Ох, такси меня там ждет. Бесцеремонно впихнув пустой бокал в руки окаменевшего под ее взглядом мужчины, девушка выдала короткое «Пока!» сестре с мужем и бросилась вон из зала, задыхаясь от обиды, злости и отчаяния. Марсель. Женится… Горячая вода, пенная ванна, любимая музыка. Можно было бы перепробовать кучу других способов отвлечься. Но кого она обманывала?.. Мышцы ныли от напряжения, пальцы мертвой хваткой цеплялись за железные бортики, легкие сжимались, отдаваясь тревожной вибрацией в грудную клетку. Эмили до этой минуты казалось, что это давно пройденный этап — некое оцепенение, беспомощность и тоска, порождающие такой недуг, как паническая атака. Модный, вырекламированный, распространенный. И раньше воспринимавшийся чем-то отдаленным, что никогда ее не коснется. Увы. Не обошел стороной. Заставил помучиться, ища варианты вылечиться. Оказывается, она просто научилась контролировать это состояние, чтобы не дойти до ручки, но никак не избавилась от него. Марсель… Женится… Глубокий надрывный вой вперемешку со звучащей из динамиков мелодией наполнил помещение. Пространство вокруг сузилось до пределов маленькой точки в голове, которая била по сознанию одним единственным фактом — женятся не на тебе. Слезы текли непрерывными дорожками, но облегчения не приносили. Эмили задыхалась от чувства никчемности. Глава 2 «Самый неблагодарный, да и неприятный возраст — 17–20 лет. К жизни ещё не привык, к себе самому тоже. Ни жизни, ни людей не понимаешь, а между тем убеждён, что отлично всё видишь, понял и даже во всём слегка разочаровался». Зинаида Гиппиус «Живые лица» Оживленные беседы за столом были привычным делом для Тер-Грикуровых. Младшенькая всегда отличалась особой говорливостью и обаянием, подкупавшим всех и вся. Просто младшенькая выросла, погрязла в своих сложных размышлениях, абсолютно не участвуя в разговоре. — Я хочу жить отдельно, — вдруг заявила Эмили, ковыряясь в тарелке. Наступила тишина. Никто не решался заговорить, родители переводили взгляды друг с друга на дочь, а остальные присутствующие наблюдали за ними. — Почему? — старшая сестра Лали отмерла первой. — Привыкла в Москве, — пожала плечами девушка и снова зашевелила вилкой. — Ты там прожила каких-то три-четыре года. А в семье — остальные девятнадцать… — строго прокомментировал отец. Слово «семья» из его уст для нее звучало сродни пушечному выстрелу. Сразу же поднималась агрессия. И чтобы лишний раз не оправдываться за свое поведение, Эмили предпочла не отвечать и не смотреть на него. — Я же торт испекла к чаю. Давайте уберем всё и накроем десертный стол, — мама с натянутой улыбкой встала, суетясь. Средняя из сестер Ивета осуждающе покачала головой и направилась следом, прихватив грязную посуду. Лали же продолжала пристально наблюдать за ней. Эмили хотелось умереть от вины перед мамой, переживания которой были очевидны. Она незаслуженно обижала самого дорогого ей человека. Но находиться с родителями под одной крышей и делать вид, что ничего в ней не изменилось, просто не могла. Никто из присутствующих не задавал ей вопросов, все поняли, что это бессмысленно. Да и что ответишь на вопрос «А что случилось?». Что мир внутри перевернулся? Что теперь для нее не существует никаких ориентиров? И ценности, которыми двигалась по жизни раньше, сейчас пустой звук? — Просто смиритесь. В случае чего я все равно уйду, но уже придется снимать квартиру. Так уж получилось, что я хочу свободы, которой хлебнула. Если бы вы не доверяли, то и туда не пустили бы. Так что, не вижу никаких причин для отказа, — проговорила девушка, вставая. — И не ходите за мной, не о чем говорить, ничего нового сказать не смогу, правда. Никто за ней действительно не пошел. Видимо, переваривали. Очень хотелось информацию преподнести правильно, но сюсюкаться и просить папочку, как раньше, Эмили никогда больше не сможет. Стены комнаты давили на нее, напоминая о счастливом детстве. Оказывается, оно было построено на лжи. Они даже не догадываются, что это открытие грызет ее изнутри уже больше трех лет. Что не получается его принять, разложить по полочкам, успокоиться. Нет. Все с точностью наоборот. Будто фундамент дома, который медленно разрушают, чтобы уничтожить его целиком. И в один миг он просто рухнет. Эмили оттягивала этот момент, старалась за годы учебы приезжать минимальное количество раз. Хоть и понимала, что это не решение проблемы. Надо было честно высказать свою позицию, потребовать рассказать подробности…но ей было безгранично страшно ее услышать. А если будет еще больнее?.. Телефон ожил, высвечивая на экране имя звонящего абонента. — Я думала, ты уже умер от тоски по мне. — Люблю твой черный юмор, Миль, — усмехаясь, отвечает бодрый мужской голос на том конце. — Как ты, Леандр? — улыбается в предвкушении Эмили. — Меня уже двое суток никто так не называет! Я, было, обрадовался! — Не комплексуй. Так ты позвонил, потому что соскучился по тому, как я тебя называю? Тяжелый вздох оповещает ее о серьезности причин звонка друга. — Лео, что-то случилось? — девушка привстала, хмурясь. — Миль, Тину забирают домой. Пришла очередь Эмили с чувством выпустить из себя воздух. — Все же забирают… А как же магистратура? — Сказали, там пусть поступает. — А когда она уезжает? — Через два дня. Девушка встала с кровати и начала нервно вышагивать по комнате. Так погрязла в собственной фрустрации, что совсем забыла позвонить друзьям. — Что будешь делать? — с долей паники спросила она. — А разве у меня есть выход? Да уж. Эмили слишком хорошо знала, что нет. — Лео, насколько ты уверен в этом? Нам всем по двадцать два. А если потом…ты вдруг… — девушка запнулась, пытаясь подобрать правильные слова. — Лео, если ты сделаешь больно и изменишь… Я тебе этого никогда не прощу. Подумай еще раз. Воцарилась гнетущая тишина, в которой явственно чувствовалась нарастающая обида собеседника. — Да…так вот, какого ты обо мне мнения, — хмыкнул парень горько. Эмили очень глубоко вздохнула и опустилась на покрывало, подбирая под себя ноги. — Лео. Ты же позвонил посоветоваться. Я тебе говорю, как есть. Пожалуйста, взвесь все досконально. Я понимаю, что вы друг друга любите. Но ты так молод, Лео! А если ты не нагулялся? Что потом Тине с этим делать?.. — Все же я в состоянии совершить осознанный выбор в пользу человека, которого люблю. — Ты ошибаешься. Есть определенные инстинкты, которые могут помешать. — У меня складывается впечатление, что ты меня отговариваешь. — Я переживаю за вас обоих. Ты знаешь, что радоваться больше меня в этом мире никто не станет. Только я в курсе всего, что между вами было. Если ты сейчас скажешь, что уверен и не колеблешься ни секунды, я буду счастлива. И вновь воцарилось напряженное беззвучие. — Эмили, — позвал тихо Лео, — легче сдохнуть, чем отпустить ее, зная, что Тину могут отдать другому в любой момент. — Тогда действуй. Со своей стороны я помогу всем, что необходимо. Вы даже можете приехать ко мне на первое время, чтобы тебя не терроризировали родные. — Спасибо, Миль… — с долей облегчения. — Жаль, что меня рядом не будет. Я бы посмотрела, что с тобой сделает Тина… — Когда поймет, что я ее украл? Как минимум — попытка убийства с ее стороны обеспечена. Оба рассмеялись. — Держи меня в курсе, ладно? В дверь постучали, и Эмили резко повернула голову, наблюдая, как сначала в проеме показалась голова Лали, осторожно разведывающая обстановку, а потом она вошла, внимательно осматриваясь. — Я потом позвоню, — девушка сбросила вызов. — Ничего не изменилось, — резюмировала сестра, — даже не помню, когда была здесь последний раз. — Да уж… Стойкая тяга к сохранению исконности у мамы неискоренима. Лали опустилась рядом и пытливо взглянула в Эмили в глаза. — Я не буду оспаривать твое решение. Возможно, так для тебя действительно будет лучше. Мне, наоборот, после каждой поездки хотелось скорее вернуться в дом, именно к родным. Эми, я поддержу тебя перед родителями. Но у меня есть вопрос, на который я хотела бы получить честный ответ. Мимолетная радость от новости про поддержку сменилась тревожными звоночками, вибрирующими по всему телу. — Твое поведение позавчера… Ты была неестественно груба. И зная тебя, Эми, я делаю вывод, что на это есть веская причина. Ты никогда не позволяла себе такой бестактности. Эмили была рада тому, что тема не коснулась ее требования отдельного проживания. Она не смогла бы об этом говорить сейчас. Но прозвучавший вопрос выбил почву из-под ног. Что сказать сестре? Что за три с лишним года никак не смогла свыкнуться с тем, что мужчина, которого она полюбила так горячо и отчаянно, не воспринял всерьез чувства «малолетки», а теперь еще и женится? — Я была такой уставшей и злой из-за задержки рейса, что не контролировала свой мозг… — слукавила девушка. — Обязательно извинюсь при случае. Переезд, точнее, — именно сбор вещей, — дался мне в этот раз тяжело. Больше всего на свете хотелось броситься в родные объятия и рассказать правду. Пока Лали сканировала ее пытливым взглядом, Эмили силилась сдержаться, чтобы не расплакаться. Зря надеялась, что сможет контролировать эмоции после возвращения, всё намного сложнее. — Хорошо, малышка. Ты уже решила, что будешь делать? — Пойду в магистратуру, это точно. Сестра одобрительно кивнула. Ощущалось, что она хочет поговорить по душам, но не решается. И девушка была благодарна за эту тактичность. — Лали, — Эмили взяла ее ладонь, — когда я буду готова рассказать, поверь, что я приду именно к тебе. Сама. Но пока я не могу. Та сжала ее пальцы, взор был обеспокоенным и ищущим. Девушка любила родных до сумасшествия, но к старшей сестре относилась с особым трепетом, считая ее сосредоточением спокойствия и мудрости. А, может, дело в том, что она с детства всегда возилась с ней больше других? С Лали было легко что-то обсудить, ее умение слушать и слышать подкупало. И Эмили знала, что рано или поздно созреет до исповеди. — Я прекрасно понимаю, что мое поведение кажется всем странным. Но есть вещи, которые я не в силах объяснить. Мне нужно уединение, я приду в норму. Со мной все хорошо. Казалось, это сказано больше для нее самой, чем для встревоженной собеседницы. И очень хотелось верить, что так и есть. И мрак, царивший в душе, не поглотит ее. А, наоборот, она сможет его обуздать. Лали ушла, и Эмили откинулась на подушки, прикрыв глаза. Снова бежать, бежать и бежать. По-детски глупо, но хочется спрятаться от этих назойливых мыслей и чувств. Больше трех лет девушка никак не может найти себе места. Внутри все рвется каждый раз, когда задумывается о том, кто же она на самом деле? Будто рана, весьма некачественно зашитая недобросовестным хирургом. И швы расходятся, стоит только сделать неосторожное движение. Если бы Эмили знала, как себе помочь… Ведь все специалисты, к которым успела обратиться за этот срок, твердили одно и тоже — ты должна сделать это сама. Принять, осознать, простить и жить дальше. Но не получалось! Не получалось ничего из этого лаконичного списка! Только скрежетать зубами от непринятия, осуждения и дикой боли, что приносили эти жестокие истины. У нее действительно больше нет ориентиров. Всё смешалось. Глава 3 «Не бойтесь, я так запрячу своё горе в глубине сердца, я сделаю его таким далеким, таким тайным, что вам даже не придётся ему соболезновать». А. Дюма «Граф Монте-Кристо» — В каком смысле?.. Как это сосед? Эмили застыла в потрясении, не зная, плакать ей или смеяться. Они с сестрами наводили порядок в холостяцкой квартире Ваграма, в которой теперь должна была жить девушка. Родители были готовы свыкнуться с мыслью, что дочь будет не с ними, только при условии обеспечения некого надзора. Никто из них даже не представлял себе, насколько опасно то, что было сделано. Ибо этот самый надзор — Марсель. — Наивно полагать, что тебя пустят одну без присмотра, — вытирая окно, фыркнула Ивета. — Мы, может и современная по некоторым меркам армянская семья, но не до такой степени. — Но я же жила в Москве… — слабый протест после пережитого шока. — Ты там училась, Эми. И дядя всегда мог проконтролировать. Эмили нахмурилась, отчетливо вспоминая ссоры с двоюродной сестрой, из-за которой в конечном итоге и съехала от родственников, три года прожив в съемной квартире. Да, мамин брат всегда был поблизости, и она чувствовала себя под опекой. Но кто сказал, что ей это нравилось? — Значит, он живет двумя этажами выше? — осторожно поинтересовалась девушка. — Не в том загородном доме? — За это время многое изменилось. Марсель снова вернулся к делам, и поэтому обязан быть в городе. — Логично, что лучшие друзья имеют жилища по соседству, — Ивета остановилась, задумавшись. — Все же нам так будет спокойнее. Марсель хороший человек, надежный, да и поможет, если что понадобится. Эмили отказывалась верить в происходящее. То есть, по закону подлости вселенского масштаба ей в «помощники» и «покровители» достался именно мужчина, по которому она так страдала? — Чья была идея? — придав тону безразличности, девушка продолжила вытирать комод. — Папа обсудил с Ваграмом, — проговорила Лали, задирая голову, чтобы дотянуться до дальней части люстры, которую тщательно отмывала. — Ну, конечно, — выдохнула Эмили обреченно. Несколькими часами позже, когда осталась одна, девушка сидела на широком подоконнике, рассматривая прохожих в темноте. Естественно, надеялась зацепить фигуру Марселя, но тщетно. Интересно, а как отреагировал на возложенную миссию сам мужчина? Почувствовал ли раздражение, что придется возиться с той самой «малолеткой»? А, может, он пока и не в курсе? Или согласился, мысленно послав ко всем чертям, не собираясь с ней даже здороваться? Ведь Эмили действительно вела себя с ним по-скотски в тот день. И только они оба знали, какие причины подстегивали ее. Раздраженно вздохнув, девушка слезла с подоконника, направившись в кухню. Усталость взяла свое, и она выпила снотворное, а потом улеглась спать. Главное — не думать о том, кто находится этажами выше. Это слишком убийственно для ее расшатанной психики. * * * Лето было в самом разгаре, и пока все наслаждались солнечными ваннами, Эмили изнывала от жары, успевшая привыкнуть к московской погоде. Выполняя просьбу Иветы, девушка осторожно катила коляску с племянником по набережной, время от времени заглядывая под козырек. Она понимала, что ждать нечего, и изменений не будет, но все равно постоянно наклонялась, будто в ожидании чуда. Сердце сжималось от боли. Такой он красивый, слов нет… Но абсолютно неподвижный и бесстрастный к этому миру. Как так получилось? Микроцефалия не такой частый диагноз, но у сестры с зятем родился сын с таким отклонением, а ведь ничто не предвещало… Странным образом вся семья свыклась с этой бедой. Малыша все равно любили и относились к нему с нежностью. Ему скоро пять лет, и, пожалуй, его болезнь помогла всем задуматься над определёнными вещами. Но Эмили, наоборот, злило то, что произошло с племянником. Сам факт того, что невинный ребенок болен, приводил в негодование от несправедливости. Пусть все и твердят, что это Божий промысел, и дано в качестве испытания, девушка никак не могла взять в толк, почему дети должны страдать за грехи родителей?.. Эта тема была для нее особенно острой. — Эмили?.. Она обернулась на оклик и увидела Антона с Амалией, а также маленькой дочкой. Радостно улыбнувшись, обняла друга и его жену. — Когда ты приехала? Я даже не в курсе! — осуждающе отчитывая. — Господи, как ты изменилась! Просто красавица! — Да, настоящая красавица, — вторит ему спутница. — Я уже две недели здесь, сделала сюрприз, никого не предупредив. Эмили, смущенная комплиментами, потупила взор. — Поехали к нам? Все расскажешь, Облачко, — настаивал Антон. — Последний раз видел тебя года два назад. — Да, примерно столько я и не приезжала. Учеба затянула. Спасибо за приглашение, но сейчас не могу. Обещала Ивете через час доставить Артемку домой. — Ничего, вместе и доставим, — не унимался друг. — Антон, — мягко позвала Амалия, — видишь, девочка занята. Мы ее обязательно пригласим потом. Эмили окинула взглядом девушку и улыбнулась шире. Все же она ей нравилась. Все эти прошлые истории канули в лету. Если раньше в голову приходила дурацкие вопросы, как та могла оставить Марселя, сейчас это всё уже утратило смысл. Видно, что эта пара влюблена и безгранично счастлива. — Я приду с подарками для малышки, — девушка присела на корточки и оставила поцелуй на детской щеке. — Метисы все же очень красивы. Да, Алиса? Та спряталась за мамой, зардевшись и пряча глаза. — И в кого такая скромница? — наигранно сокрушался Антон, глядя на дочь. Они рассмеялись. — Но ты переехала навсегда? Не привлекла столица? — Там здорово, но мне больше не хочется обратно. — Это отлично. Тогда на днях созвонимся. Будем тебя ждать. Приедете вместе с Лали, она тоже пропала. Договорившись, они попрощались и разошлись. Эмили плыла среди многочисленных туристов, разглядывая волны. Почему-то совсем не скучала по морю. Но здесь было спокойнее. В Москве она окончательно повзрослела, только это принесло ей больше вреда, чем пользы. Всё чаще хотелось выключить голову, но управлять этой функцией не умела. А ведь столько времени ходила на йогу… Если бы могла, так и сделала бы. Отключила бы мозг, чтобы раз за разом не вспоминать о том, как любимый мужчина надевает своей невесте кольцо на палец. Её охватывало бешенство всякий раз, как перед глазами всплывало его умиротворенное лицо. Значит, он врал, когда говорил, что не собирается обременять себя отношениями?.. Ну, конечно, Марсель же в самом рассвете сил. Даже прооперировался, чтобы исправить последствия той самой роковой аварии, после которой на нем поставили крест… А ведь ей он нравился даже в покалеченном виде. Его глаза и улыбка настолько пленили Эмили в день свадьбы Лали годы назад, что девушка сразу поняла — это та самая любовь с первого взгляда. Банальная, изжившая себя как само явление, поскольку в него никто больше и не верит. А с ней произошло. Пронзило, прогнуло и скрутило внутренности. Миг — и ты больше не принадлежишь себе. Потом узнаешь, что этот мужчина женат. Еще позже — что его жена ему как бы и не жена, а, скорее, некровная сестра. И решаешь не упускать этот шанс. А тебя внезапно обламывают, опуская на землю, обрезая вот-вот готовые прорезаться крылья на корню. И так больно падать! Ощущать себя никчемной дурочкой, которую взрослый дядя даже не попытался выслушать и воспринять всерьез, просто невыносимо! Но Эмили вынесла этот и последующие удары, пусть и собирая себя по крупицам. Единственное, о чем она сокрушалась — это своё чувство, от которого не было избавления. Душа разрывалась от обиды, но ни одного парня она так и не смогла подпустить к себе. Вот такая идиотка. Может, потому что лелеяла надежду? Ровно до той секунды, как увидела Марселя на собственной помолвке. А теперь с легкой руки отца он еще и её сосед! Не особо важно, что они так ни разу и не столкнулись. Это даже к лучшему, ибо она боялась своей реакции на него. Но сам факт, что мужчина спит этажами выше, кружил голову. Казалось, вот оно — счастье на расстоянии вытянутой руки. Но это не её счастье! Всё оборвалось. Никаких иллюзий. И девушка была решительно настроена выкорчевать то, что испытывала к нему. Всеми доступными способами. Эмили понимала, что если не предпримет ничего, просто сойдет с ума от тоски… Да и когда предпримет, всё равно потонет в горечи… Глава 4 «Не расти, девочка, затоскуешь». А. Платонов «Котлован» Марсель пробирался сквозь взбудораженную толпу к бару, осторожно отставляя в сторону беснующиеся тела. Странно, но такого рода развлечения его больше не привлекали. А было время, когда ночи напролет он был занят только этим. — Привет, Кость. Сегодня народу не счесть? — присаживаясь на единственное свободное место, мужчина обратился к бармену. — О, привет, Марс. Да уж, разгар сезона. Тебе чего налить? — Давай что-нибудь освежающее. Я за рулем. Мне нужен Юра, он хотел со мной поговорить. Костя поморщился при упоминании имени начальника охраны. Эти двое люто ненавидели друг друга по известной лишь им скрытой причине. Работе это не мешало, поэтому Марсель не вмешивался. Пока. — Где-то здесь сегодня видел этого вампира. Мужчина улыбнулся уголками рта и отпил немного коктейля. Пожалуй, сравнение было в точку. Бледный и с заостренными чертами лица сорокалетний Юрий походил на пресловутый образ графа Дракулы. — Во, девчонка даёт, — хмыкнул Костя, глядя Марселю за спину. — Бешеная. Он повернулся и заинтригованно уставился на небольшое кольцо парней, которые зачарованно наблюдали за танцующей в центре круга девушкой. С высоты своего роста мужчина прекрасно видел, как хрупкая фигура выполняет умопомрачительные пируэты, приковывая внимание. И невозможно оторваться. Ее движения напоминали гибкие языки пламени, подхватываемые ветром. Руки скользили из стороны в сторону, а затем изящно вырисовывали собственные изгибы. Она металась в агонии, неистово вертя головой так, что волосы постоянно хлестали по лицу, скрывая его от посторонних. У неё был какой-то свой мир, в который никто не допускался. И ей было плевать на то, что она стала желанной добычей. Её энергия просто запрещала приближаться. Ни один из стоявших там и не пытался. Жизнь билась в ней фейерверком. Девушка была какой-то неземной, сгустком противоречивых эмоций, которые хотела выплеснуть. У Марселя было ощущение, что она пытается вытеснить из себя вселенскую боль. Её танец не был ни пошлым, ни зазывающим, ни показушным. Маленькая девочка и таившаяся в ней катастрофа. Голые плечи притягивали своей совершенной женственностью, а кожа, отражающая яркие блики во мраке помещения, манила к себе. Собственное безумие увлекало девушку всё сильнее и сильнее, а зрителей становилось больше. Она творила нечто невообразимое, но при этом ее дикая необузданность выглядела вопиюще сексуально. Категория роковых женщин, коим предначертано быть погибелью сотен, прежде чем они станут отрадой единственному… Её одержимость была заразительной. Хотелось подойти ближе и рассмотреть на расстоянии вытянутой руки. Даже если не коснуться, но хотя бы иметь это мнимое право быть рядом. Частью пространства, присвоенного ею. В нем дьявольскими узорами переплетались запрет, примитивное желание и страх разрушить момент. Её тело внезапно выгнулось назад, спина очертила красивую дугу, копна кудрей взлетела в воздух, явив миру идеальные черты лица. Марсель потрясенно замер. Затем с грохотом опустил напиток на стойку, направившись к толпе, в которой уровень тестостерона зашкаливал уже давно. И схватил вожделенный для собравшихся объект за руку, дернув с такой силой, что девичье тело нещадно врезалось ему в грудную клетку. Её голова как раз доставала лишь до солнечного сплетения мужчины. И он неожиданно вздрогнул, когда они соприкоснулись. Девушка стала вырываться, даже не глядя, кто посмел к ней прикоснуться. Недовольные парни где-то за ней загудели, требуя того же, что и она — вернуть нимфу на танцпол. — Успокойся! — рявкнул Марсель так, что хрупкое существо вмиг вытянулось струной. А затем подняло голову и затуманенным взглядом уставилось ему в глаза. — Вот же ж… — он еле сдержался, чтобы не выругаться. Повел её к стойке и посадил на своё место. А сам ладонями зафиксировал нежные щеки и настороженно изучал расширенные зрачки. — Что ты принимала, Эмили? Она молчала, хмурясь. Казалось, ей слишком сложно сфокусироваться. — Костя, — со злостью позвал бармена, — что ей наливали? Парень с интересом рассмотрел красавицу и отрицательно помотал головой. — Эта точно у меня ничего не пила. Уже несколько дней приходит и просто танцует. — Значит, всё же дурь… Марсель сокрушенно вздохнул. — Ну, зачем тебе это надо, девочка?! — взревел в бессилии. — Чего таким, как ты, не хватает в этой жизни, а? Идиотка малолетняя. И тут Эмили ожила. — Руки убрал, — абсолютно трезво, но зловеще произнесла она, цедя по слогам. Мужчина опешил от этой метаморфозы, ибо теперь перед ним сидел абсолютно адекватный человек без намека на употребление запрещенных веществ. Это вызывало кучу вопросов. На его ладони легли теплые пальчики, вцепившиеся в крупные костяшки, чтобы отбросить своеобразные оковы. Марсель отстранился, удивленный ненавистью, сквозившей в чертах Эмили. Огромные серые глаза смотрели с предостережением. Весь вид говорил о готовности напасть и стереть в порошок обидчика. И это смешило. Так, что он позволил себе улыбку. Что стало его роковой ошибкой. — Не смей! — крикнула девушка, выставив указательный палец. — Не смей ко мне прикасаться! Ты! Именно ты! Не смей! И малолеткой называть! И улыбаться так! И в таком состоянии спрыгнула на пол, возвращаясь к исходному месту, вновь приковывая внимание зевак. Слишком пристальное. Марсель в два шага преодолел расстояние между ними и решительно оплел запястье девушки, не обращая внимания на ярый протест в виде кулачка на своей спине. — Какого черта! — зашипело это маленькое существо, дергаясь. — Старческий маразм вступил в силу?! Не понимаешь, что тебе говорят? — За языком следи. Могу и по губам дать. Даже не сомневайся. Он уверенно вёл её к выходу, огибая танцующих. На улице в прямом смысле этого слова запихнул в свою машину и заблокировал двери, пропуская мимо ушей не самые лицеприятные эпитеты. Затем постоял около минуты, глядя на неё и вздыхая. Девушка скрестила руки на груди и отвернулась, дрожа от ярости. А что Марсель мог сделать? Как поступить в такой ситуации? Оставить её на растерзание возбужденным юнцам? Когда несколько недель назад Ваграм просил его «присмотреть» за Эмили, теперь проживающей в его квартире, мужчина был здорово удивлен сложившимся обстоятельствам. И не воспринял всерьез нависшую угрозу. А зря! Стоило бы вспомнить, что нежная глупая девочка, считавшая, будто влюблена в него, спустя несколько лет случайно появилась на его помолвке и повела себя как прожженная стерва. Уже только это сулило ему проблемы от одного её присутствия. Она не забыла. И тем более — не простила. Слишком задета женская гордость. Но по-другому и не могло быть. Главное, чтобы Эмили оставила в прошлом эти мнимые чувства. Марсель в них и не верил, отметая прочь. Она же была полнейшим ребенком в свои восемнадцать. Но сейчас это и не имело значения. Для него девушка являлась свояченицей друга, попросившего держать ту в поле зрения. Кто бы мог подумать, что эти просьбы имели под собой такую почву? Ему ведь казалось, это всего лишь пресловутая армянская тревожность. Знала ли её семья о том, чем Эмили занята глубокой ночью в одном из самых популярных клубов в одиночестве? Мужчина в гневе махнул рукой и поспешил вернуться вовнутрь, чтобы завершить дела. Лишь спустя час ему удалось закончить неприятный разговор и дать указания. Когда он подошел к машине и увидел, как хрупкое тело свернулось калачиком на заднем сидении, что-то внутри безнадежно оборвалось. Такая беззащитная, милая, уставшая. Эмили действительно заснула, ибо не пошевелилась, даже когда Марсель завел двигатель. В такой обстановке спустя десять минуть он припарковался у дома. И попытался осторожно взять её на руки. Несколько настораживало, что она спит настолько глубоко, это не особо нормально. И впрямь ребенок, обессилевший за день. Всё же это смахивает на употребление каких-то препаратов. Эмили была невероятно легкой. Будто у него на груди покоилась какая-то невесомость. Необъяснимое чувство зарождалось и разрасталось с невероятной скоростью, пока лифт поднимал их на девятый этаж. Мужчина открыл дверь и в темноте прошел в спальню, где опустил свою ношу на покрывало. После чего направился в коридор, где в одном из шкафных отсеков отыскал запасные ключи, оставленные Ваграмом очень много лет назад на форс-мажорные случаи. Не раздумывая ни секунды, твердо уверенный в правильности своего поступка, вновь аккуратно сгреб спящую девушку и спустился на седьмой этаж. Уже в квартире медленно побрел к кровати, опуская на неё нарушительницу своего спокойствия. После чего снял с неё обувь, задержавшись на изящных щиколотках чуть дольше положенного, и прикрыл тонким одеялом. Надо было развернуться и уйти, поскольку его миссия была выполнена. Но Марсель отошел на пару шагов, словно боялся собственной реакции, и остановился, разглядывая Эмили в слабом свете уличного фонаря. Таких не бывает. Поражает то, насколько она совершенна в своей красоте. Эти огромные серебряные глаза, тонкие черты лица, пухлые очерченные губы, прямой носик, густые вьющиеся крупными кольцами каштановые волосы… А фигура? Где остался угловатый подросток с лишним весом? Перед ним было идеальное женское тело с тонкой талией и внушительной для своего сложения грудью. Эмили — воплощение женского начала. Она манила, даже когда была полноватым милым ребенком, обещающим расцвести в неземную красавицу с такими исходными данными. В этой девушке всё было необычно. Приковывало взгляд, вызывало желание… Очень неправильное, гнусное и запретное. То же самое, что возникло в нем несколько лет назад, когда Эмили попыталась соблазнить его… Не столь поразительно было её поведение, сколь ошарашила самого Марселя собственная реакция на юную обольстительницу. И это пугало, злило и заставляло сомневаться в своей адекватности. Хотеть малышку? Желторотого птенца, ничего не смыслящего в этой жизни? Глупо полагающего, что калека — это её судьба?.. Твердым размеренным шагом мужчина покинул её обитель и поднялся к себе. В комнате стойко ощущался женский запах. Запах, который не изменился с тех самых пор, когда он впервые вобрал его в легкие, понимая, что это далеко не детский аромат. Нотки мускуса и цитруса щекотали ноздри и попадали в организм, обволакивая внутренности. Сколько она пролежала на этой кровати? Полминуты? А шлейф такой, будто часами распыляла духи. Марсель решительно скинул покрывало на пол. Потом постоял несколько секунд, рассматривая его так, будто видит ядовитую змею, готовую совершить бросок. А затем сгреб мягкую ткань и вышел на небольшой закрытый балкончик, где стояла сушилка, на которой и оставил выветриваться опасный элемент декора. И, плотно закрывая за собой дверь, вернулся в спальню, опускаясь в задумчивости на матрас. Всего две встречи за последний месяц. Но какое дьявольски непоколебимое ощущение надвигающегося стихийного бедствия… Будто мало ему было пройденных испытаний, теперь еще и эта сногсшибательная красавица, нянькой которой успел ненароком стать, стараясь не подвести друга. Что-то пыталось бесповоротно вести его в бездну. В бездну, из которой Марсель когда-то с нечеловеческим усилием смог выбраться… До этого момента ему казалось, что пути назад нет, и всё плохое умерло в тот день, когда его собрали по кусочкам, возвращая к жизни. Но вернувшаяся Эмили оживила ту темную часть его сущности, что вечно жаждала запретного… То есть, ему было, куда падать… Глава 5 «А моя печаль — как вечный снег, - Не тает, не тает». В. Высоцкий Откинув прядь со влажного лба, Эмили облегченно вздохнула. И подумать не могла, что поступление в магистратуру окажется настолько напряженным. Давненько ее так не трясло. Казалось бы, чего уж, обычное собеседование. Но из нее так тактично выуживали информацию, проверяя знания, что пришлось попотеть, чтобы не ударить лицом в грязь. Родной университет, в котором она проучилась лишь первый курс, встретил не особо радужно. Комиссия была уставшей после вереницы абитуриентов, да и августовская жара сказывалась на самочувствии многих. И когда настала ее очередь заходить в кабинет, девушка заметно нервничала. Теперь можно дышать свободнее. На самом деле, Эмили прекрасно понимала, что ей эти занятия ни к чему — базы, которой дал университет в Москве, было достаточно, плюс она изучала многое самостоятельно. Но ей нужна была конспирация в виде учебы, чтобы избежать лишних вопросов и напутствий родных. Отсрочки сроком в два года, как казалось девушке, вполне достаточно, чтобы определиться с будущим и найти равновесие. Вернувшись домой, Эмили первым делом позвонила маме, а затем сестрам, оповещая тех, что с сентября официально является студенткой. К ее величайшей досаде, как ни отнекивалась, отвертеться от семейного ужина по такому «замечательному» поводу не получилось. Теперь придется уговаривать себя, настраиваясь на нужный лад. Хотя…кого она обманывает?.. Всё равно будет злиться, как только увидит отца. Может, вновь начать принимать успокоительные? Да, тяжко, когда в неполные двадцать два имеешь целый букет проблем, половина из которых психические. Именно психические. И как только кажется, что ты вполне адекватный, обязательно случится нечто, разуверяющее тебя в этом утверждении. Если бы была чуточку слабее, Эмили уже давно слетела бы с катушек окончательно. Но, кажется, есть в ней какой-то стержень, да и друзья очень поддержали… Кстати, о друзьях. Девушка открыла приложение и нажала на видеовызов. Гудки тянулись долго, но на том конце ей все же соизволили ответить: — Милюша-а-а! Привет, моя роднуся-я-я! Опешив, Эмили настороженно всмотрелась в необычайно счастливое лицо Кристины, которая никогда с ней так не сюсюкалась. Та была подозрительно добродушной… — Ах ты, скотина, Леандр! Ты, что, напоил её? — возмутилась, когда догадка забилась в сознании. — Тина, что он тебе дал? Послышался громкий смех Лео за кадром, а потом появилась его довольная морда — иначе и не скажешь. Он обнял спутницу за плечи и подмигнул подруге через экран. — Что он мне дал? — заторможено переспросила девушка, хмурясь в раздумьях. — Скорее, я ему дала…то самое дала… Договорить она не сумела, поскольку Лео попросту заткнул ей рот своей ладонью, оглядываясь по сторонам, чтобы удостовериться — прохожие не слышали. — Может, не будем делать сей факт достоянием общественности? — недовольно поморщился, стрельнув в болтушку предостерегающим взглядом. Эмили очень старалась оставаться серьезной и обуздать смех, готовый вырваться наружу. А по факту, конечно, была очень рада за них. — Леандр, это ж как надо было девушку разочаровать, что она с горя напилась? — демонстративно цокая языком. — Миль, как доберусь до тебя, обязательно откушу непарный вырост твоей ротовой полости. Давно пора, знаешь ли. — Фи, — сморщила она нос, брезгливо скривившись, — ты еще на латыни назови термин, зануда. Сколько раз говорили тебе — не тащи эту дрянь в дом! То бишь, держи в себе свои медицинские порывы! — Зануда-а-а… — хихикнула внезапно Тина, — как есть, зану-у-уда… — Лео, что с этой бедовой? Я уже переживаю, она вообще не в адеквате. — У нее состоялся очередной неприятный разговор с матерью… Пока я принимал душ, она приложилась к бутылке коньяка. Видимо, с непривычки опьянела после небольшой дозы. Вот вывел ее немного выветриться. Эмили сочувственно взглянула на подругу, которая при упоминании о родительнице сразу же стала невероятно грустной и ушла в себя. Кто знает, как ей сейчас сложно? Межнациональный брак посредством кражи невесты — явно не то будущее, которое ей предрекали. И теперь отказываются от нее, вычеркнув из числа отпрысков. Конечно, для любого ребенка — это удар. Как разрешить эту дилемму, когда тебя хотят оторвать от учебы в престижном университете и от любимого человека, — о существовании которого, впрочем, до недавнего времени и не знали, — чтобы выдать замуж за «хорошего» парня и держать дочку рядом? Попахивает клиникой. Только жизнь покажет, насколько верно они поступили, вступив в брак против воли обеих семей. — Может, рванете ко мне до начала учебного года? — решила отвлечь их Эмили. — Я вам организую венчание в церкви Святого Харлампия…* Красная Поляна и вы вдвоем — чем не медовый месяц? А? — Так мы, это, уже того… — замялся Лео. — Связи в греческой общине творят чудеса… Да и Тина настаивала на этой процедуре. — Эта богохульница? Настаивала? — изумилась девушка. — Мне надо присесть, какой-то вечер потрясений. Плюхнувшись на банкетку, Эмили молча наблюдала за переглядками друзей. Ух, сколько же там всего!.. Вот это она понимала — чувства навыворот! Всё, как надо! Бешеное противостояние, любовь, нежность… — Так и сказала, — Тина бессовестно икает, поворачиваясь к ней лицом и приближая экран выхваченного из мужских рук телефона в попытке перейти на доверительный шепот, — «Не дам, пока Боженька не благословит»… — Кристина! — гневный возглас мужа. — Уведи её домой, ради всего святого! Пока она не нашла где-нибудь микрофон, чтобы объявить о своем вступлении в ряды прелюбодействующих грешников! — хохочет Эмили без зазрений совести. — Господи, Миль, ну хоть ты угомонись! Ладно, нам действительно пора, она и так еле держится на ногах. Всё, пока. На связи… Настроение заметно улучшилось, сборы на ужин проходили под динамичную музыку и танцы, что и стало причиной её небольшого опоздания. Но зато в такие моменты она хотя бы чувствовала себя нормальной. Живой, здоровой и готовой на подвиги… Дома встретили горячо и пылко, малышня бегала по этажам под бдящие взоры матери и бабушки — они успевали и стол украшать, и за хулиганами приглядывать. — Всё же, без тебя пусто, — констатирует мама, ностальгируя. — Без всех вас пусто… — Ой, всё! — наигранно сдвигает брови Лали. — Да мы семьдесят процентов своего времени проводим в этом доме. Ну, прекрати. — А могли бы жить, и были бы все сто, — Ваграм с видом праведника подтрунивает над тещей, которая совсем не обижается. Как-то странно все по команде повернулись в её сторону, и Эмили, будто пойманная с поличным, застыла с кусочком сыра в руках. — Что? — Золотце, как, говорю, поживается в моей скромной берлоге? Тараканы не одолели? Обратно в чистенькие покои не хочется? — Зятек, ты меня сейчас нечистоплотной выставил, намекая, что от грязи в квартире появилась живность? Или так пытаешься угодить матушке? — подхватывает она его игру, всё же прикончив вожделенную закуску. — Определенно точно — сегодняшний твой настрой мне нравится больше, чем в прошлый раз. Вот, что с людьми свобода творит. Лали, — обращается к жене, приняв задумчивое выражение лица, — может, ну его, эту родительскую опеку? Отправим детишек в свободное плавание. Глядишь, с этого возраста шансов больше, что из них вырастет что-то сносное… — Вряд ли, учитывая, что в них течет твоя неугомонная кровь. Гены, знаешь ли… — Лали подмигнула прыснувшей Эмили. Ваграм лишь усмехнулся, устраиваясь за столом рядом с ней. Такие перепалки были для них сродни физическим упражнениям, только для языка. Чтобы, так сказать, держать друг друга в тонусе. — Всем доброго вечера… С улыбкой появляется глава семейства, которого тут же приветствуют громкими возгласами. Давид, муж Иветы, входя следом, кивком здоровается с сидящими. Эмили на миг отвлекается от собственных неприятных эмоций, уставившись на второго зятя. После своего переезда она четко улавливает перемены в нем. Что-то между супругами явно не то. Только сестра в этом точно не признается — упертая же, как ни крути. Но как только отец тянется к ней с поцелуем, девушка забывает об остальных членах семьи и их проблемах. Мгновенно щелкает какой-то непонятный тумблер. Она бы и рада обуздать это чувство, но не получается. Внутри всё зудит, шипит, колется… — Как ты, дочка? Расскажи, как прошло собеседование. Хотелось бы не ощущать себя последней тварью, ведь он реально её обожает и искренне переживает. Но тварь эта сильна и непрогибаема, власть её растет и крепнет. Что и является причиной моментальной апатии, благодаря которой повествование получается бесцветным и кратким: — Прошло стандартно: вопросы-ответы, подача документов, зачисление. Ничего особенного. Эмили допустила большую ошибку, подняв голову и взглянув отцу в глаза на короткий миг. Они были полны печали и непонимания. И, черт возьми, ненароком обведя лица присутствующих, девушка поняла, что у всех идентичная реакция. Слишком явной была агрессия. — Поздравляю! Ждем красного диплома… — разрядил обстановку Давид, подняв рюмку, которую тут же выпил залпом. Казалось, это должно помочь, но сделалось только хуже, ибо пьющим его еще не видели. А уж пьющим в одиночку и подавно. Ивета отрешенно встала из-за стола и направилась к коляске с Артемом. Что-то совсем далеко от идиллии. В гостиной царила тишина ровно до той секунды, пока в неё вихрем не влетел маленький Тигранчик с неописуемо гаденькой улыбкой на лице. Его пухлый двухлетний брат Арлен пытался мчаться на той же скорости за ним, протестующе вытянув руки, требуя что-то отдать обратно. Естественно, не замечая ничего вокруг, они пронеслись у журнального столика, на котором стояла небольшая ваза. В следующую секунду раздался характерный шлепок и звук разлетающегося вдребезги стекла. И тут притихли даже дети. — На счастье! — невозмутимо огласил вердикт тот же Давид, что-то интенсивно прожевывая. Ой, ли? Эмили сильно сомневалась в этом… Глава 6 «— Обязательно запишу это в своём дневнике. — Что именно? — Обжегшееся дитя любит огонь». Оскар Уайльд «Портрет Дориана Грея» Плюсов в том, что ты родилась и выросла в достатке, полно. Есть только один очевидный минус — за деньги не купишь себе душевной гармонии. А ее отсутствие вызывает раздрай. Полнейший разброд в делах и отношениях. Можно, кончено, поспорить, утверждая, что с увесистым кошельком перенести невзгоды легче, только вот, кому оно надо, если дело не в толщине бумажника?.. Уже который раз Эмили не покидало ощущение, что за ней следят. Дурацкая фрустрация, будь она неладна. Сначала, было, подумала, может, семья перегнула палку в погоне за контролем? Но внутреннее чутье ей подсказывало, что те не опустились бы до такого. Есть вариант, что это Марсель перестарался, пытаясь добросовестно выполнить просьбу друга. Делать ему нечего? Тоже отпадает. После того злополучного столкновения в клубе они не пересекались, и хорошо. Иначе девушка за себя не ручалась бы. Дойдя до подъезда, она вновь оглянулась. Никого. Неужели ее опять одолевают беспричинные панические атаки, только уже иного характера? Ведь это гнетущее чувство преследования так реалистично. От этой мысли Эмили содрогнулась и поняла, что горло сжимает характерный спазм, от которого становилось еще страшнее. На подкорке сознания все же существует вероятность возвращения тех плачевный дней, когда ужас сковывал тело при любой попытке выйти из дома, за пределами которого мир казался опасным и стремящимся ее уничтожить. Боже, только не это… Открыв дверь, девушка вошла и плотно прикрыла ту за собой. Медленно поднимаясь по лестнице, начала практиковать глубокое дыхание, и через пару пролетов ей полегчало. Небольшая ломка отступила. И Эмили захотелось застонать от радости. Показалось. Переутомилась. Только она хотела улыбнуться, как на пути у нее возник спешащий и изучающий какие-то бумаги в руках…Марсель. За прошедшие полтора месяца это была первая встреча в доме. Неожиданная и удивительная — впервые за полтора месяца под одной крышей! С ума сойти! Вот тебе и горе-соседи… — Лифт сломан? — изумляется мужчина, заметив ее перед собой. Нет, серьезно? Эмили опешила от этого вопроса. Это всё, что он мог сказать? И внезапно ее охватила прежняя ярость. Дикая, необузданная, пожирающая. Как в то утро, когда проснулась в своей постели и вспомнила события вечера, благодаря которым отключилась в чужой машине. Смущал ее не столько тот факт, что она оказалась в собственной кровати и выспалась без таблеток впервые за три года, сколько наглость этого мужлана, посмевшего вести себя с ней так, будто имеет на это какие-либо права. Как же хотелось треснуть по этой покрытой густой растительностью щеке. Как можно болезненнее… Но что это даст, если для него сие действие будет сродни щелчку по носу? Девушка смерила его испепеляющим взглядом, приходя в бешенство от того, насколько он возвышается над ней. Мало того, что сам исполинского роста, так еще и дополнительные шесть-семь ступеней играют далеко не в её пользу. Никогда еще свои родные сто сорок восемь сантиметров не казались ей настолько предательски…ущербными. Это било по самолюбию. А оно и так успело из-за него пострадать сполна. Хватит. Отойдя в сторону на пару шагов, Эмили стала подниматься, злобно поджимая губы. Неподдельное изумление на лице Марселя чертовски забавляло. Но недолго. — Ты оглохла? Я спросил, лифт сломан? Почему ты поднимаешься на седьмой этаж пешком? Очень хотелось промолчать. Очень. Но этот грубый тон вынудил её огрызнуться: — А почему ты спускаешься с девятого этажа пешком? Что, не помещаешься в кабинку, гиперион*? Стало чуточку не по себе, когда мужчина, хмуро сдвинув брови, направился к ней, оставляя расстояние лишь в две ступеньки. — Повторяю, Эмили, я могу дать по губам. Очень ощутимо, — наклоняется, смотря прямо в глаза. — На этот раз прощаю. Радует, что ты хотя бы немного начитана. Исходя из твоей логики, ты не пользуешься лифтом, потому что не достаешь до нужной кнопки? И тут она потеряла дар речи. Нет, не от очередной угрозы. Просто…никто и никогда не смел издеваться над её плачевным ростом. Наоборот, это считалось чем-то милым и очень девчачьим. А он, мало того, что сверлит её своим янтарным взглядом, так еще и намеренно давит на больное. Скорее всего, они еще долго стояли бы вот так, молча изучая черты друг друга. Но, к счастью, у Марселя зазвонил мобильный. Эмили наблюдала, как нарочито медленно он отрывается от неё, моргая так гипнотизирующе, что сил шевелиться не находилось, и отвечает, без труда и без лишних телодвижений пригвоздив её к месту. Разговор был коротким. Безбожно. И вместо того, чтобы взять себя в руки и ретироваться, пока «гиперион» занят, девушка продолжала пялиться на него в прямом смысле этого слова. — Почему ты поднимаешься пешком? — вновь спрашивает, но уже спокойно. — Почему ты до меня докопался? — вторит она, мысленно дав себе пинка за несдержанность и желание умереть смертью камикадзе. Марсель смачно цокает и качает головой. — Сразу видно, что тебя избаловали. Никакого воспитания. Ну, это уже было выше её сил. Эмили развернулась и продолжила свой путь, сжимая кулаки. — Хорошо, что хоть в клубы больше не ходишь. Но по губам все равно получишь, если ещё раз распустишь язык. — Раз уж ты так много возомнил о себе, решив заняться моим воспитанием, — резко склоняется через перила, устанавливая зрительный контакт. — Уведомляю: когда в следующий раз будешь укладывать меня в постель, будь так добр — раздень. Я сплю голой. И резко отвернулась, побежав наверх. Молодец, Эмили, просто молодец. Она не знала, что сейчас творится с ее лицом — бледное ли оно, учитывая, что не помнит, когда был последний вдох, или красное, поскольку ей все же стало стыдно… Жгуче и неконтролируемо. Мало того, что он считает её наркоманкой, тупой малолеткой, в лексиконе которой чудом оказалось слово «гиперион», так еще и распущенной девкой, предлагающей себя расчехлить… М-да. Нет предела совершенству. Эмили влетела в прихожую, скидывая обувь на ходу, и бурчала под нос сыпавшиеся из глубин богатого нутра проклятия. Ну, вот как? Как она умудрилась так опозориться?! Серьезно, как можно было сказать взрослому мужику фразу «В следующий раз, когда будешь укладывать меня в постель, раздень». Девушка кинулась к зеркалу. Все же покраснела. Такое реально бывает? Или это от негодования на собственную тупость? Ведь дала же обещание, что не будет на него реагировать, Марсель теперь табу и закрытая тема. Что-что, но почти женатый мужчина — это для неё вето. А с недавних пор еще и закрепленное личными потрясениями. О чем сейчас совершенно не хотелось думать. Эмили вздохнула. Да уж, хорошее начало учебного года. Ну, хоть группа прикольная. Пусть они и не будут видеться до самой сессии, но, кажется, ребята все веселые и неконфликтные. Попроще, что ли, чем в Москве. Никто не выпендривался и не старался самоутвердиться. В принципе, это логично. На заочку идут, в основном, работающие или уже воспитывающие потомство студенты, а таким нет дела до мелочных перепалок — хочется поскорее вернуться к своим привычным делам. В столице она училась на очке, и по одному виду одногруппников, когда переступила порог аудитории, поняла, что будет непросто. Даже дружба с Кристиной началась весьма некрасиво, когда они поцапались за понравившуюся обеим тему дурацких докладов. Позже, конечно, все эти перипетии исчезли, да и не до них было — такой хаос творился в душе… В какой-то момент, задумчиво сортируя покупки, Эмили вдруг осознала поразительную для себя вещь. А ведь страх и вернувшаяся, было, привычка накручивать себя после эмоционального скачка…исчезли. Благодаря столкновению с Марселем о возникшей панической атаке было забыто. Вот так легко и просто. Девушка пыталась вспомнить идентичные случаи, когда внешние факторы мгновенно помогали ей переключиться с внутренних демонов, но никак не получалось. Это довольно странно. Может, действительно, ей больше нечего бояться? И этот недуг постепенно канет в Лету? Хотелось бы, чтоб так и случилось. Двигаться по жизни с расшатанной психикой достаточно проблематично. А ведь после приезда она уже несколько раз испытывала успевшие забыться приступы… Что бы ни было, нельзя поддаваться этому. Дело за малым — понять, как это сделать при таких-то раздражителях. Завибрировавший в кармане телефон оторвал от неприятных мыслей. Эмили присела на стул и оперлась спиной о стену, принимая видеовызов. Секундой ранее появившаяся на лице улыбка тут же сползла, как только она увидела мрачные физиономии друзей, да еще и заплаканные глаза Тины. — Кто-то умер? — спросила девушка абсолютно серьезно. Подруга горько усмехнулась. — Как раз наоборот. Кто-то родится. Месяцев через восемь. — Давай для пущего эффекта включим похоронный марш, а то эпичности маловато, — саркастически протягивает Лео, выдерживая истеричный взгляд жены. — Вы нормальные, вообще? Нет? — возмутилась Эмили, приоткрыв рот. — Кто вот так сообщает прекрасные новости? О, это было весьма недальновидно с ее стороны — выражать восторг. Ибо тот самый истеричный взгляд переметнулся на нее. — Что? — почти пискнула несвойственным ей голосом девушка, принимая на себя удар. Тина очень тяжело и очень глубоко вздохнула. Ее темные глаза вновь наполнились слезами. — Миль, ты не поймешь. На короткий период воцарилось гнетущее молчание. Какой-то Бермудский треугольник печали. — Сейчас в твоей голове крутится много справедливых претензий ко мне, — Эмили обратилась к подруге, — правильно. Избалованная, из богатой семьи, не имевшая финансовых проблем и никогда не пробивавшая себе места под солнцем. Что я могу знать о ваших страхах? Два студента, один из которых пошел в ординатуру и устроился за копейки медбратом, вторая — успешно поступившая в магистратуру на бюджет, безработная, но отчаянно пытающаяся найти способ заработка. Молодожены без поддержки семей. А уж, если по-честному, то конкретные малолетки… Двадцать два года. Ни жилья, ни работы. Плюс ребенок. Что тут скажешь? — Блин, Миль. Она же опять разревется сейчас… Лео, сидевший до этого на расстоянии, пересел к жене и обнял за плечи. — Прорвемся, Тин. Не мы первые, не мы последние… — Ребят, простите, но я все же закончу свою мысль. Эмили, обратив на себя внимание удрученных друзей, устроилась поудобнее и продолжила: — Естественно, мне неведомо, что сейчас творится в ваших светлых головушках, ибо у каждого свои тараканы. С моей фауной, к счастью, вас нет нужды знакомить. Не буду врать, я уверена, что грядут тяжелые времена. Конечно, трудности будут способствовать ссорам, желанию все бросить и уйти. Особенно в вашем случае. Только…куда? Давайте я напомню, что было бы, если бы вы не поженились. Ты, Тина, сейчас кусала бы локти от досады, поступив в конченый универ в своем Мухосранске. Ведь у тебя выдающиеся способности, и ты заслуживаешь лучшего. Только кому в твоей семье это, на фиг, сдалось, если наличие твоего диплома об окончании бакалвриата с отличием — это просто бумажка для приданного, чтоб чуть выше котироваться на рынке невест? Сейчас, помимо обгладывания локтей, ты насиловала бы свой мозг вопросами, где и с кем кувыркается Лео, а также, как ты будешь спать с недоноском, за которого тебя собираются выдать. Весело? Никто не ответил, чего и следовало ожидать. — А ты, мой юный друг, сейчас устраивал бы попойки и потр*хушки, чтобы отвлечься. Днем — чудесный студент и прекрасный работник, золотым рукам которого цены нет. Ночью — настоящий бл*дун, пытающийся забыть о своей слабости. Ты при любом раскладе стал бы первоклассным хирургом, я даже не сомневаюсь. Только всегда корил бы себя за то, что отпустил ее. Ферштейн? Естественно, молчание никто из слегка ошарашенной парочки так и не нарушил. Эмили улыбнулась. — А теперь моя любимая часть после исторического экскурса. Что мы имеем по факту? Первое — вы вместе. Тин, никто не сделал за тебя этот выбор, понимаешь? Рядом с тобой не урод, которого придется терпеть всю жизнь, а твой любимый человек. Ну да, мы оба едины в мнении, что он зануда и придурковат, — на этих словах подруга наконец-то улыбнулась, зато Лео грозно сощурился, — но ведь твой? Ты учишься в одном из самых престижных вузов страны, причем, поступила сама и на бюджет! Это нереально! Я тобой всегда гордилась и горжусь! Эмоции настолько захлестнули девушку, что она и не заметила, как в процессе этой лекции перешла в гостиную, улегшись на диван и мечтательно улыбаясь. — Боже, ребят! Да вы оба — кладезь знаний, у вас на двоих такой уровень IQ, что иногда мне стыдно в вашем присутствии открывать рот. Вы сильные, целеустремленные и очень способные. Как у вас что-то может пойти не так, если вы вместе? Да, без финансовой и моральной помощи родных не айс в таком возрасте. Но ведь и не маленькие, раз ребеночка заделали? Смотрите на это с другой стороны. К сорока годам будете молодыми родителями, умудренными опытом. Это чудо сподвигнет вас развиваться, добиваться новых высот. Тин, ты слишком умная, ты сдашь свои экзамены и с малышом на руках. А ты, Лео, найдешь способ подзаработать на пеленки, пока не станешь полноценным и востребованным специалистом. Почему я в вас верю больше, чем вы в себя? Из нас троих я единственная, кто имеет психические отклонения. Но негатив исходит не от меня! Теперь молодожены таинственно переглянулись, не скрывая обожания и светлой улыбки. — Так, давайте обмен слюной перенесем на потом, — девушка шутливо пригрозила пальчиком. — Напоминаю, что вы мои друзья, и я никогда не забуду, как вы меня поддерживали. И собираюсь отплатить тем же. А именно — я беру на себя все расходы по вашему чаду, тайно надеясь стать его или ее крестной. Даже не спорьте по поводу первой части предложения! И настойчиво предлагаю заняться не только совокуплением, но и поиском всяких государственных программ по жилью для молодых семей. Ну, понятно, что в столице вам это не светит, но все же… Короче, сеанс психотерапии окончен. Дальше сами — вы сообразительнее меня. И, вообще, вы хотите съехаться? Где это видано, чтобы муж с женой жили в разных общежитиях? Сначала робкий, но позже уже неудержимый смех друзей грел душу Эмили. Она попрощалась с ними и тут же перевела определенную сумму, написав строгое сообщение Тине: «Без пререканий, гордые мои. Я все равно задолжала вам свадебный подарок, а теперь на эти денежки ты сходишь к нормальному гинекологу, купишь витаминки, а еще пойдешь в приличный ресторан отметить такое событие. Ну, а если твой муж найдет тебе хорошего врача по блату на работе, так еще лучше, купи себе платье, ты же девочка. Люблю». С чувством выполненного долга девушка вернулась к прерванному занятию и принялась за приготовление ужина. Настроение настолько хорошее, что впору бы танцевать. Так уж вышло, что танцевать ей хочется всегда. Для Эмили это единственный действенный способ сублимировать. И сегодня она себе не откажет. И, нет, желание сходить в клуб никак не связано с гадким рвением перечить «взрослому дяденьке». Не связано же?.. Глава 7 «Каково это — знать, что ты чей-то нательный шрам, Сгусток памяти, вызывающий столько драм? Против воли поставленное клеймо или метка. Эпицентр любого взрыва — один твой взгляд». Черта Как же хорошо… Словно уносит теплыми волнами в открытое море, где твои возможности безграничны. И ты чувствуешь эту власть над собственной жизнью, обстоятельствами, влияющими на ход событий… Огненный шар внутри разрастается, поджигает, вынуждает двигаться еще интенсивнее. И вот уже горит кожа, вибрируют лёгкие, сознание тонет в эйфории. Мир краше, лучше и притягательнее здесь и сейчас, когда забываешь обо всем внешнем, угнетающем, терзающем. Эмили обожала это чувство свободы. Только в такие мгновения ей удавалось сбросить груз пожирающих мыслей. Отдаваясь ритму, она ощущала себя по-настоящему счастливой и…умиротворенной. О чем в реальности можно было только мечтать. Время для нее замирало, пространство теряло смысл, толпы вокруг и вовсе не существовало. Только полет. Сумасшедший. Дикий. Девушка могла танцевать часами напролет и под любую композицию. Ей просто надо было выйти на танцпол и проникнуться этой бешеной энергетикой, исходящей от остальных. Впитать легкость необремененных ничем молодых людей, уважающих свою юность и отдающих должное скоротечным золотым годам. То, чего она лишена. К чему хотела бы вернуться. Но это невозможно. Всё меркло, стоило только сделать первое движение и закрыть глаза. А дальше начинался откровенный разговор с собой — искренние отчаянные признания. Боль отступала. Будто входишь в транс под умелыми действиями гипнотизера. Поэтому и не особо удивляет, что Эмили не замечала голодных взглядов, брошенных в её сторону. Где-то завистливых, испепеляющих, но в большинстве своем — восхищенных, жаждущих, даже ненавидящих. Шикарная, манящая, отрешенная. Очень мало тех, кто считал себя способным потянуть такую планку. Эта девушка не просто приковывала внимание — она без всяких усилий его удерживала и рождала желание чего-то большего. Но только никто бы не полез. Риск обжечься достаточно велик… Еще до того, как резким захватом её коснулись крупные ладони, ощутимо сдавившие плечи, Эмили по изменившимся ощущениям, пророчащим скорое приближение опасности, знала, что ей сейчас помешают. Подобное происходило крайне редко и было исключением. Обычно, ей удавалось отбиться, не прерывая танца, но сегодня хватка была нечеловеческой. Будто ее заковали. Пришлось впервые за последний час приподнять веки. Набрав в легкие побольше воздуха, девушка раскрыла рот, чтобы разразиться гневной тирадой, но в последнее мгновенье передумала, чуть было, не прикусив язык от удивления. Марсель был в полуметре от её лица и выглядел очень эпично. Только вот, она никак не могла окончательно отрезветь и сфокусировать свой взгляд на нем. Нирвана не отпускала её, всё ещё дыша в затылок. Ресницы медленно опускались и поднимались, пока глаза неотрывно изучали черты мужчины. — Боже, что за дурь ты принимаешь? — выплюнул он очень зло, вдавив пальцы в нежную девичью кожу ещё сильнее. — Это, что, ешка? — Что? До затуманенного сознания никак не доходил смысл сказанных слов, часть из которых для Эмили — просто набор букв. Зато её мышцы, находящиеся в тисках Марселя, дали о себе знать ноющей болью. — Экстази? — повторяет вопрос мужчина, видимо, уточняя. — Отпусти. Прозвучало несколько заторможено, но девушка потихоньку приходила в себя. Поэтому, когда в то же мгновение её грубо дернули, заставляя прорываться сквозь шумную толпу, практически отрывая руку, за которую, собственно, и тащили, она ощутила проснувшуюся и нарастающую в геометрической прогрессии ярость. — Ты что творишь?! — прошипела Эмили в могучую спину, выдернув свою многострадальную конечность. Оглянувшись, девушка поняла, что они дошли до самой парковки. Как так? — Тебя уже отпустило? — опешил он, вскинув брови, когда повернул корпус. — Не отпустило! Сама вырвалась! Оно, — смерила его нелицеприятным многоговорящим взглядом с головы до ног, — очень цепкое! Само не отпускает! — Понятно. Тон Марселя отдавал металлом, и он явно был уверен в том, что Эмили под кайфом. Собственно, так и было, пока этот верзила не обломал его. Недолго думая, девушка развернулась и ринулась ко входу. Однако, будучи у вожделенных дверей, не успела даже коснуться ладонью ручки, как была подкинута в воздух и в следующую секунду прижата к мужскому телу, обладатель которого неимоверно крепко держал её за талию, пока она брыкалась, словно рисуя в пространстве узоры своими ногами. У Эмили было такое впечатление, будто она села на какой-то неисправный аттракцион, даже голова немного закружилась. Но сдаваться никто не собирался. — Прекрати! Не трогай меня! Маньяк! Помогите! Как ни странно, вышедшие покурить парни тут же обратили внимание на зов о помощи. Чего не скажешь об амбалах, стоявших там в качестве украшения. Вот тебе и доблестная охрана. — Эй, мужик, чего пристал к девушке? — двое самых смелых шли к ним уверенными шагами. — Ребят, расслабьтесь. Она просто под наркотой. Марсель говорил спокойно, но звучало это с предупреждением. Подошедшие окинули Эмили изучающими взорами и поспешили не согласиться: — Не очень-то и похожа она на человека под дозой… — Какие-то проблемы? — да неужели доблестные защитники местного порядка подоспели… Качки в костюмах выглядели до ужаса устрашающими. Только-только ей показалось, что её обидчику сейчас покажут, где раки зимуют, как сама застыла от неожиданной новости: — Это владелец заведения. И с девушкой он знаком. Пожалуйста, сохраняйте порядок и не мешайте отдыху окружающих. До Эмили дошло, что вопрос о проблемах априори был адресован не Марселю. Глядя на удаляющихся «недозащитников», девушка внезапно перестала бороться. Владелец заведения?! Боже, как можно было так облажаться? Неужели во всем городе не было других мест?.. Хотя, кого она обманывает? Эмили даже не перебирала никаких вариантов, а в этот клуб ходила вот уже несколько недель исключительно из-за удобного территориального расположения — он находился в десяти минутах от дома. Если бы сейчас не был озвучен статус Марселя, девушка и эту их вторую встречу списала бы на случайность. Но теперь надо с досадой признать, что придется распрощаться с полюбившейся танцплощадкой «Контакта». — Успокоилась? От тихого вопроса, заданного ей прямо в ухо, Эмили покрылась табунами снующих туда-сюда мурашек. Почему-то стало тяжело дышать, а кожа шеи, которой коснулось горячее мужское дыхание, начала гореть. Девушке совсем не понравилась собственная реакция на это незначительное дуновение. — Опусти меня, — процедила сквозь сжатые зубы. К счастью, Марсель повиновался. Она тут же сделала шаг вперед и резко развернулась, чтобы быть с ним лицом к лицу. Ярость никуда не делась, ее в жилах стало в разы больше, и этот яд требовал выхода. Уж кому-кому, а ему Эмили точно не позволит с собой так обращаться. — Я не пойму, тебе нечем заняться? А? Не слишком ли близко к сердцу ты принял просьбу Ваграма? Мне казалось, это носит чисто формальный характер. Но, вижу, ты записался в няньки и воспитатели. Так уж и быть, сюда я больше не приду. Лишь по той причине, что это твой клуб. Можешь расслабиться, здесь малолетку Эмили ты больше не увидишь… Давай договоримся, что мы друг друга не знаем? И не смей до меня дотрагиваться! — Всё сказала? Его тон выводил из себя. Точно так же с ней в детстве говорила мама, когда что-либо запрещала, но встречала возмущенные возгласы дочери. И глядя в холодные глаза, горящие безразличием, девушка вдруг осознала, что готова расплакаться от этого пренебрежения. Распиналась тут, видите ли, а толку ноль. — Чего ты хочешь, Марсель? Думаешь, я не найду, куда сходить? Наивно надеешься, что твои слова имеют для меня какое-либо значение? — Мои — может, и нет. Но как же мнение твоих родителей? Что скажут они, если узнают, чем ты занята ночью в таком виде? Эмили снисходительно усмехнулась, приподняв брови. Эти угрозы давно на нее не действуют. — Уж тебя-то это точно не касается, со своими родителями я разберусь сама. И вид у меня вполне сносный, я далека от полуголых девиц… — Речь о твоем состоянии, Эмили. И прекрати заговаривать мне зубы, я тебя отвезу домой. Девушка испустила истерический вопль от такого явного игнора. — Ты меня, вообще, слушал?! Она ожидала чего угодно, но уж точно не того, что мужчина вдруг обхватит ее щеки своими ладонями, приблизив к себе потрясенное девичье лицо и жестко зафиксировав в таком положении. В его взгляде горело что-то странное и…до боли знакомое. — Вот именно, что достаточно слушал. Я пока не понимаю, чем ты себя травишь — такого вещества, от которого быстро отходят, не встречал. Но, поверь, я обязательно узнаю. Ты выбрала путь в никуда, Эмили. Зачем ты это делаешь? Эмили молчала. Даже если бы и хотела что-то ответить, он слишком сильно зажимал ее скулы, лишая возможности воспроизводить звуки. Она не уловила, в какой момент, но взор Марселя определенно точно вдруг остановился на ее губах, немного выпяченных из-за его стального захвата. — Ты хоть понимаешь, что с тобой могли сделать, дурочка? — протянул он тихо. И тут Марсель резко выпустил ее, словно его откинуло неведомой силой. Пусть мужчина и отвернулся сразу, но Эмили была готова поклясться, что успела заметить испуг в глубине его глаз. Так это, получается, он переживал за нее? Да, мысль была заманчивой и грела душу, но девушка все же отмахнулась от нее. Нет. Просто перед ней стоит хороший верный друг, старающийся выполнить данное слово. И ей абсолютно не льстит это внимание, а напрягает и создает лишние проблемы. Потому что… — У тебя есть невеста, вот ей и можешь адресовать все эти воспитательные беседы. Просто брось изображать из себя близкого мне человека, который переживает и желает лучшего. Ты для меня никто. Как и я для тебя. И всё, что сейчас происходит, как минимум — глупо. Пустые и ни к чему не приводящие фразы. И доеду я на такси. Наверное, он признал правдивость слов Эмили, ибо больше не делал попыток приблизиться. Но остался стоять на месте, пока не приехала её машина. Девушка знала, что Марсель едет следом, и это злило. Почему мужчинам так важно оказаться правыми и держать над всем контроль?.. В подъезд он зашел за ней. И по лестнице поднимался, молча прожигая область её лопаток своим испытующим взглядом. Приводя Эмили в исступление от своего бессилия. Ведь не могла же она приказать ему покинуть собственный дом?! Почему этот человек не понимает, что она не нуждается в нём? Что за благотворительность? Лишь оказавшись в квартире и демонстративно закрыв дверь на замок, девушка смогла вздохнуть спокойно и расслабить напряженное тело, которое было сковано все семь этажей в процессе ходьбы. — Ненавижу это! — в сердцах выкрикнула, топнув ногой. Разве могла она предположить, что в стремлении остаться одной, чтобы найти душевный покой, в конечном итоге попадет под еще более жесткий надзор? И что это неожиданное соседство окажется таким испытанием? Показательным…и развевающим её уверенность в способности убить в себе чувства к нему… Глава 8 «Оставьте других в покое, ни они вам, ни вы им, по совести, не нужны. Это не эгоизм, а чувство собственного достоинства». Александр Грин «Человек с человеком» — Так какой цвет тебе нравится больше? Пожалуй, Марсель готов был признать, что идти к организатору с Нелли было несусветной глупостью. Надо было отказаться, когда был шанс, и учтивая невеста предложила ему пропустить эти пункты подготовки. Но, нет же, голос совести напомнил, что помолвкой она и так занималась одна, перекинуть еще и свадьбу на её плечи — уж слишком некрасиво. В приступе наитупейшего ступора мужчина смотрел на картинки с вариантами оформления стола — предположительно, с различными композициями и гаммами цветов, и они все…все казались ему одинаковыми. Что он мог ответить? Что у собак цветовой спектр больше, чем у него, несмотря на то, что они дальтоники? — Ну, они все симпатично выглядят. Нелли поджала губы, совершенно точно сдерживая готовый вырваться смешок. Она всё поняла. Заметив это, Марсель виновато пожал плечами и вскинул брови, мол, прости, я сдаюсь. Так оно и было. Отсутствие какого-либо интереса не способствует вовлеченности… — Марс, может, поедешь по своим делам? Я справлюсь, правда. Её мягкая улыбка бальзамом ложилась на душу. Он и сам облегченно улыбнулся, коротко кивнув и привстав. — Заберу тебя, когда закончишь? — Нет, спасибо, я потом за покупками для Инны. Я тебе позвоню, хорошо? — Как скажешь. Мужчина прикоснулся к её виску в целомудренном поцелуе и покинул красочный офис. Ничего не скажешь, Нелли просто чудо. Иными словами эту девушку, появившуюся в его жизни несколько лет назад, и не назовешь. Ласковая, нежная и очень милая. Её женственность была убийственным оружием. За точеными движениями кистей хотелось наблюдать неотрывно. Наверное, она была первой девушкой, смотревшей на него без страха и отвращения. Привыкший к тому, что многие при виде его изуродованного лица отводят глаза, скрывая негативные эмоции, Марсель удивился, когда встретил прямой взгляд Нелли при знакомстве. В нем был интерес и участие. Но никак не жалость и брезгливость. Это поразило. В дальнейшем они пересеклись еще пару раз, и почти два года общались по-дружески, испытывая истинное удовольствие. С ней было здорово — уютно, тепло, без заморочек. Настолько здорово, что мужчина сделал ей предложение три месяца назад, сам опешив от такого развития событий. Ведь до этого момента он был уверен, что сценарий его жизни не включает таких эпизодов, но эта светлая девушка вызвала желание иметь семью. Да и картинки домашнего счастья лучшего друга подстегивали попробовать… Лали и Ваграм стали для него неким эталоном, и зарождали веру в настоящие чувства. Возиться с их мальчишками было очень…занимательно. Да что уж там, он просто обожал этих сорванцов, которые так же сильно любили его в ответ. Марсель даже не понял, в какой момент его существование успело так измениться, перестав быть пресным проживанием дня. Будучи затворником, долгие годы избегающим общества, он давно привык к этой опухоли — мысли о том, что его участь Квазимодо предрешена. И происходящее в данную секунду, мягко говоря, его смущает. Есть сомнения и очевидные подводные камни. Но мужику вполне под силу в тридцать четыре взять себя в руки и выполнить данное обещание. В некой задумчивости он добрался до спортклуба. И сам не понял, как вошел в зал, успев нацепить форму. Отрезвил его возглас друга: — Это что такое?! Ты — и в таком время здесь?! — Как ты рад меня видеть, аж душу греет, — бросил в ответ, возясь с экипировкой. Ваграм спустился с ринга, поблагодарив соперника, и встал возле него, тяжело дыша и смахивая выступивший пот. — Я даже не помню, чтобы за последние годы мы здесь пересекались. — Решил сделать тебе сюрприз, — усмехается Марсель, наблюдая, как собеседник отпивает воду из своей бутылки. — А если без шуток, разве ты не должен быть с Нелли? Мужчина слегка поморщился, не скрывая своих эмоций. — Всё понятно. Не выдержал… Заразительная улыбка Ваграма передалась и ему, явив миру приподнятые уголки губ. — Ладно, пошли, надеру тебе задницу, раз такое дело, — весьма самоуверенно, пусть и в шутливой форме, произнес тот. После небольшой разминки Марсель принял вызов, и последующий час друзья практиковались в выносливости и профессионализме. К счастью, между ними никогда не было соперничества, а нынешний спарринг напоминал, скорее, приятную игру. Бой был интенсивным и завораживающим. Точность ударов и быстрота уходов — всё было красивым и захватывающим. — Твой апперкот, конечно, впечатляет, — протянул Ваграм, снимая перчатки. — Как и твой кросс. Они шли в сторону раздевалки, довольные исходом и легкостью в приятно ноющих мышцах. Всё же, выпускать пар через спорт — лучший вариант. А Марсель, к своему удивлению, до этого был очень напряжен. И после того, как расслабился, с радостью воспринял поступившее вдруг предложение продолжить вечер. — Посидим где-нибудь? Я тебя давно не видел, расскажешь, как продвигаются дела, — Ваграм уже успел одеться и сушил влажные после душа волосы. — Отличная идея, я как раз хотел с тобой поговорить, — протянул мужчина, стирая капли воды полотенцем. — О чем? — не прерывая своего занятия, поинтересовался друг. — Об Эмили… Тот настороженно нахмурился и приблизился: — Что-то случилось?.. В его голосе прослеживалась неподдельная тревога. Совершенно точно, эта девочка для него была не просто сестрой жены, а чем-то большим. Наряду с тем, что это утешало, — значит, Ваграм действительно должен узнать о её состоянии, — ещё и вызвало внезапный неприятный укол внутри. Марсель поразился этой нелепой мысли и потрясенно замер. Мгновением позже в нем проснулся какой-то слабо контролируемый гнев на себя. Почему всё связанное с этой малышкой выходит ему боком? И постоянное чувство надвигающейся беды не отпускало, и злость на этот бл*дский отклик своего тела на неё… — Пока нет. Не кипишуй. Так, небольшие наблюдения… — Марс, не беси. Говори, как есть. Мужчина отмахнулся, принявшись одеваться. — Не здесь же мы будем это обсуждать? Поехали в наш паб, за едой и поделюсь. Ваграм раздраженно фыркнул, но спорить не стал. — Ты что-то видел? — сразу переходя к делу, как только они сделали заказ и устроились за своеобразным деревянным столом, спросил друг, пристально вглядываясь в него. — Ощущение, что переживаешь за неё похлеще отца. — Это ты ещё переживания её отца не видел. Старик места себе не находит, всё надеялся, что после учебы она придёт в себя, а стало хуже. Эмили, в принципе, очень изменилась. У каждого члена семьи миллион предположений. Лали с ума сходит в ожидании каких-то откровений, которые всё не наступают. — Так это…не новость? — осторожно интересуется Марсель. — Что именно? — Её странное поведение. Агрессивность. — Да уж, — хмыкнул Ваграм. — Ты уже успел с ней хорошо пообщаться, как вижу. Несмотря на то, что прозвучало утверждение несколько двусмысленно, Марсель знал, что в этих словах нет никакого подтекста. А в реальности он был бы очень даже обоснован, поскольку его «отношения» с Эмили с самого начала были нетривиальными. — Всего лишь пару раз пересеклись. Но этого вполне достаточно, чтобы сделать вывод о её психической неустойчивости… Невероятно, но друг рассмеялся. Причем, весьма легко и громко. — Назовем вещи своими именами. Она ведет себя неадекватно. И длится это больше четырех лет. В самом начале её депрессии — как не люблю это слово — родные предположили, что это первая любовь и свойственный её возрасту юношеский максимализм. Потом стало ясно, что всё не так просто. Была вероятность, что у неё проблемы в университете, не сошлась с одногруппниками — всё же, только поступили, все «горяченькие», задиристые. Но эта версия отсеялась, поскольку Эмили общалась с девчонками, причем те были вхожи в их дом. А когда в один прекрасный день она заявила, что хочет уехать, это вызвало всеобщий шок. Знаешь, как бы я ни боготворил своих родителей, тетя Роза и дядя Левон — это совершенно неописуемый эталон. И поведение младшей дочери, которую все обожали, — просто не вписывалось ни в какие рамки. Это был не бунт. Эмили реально была похожа на сумасшедшую. На что только ни готов родитель, чтобы спасти своего ребенка? В общем, они её тогда отпустили, надеясь, что всё пройдет. Я за эти годы видел её пару раз. У девочки в глазах дикость какая-то, совсем не та милая пухляшка, которую хотелось тискать. С ней надо очень осторожно, иначе…фух…разнесёт. Мне искренне жаль и отца, и мать, потому что те не знают, как помочь ей. Демонстративная агрессия и тотальный холод меня обескураживают. Короче, дела плохи, но не так плачевны, раз чадо вернулось. Теперь твой выход. Есть, что…поновее?.. Сказать, конечно, было много, чего. Но Марсель благоразумно промолчал. Если поведать Ваграму о своих ночных рейдах, можно сделать только хуже. Ну, заберут её силой домой. Хорошо. Допустим, усилят контроль. Дальше — что? Взрывная реакция неминуема. А если она переборщит с дозой, пытаясь забыться после всех этих неприятностей? Как потом с этим жить? Он же лучше всех знает, каково это. Эмили надо спасать, а не добивать. — В принципе, нет. А чем она сейчас занимается? — Вообще, поступила на заочку. А чем занимается — понятия не имею. Оба задумчиво кивнули, молча ожидая, пока официант расставит заказ и удалится. — Работы у неё нет, посещать ежедневные занятия не надо… Неограниченная финансовая свобода и бесконечная фантазия. Правильно?.. — Марсель говорил осторожно, хотя от констатации плачевных фактов хотелось выть. Что еще нужно неокрепшей психике, чтобы пуститься во все тяжкие — ответ очевиден. — А её априори контролировали? Или это такой метод воспитания — пустить ребенка в свободное плавание за тысячу километров и посмотреть, что из этого выйдет?.. — А ты как думаешь? — Ваграм отпил немного пива. — Там её дядя родной бдел денно и нощно. Сначала у него жила, потом что-то с сестрой не поделила, сняли ей квартиру в соседнем подъезде. — А здесь, получается, вся надежда — на меня? Твою мать, бл*дь! Во что же он ввязался по собственной глупости?! На кой черт ему это сдалось? Когда соглашался «приглядеть», не думал, что всё так запущено. Теперь выясняется, это не просто «последи за тем, чтобы её ненароком не обидели», а конкретное «смотри в оба, чтобы она никуда не вляпалась». Друг активно закивал, подтверждая его догадки и заставляя внутренности скрутиться каким-то неприятным узлом. Мерзким, непривычным и до тошнотворности отвратным. Марселю определенно точно эта ответственность была ни к чему. Да и не получалось с Эмили по-хорошему. — Вряд ли, Ваг, я смогу помочь. Не следить же мне за ней. — Вполне достаточно того, что ты пересекаешься с Эми и можешь составить общую картину. Домой никого не водит, пьяной не шастает… — Это не самое страшное, не находишь? — почему-то начинает злиться. — Может, она наркоша? Профессиональная, причем. Раз вы ничего до сих пор не заметили. Ваграм оцепенел, моментально оценив тон собеседника, по которому сразу ясно — просто так он этими словами не бросался бы. — Вы её траты когда-нибудь отслеживали? — Думаю, отец не стал бы. У него доверительные отношения с дочерями, и те его никогда не подводили. — Что ж, всё когда-нибудь случается впервые. Мне тоже доверяли. И ты помнишь, что из этого вышло… — Марс, ты меня сейчас пугаешь. Ты её видел обдолбанной? Мужчина после этого вопроса пришел в себя, понимая, что нельзя утверждать что-либо без доказательств. Не стоит развивать эту тему. — Нет, — произнес твердо, вызвав облегченный вздох Ваграма. — Но всё равно стоит проверить… Дальше разговор перетекает в нейтральное русло. Им всегда есть, что рассказать друг другу. Советы, споры, единодушные отступления и много, очень много жёсткого циничного юмора. Всё именно так, как и должно быть у друзей со стажем в двадцать семь лет. Можно сказать, что столько даже не живут. Но оба рассчитывали прожить еще — как минимум — два таких стажа. То есть, между ними не было и не могло быть никаких секретов или недомолвок. И, заваливаясь домой подшофе, Марсель наконец понял, почему свербит этот нудный червячок в проспиртованном сознании. Ваграм же не знает, какая катастрофа произошла между ним и Эмили. И поведать об этом…ни тогда, ни сейчас…желания не было. И от этого чертовски непривычно душит четкое и разъедающее чувство…вины. Может, предательства… Она же маленькая, совсем малюсенькая… Глазища эти огроменные… И как такое, вообще, рассказать лучшему другу?! Спутанные мысли мешали заснуть, хотя в крови гуляй нехилый градус алкоголя. Столько вопросов к самому себе… И лишь под утро удалось забыться крепким сном. Поэтому, когда ближе к обеду его разбудил настойчивый звонок, Марсель, мягко говоря, был крайне недоволен, ощущая себя разбитым и ни капли не отдохнувшим. В этом и крылся его ступор, полнейшая дезориентация и отсутствие присутствия, когда Ваграм чем-то делился, низвергая проклятия. Видимо, речь шла о важном, и надо было всё же включаться. — Кого убить?.. Прости, потерял нить… — Ты, что, не слушал? — зловеще. — Я забыл проснуться. — Ох*еть, я три минуты распинался! Мужчина громко зевнул и кое-как встал, шаркая в направлении кухни. Друг испустил затяжной театральный вздох, но продолжил чуть спокойнее: — Я всё же проверил… Кажется, ты был прав. Эмили время от времени перечисляет более-менее круглые суммы одному и тому же парню на счет. Это длится полтора месяца. Рука, тянувшаяся к бутылке воды, застыла в воздухе. Сложно такое переварить с бодуна. — Альфонс? — Она далеко не дура. И влюбленной тоже не выглядит. — Тогда…хм…что? — ему показалось, или в голосе было явное облегчение? Уж такого он от себя не ожидал. — Может, репетитор? Не знаю… — Который учится на медика?.. И тут до Марселя доходит. Он шумно вдыхает, пока на том конце друг снова демонстрирует великолепное познание матерной составляющей русского языка. — Сука! Убил бы! А толку? Даже не знаю, что теперь делать. — Карту забрать, — безапелляционно проговаривает севшим голосом. — Окружить тотальным контролем. Других вариантов нет. Пока не произошло непоправимое… А ведь он был уверен, что это непоправимое уже произошло… Глава 9 «Острее жалит боль, когда её причиняет кто-нибудь близкий». Бабрий До боли любимые глаза напротив смотрели необычайно зло, а черты приобрели такую невозмутимую строгость, что она граничила с равнодушием. И это было для Эмили непривычно. — Почему вдруг? — голос со стороны казался чужим, хотя шевелились её губы. — Вдруг? Я больше трех лет ждал, что ты повзрослеешь и возьмешь себя в руки. Жить отдельно — ты самостоятельная, верно? Ну, значит, и до работы своими родными ручками тоже вполне доросла. Девушка горько усмехнулась. Наказывает. Пытается вывести на эмоции… Вскрыть еще сильнее ни на секунду не перестающие кровоточить раны. Нет, папуля. Не получится. — Как скажешь. — Так ты мне объяснишь, на что тратила эти суммы? — Не объясню, — сухо, не отрывая упрямого взгляда. — Ты не была такой хамкой, Эмили. — Времена диктуют правила. Всё меняется. — Дочка, ну что с тобой такое? — протягивает отчаянно, потерянно осматривая её лицо. — Скажи мне, тебя обидели? Что именно произошло? — Меня предали. Левон Смбатович сокрушенно вздыхает. Эмили знает, что в голове он сейчас прокрутит тысячи сценариев. Ком застревает в горле. Как она ненавидит это удушливое состояние. Свою тщедушность и слабость, этот страх узнать правду, услышать что-то, что сделает еще хуже… «Ты меня предал, ты…», — вертится на языке, который изменяет ей, внезапно отнявшись. — С тобой тяжело, — признается проникновенно, прикладывая ладонь ко лбу и напряженно потирая его. — Я же помочь хочу. Вывести тебя из этого состояния. — Тогда не блокируй мой счёт, — прёт нагло, зная, что уже проиграла. — Я повторяю: ты можешь выйти на работу в PR-отдел по своей специальности. Хоть завтра. И тогда сама будешь зарабатывать и даже гордиться собой. Эмили рассмеялась. — Боже, серьезно? Думаешь, меня можно взять на слабо? Разбудить совесть и стыд, типа, я до сих пор сижу на шее родителей? Мужчина потрясенно замолк. Никогда в жизни он не повышал голоса на своих детей, не говорил им ни единого плохого слова. И сейчас услышать тихое твердое и достаточно злое шипение, сходное с рычанием, было неожиданно: — Эмили, я сказал всё, что хотел. Квартира Ваграма в твоем распоряжении. Но расходы отныне — исключительно не моя забота. Ты можешь вернуться и домой. Такой вариант я тоже принимаю. Денег никто давать больше не будет. Я уже запретил твоей матери и сестрам помогать тебе. — Я и не собиралась просить. — А теперь уходи. Разговор окончен. Она была рада, очень рада исполнить последнее. Потому что перед глазами уже темнело от накативших эмоций, горло продолжало нещадно сжиматься, а в голове стоял гул из-за беснующегося рёва пульса. «Только не перед ним, только не перед ним, Боже». Девушка хватается за шею и сбегает по ступенькам в полуобморочном состоянии, не разбирая дороги. По возможности — кого-то из проходящих огибает, кого-то обходит. Кому повезло меньше — бьет по той или иной конечности, согласно неизменной инерции, не успев сориентироваться вовремя. Главное — сесть куда-нибудь и успокоиться. Что она и сделала, завидев скамью. Упав на неё и больно ударившись лопатками, Эмили оттянула ворот блузки в стремлении хоть как-то унять это накатившее удушье. Почти задыхалась, её всю трясло. Даже и не помнила, когда ей было настолько плохо последний раз… Может, года три назад, в самом начале? В таком состоянии свояченицу и настиг Ваграм. Молча поднял на руки и понёс в сторону бизнес-центра. Даже сквозь туман в голове она понимала, что это недопустимо. — Остановись, — прошептала, уткнувшись ему в плечо. — Мне надо быть на воздухе… Мужчина повиновался — резко остановился, затем развернулся и понес её в небольшой садик у здания, где бережно усадил на траву под деревом, прислонив спиной к стволу. А затем начал интенсивно натирать ей ладони, предварительно сняв с неё легкую куртку, которая явно сейчас усугубляла ситуацию. Может, неловкость перед ним, а, может, забота и учтивость — Эмили не знала, но почувствовала, что дрожь постепенно ослабевает, глубокое дыхание помогает нормализовать работу сердца, а мозг потихоньку проясняется. — Вот, возьмите, Ваграм Тигранович. Девушка медленно поднимает веки и различает очертания Леночки — помощницы отца. Первой реакцией было стойкое желание застонать в голос. Если она здесь, то и отец в курсе. Но, к счастью, зять её спас ненароком: — Ты ведь никому не сказала? — одновременно прикладывая ко рту пострадавшей принесенную бутылку воды. — Нет! Вы же предупредили! — почти перекрещивается та. — Молодец, спасибо тебе большое, можешь идти, чтоб твоё отсутствие не заметили. И постарайся вести себя непринужденно, а то эмоции на лбу написаны, сразу расколешься, стоит только спросить, что случилось. Говорил он беззлобно, но серьезно. Каждый, абсолютно каждый, кто был с Леночкой знаком и успел пообщаться хотя бы пять минут, прекрасно знал, что особа она экспрессивно-депрессивная. Сдерживаться не умела, плакала на щелчок пальцев, а уж язык и вовсе…жил своей независимой жизнью. Поэтому та не обиделась. Кивнула и посеменила обратно. — Спасибо, — Эмили наконец заговорила, громко сглотнув. — Тебе лучше? Что-нибудь ещё нужно? — Нет, сейчас окончательно отпустит. — Давно такое? Его искреннее беспокойство греет душу, но признания дорого обойдутся. Каждое опрометчивое слово чревато плачевными последствиями. — Я перенервничала, так бывало во время экзаменов. Не верит. Однозначно. Но кивает, не предпринимая дальнейших попыток выпытать что-либо. Садится рядом, нисколько не заботясь о сохранности дорого костюма, и ослабляет узел галстука. Странно его видеть таким. Эмили из-под ресниц рассматривает его мужественный профиль. Лали не могла не влюбиться. И Аэлита, бывшая пассия, не могла не влюбиться. И все остальные, кто был с этим потрясающим мужчиной, тоже не имели ни единого шанса на равнодушие. Да чего уж там, она и сама в детстве смотрела на него со слепым обожанием. У него была правильная красота. Мужская. По-настоящему мужская. И веяло от него уверенностью и надёжностью. Сильный, высокий, чертовски умный, да ещё и красавчик. Да уж, сестре повезло. Хотя, у них там своя непростая история. Но они смогли. А она? Почему она не может? Почему её воротит от всех, кто пытается к ней приблизиться? Ведь их было столько…статных, красивых, наглых, дерзких. О которых другие мечтают, пуская слюни. Где бы ни находилась — лучший из присутствующих, не говоря уже об остальных, обращал на неё своё внимание, добиваясь расположения. А у неё — пустошь внутри. Ничего не хочется ни с кем. Только Марсель был перед глазами, хоть и пыталась его забыть. Как проклятая, ей-богу. Готовая отказаться от своей красоты и вымолить то, что нужнее — счастье. Видимо, перед тем, как появиться на этот свет, она пропустила очередь, в которой раздавали сей нужный компонент. На кой черт ей безупречная внешность в этом случае? — Давай, мы с тобой договоримся, что этот разговор останется между нами, — начинает размеренно, — я видел, как ты вылетела из кабинета, и, так уж вышло, знаю, о чем там шла речь. То, что я собираюсь предложить, исходит из личных побуждений… Дело не только в том, что ты сестра моей жены, Эми. Я же помню даже день, когда ты родилась, ты росла на моих глазах, ты для всех нас — светлый лучик… — на этом её нижняя губа предательски задрожала. — Я тебя люблю, как родную, понимаешь? Иначе и быть не могло. Сейчас, когда у меня у самого есть дети, я отдаю себе отчет в том, что такое родительская любовь. Действия твоего отца оправданы. Целиком и полностью. Но я не об этом. В общем, я уверен, ты здесь работать категорически не хочешь. Гордость, обида, желание что-то доказать. Поэтому, расклад такой. Я даю тебе денег на первое время. И одновременно помогаю устроиться в одно хорошее место… — Я не хочу работать по специальности… — перебивает, устало вздохнув, кое-как отогнав непрошенные слезы. — Я и не предлагал. Эта работа точно будет носить временный характер, чтобы ты пришла в себя и сама подобрала то, что захочешь. Учитывая, что опыта у тебя нет, многого не жди. Придется подучиться, пройти стажировку. Поблажек и классического блата не будет. Администратором в ресторане у моего знакомого — сойдет же, правда? Платят неплохо, просто график немного непривычный, домой добираться ближе к ночи. Девушка выдохлась. Буквально за десять минут разговора с отцом будто рассыпалась, ощущение, что вышибли дух одним мощным ударом. А теперь зять пытается помочь и сгладить ситуацию, и это ее трогает. Американские горки эмоционального фона надо еще уметь пережить… Его слова правдивы, и глупо отрицать очевидное — ей теперь очень нужна работа. Эмили задумалась. Многим ли так везет? Идеальное, очень щедрое предложение. И вместе с тем, как ни крути, бешеная ответственность. Нельзя подводить Ваграма, не заслужил он такого. Да и выбора нет. Даже если будет брыкаться и изображать оскорбленную невинность, чем это поможет? Где в Сочи она найдет подобную вполне престижную должность? — Ты… — не находит слов, будучи растерянной. — Ты неповторимый, честное слово. Слава Богу, что ты есть у Лали… Мужчина обнимает её за плечи и позволяет устроиться на груди, по-братски целуя в макушку. — Я тебя тоже люблю. Ты очень нужна нам, давай, приходи в себя. В любое время дня и ночи я кинусь к тебе, стоит только позвонить. И не волнуйся, Лали тоже об этом не узнает. Даже если будет догадываться, я не сдамся. И не разочаруй меня, пожалуйста. — Постараюсь, — кивнула Эмили, вздохнув. И она была настроена выполнить данное обещание, несмотря ни на что. Глава 10 «Невозможно выиграть у безразличия, как ни крути ты все равно ему проиграешь». Неизвестный автор — Никак не могу осознать это, — Ивета слегка заторможено тянется к затекшей шее, случайно задев рукой сидящую рядом Эмили. — Про себя уже молчу, — кивает Лали, улыбаясь, — пять лет замужем. Обалдеть. Когда родители причитали, что время летит слишком быстро, мы почти крутили пальцем у виска, а сейчас стали хуже них — реально не понимаем, как проходит жизнь… — Наверное, — рассеяно отвечает сестра. — Я их, конечно, люблю, но иногда хочется привязать где-нибудь на сутки, — вздыхает подошедшая мама, взглядом провожая отбегающих внуков. — С ними я осознала, что уже старею… Чего вы тут расселись подальше от гостей? Эми? Девушка, давно и глубоко погруженная в свои мысли, не слышит ничего из того, что творится рядом. Сегодняшний вечер ее изрядно подкосил. Помимо встречи с отцом спустя месяц молчаливой обиды, пришлось лицезреть счастливую пару…Марселя и Нелли. Почти четыре часа прошло с начала мероприятия в честь годовщины свадьбы Ваграма и Лали, а эмоции отпускать не хотят. Вроде, и сдерживается, чтобы не наблюдать в открытую за ними, но ищущий взор попеременно натыкается на мужчину с улыбающейся невестой рядом. Хотелось бы сказать, как она ее бесит, но…Нелли вызывает исключительно положительные отклики в душе. Видно, что та не притворяется — живая, общительная, добродушная и очень милая. Длинные светлые волосы спадают волнами по спине, делая ее похожей на русалочку. Не сказать, что роковая красотка, но действительно хороша со своими классическими чертами лица и вечно блуждающей на губах улыбкой. Они с Марселем явно ровесники, но его невеста настолько ухожена, что ей можно дать не больше двадцати пяти. Выдают только глаза — в них мудрость, выстраданная посредством испытаний. О таком можно и не говорить вслух, это сразу считывается. Никаких шансов на негатив в ее сторону… — Эмили? — обеспокоенный голос матери все же прорывается сквозь стену витиеватых мыслей. — Да? — Устала, дочка? — Очень. Эти три дня после официального оформления были предельно загружены. Самое сложное — стоять на каблуках весь день. Репутация, дресс-код, лицо ресторана… Как по команде все уставились на ее ноги в белых кроссовках. — Да, сегодня я пожертвовала врожденным чувством стиля, — улыбается, поддразнивая их, — и пришла, будто с прогулки… — Не заморачивайся, мы тоже не особо наряжались, — заявила Лали, и теперь три пары глаз оценивающе смерили ее с головы до ног. — Ты всегда выглядишь так, словно идешь на прием к какой-нибудь королеве… — отмахивается Ивета, мол, не заговаривай нам зубы. Что правда, то правда, старшая сестра отличалась умением одеваться утонченно и красиво. Это даже когда-то было для Ваграма поводом для шуток — все закрыто, целомудренно. — Все вы у меня красивые, да и в любой одежде, — подытоживает родительница, — но ведете себя сейчас неприлично. Идите к гостям. Отстранились и приклеились к углу. Так не пойдет. Если двух старших дочерей ее замечание подстегнуло встать с удобного диванчика поодаль от эпицентра и вернуться к веселью, младшая даже не шелохнулась. Женщина не стала давить, видя, что та на самом деле выглядит очень уставшей. Поэтому и последовала молча за первыми к столам. Все, чего хотелось, это свернуться калачиком и заснуть. Увы, проблемы со сном никуда не делись. Рабочие будни выжимали ее всю, но спать удавалось всего несколько часов, да и то — поверхностно и с постоянными пробуждениями. А сегодня снова мучила бессонница, и теперь не удается собраться, приходится бороться с зевотой, одолевающей с момента, как пришла на праздник. На удивление, народу мало. Точнее, к десяти часам многие уже ушли, завтра ведь рабочий день. Хотелось бы поступить так же, но Эмили решила продержаться хотя бы еще час. И целенаправленно шла в туалет, дабы ополоснуть лицо холодной водой. Сообщение, заставшее ее как раз за этим занятием, подтолкнуло счастливо рассмеяться и закружиться перед раковиной. Сейчас девушка была похожа на полоумную. Но эта новость! Ах, у Лео и Тины будет девочка! Ну что за прелесть! Она вылетела из помещения в коридор с такой скоростью, что закономерно врезалась в человека у двери. Когда их глаза встретились, открывшая до этого рот Эмили, собиравшаяся извиниться, резко передумала. Поджала губы, упорно сохраняя молчание. А мужчина, как ни странно, не спешил ее отпускать, продолжая придерживать за плечи… Девушка даже не поняла, как в следующую секунду оказалась внезапно впихнутой в мужскую обитель, где, к облегчению, никого не было. — Марсель, что происходит? — сердце надрывно колотится, пока он запирает их в ближайшей кабинке. А дальше…дальше творится невообразимое. — Хочу кое-что проверить, — отвечает абсолютно спокойно, рывком приподнимая рукава ее водолазки. Эмили теряет дар речи, когда он, оголив большую часть ее конечностей, начинает их…внимательно изучать. И пальцы быстрыми, но ощутимыми движениями проходятся по рукам, вызывая не только недоумение, но и конкретную волну дрожи. — Давай, облегчу тебе задачу и сразу разденусь? В уборной ресторана у меня еще не было, это очень экстремально, но возбуждающе. Марсель замирает после этих слов, медленно, будто миллиметр за миллиметром, поднимая на нее убийственно тяжелый взгляд. — Эмили, — обманчиво ласково, при этом резко вернув ткань на место и отстраняясь на шаг назад, что с трудом позволяла теснота пространства, — что ты опять приняла?.. — Приняла очень близко к сердцу твое рвение потр*хаться в туалете. Он презрительно скривился, и от этого демонстративного обращения у нее внутри все неприятно сжалось. — Ты, безусловно, можешь сколько угодно строить из себя прожженную стерву и заядлую бл*дь, пытаясь казаться старше. И язвить мне, нарываясь на грубость. Но остаешься очень слабым игроком — не доросла до такого уровня. Твои провокации для меня — детский лепет. Уж поверь, если я захочу потр*хаться в туалете, ты будешь последней, о ком я вспомню. Ничего не изменилось… Эмили прикрыла веки и затаила дыхание. Пощечина была болезненной. Напомнила…о том, что хотелось забыть. Очень хотелось. Стыд, обида и ярость бешеной дозой были пущены по венам. И она вдруг зарычала, раскрыв глаза и вперившись в него с лютой ненавистью. — Тогда объясни! Потому что я не понимаю! Не понимаю, что ты сейчас делал! И зачем меня сюда затащил! Маразм крепчает?! Помимо воли, девушка подается вперед, почти вплотную к нему, и тянет подбородок вверх, неосознанно пытаясь быть выше. И хочет…очень хочет сделать ему больнее, чем он ей. Но не может! Просто нечем… — Хотел исключить внутривенное введение, — отвечает обыденно, будто говоря о погоде, — кожа бледная, глаза лихорадочно блестят, — пусть зрачки сейчас и не расширены, как раньше, — сердце заходится громким стуком, тело мелко потряхивает… Не могу распознать, какой это наркотик, раз ты в состоянии себя частично контролировать. Или дозы пока незначительные… — Что? — не произносит — из нее придыханием вылетает. Потрясенно отшатывается и метко падает на унитаз, не удержав равновесия. Брезгливость находится в глубокой спячке, ибо не до нее…совсем не до нее… Марсель тут же наклоняется к ней, вызывая ощущение грозовой тучи, нависшей над ее головой. Эмили даже не знает, что именно чувствует в данную секунду. Ей просто хочется умереть. Это унизительно. Худшее, что она когда-либо испытывала в жизни. Такое невозможно переварить и принять. — Остановись. Я могу помочь тебе, — теперь его голос звучит иначе — горячо, отчаянно и даже с мольбой. — Конечно, можешь, — соглашается девушка, уставившись остекленевшими вмиг глазами на стенку. — Исчезни. Я тебя ненавижу. — Это уже прогресс. Эмили на какой-то период выпала из времени и пространства, полностью отдаваясь ни с чем не сравнимой горечи. Каждый раз, когда ей казалось, что хуже быть не может, это незамедлительно происходило — безжалостное напоминание об обратном. Слез не было, только дикая тоска и головокружительное разочарование в себе. Как она позволила такому случиться? Когда очнулась, обнаружила себя восседающей на фаянсовом троне в гордом одиночестве. Хорошо, что никому не понадобилось облегчиться именно в этой кабинке. Иначе позора бы не миновать. Хотя…какая уже разница? Встала Эмили так резко, что в глазах зарябило. Но это не помешало ей дойти до зала и заставить себя попрощаться с родными. Ваграма избегала, потому что рядом был его верный друг. Нельзя, нельзя ей сейчас видеть этого человека. Казалось бы, наличие такой прекрасной невесты рядом должно было его смягчить еще больше, она ведь истинно прелестна. Но…раньше он был лучше. Девушка видела в нем благородного и доброжелательного мужчину. Влюбилась в этот образ, лелеяла его столько лет. Сегодня Марсель ей напомнил о том, что Эмили с ним и не была особо знакома. Разве могла она так ошибиться? Парадокс в том, что…несмотря ни на что, этот мужчина остается для нее желанным. И девушка на подсознательном уровне чувствует, что его агрессия к ней — уникальна, с остальными все иначе. Значит, она ему настолько неприятна?.. Как и тогда?.. «…Ничего не изменилось». Изменилось. Стало хуже. Уже в квартире Эмили скинула с себя одежду и хорошенько умылась, смывая антураж мужского туалета. И прямо в белье устроилась на широком подоконнике кухонного окна. Все равно не заснет, так хоть на слабые огоньки звезд посмотрит. Думать больше не хочется. Все и так предельно ясно. Просто жить с этим. С тем, что стало в итоге чужих и ее собственных ошибок. Глава 11 «О нашей встрече что там говорить! Я ждал её, как ждут стихийных бедствий». Владимир Высоцкий Схожие мысли посещали и высокого широкоплечего мужчину, стоявшего во дворе того же дома. Ему бы подняться. Но что-то пригвоздило к месту, заставляя исконно маньячным — никак иначе — взглядом впериться в окно на седьмом этаже. Спальня. Хочется надеяться, что не пустая. Но не проверять же?.. Глубокая осенняя ночь, может, и настраивает на романтику, но когда это он слыл романтиком? Тут дело в другом. Яд. Состав его: разочарование, ярость и желание помочь. Последнее было отвергнуто, и другого он не ждал. Редко, когда такие «больные» признают свою болезнь. И что конкретно задело в ее поведении? Марсель легко признался себе в этом: развязность и жаргон уличной девки. Не мог осознать, что Эмили способна на такое. Ах, «в уборной у нее еще не было…». Страшно представить, где же было, раз туалет ей показался неплохим вариантом. Чего ж так хреново на душе? Ничего никому далеко не должен. Да и Ваграм сказал, что сам уладил вопросы с девчонкой. А совсем отойти в сторону не получается, держит что-то. Горечь минувших дней и пройденного аналогичного ада. Он тоже никого не слушал и начинал с малого, заблуждаясь в способности прекратить, когда надоест. И не хочется, чтобы она закончила так же. Красивая, молодая, обеспеченная. Чего не хватает? А сколько безысходности в серебряной глади ее потрясающих глаз. Откуда, девочка, откуда?.. Когда успела? Ночные бдения не прошли бесследно. Марсель благополучно проспал и не успел проводить родителей в аэропорт, что весьма досадно, поскольку вплоть до Нового года те будут гостить у старшего брата в Германии. А это почти два месяца! С сегодняшнего дня у него появляется еще больше ответственности, приходится заменять отца. Не сказать, что это ново, но определенных лишений прибавляет. — Заехать за тобой? Вечером можем поужинать как раз там же, — наспех застегивая куртку, заканчивает разговор с Нелли. — Отлично, я позвоню. К часу дня мужчина твердой поступью входит в здание рыбного ресторана с незатейливым названием «Куш». Сеть давно стала одной из популярных в городе, благодаря наличию действительно свежих морепродуктов отменного качества. Сколько себя помнил, родители вечно пропадали в стенах своего детища, совершенствуя и совершенствуя его. Это даже не бизнес. Любовь всей жизни. Маленькая забегаловка, открытая почти сорок лет назад, выросла в престижное заведение, в которое вложены годы непосильного труда… — Привет, Марс, давно не виделись. Он добродушно поприветствовал Амину — управляющую, заслугам которой не было счета. Она была гуру в этой области, и являлась экспертом-практиком с восемнадцатилетним стажем. Как признался когда-то отец, переманить к себе такую акулу чуть не стоило ему последних трусов. Зато под ее руководством они получили бешеную популярность и открыли несколько филиалов в течение первого же года. Да, зубки у Амины были острые, но как копытца у Антилопы из одноименного мультфильма, — весьма и весьма прибыльные. — Чего интересного расскажешь? — садится за стол, жестом приглашая женщину занять кресло для посетителей. — Главбух неизменно, но бездоказательно обогащается, шеф-повар с каждым днем повышает градус надменности на своей заплывшей роже, официанты косячат, как и раньше, но зато директор у нас — святой, — невинно хлопает ресницами, подтрунивая над ним. — Не увольняет никого? — А то! — фыркает пренебрежительно, — традиционность — наше все, знаешь ли. Твой батюшка старомодный советский человек. Не хочет никаких изменений среди персонала, пока не произойдет что-то катастрофическое. Марсель усмехается, ведь она права, даже не поспоришь. — Хотя девчонку с улицы же взял? — весело произносит Амина. — Признаться, даже я была настроена скептически. Без роду и племени, то бишь, опыта — nein*, представлений о работе — nein, но хоть внешность убойная. Таких мордастеньких сам Боженька велел брать в администраторы. Теперь работают посменно со второй девочкой, и обе счастливы. — А ты довольна? Обучила всему? — Обижаешь, Бавеянц! — хорохорится наигранно. — Ну, прости, глупость сморозил, — смеется, впечатленный ее актерскими способностями. — Даже больше скажу — малютка показала чудеса предприимчивости. У нас на прошлой неделе накладка произошла, на один и тот же столик два звонка забронировали. Приходит пожилая пара, у нас — ЧП, мест нет, — воодушевленно скрещивает запястья, демонстрируя «Х», и сверкает своими красными ноготками, которые Марселя всегда раздражали, — а у них, прикинь, рубиновая свадьба! — Какая? Я и так не далее, как вчера, узнал о существовании деревянной… — Умножь на восемь — вот тебе и рубиновая. Короче, по всем фронтам — засада. А эта моська глазастая сказала, мол, так и так, у нашего заведения для вас сюрприз, но надо немного подождать. И что делает, как думаешь? — Ничего не думаю, ты меня и так просветишь, — мужчина заинтригованно подается вперед. — Отправляет их прогуляться по территории, влетает в зал и просит гостей помочь. «Сейчас зайдет милая пара, годовщина свадьбы сорок лет, давайте дружно похлопаем». Кто ж ей откажет? Марс, не знаю, как она это сделала, меня здесь не было, но когда я вошла в зал чуть позже, у нас в самом центре красовался лишний стол нестандартного размера, втиснутый среди основных. Но самое интересное, у нас «лишних» и запасных попросту не было. Она стащила агрегат твоего отца! Прямо из-под его носа! Благо, что простой, без всяких полочек и дополнительных стенок. Но представляешь? Накрыла чистой скатертью, а затем побежала за цветами! Твою мать! За свой счет пошла купила увесистую охапку роз… Как раз за минуту до этого я же и пришла. Проносится мимо вся счастливая, улыбка до ушей, подбородок тонет в бутонах…как ненормальная, одним словом. Все стоим и офигеваем конкретно. И через три минуты она вводит эту самую пару. Звучат аплодисменты, дама в экстазе от букета, кавалер польщен почетным местом… — Вы продолжаете офигевать… — перебивает и протягивает он издевательски. Амина кивает болванчиком, переводя дух, и продолжает: — Я была горда и…чего греха таить — задета. Потому что впервые никто не побежал меня терроризировать возникшей проблемой, а разрулил ситуацию самостоятельно. Зато Марсель был почему-то рад, что ее высокомерию нанесли весомый урон. Эта женщина не просто знала себе цену — она с каждым днем этот ценник повышала. Пусть и обоснованно, но все равно слишком хищно. — Я рад, что ты воспитала достойный кадр. Вы хоть деньги ей вернули? — Даже поощрили, не волнуйся. Ладно, пойду работать, ты же еще здесь? — До конца сегодняшнего дня — да. Вникну в процесс, уже и забыл, как устроена ваша «кухня». И вникал ближайшие несколько часов, пока не услышал урчание в животе. Как говорится, голод не тетка, пирожка не поднесет. Поэтому, надо действовать самому. Что он и сделал, направившись по коридору к источнику вечного шума, шипения и позвякивания. Остановил и удивил его несанкционированный беспредел в подсобке, где в разные стороны летели какие-то бумажки, пакетики и прочий хлам. Ранее аккуратно расставленные ящики сейчас уныло и сиротливо красовались в различных местах на полу, раскрытые и помятые. Сквозь приоткрытую дверь Марсель несколько долгих секунд наблюдал, как женская фигура в облегающем черном платье увеличивает беспорядок вокруг себя, словно являясь дирижером какого-то безобразия. И ведь ищет же что-то столь отчаянно, что даже туфли свои на высоченном каблуке скинула и поднялась на нижнюю полку стеллажа, пытаясь достать сверху новую партию. Без каких-либо задних мыслей с твердым намерением помочь и поскорее ретироваться, мужчина подошел сзади, находясь на приличном расстоянии от маленького тела, чтобы не смутить девушку, и быстрым движением стащил внушительную коробку. Она даже не вздрогнула, будто для нее это закономерно — чтобы вот так внезапно приходили на помощь. — Вот уж спасибо, — облегченный вздох, затем это чудо умудряется проворно влезть в свою обувь и повернуться. Конечно, Марсель узнал ее голос. И еще до того, как перед ним предстало раскрасневшееся лицо Эмили, успел изумиться этому факту, но никак не отреагировал. На него смотрели огромные серые глаза, сейчас еще больше увеличенные в размерах. Почему-то никто не спешил нарушать установившееся надолго молчание. И он вдруг вспомнил… Свадьба Ваграма и Лали. Она так же смотрела при первой встрече — испуганно и стойко. Тогда его это оттолкнуло, вызвав неприятные ощущения от очередной порции жалости, а в данную секунду крайне забавляло… Может, потому что после вчерашнего инцидента Марсель ждал от нее бурной реакции? Удара коленом в пах? Хотя бы пощечины… Не верилось, что эта девушка забудет случившееся и простит такое обращение. Но что поделать, он был зол. Когда она налетела на него у туалета в характерном треморе… Ему просто снесло крышу, тормоза, стирая границы дозволенного. И билась одна единственная мысль — как ты до этого докатилась?! — Ну, привет…моська глазастая… Глава 12 «Голова до прелести пуста, Оттого что сердце — слишком полно». Марина Цветаева — Вижу, ты уже пообщался с Аминой, — морщится девушка от надоевшего ей прозвища, произнесенного пренебрежительным тоном. — Так и есть, — кивает Марсель и склоняет голову набок, внимательно оглядывая ее, — судя по твоему спокойствию, ты не очень-то удивлена меня видеть? — К несчастью, да, я знаю, что ты сын Аргама Никогосовича. Жаль, что это открытие было сделано уже после моего полного погружения в работу, иначе мы сейчас здесь не встретились бы… Эмили не может по его непроницаемому выражению лица считать эмоции мужчины, но ей определенно точно не хочется выглядеть дурочкой, которая беззастенчиво таращится на него. Она придвигает к себе ящик и продолжает поиски. — А что ты ищешь? — летит ей сверху вполне закономерный вопрос. — На дозу не хватает, вот смотрю, что можно продать, пока никто не видит. Она не замечает, как он мрачнеет, но по звенящей тишине и нарастающему напряжению, которое ощущает необыкновенно остро, вскидывает голову, чтобы в тот же миг поймать потемневший взгляд. Ей бы рассмеяться такой примитивной реакции на явную провокацию, но Эмили застывает, будто громом пораженная. — Ты…бывший наркоман? — слова вылетают раньше, чем успевает подумать. Она отшатывается в неподдельном испуге, когда глаза мужчины начинают сужаться, словно в замедленной съемке, наполняясь сковывающим ее действия на расстоянии отвращением, режущим без ножа. Была задета очень болезненная для него тема, и девушка не сомневалась, что попала в точку. Несправедливо, что он проецирует свое давнее поведение на других… Обида на необоснованные обвинения в ее сторону приобретает новые обороты и краски. Ей срочно нужно избавиться от этого гнета! Надоело! — Если я сдам кровь на анализ, который выявит, что я чиста, ты от меня отстанешь? Я пойду в любую выбранную тобой лабораторию, — предлагает тихо, окончательно сдаваясь, — лишь бы ты больше не лез ко мне. Я готова на это унижение, потому что устала. Не хочу зажиматься в туалетах с почти женатым человеком… Не хочу этой опеки от постороннего человека… Не хочу тебя в своей жизни… Апогей идиотизма достиг своего предела. Хватит. С каждой произнесенной фразой лицо Марселя претерпевает метаморфозы. На нем застывает изумление вперемешку с недоверием и злостью. А потом он разворачивается и покидает подсобное помещение. Эмили оседает на ближайшую коробку, не в силах устоять на подогнувшихся ногах. Таким она его еще не видела. Залезла в комнату страха, которая была под замком… А, что, собственно, ей о нем известно? Ровным счетом ничего. Было много намеков на темное прошлое этого мужчины, но никакой конкретики! В ее присутствии никто не обсуждал друга Ваграма, а информацию найти негде. Спросить Лали — слишком рискованно. Девушке пока не хотелось делиться своими чувствами, а именно это и произойдет, стоит только сестре учуять интерес к его персоне. Постыдный интерес. В глазах общества. Женатый мужчина. Ну, почти. Старше на чертову дюжину лет. Она вскочила резво, интенсивно устраняя последствия учиненного разгрома. Все равно не нашла то, что искала. Челюсть была плотно сжата, взгляд сосредоточен, а руки предельно напряжены. Эмили тоже злилась. И злость эта граничила с ненавистью к самой себе. Ведь всю ночь напролет размышляла над тем, что нужно сменить тактику, не следует нарываться. В кои-то веки ей действительно нравится русло, в котором потекла жизнь. Хочется покоя, душевного равновесия. Но не получается! С ним рядом не получается! Задеть как можно глубже — единственное желание, бурлящее в венах, когда он такой…по-особенному отталкивающий, ищущий в ней очередной изъян. Задеть в ответ на его выпады. За что, спрашивается, он с ней так обращается? «Да за то, что напоминаешь ему себя прежнего…», — вертится очевидный ответ. И все равно это не основание быть таким жестоким и бесцеремонным! Тем более, что он неправ! Когда подсобка была приведена в божеский вид, Эмили вылетела из нее, сразу отправившись в зал. В дневное время посетителей мало, и можно было позволить себе эти полчаса, но следовало вернуться к прямым обязанностям. Контролировать работу официантов занудное дело, зато встречать гостей ей очень нравилось. Плюс частые сверки с Аминой, к которым успела привыкнуть. Да, должность была по ней, Эмили наслаждалась, но особого восторга она не испытывала, понимая, насколько правдив был Ваграм — это все временно. Восстановить душевное равновесие удалось к вечеру. Девушка могла гордиться собой, поскольку ни один мускул на ее лице не дрогнул, когда через центральную дверь в ресторан вошла гармоничная пара — Марсель с Нелли. — Здравствуйте, — произнесла она вежливо, улыбаясь спутнице мужчины, — добро пожаловать, я провожу к столу. — Привет, дорогая, рада тебя видеть! — и звучит искренне, даже не придраться. — Не знала, что ты работаешь здесь… Растерянность на ее лице была компенсирована улыбкой, на которую Эмили не могла не ответить. — Чуть больше месяца. Пропустив будущую госпожу Бавеянц вперед, она прошла следом, а замыкал шествие сам младший Бавеянц. И спину прожигало от его присутствия. Что-то нехорошее витало в воздухе. И по тому, как он демонстративно не смотрел в ее сторону, девушка поняла, что недавний инцидент далеко не исчерпан. Как будто, чем больше ей хотелось уладить конфликт, тем сильнее у него были причины этот самый конфликт усугубить. Или же…у нее развивается паранойя на фоне стресса и недосыпа. Вернувшись на свое рабочее место и натянув дежурную улыбку, Эмили продолжила выполнять свои обязанности, запретив себе обращать внимание на их пару. Смена прошла без происшествий, но усталость брала верх, поэтому ближе к полуночи она мечтала сбросить туфли, нырнув в удобные кроссовки, и добраться до своей постели. Что и начала воплощать, как только ушли последние клиенты. — Я еду домой, поехали? — послышалось в дверях служебного помещения. Девушка вздрогнула, чуть не выронив сумку. — У тебя привычка, что ли, подкрадываться незаметно? — пробубнила недовольно. — Я с тобой никуда не поеду. На языке вертелась тысяча язвительных замечаний, и сдержаться было чертовски трудно. Но она смогла. Адекват — не его формат. Что за американские горки в поведении? То есть, ты, деточка, наркоманка и шлюхастая малолетка не в моем вкусе, но давай позабочусь о твоем удобстве? Так, что ли?.. Эмили прошла мимо и, прощаясь с ребятами, вышла к поджидавшему такси. Через пятнадцать минут она уже поднималась на седьмой этаж по ступенькам, приходя в негодование от тяжелых шагов сзади. Сосед, мать его, действовал синхронно. И это не могло не бить по нервам. Наверное, она еще никогда не открывала дверь с такой молниеносностью. Как истеричка защелкивая все замки. Сил ни на что не было. Даже на вожделенный душ. Забыться. Не думать. Не анализировать. Хватит. Выпив снотворное, Эмили скинула с себя все вещи и сокрушенно рухнула на постель. «И все же…глаза у него потрясающие», — была последняя мысль. * * * «Блаженны изгнанные за правду…». * Эмили понятия не имела, откуда эта строчка всплыла в памяти, но она была как нельзя кстати. Стоило один раз заикнуться о том, что готова даже на оскорбительное подтверждение своей «чистоты», Марсель…избавил ее от дальнейших пыток. Вычеркнул из своей обыденности, перестав замечать девушку. Будто специально появлялся в ресторане в ее отсутствие, чтобы не пересекаться. И снова ей зажилось, как прежде. Без какого-либо удушающего контроля. Весь последующий месяц она трудилась и восстанавливала душевное равновесие. Получалось неплохо. А несколько дней назад позвонил отец… Разблокировал счет, захотел увидеться. Эмили весьма сухо пообещала зайти к нему, когда выдастся окошко. То есть, врала безбожно, ибо не собиралась к нему идти от слова совсем. Если он в строгого папу наигрался, то она — только начинала вживаться в роль неблагодарной дочери, вставшей на путь самостоятельности. Правда, в тот же день снова перечислила друзьям немного денег, дабы и реакцию родительскую проверить, и молодоженам помочь, что не получалось все это время. И собиралась повторить содеянное в скором будущем… — Мось, застегни, — Ира встает перед ней, демонстрируя ультра мини-платье. — Что же вы все приклеились к этой Аминовской «моське», задолбали, — причитая, выполняет просьбу Эмили. — Чувствую себя придурковатым чихуахуа. — Скорее, ты шпиц…карликовый… Дружный взрыв хохота ее ничуть не задевает, лишь вызывает ехидную улыбку: — Не забывайте, что маленькие собаки недружелюбны… Как кусну… — Прививки нам в помощь! Ладно, на выход! — командует именинница. — Нам всего несколько часов кутить осталось. А завтра на работу, вообще-то! Все как-то разом засобирались со скоростью света, после чего небольшой вереницей из семи человек посыпались на улицу. — Спокойной ночи, Марсель Аргамович! — синхронно попрощались, завидев выходящего мужчину. — Спокойной… — протянул, споткнувшись вопросительным взглядом о возникшую вдруг Эмили, которой не было в сегодняшнюю смену, — ночи. Если она таковой для вас будет, конечно. И ведь в словах его столько неприкрытого подтекста, пока осматривает расфуфуренных девушек среди парочки парней. И это напрягает Эмили, которая сохраняет молчание, желая, чтобы он поскорее исчез. Портит общий антураж. — Ну-да, ну-да… Как пойдет. А, вообще, в «Прометее» никогда спокойно и не бывает, — хихикает Ирка, сдавая себя с потрохами. К счастью, Марсель просто понимающе кивает и действительно уезжает. Эмили мысленно возносит хвалу всем богам за то, что эта дуреха не додумалась пригласить шефа с собой. А все к этому и шло!.. «Прометей» был даже не клубом, а самым что ни на есть классическим пабом с живой музыкой. Ире было принципиально отметить день рождения в тот же день после работы, что она мотивировала «настоящим праздничным духом», теряющим свою силу на завтра или послезавтра. И не смущало же девчонку, что шел первый час ночи, и можно было бы организовать веселье в свои выходные… Нет и точка. Вот и пришлось Эмили подъехать к двенадцати на работу, чтобы присоединиться к коллегам. А теперь она с любопытством рассматривала обстановку, с досадой отмечая, что здесь негде танцевать. А ведь только за этим-то и пришла… Правда, настроение заметно повысилось, когда компания нашла своеобразный выход — девчонки после пары шотов начали выплясывать в заполненном людьми проходе у стойки. Субботняя давка и направленные на них многочисленные сальные взгляды пыла никак не убавляли. Эмили могла позволить себе только бокал шампанского, не планируя смешивать алкоголь со снотворным. Но ей нравилась обстановка, и совсем не обязательно пить, чтобы веселиться. Да…наверное ей этого действительно не хватало… Как давно она не чувствовала этой легкости, намеренно выпадая из пространства… Всё вмиг исчезло. Кроме самой Эмили, ее боли и исцеляющего полета… Как всегда, девушка отдалась ритму, забыв о существовании внешнего мира. Движения попеременно то замедлялись, то убыстрялись…то рисовали узоры в воздухе, то повторяли изгибы тела. Энергия увеличивалась и била ключом, требуя больше и больше. Энтузиазм оказался заразительным, и она даже не заметила, когда и каким образом оказалась на столешнице бара вместе с именинницей. Не слышала общего подбадривающего гула и свистов, не заметила, как осталась одна, когда Ира спустилась «подзарядиться». Сумасшествие в ней в такие моменты жило по своим неведомым правилам. И ему было невдомек, как оно выглядит со стороны. Адреналин в крови подстегивал не останавливаться. Излить мучительные вопросы и терзающие мысли в танец. Свобода… Истинная… Незаменимая… Вожделенная… Долгожданная… Очнулась мгновенно, когда вместе с началом новой песни почувствовала взгляд…слишком пристальный, давящий и требовательный. Раньше с ней такого не бывало — из этого состояния ничто не могло вывести, пока Эмили сама не заканчивала свое безумие. Выжав все до последней капли. А сейчас…она тут же наткнулась на угрюмого обладателя этого самого пронзительного взгляда. Застыла под ним, сделавшись каменным изваянием и…опустила веки… Силу момента сложно переоценить… Она грандиозна и неподавляема в своей способности смести все незначительные факторы… «Дыхание твоё разрывало мою тишину. Ты в одном флаконе мой палач, я тебя люблю. Ты в одном флаконе мой судья, но не зли меня… Береги себя, если рядом нет меня. Будто бы последний день Помпеи, Были объятия и поцелуи. И я держу тебя сильнее, и я держу тебя сильнее… Докоснуться тебя…как до луны, так далеко, так, словно. так невозможно… Я закрыл глаза: твой силуэт, твой запах и твой нежный голос… И даже если через годы мы случайно среди сотен людей повстречаемся… Как до Луны, так далеко, так невозможно…».* Эмили разворачивается спиной, поддавшись внутреннему зову, и…делает шаг назад, раскинув руки в стороны и падая в готовые подхватить ее ладони десятков чужих людей… Пока единственный, кому она мечтала себя подарить, стоит в стороне, наблюдая за ее полетом в бездну. Глава 13 «То, что мы говорим, ничто по сравнению с тем, что мы чувствуем». Л. Толстой — У тебя зрачки расширены снова, — произносит он тихо, когда ему удается выловить её из толпы и опустить на ноги напротив себя. — Ты ненормальная, если это не наркотики… Девушка счастливо улыбается, игнорируя мурашки от его проникновенного голоса. Значит, поверил. Хотя, сейчас для нее не существует обид и предрассудков, экстаз еще не отпустил… — Это называют эйфорией, Марсель… — смотрит ему в глаза, бросая вызов. Мужчина цепенеет от того, как она протягивает его имя — это заметно. И Эмили с прискорбием внезапно осознает, что лишь второй раз в жизни обращается к нему так. А ведь нарекли-то красиво… Хочется смаковать каждую букву. Только возможности такой не выпадало. Друзья зовут продолжить веселье, а Эмили никак не может оторваться от созерцания этих омутов. Хамелеоны. Янтарно-зеленые с яркой, ну просто нереально черной радужкой. И ощущение, что ресницы накрашены, настолько они темные и густые. А ведь волосы у него намного светлее — выцветший каштан. Откуда такой контраст? А в щетине прослеживаются рыженькие огоньки. Уникальное сочетание… Что за шутка или чудо природы? — Ты здесь больше не останешься, Эмили. Прощайся, уходим. Марсель серьезен и сосредоточен в своем безапелляционном заявлении. Её коробит от этого. Неужели свобода была мнимой? — С какой стати? — девушка недовольно морщится, воинственно скрестив руки на груди. — К тебе вернулись приступы гиперопеки? — Не провоцируй, — предупреждает, слабо покачивая головой и сжимая губы, — это не твое место. Ты, что, не видишь? — Что? Что я не вижу? — Как на тебя облизываются…все вокруг… — Может, я этого и добиваюсь, — Эмили пожимает плечами и поворачивается к бару, намереваясь закончить разговор, который ей неприятен. Ему незачем знать, что она никогда не замечала никаких взглядов, они ей безразличны, их не существует. — Это тебя не касается, я свободная девушка. — Именно, — хватает за руку, блокируя дальнейшие действия, — на основании того, что твой названый брат вверил тебя мне, касается, Эмили. Еще как… Можешь считать, что я тоже твой названый брат. Как Ваграм. И слежу за твоей репутацией. Она оцепенела, мрачно уставившись ему в лицо. Дикость ситуации настигла так стремительно, будто свалилась градом камней на макушку. Брат?.. Как он только посмел… — Да пошел ты! Ах, если бы это было так легко. Увы, он не только пошел, но и уволок её с собой, повторяя один и тот же сценарий, словно она являлась непутевым ребенком, который очередной раз сбежал из дома, ослушавшись родителей. На Эмили накатил тотальный ступор. Связь с космосом была потеряна. Остатки нервной системы дали сбой и перестали ей подсказывать, что делать. Закончилось. Всё закончилось. Желание бороться, орать и доказывать свою правоту. Все шесть струн гитары могут разом лопнуть? С ней что-то такое и приключилось. Вышла из строя. Будто смотря какую-то нелепую трагикомедию на большом экране, девушка наблюдала, как заперев её в машине, Марсель отправился за оставленными вещами и вернулся спустя минуту. Вручил ей сумку и кожанку, даже не глядя, и завел двигатель. Они проехали уже четверть пути, а Эмили продолжала сидеть неподвижно, придавленная нелепостью происходящего. Теперь ей придется ещё и объяснять всем, почему Марсель увел её. Интересно, как именно? «Это друг моего зятя, которого я люблю до потери пульса, но могу рассчитывать только на братское отношение? А еще он считал меня наркоманкой, глупой маленькой девочкой и безотказной…девкой? Поэтому взялся за воспитание блудливой…сестры?..». Господи, как же ты позволил ей докатиться до такого? До каких пор будут продолжаться эти испытания? Почему кто-то должен решать, как ей жить? Кем быть? Кого любить и не любить? Пресловутый тумблер сработал молниеносно. Вещи выпали из ослабевших дрожащих пальцев, глаза наполнились жгучими слезами, злыми и неконтролируемыми. Эмили развернула голову и практически вгрызлась взглядом в его профиль, ощущая нарастающее желание убить Марселя здесь и сейчас. Дыхание перехватило от новых разрушительных волн обиды… — Ты мне не брат! — заорала внезапно, заставив мужчину изумленно уставиться на неё. А потом ударила его со всей мочи… И не смогла остановиться. Колотила и колотила, подавшись вперед и упираясь коленом о коробку передач, шипя одно и то же: — Не смей это произносить ещё раз! Ты мне никто! Ненавижу тебя! Даже когда оборонявшийся Марсель поднял правую руку, сгибая её в локте, создав этим подобие щита, накрывавшего голову, она продолжала протискиваться сквозь гору мышц, ударяя по железной груди, цепляя заросший подбородок и щеку. — Никто, слышишь?! — кожа была мокрой и соленой, взор затуманен, рот скривился от яростных потуг, зубы стиснуты до скрежета. Салон автомобиля превратился в воплощение сцен из триллеров. Эмили потеряла связь с реальностью, вымещая на нем свою боль практически четырехлетнего срока выдержки. Самообладание разорвано в клочья его равнодушием. Душа, когда-то ринувшаяся ему навстречу, сейчас требовала мщения. Сколько дней и ночей в терзаниях, уничтожающих выдержку мыслей о том, что этот мужчина посчитал её…неказистой?! Она убивалась по нему. Была отвергнута и осмеяна. Потеряла себя… Растворилась в тоске… — Эмили! — Марсель взревел и грубо откинул её на пассажирское сидение, чтобы иметь возможность видеть дорогу. Это действие привело к обратному эффекту. Эмили осатанела. После серии очередных ударов она дернула руль в сторону, чуть не став виновницей ужасающего и едва поправимого столкновения. В последнюю секунду мужчине чудом удалось совершить маневр и припарковаться на обочине под вереницу оглушающих звуков клаксона. Он включил аварийку и вытянул ручной тормоз, потрясенно уставившись перед собой. Мощная грудная клетка бешено тряслась, будто изнутри её таранили чем-то огромным и стремящимся пронзить его насквозь. С Эмили творилось аналогичное нечто. Апокалипсис. Взлохмаченные волосы блестели в лучах света от фар проезжающих машин, её колошматило, выворачивало, душило… Девушка откинула мешавшие пряди назад и в одно мгновение перелезла через все барьеры, усевшись на ошарашенного водителя. И снова ударила по груди, завопив в отчаянии: — Не произнеси этого больше никогда! Замерла на секунду. Приняла свое окончательное поражение. А затем схватила мужчину за щеки и прижалась подрагивающими губами к его рту… Сложно назвать это поцелуем. Эмили просто приникла к устам в поисках тепла и любви, которые нигде не могла найти. Он не отвечал. Она не отстранялась. Всё сильнее вжимала свои пальчики в его скулы в молчаливой мольбе. Но Марсель не поддавался. Девушка сдалась и немного откинулась назад, встречая пытливый взор. Вечность тонкими гранями вплеталась в этот момент истины. Когда оба что-то решали для себя. Признавались и принимали известную только им правду. — Слабовато целуешься для опытной… — вкрадчивый шепот нарушает тишину. Эмили сглатывает. Громко и рвано. Её лихорадит. Но собственные глаза неотрывны от любимого лица. — А для…неопытной?.. Взгляд Марселя темнеет, но остается для нее непроницаемой маской. Мужчина шумно выдыхает, опаляя ее горячим дыханием, и опускает веки. Ей хочется просить, умолять, разжалобить, чтобы он не отвергал…снова. Но Эмили тоже молчит, продолжая держать в плену его щеки. — А для неопытной… — заговаривает размеренно, словно взвесив каждое слово, — у тебя будет достаточно времени научиться, когда…встретишь дост… Она не дала ему закончить, вновь накрыв жесткий рот своим ищущим. Выплескивала отчаяние, масштабы которого сейчас казались непосильными. «Не надо, пожалуйста…больше не надо так со мной…», — ей хотелось, чтобы мужчина услышал ее мысленный зов. И в какой-то момент это случилось. Словно он сам ожил и вдохнул в нее ту же живительную энергию. Разомкнул плотно сжатые до этого губы и осторожно задвигал ими, будто пробуя ее на вкус. Эмили готова была лишиться сознания от переизбытка чувств в ту же секунду — настолько сильно накрыло девушку. Марсель постепенно углублялся, надавливая все ощутимее и ощутимее, а затем проник внутрь, сплетая их языки. С ней произошло нечто безумное. Все тело взорвалось тысячами фейерверков. Новые трепетные ощущения затапливали своей губительной мощью. Окунали в сенсуальный абсолют. Это было остро, на грани, превосходило все прежние представления. Когда мужские руки легли ей на поясницу, притягивая ближе, заставляя прижаться к нему вплотную, она потеряла рассудок и…странно застонала, сама не понимая природу этого звука. Первобытное, пожирающее нутро, нагло заявляющее о себе яркое пламя поглотило ее без остатка. Требовало еще и еще… Эмили бессознательно обвила его шею, приподнявшись и немного сменив положение, чтобы раствориться в нем. Ладонями ощущала жар кожи Марселя, продолжавшего самозабвенно целовать ее. Провела пальцами по вороту рубашки и добралась до мужских ключиц. Прикосновение возымело убийственный эффект. Непозволительный уровень заряда. Взрыв, обесточивший обоих. Он оторвался, тяжело дыша, и вторившая ему девушка прислонилась к нему своим разгоряченным лбом. Понадобилось около минуты, чтобы к ней вернулась возможность говорить: — Если меня так штормит от одного поцелуя…что же будет, когда мы займемся любовью? Его тело заметно напряглось. — Когда моя кожа шелком ляжет на твою?.. Эмили не спешила раскрывать глаз, поддавшись наслаждению от ожиданий, их детального описания и несознательной реакции мужчины на эти действия. — А когда твои губы дорожками пройдутся по мне… Неожиданно тепло близости исчезло. Легким движением натренированных рук Марсель подхватил ее и перенес на пассажирское сидение. Девушка даже не успела опомниться, а он уже гнал, влившись в очень скудный поток машин. Она уставилась осоловелым взглядом прямо перед собой, не различая ничего, словно не могла отойти от последствий тяжелого алкогольного опьянения. В сторону водителя даже не пыталась смотреть, боясь увидеть что-то…такое…что способно разрушить момент. Когда они остановились перед домом, Эмили подняла свои вещи и тихо вышла, не дожидаясь Марселя. По ступенькам поднималась проворно, несмотря на то, что голова была в полнейшем тумане. Она уже перешагивала через порог, когда мужчина нагнал ее, схватив за руку и привлекая внимание. Девушка медленно подняла на него глаза, уже зная, что сейчас последует: — Забудь об этом, Эмили. Улыбнулась тепло, даже по-доброму и задала встречный вопрос: — А ты забыл свои первые успехи и триумфы? Он недоуменно нахмурился, хотя прекрасно понял суть. — Вот и я, Марсель, не забуду свою победу, — пообещала твердо. Затем вырвалась из захвата и оказалась в квартире. Окинула долгим пытливо-изучающим взором, на который ей ответили не менее испытующим, предупреждающим взглядом. — Я ее приумножу. И захлопнула дверь, прервав затянувшийся зрительный контакт. Глава 14 «соблюдаем субординацию, у нас идеальный союз: я будто митинг, ты — провокация. поддаюсь». Неизвестный автор — Повтори. Марсель оторвался от монитора и откатился в кресле немного назад, чтобы видеть девушку. Ее можно было охарактеризовать как юную богиню. Единственный изъян — маленький рост, да и тот, по сути, был проблемой только в обществе высоких людей. — Я хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной, — осознанный взгляд Эмили останавливается на его губах. — А если говорить честно…то…единственным. Я всё обдумала. Наверное, ждала вопроса, что именно? Но ему сейчас надо было переварить услышанное. Схожее потрясение было испытано им чуть меньше четырех лет назад, когда она пришла к нему впервые… Мужчина вперился в нее своими задумчивыми глазами, борясь с желанием нервно усмехнуться. Глупая маленькая девочка, решившая, что мнимая любовь, в которой она ему когда-то призналась, гордо и самозабвенно пронесена сквозь годы… Сейчас и она смотрит на него прямо, пронзая ясностью серебряных омутов. И откуда такой цвет? Это не просто редкость для армянки — такого оттенка среди своих знакомых и родственников Марсель никогда не встречал. А сколько в них решительности и жажды… Он не сомневался — оба в эту секунду вспомнили один и тот же эпизод, произошедший февральской ночью, когда ему стукнуло тридцать. Живший отшельником мужчина был изумлен появлением в полночь на пороге своего дома девочки с лихорадочно-возбужденным взглядом, горящим радостью предвкушения. В одной руке она держала…шарики. Много-много гелиевых разноцветных сфер, связанных вместе и грозящихся вот-вот взлететь с ней в небо. А на второй ладони красовалось аппетитное пирожное с одной зажженной свечой. — С днем рождения! — кричит она неожиданно. — Задувай! Только сначала загадай что-нибудь! Ее детская непосредственность не могла не подкупать. Находясь не иначе как под гипнозом, Марсель действительно склонился и слегка подул. Этого было вполне достаточно, чтобы погасить слабый огонек. И привести в восторг девчушку, поддевшую пальчиком крем. Эмили встала на носочки и мазнула по его щеке, оставляя липкий сладкий слой. Конечно, он мог бы расслабиться и подумать, что это коллективное поздравление, и где-то там за воротами стоит толпа, возглавляемая Ваграмом. Но неприятное чувство, продиктованное воспоминанием о её недавнем мимолетном поцелуе в мастерской, досказывало, что не всё так…просто. — Ты что здесь делаешь одна и в такое время? — приходит в себя мужчина, напрягаясь всем существом. — Колядую. «Открывайте ворота, доставайте сундучки…», — замолчала, закусив пухлую нижнюю губу в задумчивости, — забыла… Короче, жизнь или смерть? Марсель остолбенел. И помимо воли завис на уровне улыбающегося девичьего рта. Розового, манящего… Она же совсем еще дитя, Боже, о чем он думает? — Необычные колядки…под конец февраля… Жизнь или смерть? А это не из другой оперы? — Это к тому, что я замерзла. И твое приглашение играет большую роль в моем дальнейшем существовании, — и смеется, маленькая зараза, понимая, что он ей не откажет. Мужчина настороженно отходит, пропуская малышку в дом, и его обуревают смешанные чувства. Все это очень плохо кончится — никаких сомнений. — Эмили, что ты здесь делаешь? Твои родители в курсе? — Конечно, в курсе…что я крепко сплю под посапывания любимой подруги… — Эмили, — строго одернул её, припечатав тяжелым взглядом, — прекрати. Зачем ты пришла? Девушка сглотнула и вмиг посерьезнела. Отпустила цветастое безобразие, которое тут же приклеилось к потолку коридора, а затем положила пирожное на ближайшую полочку. Одернула курточку и сцепила руки, опустив голову, смотря куда-то в сторону. — Что, вот так сразу? Прямо здесь, в прихожей? — Да. А потом я вызову тебе такси, и ты отправишься к посапывающей подруге, — послышался её нервный смешок. Эмили тяжело вздохнула и облизала злосчастные губы, к которым то и дело возвращались его глаза. После медленно подняла потерянный взгляд. И у него внутри что-то ухнуло, отдаваясь эхом. Господи, как она красива…и невинна. — Я люблю тебя. К этому жизнь мужчину не готовила. Точнее, какие-то сомнения были, но… Потрясение лишило дара речи и способности шевелиться. — Да-да, я понимаю, что у нас большая разница в возрасте, ты друг Ваграма, у тебя апатия ко всему после аварии… Я знаю, знаю, что выгляжу глупо… Но, поверь мне, пожалуйста, это абсолютно точно! Я такого никогда не испытывала, ты меня восхищаешь! Благородство, с которым ты отпустил Амалию…меня впечатлило до глубины души! И то, что ты к ней не прикасался… А ведь у мужчин определенная физиология… Ой, прости, — спохватилась, выпучив и без того огромные глаза. — Я ждала дня твоего рождения, чтобы признаться. Ты…особенный. Всё, что ты пережил, сделало тебя таким сильным и… — Тихо, — перебил он её, разозлившись на несусветную глупость, — всё, что я пережил, сделало меня безобразным калекой. А то, что ты сейчас пыталась с таким отчаянием объяснить, называется жалостью. Видимо, перечитала сопливых романов и считаешь, что ты и есть та самая единственная и неповторимая, способная, попав к чудовищу, растопить сердце и сотворить из него нормального человека. Только в реальности так не бывает, Эмили! Ты слишком мала, чтобы произносить столь громкие слова о любви мужчине, которого не знаешь. И твои представления обо мне — уж, поверь, далеки от правды. Очень далеки… — Нет! — молит, подлетев к нему, — это не так! Мои представления…мне не важно, каким ты был раньше. Я же чувствую, что сейчас ты очень хороший… Не отталкивай меня, пожалуйста… Скрипя сердце, но понимая, что на данный момент это единственный способ выбить из девочки дурь о его мнимом рыцарстве, Марсель вцепился в её кисть и дернул Эмили на себя, пугая внезапным напором и грубостью. — Даже если и так, с чего ты взяла, что мне это нужно? Или, раз я приравниваюсь к инвалиду, у меня больше не может быть предпочтений, и надо брать, что дают? Да? Так? — Что? — выдыхает, застыв в изумлении, словно перестав дышать. — А то, что ты не в моем вкусе. Мелковата, полновата и слишком смазлива. Кажется, она перестала даже моргать. — На что ты рассчитывала, когда шла сюда? Что я поклонюсь тебе в ноги за оказанную честь? Нет, уволь. Предпочитаю сам выбирать женщин, обходя стороной малолетних дурочек, верящих в сказки. Тебе здесь нечего делать. — Ты специально так говоришь, — шепчет, словно прощупывая почву, — чтобы я ушла. — А ты и так уйдешь сейчас, Эмили, потому что я уже теряю терпение. Что из сказанного мною — специально? Ты, что, длинноногая модель, которую я опорочил описанием? Нет, девочка, ты мне просто не нравишься и абсолютно не интересна. Видимо, говорил он так убедительно, что достиг своей цели. Малышка отшатнулась, вырвав свое запястье. — Ты же меня даже не знаешь. Как можно быть таким…жестоким и категоричным? Марсель от души рассмеялся этому заявлению. — Когда подрастешь, поймешь, как. Тебе пора. — Я все равно тебе не верю, — снова встает на носочки и целует его в губы. Это произошло настолько неожиданно, что мужчина не успел сориентироваться. И разозлился, почувствовав уже знакомое влечение… Словно…извращенец… На самом деле, никаких женщин он уже давно не выбирал. Несколько раз проскальзывала мысль вызвать проститутку, но отметал её тут же. Как можно мучить своим уродским лицом и телом другого, когда сам не можешь смотреться в зеркало без отвращения? Физиология физиологией, она верно отметила, но реальность давно отбила какое-либо желание. Возможно, такое долгое воздержание и есть причина того, что его крыша едет от невинных прикосновений этой девочки. Или уже съехала, раз руки чешутся сгрести её в охапку и припечатать к стенке, оттр*хав по полной программе. Последнее ужаснуло Марселя. И заставило убедиться в том, что он не далеко ушел от педофилов. Боже, она же совсем маленькая, наивная и…красивая… Ей бы влюбиться в парня своего возраста… Нет же, стремление кого-нибудь пожалеть — в крови у представительниц слабого пола. Мужчина отстранил ее резко, не рассчитав силу, отчего она не смогла удержать равновесия и упала на свою филейную часть. А когда он демонстративно скривился в отвращении и внутренней стороной ладони вытер рот, в ее глазах появились слезы… — Сложно будет с таким характером завести семью… — произносит, на удивление, спокойно, вставая с пола. — Я и не собираюсь. Вызывай такси, у тебя пять минут, потом я выставлю тебя за дверь. И я не шучу, Эмили. — Я поняла. С твоей стороны пять минут — это уже щедро. Я подожду на улице. Да, жуть, как хотелось извиниться перед ней прямо сейчас, особенно, когда девушка поднимала полный боли взгляд на него, храбрясь, чтобы не разреветься в эту минуту, но Марсель держался. Не хватало ещё искалечить ей жизнь… А именно это и произойдет, если она будет настойчива. Ибо он не железный. — Не смею задерживать… — даже шутливо поклонился. Эмили прошла мимо и взялась за ручку, постояла так пару секунд, а затем тяжело вздохнула и развернулась. Как же он ненавидел себя в этот момент! Как же сжалось сердце… — Тебя никто не будет любить так, как я. Мне достаточно лет, чтобы отличить любовь от жалости. И я никого не жалею. Определенно, ты заслужил всё, что с тобой случилось. Возможно, если бы не это, я не стала бы так восхищаться… Переживу, конечно. В конце концов, ты оказался ублюдком, которому внешность важнее… В отличие от меня. С днем рождения. Девушка тогда выбежала, оставив его терзаться. Но Марсель очень надеялся, что спустя время она поймет и будет благодарна за то, что он не дал ей совершить ошибку. Четыре года. Долгих четыре года между ними. Даже почти пять скоро. И какое-то сраное дежавю в эту секунду. Мало того, что ничего не прошло, так еще и приумножилось. Сейчас сложно всё скинуть на жалость, ибо за те несколько месяцев, что они пересекались, мужчина точно успел создать дурное впечатление. Так почему же она так настойчива? И как унять это неожиданное трепетное чувство внутри?.. — А я, — Марсель тверд и безэмоционален, — хочу закрыть и открыть глаза, убедившись, что тебя здесь нет. На выход, Эмили. — Мне давно не восемнадцать и я не прежняя тупица. — Сомнительное утверждение. — Эй, — возмущенно хмурится. — На этот раз будет по-моему. Потому что я очень долго думала и пришла к выводу, что тоже тебе не так безразлична, как ты пытаешься меня убедить. Твоя реакция на вчерашний поцелуй… — Абсолютно ничего не значит, — перебивает Марсель, пожимая плечами, поймав испепеляющий взгляд, — это излишки воздержания. У взрослых такое бывает, малышка. Говорят «тело предало». — То есть, своей невесте ты точно не изменяешь. Это радует, — улыбается вдруг чертовка, — но и с ней ты точно не спишь, потому что она кажется приличной девушкой. Это тоже плюс… Он ошарашенно сдвигает брови на переносице и неверяще качает головой. Что это сейчас было? Эта девчонка реально анализирует его половую жизнь?! — Не хмурься, ты и так грозный! Эмили подходит прямо к столу и кладет ладошки на столешницу, немного пригнувшись и опустив к нему сосредоточенное лицо. И похожа в этот момент на тигрицу в состоянии алертности — собрана и спокойна перед нападением. Мужчина и дальше бы восхищался ею, если бы не произнесенная размеренным тоном речь, вогнавшая его в неописуемое изумление: — Я не встану между вами. Нелли мне нравится, честно… Не удивляйся. Она производит впечатление хорошего человека и заслуживает счастья. Как и ты. Как и я. А мне очень нужно это…хочу твоей близости. Только до вашей свадьбы. Потом мы оба об этом забудем. Ну, ладно, я не забуду, буду убиваться и вспоминать. Но ведь эти несколько месяцев могут стать для меня лучшими в моей жизни. Потому что я буду с тем, кого люблю. И не беси своими нравоучениями, прошло много лет, и я могла бы отдаться любому красавчику, чтобы доказать себе обратное. Но не получилось же! Потому что, черт тебя дери, я действительно люблю! И в моем случае это неизлечимо! Иначе хотя бы после происшествия в туалете я возненавидела бы… Ты был жесток. Но я поняла, что это способ отвадить от себя. Как и тогда. Но сейчас я умнее, поэтому у тебя больше нет шансов, Марсель. Выдала это девушка на одном дыхании. В какой-то момент ему показалось, что где-то явно припрятана скрытая камера, и это чей-то розыгрыш. — Ты сейчас почти свободен, это не засчитается, как измена. А после вашей свадьбы — обещаю, что исчезну. Не хочу рушить чьи-то отношения. Раз уж я опоздала…просто дай мне немного внимания и любви. Воцарилось молчание. Глаза в глаза они провели не менее минуты. — Эмили, я хочу, чтобы ты всё же сдала кровь на анализ, — всё, что получилось выдавить из себя. — Ты под чем-то. Явно. — Хорошо, — соглашается быстро, и этой покорностью обескураживает ещё больше. — Ничего не хорошо. Выкинь эту глупость из головы. Выйди за дверь. Выдохни и живи своей жизнью. Всё у тебя будет, когда встретишь достойного парня. А вчерашний поцелуй — ошибка. — Марсель, — и снова эта сногсшибательная улыбка, — ты сдашься. Он встряхнул головой, пытаясь отогнать это наваждение. Её призыв, этот соблазн… — Для полуметровой малявки это слишком громкое заявление перед двухметровым дядей. — Посмотрим. Разворачивается и направляется к выходу. Уже практически закрыв за собой дверь, умудряется втиснуться в оставленный проем и ехидно оповестить: — Я, сегодня, кстати, пойду в «Контакт». Давно не была там. Говорят, владелец тоже не появляется. Поколдую…вдруг, навестит…своих сотрудников. Когда она исчезает, мужчина понимает одну очевидную вещь — его ждут нелегкие времена. Глава 15 «Иногда ты думаешь, что хочешь исчезнуть, но на самом деле ты хочешь быть найденным». Нил Доналд Уолш Конец ноября был…непростым. Эмили понимала, что не сможет избегать отца постоянно. Не прятаться же от него оставшуюся жизнь? Конечно, здравая мысль вывести его на откровенный разговор и узнать всю правду всегда присутствовала в голове. Но её окружал ворох мерзких вопросов, подавляющих единственно верное решение. А если будет хуже? А если не переживет новой порции боли? А если окончательно разочаруется? Игнорировать просьбу матери явиться на семейный ужин девушка не могла. Хотя бы потому, что уже несколько раз до этого уже отказывала. Да и потом, несмотря ни на что, Эмили очень скучала по ним и была не прочь увидеться общей компанией. Иногда можно. Иногда — про отца. С сестрами они встречались намного чаще. Да и мама всенепременно была то у старшей, то у средней дочери, помогая со внуками. Играть в гордую самостоятельную девочку ей надоело. То есть, работа ей нравилась, но сама идея, что это теперь делается не из нужды, а для удовольствия, нравилась еще больше. Эмили никогда не стыдилась своей состоятельности, точнее, того факта, что тратит деньги отца в неограниченном объёме. Почему нет? К счастью, болезнь под названием «мои дети сами должны встать на ноги» не одолела их родителей. Другое дело, если бы они родились мальчиками. Ярый пример — Ваграм. Того даже гнать не надо было, он всегда стремился быть лидером и приумножать состояние своего отца. А девочек, как известно, надо баловать. Они существа с тонкой душевной организацией. Особенно Эмили. У которой от тонкой душевной организации осталась…ниточка. Волосок до полного краха… — Ты охренел, Лео? — прохрипела Эмили, приняв вызов. — В такую рань! Я только полтора часа назад смогла заснуть, животное! — Сейчас девять утра, тебе не надо на работу? — У меня выходной! Я выпила вторую за ночь таблетку! — в отчаянии. — О-у, — на том конце деликатно замолчали, — всё по-прежнему хреново? Давай я всё же переговорю со знакомым неврологом? Парень толковый, молодой врач, у него точно найдется парочка эффективных препаратов… Как же интоксикация, Миль? — Леандр, — Эмили застонала, а затем закопошилась, вернув на прежнее место сползший с щеки смартфон. — Ты, вообще, зачем звонишь? — Я для Тины приготовил сюрприз… — Я переведу деньги, как только окончательно проснусь. — Эмили. И звучит это с такой укоризной. Он никак не мог принять её помощи спокойно. Это было единственным камнем преткновения между ними. Поскольку Эмили надоел такой расклад, она стала пересылать их сразу Тине. Ну, подумаешь, немного помогает друзьям, чтобы те встали на ноги в такой сложный период. Почему бы не делиться? Тем более что сейчас она это делает из кровно заработанных. Девушке казалось, что правильнее отдавать их главе семьи, но потом она забила на эти принципы. Какая разница, бюджет-то один. Да и подругу легче уломать. — Не надо ничего переводить, — тяжело вздыхает Лео, — я просто хотел попросить тебя встретить её через неделю. В общем, хочу, чтобы до Нового года Тина побыла у моря, ей сейчас очень нужно это, не всё так гладко… А потом и я приеду, улетим вместе обратно. Если ты, конечно, не против… — С ума сошёл! Я в восторге! Целый месяц она будет со мной! Сон как рукой сняло. Эмили приподнялась и потерла глаза. — Стоп. А что не гладко? С малышкой всё в порядке? — Да, ребенок в норме. Мать его — не очень. Я уже договорился о больничном для неё, всё будет четко, потом сдаст свои экзамены во время сессии. Сейчас ей нужен позитив и море. Я очень рассчитываю на тебя, поскольку меня рядом не будет. — Хорошо, всё поняла. Потом скинешь точную дату и время. — Спасибо тебе, Миль, ты настоящий друг. — Пожалуйста, μωρό μου!* А теперь, Лео, изыди… Откинув телефон в сторону, девушка падает на подушки и счастливо улыбается. Определенно, жизнь прекрасна. И налаживается. Уже полгода ей не хватает рядом лучшей подруги. Да, здесь тоже есть близкие друзья, но Тина и Лео — особенные. Они вместе пережили переломные моменты и были более сплочены. С ними говорить по душам — легче простого. Увы, какой бы разбитой себя ни чувствовала, Эмили знала, что больше не заснёт. Поэтому встала и поплелась в ванную, где приняла контрастный душ, чтобы хотя бы немного взбодриться. После чего занялась уборкой и отправилась за продуктами, ибо питаться было нечем. Сочи зимой она любила больше, потому что народу было меньше, воздух свежее, а море так же прекрасно, но чище. Прогуляться по набережной — святое. Даже если тебя два раза грозились сбить велосипедисты. Надышавшись вдоволь, девушка забежала в супермаркет и через двадцать минут вышла оттуда с легкими пакетами, намереваясь дойти до дома пешком без особых тяжестей. Ветерок почти ласково обдувал лицо, пальмы продолжали радовать глаз, а в наушниках играла любимая музыка. Видимо, не настолько громко, потому что она всё-таки услышала, как её окликнули перед самым подъездом. Повернулась, нажала на паузу и уставилась в лицо незнакомцу. — Эмили? — Да. — Привет. Я… Он замялся, а девушка в этот момент изучала его черты. На вид около двадцати восьми, среднего для парня роста, с красивыми серыми глазами. Худощавый, щеки впалые, будто ничего и не ест. Но приятный молодой человек, не вызывает желания послать сразу далеко-далеко. Эти приставания — неотъемлемая часть её жизни. Эмили ожидала…примитивной попытки познакомиться. Но небо рухнуло ей на голову, как только она услышала: — Меня зовут Сергей. Я твой брат…по матери. По настоящей биологической матери. Кажется, он говорил что-то ещё, а девушка в ступоре смотрела на то, как шевелятся его губы и всё больше и больше зарывалась в свой панцирь. Из которого с таким трудом когда-то вылезла. Вся превратилась в пустое место, вакуум, отталкивающий вибрации произнесенных им слов. Страхи…они материальнее других чувств. И сбываются быстрее любой мечты. Тема, которую Эмили избегала столько лет, боясь не перенести тяжести правды, сама собой раскрылась здесь и сейчас. «Кто я, вообще?», — снова всплывает вопрос. А вместе с ним и дикая паника. Девушка резко отворачивается и бежит к двери, активируя датчик, после чего прикрывает ту с грохотом, чтобы никто не пошел за ней следом. Сердце заходится в нереальной скачке, пока она поднимается наверх. Где между третьим и четвертым этажами выдержка ей все же отказывает. Выронив пакеты из рук, Эмили оседает на холодную нижнюю ступеньку перед пролетом и прикладывает руки к ушам, будто пытаясь заглушить голос в голове. Словно сумасшедшая, медленно раскачивается, ища спасения в монотонном движении. Не помогало. Снова это удушье, дрожь в теле, невозможность нормально дышать, обеспечивая организм кислородом. Будто разом он отказывается функционировать, и ты на грани смерти. Трагичность момента заключается в том, что ты реально каждый раз во время такой атаки немного умираешь, впадая в неописуемое оцепенение. Теряешь связь с миром, не понимая, как себе помочь. Как облегчить ломоту, безбожный тремор и ослабить хватку в горле… — Эмили? Девушка прижала голову к коленям и закрылась, задрожав еще крупнее. Испуг был наисильнейшим. Она не хотела говорить с этим человеком, не готова была слышать то, что ей скажет…брат… — Эмили! Когда к ней прикоснулись мужские руки, Эмили открыла рот, чтобы закричать, но не смогла. Крик застрял в глотке, усугубив положение, теперь она задыхалась. — Господи, Эмили, это я, Марсель, открой глаза! Всё хорошо! Она действительно распахнула их и впилась неверящим взглядом в знакомую щетину с рыжеватыми островками. — Всё хорошо, слышишь? Всё позади, спокойно. Неожиданно мужчина поднимает её на руки, прижав к груди. И не двигается с места, просто позволяет ей успокоиться. Это происходит не так быстро. Но его методичные поглаживания по спине, тихие нашептывания и мерный стук сердца постепенно возвращают Эмили к жизни. Когда пульс и дыхание начинают восстанавливаться, девушка просит: — Отнеси меня домой, пожалуйста. Через несколько минут ее бережно укладывают на кровать. Почувствовав, что тепло его тела исчезло, она резко раскрывает глаза и хватает запястье мужчины: — Не уходи сейчас. Полежи, пока я засну. Эмили видит, что он колеблется, но через пару мгновений все же снимает свою обувь и опускается рядом. Она тут же прижимается к нему, спрятав лицо на широкой груди и свернувшись калачиком. Веки смежит. Девушка не понимает, как именно, но присутствие Марселя влияет на нее благотворно. Причем, настолько, что все мысли вылетают мигом, и наступает долгожданная тишина в сознании, а следом — погружение в сон. Полноценный крепкий сон, а не поверхностный отдых с постоянным пробуждением. Проснулась девушка к вечеру, с удивлением отметив, что уже седьмой час, а на телефоне десяток пропущенных вызов. Конечно, ведь ее ждала семья… В начале девятого Эмили уже сидела за столом, наблюдая за шумной компанией. Только голова была занята утренней встречей. И даже наличие Марселя с Нелли ее нисколько не трогало. Хотя и стало открытием, ибо раньше эту пару в отчем доме она никогда не наблюдала. Девушка время от времени бросала взгляды на родителей, и чувствовала внутри нарастающий комок обиды и непонимания. Если папа вызывал в ней сплошной негатив, то мама — исключительно благодарность и нежность. Ее продолжали мучить сотни вопросов, что изо дня в день терзают нутро. В какой-то момент Эмили так поглотил водоворот тоски, что, уйдя в себя, она случайно пролила ледяное содержимое стакана на брюки. Тут же ее охватил озноб. Холодно и зябко, прямо как внутри. — Переоденься, Эми, — Лали, сидящая рядом, останавливает ее руку, усиленно смачивающую ткань салфетками. — Ты уже дрожишь. Ей не хочется смотреть на сестру, по голосу которой и так ясно, что она считала состояние девушки. Но говорить не сможет. Пока еще слишком остро. И больно. Поднявшись в свою комнату, Эмили быстро меняет одежду, но надолго зависает перед зеркалом. Вглядывается в свои черты и пытается найти ответ. «Кто я?». Ребенок от тайной связи отца семейства. Ребенок, воспитанный в любви и обожании…неродной матерью. Ребенок, бежавший столько лет от этой правды, которая все же настигла ее сегодня… * * * На этот раз Эмили узнала его. Почувствовала приближение мгновенно, хотя он был еще далеко. Может, у входа. Но такое, видимо, бывает. Она ощутила ищущий взгляд на себе, и это грело душу. Пришел… С закрытыми глазами, продолжая отдаваться ритму и растворяться в словах очередной песни, девушка улыбалась, зная, что мужчина неотрывно следит за ней. Будучи в своей стихии, Эмили плавно задвигалась под сменившуюся композицию, которая служила медляком. Только вот, она знала, что с ней никто не разделит эту романтику. Да, горько. Но что поделаешь? Если уж любишь почти женатого, учись держать удар, ведь это только начало конца. Ее собственного морального конца… — Почему ты молчишь? — сомкнутые веки резко распахиваются, когда она обращается к нему и ловит напряженный взор в полумраке клуба, моментально вспыхивая. — Стоишь здесь больше минуты… Внушительная фигура Марселя скрывает ее от большинства посетителей, но общий мужской интерес все же очевиден, и некоторые отчаянные поклонники ошиваются рядом, надеясь на внимание. То ли это, то ли ее разоблачительное высказывание, но Бавеянц тут же мрачнеет. И протягивает руку. Эмили долго смотрит на широкую ладонь с паутинками сосудов, из которых самые яро выступающие начинаются у запястья, но дальше скрыты под рукавом тонкого темного джемпера. Сколько времени она старается, чтобы эти самые ладони прикоснулись к ней… И терпит фиаско. — Нет. Сегодня будет так, как я хочу. И пока я не собираюсь уходить. Даже с тобой, — закрывает глаза и отворачивается. Вздрагивает, когда на своей шее под чувствительной мочкой уха осязает дуновение. Темнота и его близость действуют на нее губительно. Девушка выгибается, касаясь щекой груди Марселя, и вновь улыбается. Продолжает танцевать, стоя к нему спиной и время от времени расстояние между ними безбожно сокращается. А потом снова увеличивается. Эмили просто хочет успокоиться. Сейчас у нее нет цели соблазнить мужчину, хотя именно к этому она и стремилась последний месяц. — Зачем ты это делаешь?.. — кажется, его терпение на исходе. — Восполняю комплекс неполноценности, раз уж избавиться от него не могу… — так же в ответ кричит девушка, ни на секунду не прервавшись. — «Мелковата, полновата и слишком смазлива». Помнишь? — Восполняешь? Голодными мужиками вокруг, мысленно отымевшими тебя во всех позах? — Мне плевать. Да, он все же не выдержал и развернул Эмили к себе, довольно больно впившись пальцами в ее скулы и заставляя сфокусировать на нем затуманенный взгляд. — А мне — нет. И ты…ведешь себя очень доступно. — А почему ты не «ведешься»? — не устает дразнить его девушка, почему-то радуясь такому проявлению эмоций. — У тебя у единственного есть этот самый доступ. — Всё, хватит. Через считанные мгновения они вылетают на улицу. Этот долбанный сценарий, повторяющийся из раза в раз, раздражает Эмили. Но она позволяет ему вести себя к машине молча, наслаждаясь, как перекатываются мышцы на развитой спине. И пытается вспомнить, как же называли этот мощный участок плечевого пояса в разговорной речи… Крылья?.. Марсель открыл перед ней дверь, но девушка осталась стоять, безмолвно любуясь им. — Эмили, пошел первый час ночи. Будем стоять здесь до утра? Говорил он нетерпеливо, даже зло. Странно, раньше мог просто запихнуть ее, и вдруг такая неприкосновенность. — Я не против. Романтично. Мне нравятся твои глаза. А тебе — мои? Как и полагалось, ответа не последовало, лишь усталая ухмылка. — Спасибо тебе, что остался со мной, пока я не заснула. И за то, что закинул продукты в холодильник. И за то…что пытаешься заботиться по-своему. Мужчина на удивление спокоен и сосредоточен, тоже не отрывается от ее созерцания. Она нежно улыбается и…резво занимает пассажирское сидение. Кажется, у кого-то будет когнитивный диссонанс… На этот раз доезжают они в полной тишине. Раздрай, творившийся с Эмили после пробуждения, будто начал возвращаться. Именно поэтому она сбежала с ужина и оказалась на танцполе «Контакта», но счастье длилось не очень долго. Марсель снова приехал за ней, хотя девушка не понимала, как ее вычислили так быстро. Нехорошие мысли постепенно заполняли сознание, воскрешая лицо «брата» и его слова. К тому моменту, как они подъехали, нервная дрожь одолевала тело, но пока еще незаметно. Не решаясь стоять на улице и оглядываться по сторонам, Эмили опрометью кинулась к подъезду и побежала по лестнице. Мужчина воспользовался лифтом, поэтому уже ждал ее у квартиры. — Эмили, ты так быстро ушла после того, как облилась, я так и не успел спросить, что с тобой было днем? — начал он осторожно, когда они вошли и остановились в коридоре. — Паническая атака, — отвечает бесстрастно. — Я прекрасно знаю, что паническая атака. В чем причина? Расскажи мне, это останется между нами. — Причина в стрессе. Видел, как подорожали продукты? На секунду его лицо приняло выражение неподдельного комического ужаса, и это рассмешило девушку. — Скажешь мне правду? — вновь спрашивает тихо. — Не трави мне душу. Не сейчас. И так тошно. Оставь меня одну, пожалуйста. Марсель неожиданно подходит вплотную и легонько касается ладонью её щеки, гипнотизируя, не позволяя отвести глаз. — Откуда в тебе столько боли, Эмили? Ты ещё так мала… — А у боли есть возраст? Оба застывают в этом печальном мгновении. — Лучше тебе избегать одиночества, раз имеются такие проблемы. — Сама разберусь, еще раз спасибо за заботу. Он смерил ее долгим, непозволительно долгим расщепляющим, проникновенным, участливым взглядом. — Если что, я рядом… Сил хватило только на то, чтобы кивнуть. Но когда дверь за ним закрылась, Эмили…оцепенела. Вперилась глазами в железную поверхность, застыв посреди коридора. На нее напал дичайший страх. Если этот человек знает, где она живет, ведь может и…заявиться на порог? Сорвавшись с места, девушка принялась лихорадочно защелкивать замки и прокручивать ключ в скважине. И чтобы не сойти с ума, отправилась в душ, надеясь на частичное расслабление, ведь напряжение грозилось задушить ее, вызвав новый приступ. Увы, струи не помогали. Эмили знала, что все это в голове. Страх, неконтролируемый и первобытный — он только в голове. И даже несмотря на то, что однажды уже сумела обуздать его, «приручив» сознание, сейчас, находясь на новой грани, она растерялась. Легко говорить о методах борьбы, расписывать процессы и прогнозировать результаты. Сколько раз ей повторяли, что с этим нужно бороться изнутри… Один раз ей уже помогли друзья. А если будет второй… Адски горячая вода вот уже час обжигала кожу. Дышать было нечем, да и видимость сошла на нет. Девушка всё же заставила себя выйти. Даже высушила волосы. И даже нанесла уходовые средства. И чем больше старалась себя уверить, что всё хорошо, тем больше впадала в панику. Когда осознала, что достигла пика, схватила телефон и бросилась на девятый этаж. В квартиру Марселя зашла почти бесшумно, дверь была оставлена незапертой будто специально для неё. Эмили прошла в спальню, где на кровати полулежал сам хозяин, услышавший посторонние звуки. Не говоря ни слова, направилась к противоположной стороне, скинула банный халат и залезла под одеяло, прижавшись к мужчине. И тут же облегченно вздохнула. — Я просто хочу спать. И мне страшно. Обнимешь? Стоило только его руке лечь ей на спину, Эмили закрыла глаза и мирно засопела. Неординарная реакция на стресс преследовала её со времен экзаменов в школе. Но такого молниеносного и тотального спокойствия девушка не испытывала даже в присутствии отца, который был для неё всем. Защитой, опорой. Но та пошатнулась… Глава 16 Алиот Каф отойди от меня на метр. где один, там, быть может, — два. пусть же мили и километры раскидают нас на года. если взгляд мой тебя коснется, то, пожалуйста, отвернись. в моем сердце так много монстров, и они тянут руки ввысь, в суматохе хватают воздух, и волос твоих медный блеск им рисует небесный контур — выжигает на теле крест. убегай же, пока не поздно. мне без дрожи нельзя смотреть, как ты ласкова и свободна, как плетется тугая плеть и хватает меня за горло; мои монстры танцуют джаз. я бы правда хотел покорно быть лишь дождиком на губах. стать твоей одинокой тенью и дыханием на стекле, лепестком молодой сирени, расцветающим по весне. но покуда я жив, я — грешен. руки тянутся, кровь кипит. мир рисует парад насмешек — ты целуешь там, где болит. подойди же ко мне поближе. там, где шаг, там должно быть — два. мои монстры все тише дышат, лишь от мысли, что ты — моя. Он никогда бы не мог и подумать о том, что будет лежать в постели с наикрасивейшей молодой девушкой и не знать, что с этим делать. Разве возможно, чтобы в таком возрасте, будучи мужчиной на пороге тридцатипятилетия, ты не соображал из-за обнаженного тела, доверчиво прижатого к тебе? Когда Эмили вошла в комнату, похожая на ангела в белоснежном халате, уже по одному её лихорадочно блестевшему взгляду Марсель понял, что девочка срывается… Но он никак не ожидал, что она скинет своё одеяние, оказавшись совершенно голой… Залезет к нему и…попросит объятий. С ума сойти, а ведь он был уверен, что тогда на лестнице эта фраза про раздевание была лишь провокацией. Явно же, девушка даже не сообразила, что на ней нет белья, и будто действовала привычно — на автомате. Если бы не нашёл её днем в таком плачевном состоянии в подъезде, сейчас был бы уверен, что это очередная попытка соблазна. А их было, мягко говоря, не счесть… Жизнь превратилась в аттракцион в тот самый миг, как Эмили заявилась к нему в отцовском кабинет и манифестом объявила о своём желании. Как здравомыслящий человек Марсель стойко держался, сохраняя спокойствие, но как мужчина с каждым разом всё больше и больше терял самообладание. Немыслимо, но это маленькое коварное существо своими действиями за какой-то месяц успешно активировало прежнюю версию его сущности. У которой не было границ дозволенного, не было понятия правильности и неправильности, не было запретов и тормозов. Это пугало… Ибо в таком случае он попросту не отвечал за себя. Первый раунд остался за ней, потому что в тот же день, согласно её словам о вечернем визите «Контакта», Марсель поехал в клуб. Правда, до этого долго пытался сдержать себя, не вестись на провокацию, в итоге сорвавшись через несколько часов. Одна мысль о том, что эта дурочка с целью позлить его выгибается среди сотни незнакомцев… А потом стоял у барной стойки и буравил ошалелым взглядом Костю, утверждавшего, что «танцующей малявки» сегодня не было. А когда до него дошло, что Эмили провела его… И что прикажете с ней делать? Чертовка была уверена, что он поедет. Проучила, что тут скажешь. Упорно продолжая избегать её общества, Марсель появлялся в ресторане исключительно в смены Иры. Но и тут Эмили смогла сыграть по-своему. Поменялась с ней и заявилась в кабинет в каком-то адском платье с запахом. А дальше — шок. Словно прожженный эксгибиционист, распахнула одежду и лишила дара речи…взрослого мужика. На языке вертелась куча язвительных фраз, типа, молодец, девочка, гордо носишь свою фамилию и славишь имя предков. Хотелось как-то задеть. А сил отвести взгляда не было. Девушка хоть и маленькая, но фигура-то у неё…божественная. И она знает, поэтому и владела ситуацией. Он лишь чудом смог сохранить самообладание, а в конце бесстрастно резюмировать: — За выход — пятерка. За наряд — троечка. Твердая. Надо поработать над вкусом, комплект ни о чем. О, надо было просто видеть вспыхнувший в её глазах огонь. Из серебряных они превратились в глубокий хром, грозясь сжечь его без посторонней помощи. Но она молча ретировалась, оставив за ним маленькую победу. Дальше было остроумнее. На следующий день Марсель поднимался домой, привычно пользуясь лестницей. И на седьмом этаже от двери квартиры Ваграма обнаружил…начало дорожки…из конфет «Марс». Конечно, она вела до его дома, на пороге которого из тех же сладостей было сооружено сердце. Эта шалость заставила улыбнуться. Он просто отмел в сторону эти сокровища и спокойно зашел внутрь. Когда выходил спустя несколько часов по делам, пол был чист. Скорее всего, детишки безмерно порадовались такой находке. Вот и замечательно. Посещать вынужденную работу в качестве директора становилось всё затруднительнее. Девушка умудрялась находить момент, когда никого рядом нет, и любым способом привлечь внимание. Касание, попытка поцеловать, задеть бедром… А уж эти взгляды… Собственная предательская реакция на неё безмерно бесила. А еще больше — что вот так она будет смотреть на кого-то еще. И да, как в самом идиотском кино, Марсель тупо разрывался на части от этих мыслей. Ничего между ними быть не могло. Это безапелляционно. Но девочка была отчаянной. И её выходки не могли не подкупать. Когда для него кто-либо так старался? И пусть это лишь детская прихоть, но…отзывается же? Она была и осталась ребенком. Увы, задетым им же ребенком. Поверила в какие-то высокие чувства, приписала ему благородство и прочую ересь. А когда её отвергли, распалилась еще больше. Это закономерный сценарий. С ним случалось так же, когда понравившиеся девушки ломались и строили из себя недотрог. Любой запрет рождает больше интереса. А уж когда тебя отвергают — подавно. Кто такое не переживал? Поэтому, когда Эмили в очередной попытке добиться своего появлялась у него на пути, Марсель мягко, но настойчиво отодвигал её в сторону. Все инстинкты в присутствии девушки обострялись. И требовалось немалое количество усилий, чтобы сохранять безразличие. Возраст, опыт и жизненные принципы — это всё хорошо. Но следовать им, уповая на здравый смысл, когда к тебе беззастенчиво пристает такая сногсшибательная красавица…практически невозможно. Мужчина чувствовал, что подходит к черте. И еще больше старался избегать этих встреч. Несколько дней ноги его не было в ресторане. Занимался другими филиалами вплотную, улаживал свои дела, отгоняя стойкое наваждение. Скорее всего, это продолжалось бы до возвращения отца. Но вчерашнее состояние Эмили вынудило мужчину задуматься и проанализировать поведение девушки. Собственно, ничего о ней он не знает. Что творилось с ней эти годы? Что или…кто стали причиной неустойчивости её психики? Одна мысль о том, что эту девочку могли обидеть…заставляла холодеть и скрежетать зубами. Дядя присматривал? Хорошо же присматривал, раз вернулась сюда такой странной. А эта дикость и боль, что в ней плещутся?.. Эмили зашевелилась и отдалилась, раскинув руки в стороны. Выдернула Марселя из невеселых раздумий, заставив взглянуть на себя. Он напрягся, когда в слабом свете, падающем из окна, заметил раскрывшуюся от движений девичью грудь. Бесподобно красивую, полную, потрясающей формы и с гордо торчащими темными вершинками. Для её комплекции такое достоинство действительно было…не по размеру. Дыхание перехватило от безупречности, раскинувшейся перед ним. Ладони непроизвольно сжались в кулаки от пронзившего тело желания. На секунду шальная идея разбудить её и дать то, чего она так рьяно добивалась, завладела разумом. На секунду. Мужчина ошарашенно отшатнулся и вскочил с кровати, потерянно потирая лоб и виски. Ночь и долгое воздержание способны на злые шутки. Марсель укрыл Эмили, чувствуя покалывание в пальцах, граничащее с болью. Умирал, как хотел прикоснуться, вновь почувствовать тепло и бархатистость этой кожи, которую успел познать, когда она доверчиво прижалась к нему, не соображая, что творит. Это уже далеко не нормально. Вся эта ситуация. Ее одержимость, его ответное желание. Надо бы закругляться. И всё было бы гораздо легче, если бы не всплывшие вчера новые факты о ней. Есть что-то, что Эмили скрывает. И это гложет девчонку. Ей нужно помочь. Понятно, что никто об этом не знает, иначе и Ваграм бы рассказал ему. Хотя, на этого товарища, кажется, надежды мало. Так заработался, что даже не оповестил его о новой «сотруднице» отца. Говорил, ситуация под контролем, и есть огромная вероятность, что они ошиблись на её счет. Но на этом всё. Толком и не удалось обсудить, даже практически не виделись. Семейный ужин был хорошим поводом, но и там не представилось возможности. — Что же мне с тобой делать, моська глазастая? — прошептал, усмехнувшись, мужчина. Так и стоял в метре от постели, не решаясь вернуться на свое место. Была огромная вероятность сорваться, когда Эмили ненароком прильнет к нему. А этого категорически нельзя допускать. Он же себя знает лучше всех. Как и прежде понимая, что ему есть, куда падать в собственных глазах… * * * — Подъем, ребенок! Полностью одетый, успевший освежиться и даже выпить кофе, Марсель стоял в дверях спальни, молясь, чтобы соня снова не совершила действий, приводящих к несанкционированному частичному стриптизу. Даже не смотрел на неё толком. К счастью, девушка моментально отозвалась на голос. Ресницы затрепетали, веки распахнулись, являя ему затуманенный взгляд волшебных глаз. Боже, как она красива… Пухлые губы раскрываются, она делает протяжный вдох и, как только собирается подтянуться, мужчина резко отворачивается. — Я так хорошо спала… Ты жестокий! — томная укоризна в голосе. — Если взглянешь на время, скажешь мне спасибо. Вставай, у тебя смена через полтора часа. Или я о чем-то не знаю, и ты больше не работаешь в «Куше»? Ответом ему служила развернувшаяся за спиной красноречивая возня. Через несколько секунд мимо него в проеме пронесся маленький белый комочек, сверкнув голыми пятками. Марсель остолбенел от этого зрелища, но неожиданностью для него стал момент, когда девушка резко вернулась, подбежав и изловчившись чмокнуть его в губы. Даже и не понял, что произошло, а Эмили уже обувала тапочки и раскрывала дверь: — Спасибо за чудесную ночь! Оставшись в квартире в гордом одиночестве, он еще долго стоял, облокотившись о косяк, и был неподвижен в своем изумлении. Во-первых, в жизни не позволял ни одной из проснувшихся рядом девушек и женщин касаться его, пока не пройдены все гигиенические процедуры. Всегда был брезглив и педантичен в этом вопросе, хотя во время сексуальных утех мог позволить весьма откровенные вещи. Но утром это было сродни табу. А от Эмили это…до чертиков приятно, и пахло так же — чем-то по-детски чистым. Во-вторых, её фраза прозвучала настолько двусмысленно, что Марсель почувствовал себя оскорбленной невинностью — ничего же не было. Пусть это и способ отблагодарить за то, что не прогнал, но малявка сделала провокационный ход! Сам от себя не ожидая, мужчина запрокинул голову и от души рассмеялся. Её настроение передалось ему, это уж точно. Поведение девушки — русская рулетка. Никогда не знаешь, что будет дальше. В кармане завибрировал мобильный. — Привет, Марс, — нежный голос Нелли почему-то заставил его поежиться, будто он был в чем-то виновен. — Доброе утро. Что-то случилось? — Почему сразу такой вывод? — нервный смешок. — Не помню, чтобы ты была поклонницей ранних утренних разговоров. Девять часов. — Хорошо, ты меня раскусил. Я не спала всю ночь, есть разговор. Где нам встретиться? — Я могу подъехать к тебе прямо сейчас. — Отлично. Жду. Разные мысли стали посещать голову, но ни одна из них не казалась здравой. Напряжение чувствовалось в каждом движении, когда Марсель запирал квартиру и садился за руль, несвойственно резко сорвавшись с места. Нелли ждала его на пороге своего уютного частного дома, поцеловала в щеку и провела в кухню, где поставила перед ним чашку кофе. Мужчина сверлил ее задумчивым взглядом, не имея представления, чего ожидать. А ожидание — не его стезя. Примерно так же чувствовал себя в больнице, когда ждал прогнозов, сможет ли в будущем ходить… Столько лет прошло, а в памяти эти воспоминания свежи так, будто только вчера случилась авария… — Мне нужен совет в одном вопросе, — начала девушка, покусывая губы от волнения. — Точнее, решение будет за тобой. В ответ Марсель лишь удивленно вскинул брови, не пытаясь перебить. Та тяжело вздохнула и выложила всё как на духу: — Артур Григорьевич настаивает, чтобы я приняла участие в проекте по международным стажировкам. Готов оплатить мою поездку, считая это вложением в будущее своей клиники, так как хочет держать её на высшем уровне. Ты знаешь, что он и сам постоянно в разъездах, держит тонус, обмен опытом с коллегами — это святое. — В чем проблема? — Если я соглашусь, нам придется либо перенести свадьбу, либо сыграть её максимум за десять дней. Потому что начало стажировки через две недели. Марсель поморщился. Безусловно, это прекрасная возможность для неё. И он только рад профессиональному росту девушки. В конце концов, если бы не зоркий взгляд Нелли как врача, мужчина не попал бы на стол Артура Григорьевича, который провел две операции, облегчившие ему существование. Теперь люди при встрече с ним не горят жалостью и ужасом, глядя на искалеченное лицо. Да, шрамы есть, но их наличие больше не пугает. Но…ускорить свадьбу? — Ты сама чего хочешь? — осторожно поинтересовался он. — Честно? — Нелли виновато потупилась. — Не считаю правильным выходить замуж и тут же куда-то уезжать. Это…странно. И если ты согласен меня отпустить туда, то лучше всё организовать после моего приезда. Марсель не знал, почему, но этот вариант вызвал волну облегчения внутри. — На какой срок? — Вообще, там плата по дням. Григорич сказал, что я сама должна смотреть по ситуации. Он настаивал на минимальных двух месяцах, но если больше — он только рад. Мужчина задумался. Изначально дата была назначена на конец января. Существенно ли сдвинуть её на несколько месяцев? Нет, конечно. Она права. — Значит, сделаем всё весной. Ты обязана поехать, это отличный шанс. И финансовая сторона вопроса не должна тебя ограничивать там. Я готов взять расходы на себя. Нелли тепло улыбнулась, взволнованно хлопнув в ладоши, и кинулась ему на шею, впервые позволив себе вольность легонько чмокнуть его в губы, отчего мужчина был слегка ошарашен. — Спасибо! Боже, я так счастлива! Но деньги, правда, ни к чему. Всё обговорено… — Ты заслуживаешь этого, я тоже очень рад за тебя. Марсель улыбнулся и приобнял её. И впервые его нутро стало этому противиться. Вот тебе раз… Глава 17 «Все шаги перед дверью ничего не значат, если вы так и не вошли». Автор неизвестен Эмили была…спокойна. Не понимала, как именно, но всё же этот мужчина действует на неё, словно мгновенный антидепрессант. И эффект держится долго. Пока собиралась на работу, обдумывала ситуацию с появившимся братом. Ум был ясен и даже холоден. Пора взрослеть окончательно. Правильно говорили, страх смерти хуже самой смерти. И это точное описание её ситуации. Выйдя на улицу, девушка стала озираться по сторонам, надеясь, что и сегодня незнакомец совершит попытку поговорить. Двор был пуст. Она постояла несколько минут, но ветер, проникающий под пальто, вынудил её сесть в давно ожидающее такси. Единственное, чего сейчас боялась Эмили, так это того, что в следующий раз ей не хватит смелости вот так же стойко стоять лицом к лицу с тайным прошлым. — Мось, что за вид у тебя блаженный? — Амина застала врасплох, когда Эмили вешала верхнюю одежду. — В смысле? — насупилась, раздраженная очередным обращением. — В смысле, будто наелась радуги и счастлива, как единорог. В ответ на этот бред она лишь вскинула брови. Женщина рассмеялась, похлопав её по плечу. — Набралась у дочки, прости. Мультики с ней смотрим, и, кажется, на мою психику они влияют пагубно. — Хм… — произнесла Эмили вместо «оно и видно». — Ладно, не дерзи, — погрозила та пальчиком, — реально странно сегодня выглядишь, слишком сосредоточена, не особо похожа на себя. Что-то случилось? Помощь нужна? — Нет, но… Вообще, я хотела спросить. Ко мне приезжает подруга на несколько недель. До самого Нового года. Можно устроить мне минимальное количество смен? Я говорила с Ирой, ей как раз очень деньги нужны. Она согласна выходить пять на два или три на один. Амина задумчиво нахмурилась. Было заметно, что таким раскладом управляющая весьма не довольна. — Ты будешь в городе? — Да. Подруга беременна, ей надо дышать морским воздухом, — сама не осознала, как выдала эту информацию, будто на подсознательном уровне пытаясь надавить на собеседника фактом наличия ребенка. — Я не одобряю, она выдохнется очень быстро. Но пока оставим вариант три на один. Всегда будь на связи, при любом форс-мажоре ты можешь понадобиться. Когда приезжает-то подружка? — Через пять дней. — Хорошо. А теперь иди работать. День проходил обыденно, за исключением случая, когда один из посетителей, начавший восторгаться её небесной красотой, долго выпрашивал номер телефона. В этом и заключается истинная обязанность администратора — улыбаться и любезничать, когда хочется хорошенько врезать и выгнать из заведения пинком под зад. К счастью, ей на помощь пришла та же Амина, заговорившая мужчине зубы до такой степени, что тот уходил довольным, но на прощание окинул её тоскливым восхищенным взглядом. Сохранять милую улыбку получалось с трудом. Особенно, когда в ту же секунду вошли неожиданные для неё гости — Марсель с Нелли и какой-то девочкой. Первый заметил странные переглядки с ретирующимся клиентом и вопросительно выгнул бровь, мол, вмешаться? Эмили едва заметно качнула головой и поприветствовала их: — Здравствуйте! Добро пожаловать в «Куш». — Офигеть… Какая красивая! Как кукла! — девочка смотрела на неё во все глаза, и этим вызвала смех присутствующих. — Ты тоже очень красивая, спасибо! — Да, моя дочь любит комплименты. Ты попала в точку, Эмили, — Нелли с нежностью смотрела на подростка. Дочь?! Что за?.. Они прошли в зал, когда неожиданно над ухом раздалось насмешливое: — Рот прикрой… Прищурившись, она окатила Марселя мимолетным гневным взором и сразу отвернулась, чтобы никто не заметил. Расположив «семью» за нужным столиком, Эмили поспешила вернуться на своё место, пытаясь прийти в себя. В голове не укладывалось, что Марсель женится на девушке со взрослой дочкой. Это же адский труд — воспитывать ребенка в таком возрасте. Какие-то нехорошие подозрения по поводу его выбора закрались в душу, и от этого стало паршиво. Последующие несколько раз, пока провожала посетителей, она украдкой бросала взгляды в сторону мужчины и с удивлением отмечала, что с девочкой, — кажется, Инной, — они общаются очень приветливо. Даже больше — им весело. И это вызывало…досаду? Эмили не понимала своих чувств. Последние клиенты ушли ближе к полуночи, персонал занялся привычной уборкой. К часу ночи уставшая девушка сменила обувь и вышла на улицу, прощаясь с коллегами. Почему-то домой не хотелось. Она знала, что не уснет. За сутки выспалась слишком хорошо, а после такого добротно сна редко получалось повторить успехи так скоро. Ноги вели её к набережной, хотя было холодно, да и не особо безопасно. Внезапное жгучее желание посмотреть на ночное море пересилило. Увы, планам не суждено было сбыться. Машина Марселя притормозила рядом, не успела девушка пройти и сотни метров. И водитель был…зол. — Ты просто неописуемо… — запнулся, раздувая ноздри в напряжении. — Сядь. Нашла время для прогулок… Эмили замешкалась. Он реально выглядел устрашающе, не хотелось провоцировать и дальше. Но…а как же море? — Выйти и посадить тебя, Эмили? Или всё же сделаешь это самостоятельно? Сокрушенно вздохнув, она устроилась на пассажирском сидении под недовольный мужской взгляд. — Зачем ты приехал? — тихо поинтересовалась, когда они тронулись. — Я ехал домой. — Не за мной? — Нет. Случайно увидел, — он был сосредоточен на дороге. Девушка почувствовала разочарование. Иногда ей казалось, что всё ранее предпринятое — пустой звук, Марсель действительно не хочет с ней связываться, считая той же «мелковатой и смазливой». Полноту-то удалось убрать. Она ничего не понимала. Как женщины соблазняют мужчин? Не демонстрацией своего тела и явной готовностью? Почему у нее не получается? Ведь сложного от него не требовала. Просто хотела ощутить себя любимой… С тем, кого любит. На короткий срок, но познать это счастье. А потом она, наверное, сможет остановиться и вновь собрать себя. С каждой преодоленной ступенькой тоска в Эмили увеличивалась. Они доехали и поднимались молча, будто им нечего сказать друг другу. Но ведь это не так! На седьмом этаже девушка остановилась перед своей дверью, подняла руку с ключом и…застыла. Оцепенела, глядя на замочную скважину. Осознала, что у неё не остается времени. Ведь Марсель скоро женится, а женатый Марсель — это уже запретная тема. Обида сдавила горло. Почему? Почему всё так? — Эмили? — пробирающий шепот. — Ты чего-то боишься? Хрупкие плечи затряслась. Мужчина осторожно развернул её к себе лицом и приподнял подбородок, несколько секунд наблюдая за скатывающимися по щекам слезами. — Расскажи мне, что случилось? Что с тобой? — Ты случился! — Эмили сбросила его руку, ударив по мужской ладони, вкладывая в этот жест всю свою горечь. Резко отвернулась и, отперев, вошла в коридор, грубо стирая влагу с кожи, хотя и не переставала плакать. Весь мир сейчас был ей ненавистен. — Перепады твоего настроения до добра не доведут, — послышалось сзади. — Пошел к черту. Не твоя забота. Девушка с остервенением снимала обувь и верхнюю одежду, даже не заметив, что он бесшумно приблизился вплотную. — Эмили, — жестко одернул, — я же пытаюсь тебе помочь. Я знаю, что это такое. — Я столько времени открытым текстом вещаю, как ты можешь мне помочь… — делая акцент на «как». Её достаточно больно схватили за локоть, вновь заставляя взглянуть в глаза. Марсель яростно сжал челюсть, строго сканируя девушку. — Прекращай этот цирк, хорошо? — Цирк? — не поверила своим ушам. — Моё чувство для тебя…цирк? — Твоё чувство, Эмили, не что иное, как детская прихоть. Уязвленное самолюбие, которое ты хочешь восстановить спустя столько лет. Прекрати. Я тогда сказал это специально, чтобы ты ушла, понимаешь? Не упирайся в слова из прошлого, прошу тебя. Ты молодая красивая девочка, которая достойна такого же красивого к себе отношения. Отпусти обиду. Легче станет. Встретишь… — Замолчи! — заорала Эмили в изумлении. — Не смей выворачивать наизнанку… Я тебя люблю! Какая прихоть?! Ты, что, сошел с ума? Посмотри на меня! Мне не пять лет! Хватит сюсюкаться со мной! Прими и признай — я женщина! Я отдаю отчет своим действиям! Разве многого требую? Всего лишь побыть с любимым человеком до того, как это станет для меня невозможным… — Остановись, — озверев, перебил он, цепляя за руку и ведя в спальню к огромному зеркалу, — смотри на нас! Тебе нравится это отражение? Живое воплощение «Красавицы и Чудовища»? Девушка наблюдала, как он стягивает с себя свитер, обнажая тело. И застыла. — А теперь? Нравится? По глазам вижу — «очень». Я не могу обращаться с тобой, как со взрослой женщиной, потому что ты не отдаешь отчета своим поступкам, не понимаешь последствий. Ты готова спать со мной? Правда? Взгляни на это уродство! Эмили молча осматривала бесконечное количество шрамов, безобразных и отталкивающих, которыми была испещрена большая часть его натренированного туловища. Перекатывающиеся мышцы заставляли играть несовершенную поверхность в различных ракурсах, наводя на ужасающие мысли о том, что пережил этот мужчина. Некоторые увечья были особенно глубоки, будто там не хватало чего-то…будто забыли вернуть что-то на место… Девушку ранило это зрелище. До этого она видела только лицо, левая сторона которого была в подобных ранах, тянувшихся вниз по шее. Разница между тем, что было пять лет назад, колоссальная. До этого веко практически перекрывало его глаз, кожа была бугристее и грубее, да и увесистую часть скрывала щетина, а после операций Марсель имел открытый взгляд, всё стало глаже, но выделялось так же. Да и растительность по-прежнему украшала щеки. — Понимаешь? — уже спокойнее произнес он, одеваясь. — Молодая девушка никак не должна прикасаться к такому убожеству… Эмили качнулась и потерянно обняла себя за предплечья. Убедилась, что её догадки были верны… Сердце сжалось от боли. — Ты поэтому женишься на девушке с таким взрослым ребенком? — начала глухо, не помня себя от обиды и протеста к такой участи. — Ставишь на себе крест, считая, что это предел? И единственный шанс? Скажи мне! Ты уверял, что никогда не заведешь семью! А сейчас встретил Нелли, которая находится примерно в таком же положении, и подумал, почему бы и нет? Всё равно ничего лучше тебе не светит? Потемневшие и вмиг наполнившиеся пламенем глаза вынудили её замолчать. Эмили в потрясении приложила обе ладони к лицу и оцепенела, переваривая происходящее. В какой-то момент сорвалась с места и кинулась к нему, обняв за талию. — Не надо так, слышишь? Это же неправильно! — и разревелась с новой силой. — Ты заслуживаешь чего-то настоящего… — Успокойся, — холодно произнес, словно обжигая этим тоном её нутро, — не придумывай ничего. Мы сознательные люди, испытывающие друг к другу симпатию, да и тебя моя личная жизнь не касается. Мужчина настойчиво отстранил от себя девушку, причиняя этим еще больше страданий. Казалось, она какой-то упертый лучик, бьющийся об айсберг. Настолько крошечный и никчемный… Но свято верящий в свою способность растопить лед. Тщетно. — Ты лжешь, — Эмили взяла себя в руки, устремив непоколебимый взор на него, — ты отзываешься на меня. Признай. Речь не только о поцелуе. Сколько раз ты испытывал ревность, когда забирал меня прямо с танцпола?.. Марсель снисходительно усмехнулся и смерил её сочувственно-пренебрежительным взглядом. А потом развернулся и вышел из комнаты. — Ты просто трус! — закричала, выбежав следом, выплескивая страх и отчаяние. — Урод! Но моральный! Даже себе боишься признаться в том, что чувствуешь ко мне! Эта опрометчивая речь принесла свои плоды. Он остановился. Мощная спина каменела всё больше и больше в напряжении. В этом было что-то ужасающе прекрасное — наблюдать проявление исполинского духа. Мужчина мучительно медленно повернулся и припечатал Эмили убийственной яростью своих глаз. Будто перед ней сейчас стоял другой человек, черты которого исказила адская смесь. Мурашки покрыли всё её тело, когда свирепым шипением он выплюнул: — Моральным уродом я был бы в том случае, если бы позволил случиться тому, чего ты так безумно добиваешься. Это первое. Таких, как ты, поверь, за одну ночь в моей постели могло быто одновременно по три или по четыре… И никакими чувствами не пахло. Похоть. Животный инстинкт. Удовлетворение потребностей. Это второе. Твои провокации начинают действовать мне на нервы. Не тешь себя ложными представлениями. Я был конченым ублюдком, и сейчас ты проворно вытаскиваешь из меня самое плохое. Я стараюсь держаться, но мое терпение имеет границы. Это третье. — Таких, как я?! — выдохнула в шоке. — Ты сравниваешь меня со своими проститутками?! — А тебе кажется, ты чем-то от них отличаешься? — хмыкнул презрительно. — Настойчиво пытаясь залезть мне в трусы… — Отличаюсь! Эмили сделала несколько шагов, сжав кулаки и приближаясь вплотную. Грудная клетка заходилась в бешенстве. Пекло внутри требовало выхода. В одно мгновение он будто превратился во врага, хлеща по ней безжалостными словами. — Чем? Просвети, — сухо, колко. Дыхание мужчины коснулось её мокрых щек, вызывая еще больше мурашек. То ли от холода, то ли от безразличия в голосе. Больно… — Хотя бы тем, что ты-то как раз ко мне в трусы не лезешь, хотя очень этого хочешь. Процедила эмоционально, будто вколачивая в него каждую букву. Что-то в глубине его глаз поменялось. Огонь стал полыхать ярче, но природа его показалась Эмили мягче. Как же ей хотелось прикоснуться к нему, попросить, чтобы перестал возводить преграды, принял её чувство. — Вот бы узнать, что по этому поводу думает твой отец, семья. И как ты объяснила бы им тягу ко мне. Взрослому дядьке с темным прошлым и неопределенным настоящим. — Если бы ты действительно этого желал, давно бы всем рассказал. А что касается меня… Я ничего и никому не объясняла бы. Они сами многое еще мне не объяснили. Уходи, Марсель. Когда женщина просит мужчину уйти, это крик. Подойди и обними меня — гласит он. Но чаще просьба выполняется буквально и беспрекословно. И этот случай не стал исключением. Девушка наблюдала, как за ним тихо закрывается дверь. И поняла, что из неё вышибли весь запал. Осталась зияющая дыра. Она знала, что больше не сделает и шага в его сторону. Эмили сдалась. Глава 18 «Иногда мне невыносимо без тебя. А иногда мне все равно, увидимся ли мы снова. Дело тут не в морали, а в том, сколько человек способен вынести». Майкл Ондатже «Английский пациент» Когда ехала встречать Тину, Эмили не ожидала, что подруга внешне будет выглядеть хуже неё, страдающей от бессонницы и частично вернувшихся панических атак. Это зрелище заставило раскрыть рот в изумлении, она впала в ступор и не знала, как реагировать. Пятый месяц беременности и…такой скелет? Бледная кожа, впалые щеки, заторможенный взгляд… Они остановились друг напротив друга и долго рассматривали изменения за последние полгода, что не виделись. — Даже не знаю, кто из нас больше нуждается в помощи, Миль, — констатировала, скептически приподняв бровь. — Взаимопомощь на выгодных условиях? — слабо улыбнулась Эмили. — Хорошее предложение, особенно, если учесть, что проживание в престижном районе и абсолютно бесплатно. Девушки горячо обнялись, пытаясь восполнить тоску. Они отчаянно нуждались в этом воссоединении, пусть и на короткий срок. Лео мудрый парень, и знал, что делает. — Я наготовила и накупила тебе разных вкусняшек, Тин. Но, по ходу, ты питаешься исключительно воздухом. Поникшая подруга рассеянно следила за пейзажем из окна машины. Улыбнувшись уголками губ, поспешила уверить в обратном: — У меня уже два дня, как пропал этот жуткий токсикоз. Так что, я не просто поем, Миль, — повернула голову к ней, — сожру всё. — Слава Богу. Отдохнешь, потом прогуляемся у моря. — У тебя точно не будет проблем на работе из-за меня? Я ни за что не приехала бы, ты же знаешь. Лео угрозами выдворил сегодня из дома. — Не говори глупостей. Да и ради тебя я могу с радостью и без особых сожалений уйти оттуда, — Эмили сжала её руку. — Прекрати, ты с таким восторгом рассказывала о ресторане. Хочу посмотреть на него. — Обязательно. Через три дня моя смена, забронирую тебе лучший столик, будешь почетным клиентом, — рассмеялась Эмили, зная, как категорично подруга относится к общепиту. Стоило такси въехать во двор, сердце девушки сжалось, а затем лихорадочно забилось, когда она заметила фигуру того незнакомого парня у беседки. Словно грозилось выскочить через глотку, настолько её обуревали эмоции. Этого она одновременно ждала и страшилась. И почему он появился только спустя неделю? Не стоит Тине знать об этой истории, ей и так хватает душевных терзаний. — Помогите, пожалуйста, донести вещи до лифта? — оставляя щедрые чаевые, попросила она водителя такси. Они дошли до подъезда, и Эмили наигранно ударила себя по лбу: — Сумку забыла. Вы проходите, я сейчас вернусь… Забрав из салона аксессуар, твердым шагом, пытаясь не выдать дикого волнения и раздирающей тревоги, она направилась к…брату. — Здравствуй, Эмили. Выглядел он так же хмуро и сосредоточенно, наблюдая за её действиями. — Здравствуйте. Я не могу сейчас говорить. Диктуйте номер телефона, в течение пары дней позвоню сама, договоримся о встрече. Когда тот выполнил её просьбу, Эмили поспешила вернуться к Тине, прощаясь с ним на ходу. Взгляд пронзительных серых глаз не оставил её равнодушной. Они были так похожи на её собственные… — Красивая квартира, просторная… — Тина улыбнулась, заглянув в спальню. — Интересно, это раньше было тр*ходромом? — Увы, мы с сестрами не исключали такой вариант, мать, — девушка рассмеялась, — поэтому на кровати новенький матрас, не говоря уже о белье. Будешь спать здесь. А я на диване. — Потом разберемся. Давай трапезничать, хозяюшка. Тщательно вымыв руки, девушки прошли в гостиную, совмещенную с небольшой кухней. Эмили быстро разогрела и разложила перед гостьей яства, с улыбкой убедившись, что у той действительно есть аппетит. Даже самой перекусить захотелось, а это удивительно, учитывая, что несколько дней не могла смотреть на еду. Тина изъявила желание почти сразу отправиться на прогулку, радуясь светившему солнцу. Они медленно шагали к набережной, по пути купив хлеба. Кормить чаек, ловящих крошки в воздухе, было излюбленным делом подруги. — Я их ненавижу, но одновременно восхищаюсь тем, как они хищно борются за выживание. Наглые, пробивные. Прям как некоторые выскочки. Кристина бросает очередную порцию, прищурившись и вглядываясь в пернатых. — Мне страшно, Миль. Эмили ждала чего-то подобного. Поэтому осторожно обняла её сзади. — Разве смогу воспитать ребенка?.. — первый всхлип, — я стала такой немощной, даже себе помочь не в состоянии, а это крошечное существо нуждается в маме двадцать четыре часа в сутки, — тело её стало содрогаться, она развернулась и опоясала талию подруги, спрятав лицо в воротнике пальто, — мне так страшно, Миля, если бы ты знала. Наши мамы нас игнорируют, даже новость о внучке не подействовала. Это слишком жестоко. Я же надеялась… Окончательно расклеившись, Тина разрыдалась в голос. Эмили тихо вторила ей, похлопывая девушку по спине. Сохраняла молчание очень долго, а затем попросила: — Повернись к морю. И кричи. Это помогает. Давай, пойдем. Взяв её ладонь, повела к кромке воды и развела руки в стороны, выпячивая грудь. Затем набрала побольше воздуха и закричала. Правда, скомкано, потому что вокруг были люди, с интересом поглядывающие на них. — Первые попытки всегда слабые, — оправдалась девушка. — Меня здесь одногруппница научила, у неё сестра — востребованный психолог, утверждающий, что это действенный способ избавиться от накопленного негатива — злости, боли, обид и прочего. Если представить, что сейчас ты одна, получается здорово. И реально становится легче. Попробуй. Эмили, видя, что Тина колеблется, закрыла глаза и сосредоточилась. Вспомнила измену отца, результатом которой сама и стала. Вспомнила Марселя, его пренебрежение и безразличие. Вспомнила новоиспеченного брата, разговора с которым неимоверно боялась. И заорала. Громоздкий звук, словно копившийся в самой глубине души, мощными вибрациями давил на грудь, выбираясь наружу нещадным воплем. Этого было мало. Распахнув веки, уставилась на волны и повторила действо. А потом снова и снова. И с каждым разом крик становился протяжнее и болезненнее. Исчезли прохожие, стыд и скованность. Только её исповедь. «Унеси мою боль. Тебе она посильна…», — просила мысленно. Находясь в трансе, не сразу сообразила, что заходится безбожными рыданиями, постепенно срывая голос. Рядом ей «аккомпанировала» Тина. Немного опомнившись, Эмили с укором осадила себя за то, что, совсем забыв о подруге на какое-то время, ушла в собственные страдания. Та надрывалась отчаянно и неистово, уже горланя вовсю. В какой-то момент ей просто стало тревожно за ребенка, поэтому она вновь обняла девушку и заставила выплакаться до последнего слабого всхлипа у себя на плече. Они вдвоем представляли весьма удручающее зрелище. Но это не имело значения. У них получилось опустошить бурю внутри. Пусть и не навсегда, но уж точно надолго. — Боже, не думала, что все эти приемчики рабочие, — выдохнула Тина, когда они покидали пляж. — Потешили же мы народ, да? — Ну и ладно, зато полегчало. — Да! Я потом ещё покричу. — Да хоть каждый день. Море никуда не денется. Два дня они проговорили взахлеб, делясь сокровенным. Плакали, смеялись, мечтали. Пытались хотя бы немного побыть беззаботными юными девочками. Смотрели фильмы, совершали прогулки, вместе готовили и поглощали пищу. И снова говорили, говорили, говорили… Казалось, темам нет края и конца. Тина постоянно задавала один и тот же вопрос: как можно отвернуться от собственного ребенка? Почему их с Лео родители столь категоричны? Разве любить, будучи представителями разных национальностей, это преступление? — Я, честно, много думаю. Моделирую разные ситуации. Скажи мне, Миль, — уставившись в потолок, рассуждала Кристина, устроившись на животе подруги, — почему от бандитов, наркоманов, неблагодарных детей не отрекаются, а от меня — да? — Может, закон равновесия? Плохим отпрыскам даются хорошие родители. И аналогично… Сложно судить, мне мои всегда казались идеальными. Но это иллюзия. Нет идеальных людей, просто их любовь я возвела в абсолют, считая эталоном. Как и ты. — Ну, нет, — хмыкнула она в ответ, — своего отца я никогда не считала эталоном. Даже близко. Закостенелый, старомодный, высокомерный… Знаешь, его реакция была ожидаемой, но мама… Как можно было поддержать его? Вычеркнуть меня, даже после новости о том, что я беременна? Это больно! Эмили приподнялась на локтях, взглянув в раскрасневшееся лицо, в глазах ее от злости стояли слезы. — Ты не изменишь их. Подумай лучше о себе и своей дочери. Давай подберем ей имя? — предложила, пытаясь отвлечь. Тина неожиданно безудержно рассмеялась, обескуражив девушку. Затем поднялась и присела, скрестив ноги. — Лео уже все продумал. — Срази меня наповал, — прищурилась Эмили, приготовившись к худшему. — Афина. Фасулаки Афина Леоновна. — Что ж сразу не Афродита? Примитивности этого парня нет предела! — А ты что предлагаешь? — Я ничего не предлагаю. Хочу послушать твои версии. — У меня только одна, — она лукаво улыбнулась. — Ты начала меня угнетать привычкой своего мужа говорить загадками. Он плохо на тебя влияет. Наверняка и носки начала гладить… Подруга рухнула на бок от смеха, и Эмили вспомнила эпизод, когда впервые Лео под их вытянувшиеся от изумления лица рассказывал о том, как гладит носки. У каждого свои пунктики. Этот, казалось бы, современный и брутальный парень, был повернут на гигиене до такой абсурдности, что это стало темой для подколов над ним в их компании. — Хочу назвать ее Эмилия, — выдохнула девушка, успокаиваясь. — А? — Эмилия. Воцарилась тишина. Для Эмили это значило слишком много. Она прочистила горло и внезапно севшим, совсем не своим голосом просипела: — Уверена? — Уверена. Хочу, чтобы от нашей дружбы, даже если мы когда-нибудь перестанем общаться, осталось живое напоминание до конца моей жизни. Я тебе так благодарна за поддержку… — Прекрати. Не надо чувствовать себя обязанной из-за того, что я финансово вам помогаю. — А вот сейчас ты меня пытаешься, по ходу, обидеть. Причем тут это? Я даже не трачу эти деньги. Они копятся на карточке… — Почему?! — изумилась Эмили. — Я же хочу, чтобы ты себе ни в чем не отказывала в такой период! Если ты попробуешь мне их вернуть… Тина взяла ее за руку, успокаивая, и проникновенно взглянула в глаза: — Того, что зарабатывает Лео, нам пока хватает, да и я особо ничего не хочу. Поверь, потом найдется, куда деть эти суммы. Речь не об этом. Просто…если бы не ты, Миль, ничего бы и не было. Ты дала начало этой истории, дружбе, даже несмотря на свое состояние тогда. Это самое важное. Да и имя красивое. Девушка довольно пристально и пытливо вглядывалась в подругу, но в конечном итоге сдалась и обняла ту, выражая беззвучную благодарность. — Я хочу есть. Заканчивай приступ телячьей нежности. — Сомневаюсь, что в дальнейшем заработка твоего мужа хватит, чтобы прокормить тебя. Спасибо токсикозу, хоть немного парень пожил… — отстраняясь, съехидничала Эмили. — Пойдем на облаву… Тину дважды просить не пришлось, и через минуту она уже опустошала холодильник, предлагая приготовить всего и побольше. — Кстати, завтра мне нужно будет отъехать на пару часов. По поводу сессии… Потом отведу тебя в торговый центр. Врать не любила, поэтому опустила взгляд, пока говорила. К счастью, подруга ничего и не заметила. На следующий день ближе к часу она поднялась на второй этаж «Моремолл» и направилась к кафе, где ее ждал Сергей, сидевший спиной ко входу. Девушка сжалась. Шальная мысль послать все к черту и оставить, как есть, развернувшись и уйдя сию же секунду, настойчиво билась в сознании. Мелкая дрожь одолевала тело, парализуя. Не готова, совсем не готова… Как бы ни храбрилась — не готова! Эту правду надо услышать от родителей, так будет правильнее. Даже если больно. Даже если не сможет принять. Даже если возненавидит отца… Но не от постороннего человека, который представился ее кровным родственником… Эмили, приняв окончательное решение уйти по-английски, уже, было, хотела ретироваться. Но парень внезапно повернул голову и уставился на нее. И она неожиданно сделала шаг к нему, нутром чувствуя, что пожалеет об этом… Глава 19 «В ней было полно изюминок, виноградник была, а не девушка». Слава Сэ «Сантехник, его кот, жена и другие подробности» — Вы — урод! Режущий тон стоящей на пороге девушки обескуражил Марселя. Удивленный взгляд мужчины прошелся по ней, отмечая выразительные темные глаза почти в тон кудрявых волос, и остановился на аккуратном животе. Тысяча мыслей роем пронеслась в сознании. Но мозг упорно отказывался признавать в ней какую-либо знакомую. Он попросту видел ее впервые. — Разве это так работает? Мне не надо было произносить «Свет мой, зеркальце, скажи…»? Договорить ему не дали, спихивая в сторону и вступая в квартиру без приглашения. Шок сменился ступором, в результате которого мужчина долгих секунд десять пялился на опустевший перед дверью коврик. Но затем очнулся и настороженно прошел в гостиную, где его поджидали с таким надменным выражением лица, что позавидовала бы любая особа королевских кровей. Какое-то время они играли в переглядки, сканируя друг друга, после чего нахалка села в кресло, скрестив руки, и прервала молчание еще большим абсурдом: — Вы мне не нравитесь. Просто нет другого выхода. Марсель приподнял бровь, ожидая продолжения. — Вы — урод, — повторила, — и заметьте, речь не о внешности. — Польщен. — Не знаю, за что она сохнет по Вам столько лет… Ай, да по фиг. Сейчас надеюсь на Вашу человечность. — Можно перейти к конкретике? — начал терять терпение. — Да ладно! Как будто по Вам сохнут миллионы! — Речь об Эмили? — дошло до него. — О ней самой. Меня зовут Кристина, я ее подруга. И сразу попрошу оставить разговор между нами. Если она узнает, что я пришла к Вам, убьет, не позволив познать радость материнства. — Слушаю, — заинтригованный мужчина присел напротив, отзеркалив позу собеседницы. — У Эмили что-то случилось. Даже мне не рассказывает, а это слишком серьезно. Я боюсь, у нее снова начнется… — девушка запнулась и растерянно уставилась на него, — в смысле, она нормальная! — мелко затрясла головой. — Но у нее был сбой в психике… — Панические атаки? Я видел. — Вы знаете? — в чертах сквозило явное облегчение. — Понимаете, я не смогу все правильно объяснить, но Эмили не сумасшедшая. Просто что-то сломало ее. Когда она перевелась в нашу группу, ей уже было плохо. Значит, все случилось здесь, то есть, дома. Позже, когда она рассказала о неразделенной любви ко взрослому мужчине, я скинула ее состояние на это. Марсель непроизвольно напрягся, хмурясь. Неужели он мог стать фатальной причиной такого сбоя, изменений в Эмили? Позвоночник будто пронзило холодом от этой тревожной мысли. — Дело не в Вас, расслабьтесь, — отмахнулась Кристина, а затем прищурилась, — хотя, нет, лучше не расслабляйтесь, я же за этим и пришла. Тем более что Вы тоже имеете косвенное отношение ко всему. В общем, я очень прошу Вас быть внимательнее. У меня плохое предчувствие, будто только выплыв из болота, Эмили снова туда прыгает. Контакт с триггером точно произошел! Она снова смотрит затравленно. Я в жизни не обратилась бы к Вам, зная, как Вы с ней поступили, но идти к родителям без какой-либо определенности — глупо. Да и сам факт, что Эмили настояла на отдельном жилье, говорит о многом. Странно, но мужчина в свои зрелые годы впервые осознал значение фразы «душа болит». Эмили действительно прелестный ребенок. Живая, остроумная, искренняя. И от печати мук, которая стоит в ее глазах, становится не по себе. Что могло произойти? Ведь он и сам знал, что не в ее якобы отвергнутых чувствах кроется истина. Разговаривая с ним, девушка пылает огнем, искрится, но не выглядит убитой… Она борется. А иногда в ее взгляде появляется горечь, природу которой распознать не удается. Марсель не мог до конца понять, откуда растут ноги у настойчивой тяги защитить эту девочку любой ценой, но эта самая тяга иногда затапливала нутро особенно остро. Ему не хотелось видеть грусть в умопомрачительных серых омутах. Какой бы смелой и обезбашенной Эмили ни пыталась казаться, демонстрируя всем, что сама контролирует свою жизнь, она все же беззащитна и невинна. — Что от меня требуется? Что предлагаешь? — Я не знаю… — пожала та плечами. — До Нового года я рядом с ней, а потом… Просто будьте к ней внимательны. Вы же живете в одном доме, проследите, чтобы не натворила глупостей. Я очень прошу, не дайте ей оступиться. Кристина довольно резко и проворно для беременной встала и зашагала к выходу. Вновь дезориентированный Марсель последовал за ней. Уже в дверях она обернулась: — Эмили никогда не принимала чего-то запрещенного. Более того, даже антидепрессанты. Они ей не помогали. Когда танцует — отключается. Это странно, но считайте, что сродни персональной терапии. Прекратите ее останавливать в такие моменты, дайте выплеснуть эмоции. Кто-то пьет, кто-то курит травку, а кому-то надо просто подвигаться. А еще из-за Вас эта девушка не допустила к себе ни одного парня. Как же меня это злило и злит! Но я хочу верить, что Вы того стоили… Раз моя подруга смогла разглядеть в Вас что-то, достойное такой сумасшедшей преданной любви. Не дайте ей сломаться окончательно. Мужчина еще долго стоял, будто приросший к полу, провожая недоуменным взглядом эту бойкую девчонку. Хорошо, когда есть такие друзья. Визит Кристины внес сумятицу в привычное русло мыслей. Марсель и так не отошел от последней стычки с Эмили, коря себя за резкость, а ее — за упрямство и нежелание принять реальность. Одержимость этой девочки пугала. И манила. Безумно. Он был на грани, и надави она сильнее…кто знает…к какой непоправимой катастрофе это привело бы… * * * Последующие две недели для Марселя были насыщены делами и раздумьями. Чем меньше он видел Эмили, тем больше становилась тревога за нее. На работе они не пересекались, мужчина предпочитал не появляться в ее смены, которые поредели, чтобы не спровоцировать очередной инцидент. Утешало, что девушка находится в поле зрения своей преданной подруги, у него еще есть время найти выход из сложившейся ситуации. Руки чесались взять и позвонить Ваграму, чтобы посоветоваться, но это слишком опрометчиво. В одном Кристина была определенно точно права — нет никакой конкретики, на которую можно опереться. И смысл тогда лишний раз нагнетать обстановку, вовлекая друга? Может, это и вовсе пустой звук, и Эмили так пытается привлечь внимание. Но если так, то почему она отталкивает даже родных? Пока что было понятно, что ничего не понятно. Только жгучая потребность защитить ее, во что бы это ни стало, уберечь от чего-то непостижимо и неумолимо приближающегося. Темного, поглощающего. Того, что она сама позволила или позволит произойти. Вопреки здравому смыслу, Марсель чувствовал то же, что и Кристина — Эмили может оступиться. Как, где, почему — не знал. Но интуиция подсказывала, что нужен тотальный контроль. Как его обеспечить, если им категорически нельзя находиться рядом? На задворках подсознания, будто крохотный источник, пытающийся бить более мощной струей, но сдерживаемый тисками холодной неплодородной и весьма жесткой почвы, бьется опасное полупризнание. Скучает по ее присутствию в своей жизни. По детской непосредственности, с которой открыто произнесла «Хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной», «Я тебя люблю» и многое другое… Одергивает себя, не позволяет всему этому пускать корни. Да и сам факт, что его одолевают такие несвойственно «нежные» ощущения, удивляют и настораживают. Это хорошо, что своего добился, и теперь Эмили не пытается дожать его как мужчину. Все именно так, как должно быть. Он взрослый дядя, на носу которого свадьба с прекрасной девушкой. Она — юная красавица, которой пора избавляться от неправильного наваждения в его лице. И, казалось бы, все устаканилось потихоньку, пришло в норму. Осталось только искреннее желание помочь и разобраться с тем, что ее угнетает. Не дать углубиться в мрак. Уж слишком тесно Марсель знаком с этим демоническим состоянием. Но вдруг это чудо искристым вихрем пролетает мимо него на лестнице…верхом на каком-то парнишке. И всё летит к чертям в одно мгновение. Он сталкивается с ней впервые за прошедший месяц, наблюдая ослепительную улыбку, озарившую лицо светом. Беззаботную, бесшабашную, свободную. Какой и должна быть девушка в её возрасте. Без боли в глубине глаз и какой-то горькой обреченности в чертах. Эмили несут на спине, вынуждая её опоясать ногами мужской живот, а руками держаться за плечи. Красавец крепко зафиксировал девичьи икры и грозится выбросить её в ближайший мусорный бак, на что она перемещает пальчики к шее и впивается в кожу ногтями. Дальше следует дружный смех. От которого почему-то коробит случайного зрителя. Наверное, они даже не заметили бы его — так были поглощены шалостью. Но в какой-то момент Эмили, запрокинув голову и безудержно хохоча, встречается с ним взглядом, хотя молодые люди уже были практически на следующем лестничном пролете. Но серебряная гладь успела мимолетно коснуться его нутра сверху перил за доли секунд до того, как исчезла этажом ниже. Сложно разобрать, что в них было. Но…что интересно, Марсель почувствовал неукротимый укол ревности. Не стал отрицать очевидное. Не врать же себе. «…ты отзываешься на меня. Признай. Речь не только о поцелуе. Сколько раз ты испытывал ревность, когда забирал меня прямо с танцпола?..», — всплывают в памяти её слова. Это не просто удивляло — мужчина был крайне озадачен. Но до скрежета зубов хотел кинуться за ними и оторвать тело Эмили от незнакомца. Чтобы она не прижималась так доверчиво ни к кому… Так доверчиво, как льнула к нему самому… Марсель оторопел от собственной реакции, заставившей мышцы превратиться в сталь. Окаменел, нечеловеческим усилием воли заставив себя стоять на месте, и обуздать рефлекс кинуться вслед, чтобы воплотить задуманное. И как только прикрыл веки, чтобы успокоиться, будто вновь увидел её глаза. Редчайший цвет благородного металла… Самая красивая девочка… И она достойна только лучшего. А это значит, что вариант с изуродованным калекой изначально отпадает. Довод отрезвил мужчину, который медленно продолжил свой путь, ведя дискуссию с самим собой. И его злило, что он проигрывал. Бесило ощущение подвешенности у края пропасти, где от падения удерживала тонкая нить… И будто пахло чем-то запретным, манящим в свои сети, так искусно опутавшим, словно паутиной. И выбраться из неё…ну очень сложно. Глава 20 «Возраст — это всего лишь цифра, она не определяет ни ум человека, ни его взгляды на жизнь. Все зависит не от прожитых лет, а от пережитых обстоятельств в жизни…» Дафна дю Морье «Козёл отпущения» — Я стесняюсь, — в сотый раз хнычет Тина, заставляя слушателей закатить глаза. — Давайте никуда не пойдем. — Я впадаю в ужас от мысли, что наш ребенок будет таким же капризным. За свои нахально-провокационные слова Лео словил смачную оплеуху от жены, воззревшей на него с недовольством. — А я — от мысли, что вы его родители. Эмили стойко выдержала полетевшие в нее гневные взгляды. Затем бесцеремонно выпихнула обоих за порог, проворно закрывая дверь, чтобы отрезать все пути к отступлению. За веселыми разговорами, приправленными фирменными шутками и подколами, свойственными их троице, они доехали до родительского дома девушки, где их уже ждали для празднования Нового года. Несколько лет подряд семейная традиция встречать его именно у очага Тер-Грикуровых была нарушена рядом причин, в том числе и отсутствием самой Эмили. Что и собирались в этот раз восполнить с лихвой и особым рвением хозяева, тепло принявшие опоздавших. — Какие они все классные, — спустя ровно две минуты шепчет ей на ухо та же Тина, — и стол такой шикарный… Я подумала, что могу остаться и с ночевкой. Заберете меня через пару дней, когда еда закончится. — Обойдешься, пузатая! — Лео приподнимает уголок рта и присаживается рядом. — Вот видишь, а ты боялась! — Эмили задорно улыбается. Она искренне рада, что знакомство прошло успешно. И даже очень. Все друг от друга в восторге. А беременную практически затискали, восхищаясь аккуратным животиком. Конечно, самое сложное — объятия отца. Поздоровалась девушка сухо и скупо. Не могла пересилить себя после того, что услышала от Сергея. Рассказ до сих пор не укладывался в голове, и Эмили казалось, что речь идет о совершенно ином человеке. С таким Левоном Тер-Грикуровым она знакома не была. Но, оказалось, жила с ним под одной крышей почти два десятка лет. Оснований не верить у неё попросту не было… И это осознание рвало на части, угнетало и давило на психику с особой жестокой изощренностью. — Почему нет Давида? — интересуется Эмили у Иветы. Сестра с непроницаемой маской на лице пожимает плечами, и девушке совсем не нравится этот жест. Разлад между супругами чувствуется уже давно, но об этом вслух никто не говорит. Сама Ивета будто мысленно запрещает кому-либо высказаться по этому поводу. Всё держит в себе. — С Новым годом! С новым счастьем! — в украшенной гостиной появляются последние гости. Эмили отводит взгляд от дверного проема и косится на свою тарелку, пока те здороваются с присутствующими, постепенно приближаясь к ней. Странно видеть Антона, Амалию и Марселя вместе… Учитывая, что первый как бы увел у последнего «жену». Которая как раз сейчас широко улыбалась ей, целуя в щеку. — Ты ж моё Облачко! — Антон душит её в своих объятиях. — Небесной красоты маленькое Облачко! Как запретить ему такие прозвища, если он, можно сказать, вырастил её вместе с Лали? Эти двое так возились с ней с рождения, будто сами являлись родителями. Вот и приходилось терпеть лишь наигранно дуться, поддерживая многолетнюю игру. С Марселем они коротко кивнули друг другу, не проронив ни слова. Ваграм взял на себя роль импровизированного тамады и после короткого представления друг другу незнакомых между собой людей, призвал всех взять бокалы. — А где Нелли? — тихо поинтересовалась у сидящей рядом Лали девушка. — Я забыла, где именно. В Европе на какой-то стажировке. Её не будет несколько месяцев. — А как же свадьба? У Эмили буквально перехватило дыхание от этой новости. Она вся напряглась в ожидании ответа, сама не зная, что хочет услышать. — Перенесли на весну. Разочарование прошлось по нутру кипятком. Будто лизануло сердце, заставив его сжаться от ожога. Больно, черт возьми! Всё равно больно! За всеобщими разговорами и прекрасной атмосферой о собственных трагедиях она попыталась забыть. Получалось с горем пополам, поскольку за столом присутствовали оба виновника. Но надо было держать лицо, не позволяя никому лезть в душу. — Лео такой мальчик красивый, — восхищенно делится впечатлением Лали, доверительно наклонившись к Тине через Эмили и смущая этим самого Лео. — Слишком смазливый, знаю. Сама не в восторге. Но пришлось брать, что дали. Реплика подруги вызвала взрыв хохота, и даже «смазливый» улыбнулся, стрельнув в шутницу красноречивым взглядом. — Зато зануда такой… — пропела печально Тина, покачивая головой и приложив ладонь к груди. — Помните «Мою большую греческую свадьбу»?* Так вот, Костас — это Лео. Новый год давно наступил, а веселье всё набирало и набирало обороты. Все с таким удовольствием были вовлечены в разговоры, что ни о танцах, ни о музыке никто не вспомнил. Выдохшиеся хулиганы Тигранчик и Арлен были уложены спать в одной из спален, где находилась и коляска Артема. — Кажется, хлеб на столе заканчивается, — засуетилась хозяйка, вставая. — Мам, сиди, я принесу. Эмили мигом кинулась в кухню, где нашла целую стопку аккуратно разложенных порционных пакетиков хлебного ассорти. Это было довольно удобно. Девушка прошлась по периметру трапезы и разложила их. Край, где сидел Марсель, оставила напоследок, нервно ежась и переживая, как бы не коротнуло рядом с ним. Увы, слишком возбужденная, случайно задела бокал со спиртным, которое было опрокинуто на брюки гостя, расползаясь темным пятном по бедру. — Эми, проводи Марселя в гостевую ванную, дай фен. Её вывела из транса именно эта фраза. Иначе она и дальше в оцепенении наблюдала бы за содеянным, проклиная свою рассеянность. Вот так всегда — случается то, чего больше всего и боишься. Нехотя, но с быстротой молнии, Эмилии двинулась в сторону коридора, стараясь не думать о том, что он идет следом. Ненавидела себя за эту слабость. Ненавидела. По-настоящему. Сколько раз этот мужчина должен вытереть об неё ноги, доказывая, что она для него — пустое место, чтобы пульс перестал реветь в его присутствии? Чтобы кожа не горела от одного взгляда. Чтобы воздух вокруг перестал трещать от высокого напряжения. Чтобы разлюбить! Принять и разлюбить! Перестать на него реагировать! — Извиняюсь, — буркнула себе под нос, протягивая необходимый предмет. — Ничего страшного. Бывает. Марсель его забирает. Неожиданно для Эмили, повернувшейся к выходу, хватает её за руку, заставив настороженно вернуться в исходное положение и недоуменно уставиться на мужские пальцы вокруг своего запястья. — У тебя всё хорошо? Это же просто вопрос, правда? Но тон покровителя и заботливого дяденьки доводит её до критического бешенства. Эмили медленно поднимает взгляд и корчит кривую мину «ага», молясь всем богам, чтобы язык не ринулся в бой раньше надобности. — Рад, что друзья на тебя положительно влияют. — А то до этого шла по наклонной. Беда какая. Мужчина часто заморгал, удивленный её реакцией. А в это время девушка была способна думать лишь о том, какие острые ощущения вызывает у неё легкое прикосновение. И ведь могла бы уже давно скинуть ладонь, но продолжает стоять неподвижно. — Драматизируешь, Эмили. — Беру пример с тебя. — Облачко… — усмехается, — куда уж… Маленькая грозовая тучка. Девушка застывает, хлопая ресницами. Это…что сейчас было? — Всё, спасибо. Иди. Когда Марсель убирает руку, она чувствует полнейшее опустошение. Внутренности, натянутые тугим узлом, мгновенно отпускает. И так хочется завыть! Где её порция волшебства в такую ночь?.. Пусть и обещала себе держаться подальше, чтобы не бередить рану, всё равно неосознанно тянется к нему. Эмили заставляет себя оторваться от янтарно-зеленых глаз, в которые смотреть становится уже опасным. Ей мерещится…что-то ответное. Выпитое шампанское усиливает сенсуальное восприятие… Разворачивается и вылетает из помещения, боясь, что не выдержит и кинется ему на шею. Как же хотелось испытать это вновь — сладость его поцелуя. Кто бы мог подумать, что эта ласка действительно способна воспламенить даже её неопытное тело… Понимающий сочувственный взгляд Тины проходится по ней, как только она возвращается на свое место. — Хочешь, скажу, что устала, поедем домой? — Нет. Я теперь всю жизнь должна его избегать? Он вхож в наш дом, и мы будем часто встречаться… — Эми, пойдем, поможешь мне сделать всем кофе и чай? — Лали встает и направляется в кухню. — Хорошие дети, веселые. Приятно, что с тобой рядом такие ребята. — Да, — кивает Эмили, доставая чашки, — я их очень люблю, у нас особенная связь, как будто выросли вместе, хотя всего четыре года знакомы. — Останетесь сегодня здесь? — Вряд ли. Они улетают через два дня, хочется вдоволь наболтаться наедине. — Жаль, а я думала пригласить всех к нам на Рождество, — Лали грустно улыбается. — Ну ладно, ты-то хоть придешь? Считай, и новоселье, и такой светлый праздник. — Постараюсь. Девушка вытащила завибрировавший телефон из кармана и открыла сообщение от Сергея: «С Новым годом, Эмили! Всех благ и счастья!». Тут же набрала ответ: «С Новым годом! И ты всегда будь здоров и счастлив!». — Подай поднос, пожалуйста, — и девушка тут же выполняет просьбу сестры, которая принялась размещать на нем сервис. Экран смартфона вновь ожил: «Я приеду в Рождество. Увидимся?». Будто спрашивает её разрешения. Это довольно необычно, если не сказать…странно. Но ей почему-то очень хотелось попасть на эту встречу. Те два раза, что они общались, были для нее…непростыми. Но к нему тянуло чем-то непреодолимо теплым. Эмили могла бы, наверное, с ним подружиться. «Да, конечно. Позвони мне, как приедешь». — Ну, вот, готово. Неси туда. А я займусь чаем. Девушка осторожно направилась в гостиную, стараясь ничего не пролить. — Он на тебя та-а-ак смотрит, Миль, — делится наблюдением Тина, когда Эмили ставит кофе перед Лео. — Опасается получить ожог, когда я поравняюсь с ним… — отшучивается, продолжая раздавать ароматный напиток. К счастью, обходится без происшествий, и уже через несколько минут Эмили вновь занимает свое место, вливаясь в общее веселье. Она запрещает себе смотреть в сторону Марселя. И вопреки уверениям подруги, знает, что он не обращает на нее никакого внимания, увлеченно общаясь с присутствующими. Они с Ваграмом рассказывают занимательные истории из детства, и девушка с удовольствием слушает их, хотя делает вид, что копается в мобильном. Спустя время поднимает голову и случайно ловит взгляд мужчины. Перестает дышать, когда читает в них легкий интерес. По венам разливается трепет, появляется ожидание чего-то… И Эмили вновь вспоминает, как заметила эти глаза впервые на свадьбе Лали. Как оборвалось все внутри от наполненности момента. Ведь она сразу осознала, что влюбилась. Словно ты открыл книгу и с первых строк понял, это — твоё. И тебя не волнует обложка, рецензии и все остальное. Только её содержание. Живое, насыщенное, с вплетенными страданиями, горечью, победами, радостью, возрождением… И так хочется быть единственным читателем… И…ничего. Всё рвётся тут же. Он равнодушно отворачивается. Очередной взлет с болезненным падением. И она снова злится на эту слепую преданность, ощущая себя глупой собачонкой, ожидающей кости от хозяина. «Не нужна ты ему, пойми! Очнись!», — кричит сознание. И горечь привычно разъедает ее… * * * — Что это? — Эмили настороженно смотрит на красочный сверток с бантиком. Тина пододвигает его ближе и поигрывает бровями, мол, открой. Чему девушка и повинуется. И через пару мгновений держит в руках добротную книгу с обалденным старинным переплетом. Открывает осторожно и недоуменно всматривается в пустые страницы. Поднимает вопрошающий взгляд на подругу, которая ласково улыбается. — Помнишь, ты вела дневник? Как тебе это тогда начало помогать? Конечно, она помнила. К сожалению, он был давно потерян в Москве в одной из кафешек, куда ходила делать записи. А потом ей вежливо сообщили, что никакого ежедневника не находили. Эмили тогда посчитала это знаком и перестала следовать совету психотерапевта, посещения которого тоже вскоре забросила. — Я думаю, тебе надо снова попробовать. — Спасибо. Она не знала, что сказать. Как к этому относиться. И можно ли сравнить нынешнюю ситуацию с той, что была четыре года назад. Нужно ли это? Понятное дело, Тина чувствует, что ей что-то не договаривают, боится, потому что видит в этом какой-то подвох. А Эмили просто не хочется грузить их своей проблемой. Говорить с ними об отце…она никогда не могла. — Правда, Тин. Я попробую, — улыбается ей в ответ. — Такси внизу, девочки. Лео входит в спальню, и от осознания того, что сейчас друзья уедут, тоска накатывает с невероятной жестокостью. — Идём-идём. Пока они одеваются, Эмили внимательно проходится по подруге. За прошедший месяц та заметно округлилась и выглядела замечательно, даже глаза блестели. Всё, как подобает беременной в ожидании своего чуда. Кажется, всё получилось, задумка её мужа оказалась действенной. Да и самой девушке пошла на пользу, ведь общение с ними для неё настоящий праздник. — Миль, береги себя, пожалуйста. И приезжай, если захочешь, в любую минуту, — Тина крепко обнимает её. — Я тебя люблю. Спасибо за всё, что сделала для нас. Когда ситуация выходит из-под контроля, и обе девушки близки к рыданиям, вмешивает Лео, который стискивает обеих до хруста костей, приводя в чувство. — Ты ущемляешь ребенка! — возмущается Эмили, тыча ему в бок локтем. — Нет, только двух взрослых девочек! — смеется этот гад в ответ. — Счастливого пути! Со слезами на глазах девушка провожает их и стоит на пороге вплоть до закрытия дверей лифта. А затем бросается к окну и наблюдает за тем, как машина медленно выезжает со двора, увозя её родственные души за тысячи километров… Эмили ненавидела прощания в аэропорту. Эту внезапную пустоту, которая накатывает после ухода человека. Неизбежный ступор, что ж теперь без него делать? Такой привычный мир теряет краски и какую-то важную деталь. И ты начинаешь озираться по сторонам, пытаясь понять, что происходит. Это такой прием, чтобы прийти в себя, взять в руки пресловутое спокойствие и достойно прошагать к выходу, сохранив мнимое равнодушие. Так всегда происходило, когда они провожали бабушку с дедушкой и других близких родственников. Или когда подруга детства переехала с семьей в США. Поэтому она предпочла сегодня остаться дома. Закрыв окно, девушка вернулась в спальню и взяла в руки подарок Тины. Красивая вещица, ничего не скажешь. Выглядит, словно антиквариат или очень старинное издание. И страницы девственно белые, без всяких линий, рисунков и прочей ненужности. Только ты и чистый лист. Подруга знала, что выбрать. Но Эмили пока не решилась бы использовать такую красоту по назначению. Она попросту не знала, с чего начать… Мыслей было так много, и все они — неуловимые, ускользающие, призрачные. Эмили очень боялась того, что будет дальше. Потому что девушка чувствовала…грядёт нечто. Глава 21 «И вроде маршрутов донельзя и столько карт, но есть и дороги, с которых нельзя сойти…». Deacon — Странная история у нас, правда? Впору звонить в Индию, там точно заинтересуются. — Да, Болливуд будет в восторге! Они смеются, и Эмили становится светло на душе. Так хорошо… Определенно, Сергей ей нравится всё больше и больше. — Расскажи мне о ней, пожалуйста, — с губ слетает тихая просьба, на которую она очень долго решалась. Некий момент истины, точка невозврата и сакральное откровение, способное перевернуть жизнь. Эмили доверчиво вглядывается в глаза, будто отражающие её собственные. И молит мысленно. Только бы это не сломало вновь. Сергей вздыхает, потирает виски и кивает. — Ты на неё похожа, Эм. Первая же фраза бьет по голове обухом. Сколько раз за последние годы она задавала вопрос, есть ли в ней черты женщины, давшей жизнь? Ведь, по сути, она похожа на отца…и одновременно слишком не похожа. Но раньше расхожесть во внешности сестер с её собственной никогда не интересовала Эмили. А теперь… — Глаза у нас с тобой от неё… Но в остальном я вылитый папа. Наверное, это не так удивительно, мы же единоутробные. И совсем разные… Это сложно. Говорить о том, чего не знаешь. Если бы не неё приближающаяся смерть, вряд ли мама рассказала бы мне о тебе. В этот миг ей становится невыносимо больно. Дыхание перехватывает от накативших слёз. Но девушка стойко молчит. — Она была заботливой, тихой и очень улыбчивой. Всегда с добротой относилась к окружающим и хотела помочь всем и каждому, даже во вред себе. Так и не вышла больше замуж, будто её ранили очень глубоко. Даже не помню, чтобы у неё были отношения после… — запинается неловко, — после твоего отца. Она посвятила свою жизнь мне. Очень любила, оберегала. Сама понимаешь, когда я узнал о её болезни, сделал всё, чтобы не допустить такого финала… Но, увы. Потерял её. После этих слов воцарилась тишина. Эмили растерянно озирается по сторонам, отмечая, что люди вокруг безмятежны и веселы, наслаждаясь каникулами и праздничными днями, когда как у неё внутри смертоносная буря, от которой никуда не деться, никак не укрыться и не спрятаться от последствий. — Мне иногда кажется, что мама начала чахнуть ещё в тот день, когда тебя отобрали и запретили видеть. Я только недавно понял, что грусть в глазах, которую постоянно замечал, была о тебе. Сергей всё говорит и говорит, в его голосе щемящая теплота, а взор — нежный, уносящий в прошлое. И столько в нем любви к матери, что сердце непроизвольно сжимается горестно. — У тебя есть её фотографии? — девушка замирает. — Нет, к сожалению. Мне даже телефон пришлось продать, хожу с этим кнопочным, — смеется скованно, демонстрируя старенький аппарат. — Я как-то не додумался взять с собой печатные… Прости. В следующий раз. Если смогу приехать, конечно. До Эмили только сейчас доходит, что у Сергея вообще нет лишних средств, а в Сочи он прилетает второй раз, чтобы её увидеть. Становится стыдно и как-то паршиво от мысли, что такой потрясающий человек едва сводит концы с концами после того, как всё вложил в лечение больной раком матери. — Извини, что задам такой вопрос. А как ты живешь после…ну, после того, как всего лишился? — Пытаюсь пробиться. Снимаю однушку на окраине. Пока не получается с ипотекой, у меня большие долги. Поэтому и не смог сообщить сразу. Денег приехать и найти тебя не было. Только спустя полгода получилось поднакопить. — Я хотела бы помочь тебе… — Прекрати. Не будем об этом, пожалуйста, — его тон очень резок, и девушка осознает, как задела мужское самолюбие своим предложением. — Извини, — вздыхает тяжело. Дальше разговор перетекает в привычное русло. Они обсуждают что-то, вспоминают мелочи из жизни, делятся воспоминаниями. Сейчас ей легче с ним общаться, чем в первые две встречи. Тогда выбора не было. Приходилось обговаривать скупую голую хронику — кто, когда, почему, как… Пребывать в шоке от осознания неоспоримого факта — у нее есть брат! И была…родная мать. Рыдать после такой информации получалось только под душем, чтобы не пугать гостившую Тину. Обе встречи оставили такое неизгладимое впечатление, что, добравшись домой, Эмили закрывалась в ванной и давала волю истерике на долгий час-полтора. В голове не укладывалось, что её рождение имело такую…порочную тайну. Мерзко от осознания того, что ты плод измены… — Прости, мне уже пора, — её отвлекает очередной звонок Лали. — Я обещала и уже опоздала… — Конечно, я понимаю. У меня рейс послезавтра. Мы еще успеем увидеться. — Я бы с радостью сейчас пригласила тебя к сестре, но… — Нет-нет, всё нормально. Не стоит усложнять ситуацию такими знакомствами. Иди, Эмили. Всё хорошо. Девушка надевает куртку и смущенно закусывает губу. Ей хочется обнять Сергея, но не знает, насколько правильно и уместно это будет выглядеть. К счастью, эту дилемму он разрешает сам, притягивая её к себе на прощание. И Эмили счастливо улыбается, практически лопаясь от нарастающей к нему привязанности. Разве такое бывает? Они почти не знают друг друга, но, видимо, родная кровь… Всю дорогу в такси девушка борется со слезами, анализирует и пытается переварить эту дикость… И не знает, с кем поделиться, у кого попросить совета, как поступить дальше. Ужасно хочется разговорить отца, но она понимает, что это причинит боль маме… А жить, делая вид, что всё замечательно, Эмили не сможет… — Явилась, дочь заблудшая! — Лали чмокает в обе щеки и стискивает настолько рьяно, что лишает её кислорода. — Не знаю, почему, но я по тебе чертовски скучала! Девушка, опешив, слабо улыбается и вручает подарок на новоселье. Затем следует за хозяйкой, которая показывает двухэтажный дом, и восторгается безупречным вкусом сестры. Когда они доходят до гостиной, где шумит небольшая компания, Эмили удивленно вскидывает брови: — А где…родители? — А мы решили созвать молодежь. «Старики» и сами прекрасно отдыхают, — хихикает, пропуская её вперед. — Даже так… Девушка входит в помещение, где её радостно встречают знакомые лица. Среди присутствующих она знает ровно половину, остальных — смутно. Возможно, слышала вскользь. Антон, как обычно, душит в своих тисках, Ваграм нежно обнимает, целуя по-братски, затем легкие почмокивания с Амалией, другими подругами Лали, вежливые улыбки мужской половине. И только один скупой кивок. Марсель сидит во главе стола в одном конце, зеркаля положение хозяина. И первым, кого увидела, был именно он, восседающий напротив двери. Привычно попыталась приструнить предательское сердце, сразу отвернувшись и приступив к приветствиям. Ну а потом, когда ей досталось место по левую сторону от него…обреченно поникла. Страдать так страдать! — Где Ивета? — хватает за руку Лали, пока та не заняла стул рядом с мужем, оставляя её в опасной близости с этим мужчиной. — Она плохо себя чувствовала. Ну, а Давид, как всегда, на работе. — В Рождество? — Ну да, трудоголик-банкир — горе в семье. — Убила бы, честное слово, — шипит Эмили, злясь на зятя. Ясное дело, что из-за него Ивета и не пришла, устав появляться везде одной, словно беспризорная. — Я не узнаю Давида! — Тише, Эми, ты чего? Кажется, впечатлена была не только Лали, но и Марсель, взирающий на неё в изумлении. Да, конечно, разошлась, выплескивая эмоции. Но у девушки было стойкое ощущение, что сестре…изменяют. А эта тема стала не просто поводом обсудить «козлов» и несправедливость устройства мироздания, согласно которому мужчинам можно «справлять физическую потребность», а чем-то сродни личной трагедии. Эмили насупилась и вздохнула. Настроение окончательно испорчено. Но обижать Лали не хочется, поэтому надо успокоиться. — Нальете мне вина, пожалуйста? — обращается к молодому человеку напротив, сидящему по правую руку от Марселя. Ну, может, чуть демонстративно, учитывая, что бутылка стояла перед вторым, но говорить с ним девушка попросту не желала. — Белое или красное? — тут же отзывается тот, странно улыбаясь ей. — Белое, — протягивая свой бокал и отвечая улыбкой, — от него я быстрее пьянею. Ей, наверное, показалось…что сидящий рядом гость дернул головой. Как-то резко и мгновенно. Словно нервный тик. — Какое провокационное заявление! Незнакомец — увы, его имени не помнила — смеется довольно заразительно. Эмили делает большой глоток и неосознанно облизывает губы. И ей совершенно не нравится, как на неё в этот момент смотрит любезный мужчина. Поэтому она поворачивается к соседке, подруге Лали, и с мнимым энтузиазмом интересуется её жизнью. Через три минуты становится невыносимо слушать о заграничных командировках, да и скулы немеют от натянутости из-за необходимости поднимать уголки губ. Как только предоставляется такая возможность, девушка отворачивается и тянется к ближайшей салатнице, но внезапно замечает, что её тарелку уже наполнили. Как заботливо! Добрый дяденька подумал о девочке! Стрельнув в Марселя недовольным взглядом из-под нахмуренных бровей, Эмили хватает вилку и начинает ковыряться в еде. Вроде, голодна. Но кусок в горло не лезет. Смех и всеобщее веселье отзываются внутри раздражением. После откровенного разговора с Сергеем хочется запереться в тишине и думать, думать, думать. А в данную секунду вокруг столько лишнего шума… — Налить еще? — подает голос незнакомец, и девушка с удивлением смотрит на прозрачное стекло, поражаясь, как успела всё выпить в прострации, даже не чувствуя вкуса. — Да, пожалуйста. Примерно через полчаса, когда её несколько раз безуспешно пытаются втянуть в разговор, история повторяется. Опустевший бокал пытаются наполнить, но что-то идет не так… На нескольких капелях рука мужчины вздрагивает, а затем перемещает бутылку обратно. Эмили озадаченно поднимает взгляд и застывает. Марсель смотрит на него угрожающе! — Пожалуйста. Она сама тянет к нему фужер и улыбается так, будто в последний раз — широко и отчаянно, игнорируя острое покалывание от обращенного к ней напряженного взора рядом. — Ты ничего не ешь, тебе третий будет лишним, ребенок. Пальцы позорно ослабевают, выпуская содержимое, которое, к счастью, не разбивается, а всего лишь звонко ударяется, падая в сырное ассорти. Девушка на миг прикрывает веки и протяжно вздыхает. Затем судорожно отодвигает стул и покидает комнату. Безошибочно отыскивает лоджию, где настежь открывает окно в попытке надышаться и прийти в себя после такого унижения. — Эми? — Лали заходит практически следом. — Что такое? — Голова закружилась, вино крепкое. Сейчас подышу, пройдет, — врёт и не краснеет. — Дать воды? — Нет, иди к гостям. Я скоро. Видя, что отвечает Эмили вполне адекватно, да и не кажется нездоровой, сестра возвращается в гостиную, оставив её наедине со своими мыслями. Вот зачем он так с ней поступает? Что за показательное проявление патронажа? Оставил бы ее в покое, как она его. И, может, было бы легче. Нет же! Надо добить лежачего. Девушке и так паршиво от всего, что вокруг происходит, и это далеко не вспышка меланхолии. Это адаптация к настоящей взрослой жизни с огромными минусами, с которыми она очень, ну очень сильно пытается справиться. Это не просто бесит — вызывает приступ ярости. Как он только посмел…да еще и при посторонних! Ребенок?! Ребенок, значит? Вот и финальная точка в распределении ролей. Безнадежная. Эмили горько вздыхает и очередной раз за вечер пытается сморгнуть подступившие слезы. Облокачивается локтями о деревянный подоконник и интенсивно потирает предплечья. Ей больше не хочется оставаться здесь, и мысль поехать домой сейчас кажется самой здравой. Она в этой компании лишняя со своим никчемным настроением, острой реакцией и диспозицией. — И снова маленькая грозовая тучка? Девушка сжимает зубы в бессилии, сдерживая готовый вырваться из груди вопль. Лучше не отвечать, пусть уйдет. Неожиданно ей на плечи ложится тонкий теплый плед. Это на секунду обескураживает. Но потом Эмили одним быстрым движением сбрасывает его на пол, на что Марсель протяжно вздыхает. Через пару мгновений действие повторяется. Она вновь отказывается принимать заботу. И это не было с ее стороны ни провокацией, ни демонстрацией. Просто произошел сбой, отторжение такого положения. Не хотела Эмили быть для него беззащитным ребенком, нуждающимся в помощи! — Прекрати, — строго одергивает Марсель, отодвигая ее в сторону и закрывая окно. Девушка потерянно смотрит на стекло, понимая, что и в этом убежище ей покоя не найти. И если изначально думала, что он уйдет, почувствовав ее гнев и нежелание общаться, теперь осознала, что придется ретироваться самой. Только вот…это оказалось непосильной задачей, потому что мужчина стоял прямо за ней. Повернется — попадет аккурат в его объятия. А так делать категорически нельзя. Для Марселя это ничего не значит, а вот Эмили теряет самообладание от этой близости. — Дай пройти, — требует тихо. — На что ты обижаешься? — Я не обижаюсь. Отойди, я хочу выйти, — цедит упрямо девушка. — Еще как обижаешься. За спиртное или облом приятного знакомства? Не контролируя себя, Эмили резко оборачивается, уткнувшись в мужчину ошарашенным взором. — Ты…невыносим! — шипит сквозь зубы от накатившей злости. — Отвали от меня со своей опекой! А он молчит. И смотрит так внимательно, будто видит насквозь, получше всяких рентгенов. И это бесит еще больше. Она может распинаться, сколько угодно, все равно Марсель не воспринимает ее всерьез. И прямо сейчас, в этот самый миг, несмотря на принятие мучительной правды, Эмили хочет сделать ему какую-нибудь гадость. О боли и говорить нечего: когда ты для человека пустое место, такую эмоцию не вызвать. Но недовольство — это пожалуйста. — А, знаешь, я тебе очень благодарна, — девушка натянуто улыбается, приводя собеседника в ступор от молниеносной перемены в настроении. — Ты мне четко показал, что пора взрослеть. Сколько можно оставаться маленькой девочкой?.. — Это ты сейчас о чем? — настороженно прищурился, немного склонившись вперед. — О том самом! — хватает мужское запястье и удовлетворенно кивает, глядя на часы. — Еще успеваю. Она проворно выныривает из-под его вытянутой руки и гордо шествует к выходу, оборачиваясь на пороге: — Смысл себя и дальше беречь? Я больше в такую чушь не верю. Самое время становиться женщиной. Даже опоздала где-то… — ехидная улыбка от шока в его взгляде озаряет лицо Эмили. — Пожелай мне удачи, дядя Марсель. Ни пуха…ни пера…и пошел к черту! — все же не выдержала и выплюнула последнее в ярости. Пулей долетела до гостиной, на ходу вызывая такси в приложении. — Я уезжаю, — прошептала Лали на ухо. — Извини, пожалуйста. Потом вместе с Иветой приеду, посидим нормально, я тоже очень соскучилась, в Новогоднюю ночь даже не поболтали. Странно, но сестра не возражает и не спрашивает, что произошло. Понимающе кивает и чмокает в щеку. После чего девушка со всеми прощается и уходит, не пробыв в этой обстановке и часа. Это же надо было так ее вывести из себя! Талант у человека! К одиннадцати часам вечера, приняв ароматную ванну, вдоволь наплакавшись и посетовав на судьбу, Эмили поняла, что сойдет с ума, если чем-то не займется сию же секунду. Натянула домашний костюм прямо на голое тело, щедро сдобренное кокосовым маслом, завязала волосы на затылке в небрежный пучок и вышла из спальни. Постояла посреди гостиной и наткнулась взглядом на грязное окно. Ну, как грязное. Там было несколько высохших капель после короткого слабого снегопада. Непорядок. Чтобы выбить из головы мучившие ее мысли, включила музыку на всю громкость, наплевав на время. Пошла за всем необходимым, по пути закинув в рот жевательный леденец. Весь арсенал водрузила на подоконник и сама же забралась на него с помощью стула. Вооружившись тряпкой и средством для мытья окон, Эмили приступила к интенсивной уборке. В какой-то момент ей показалось, что в дверь стучат. Но это как-то не заботило. Конечно, соседи недовольны несанкционированной вечеринкой в начале двенадцатого ночи. Пусть вызывают полицию, но открывать она точно не пойдет. Вместо этого девушка стала весело подпевать словам песни. И даже пританцовывать, распахивая настежь, чтобы добраться до обратной стороны стекла. Когда входная дверь раскрылась и ударилась с грохотом о стену, Эмили от неожиданности проглотила остатки сладости во рту и приросла к месту, потеряв дар речи. Ибо в квартиру, словно обезумевший бизон, влетел…Марсель. Пока он помчался в спальню, не замечая ее, явно что-то или кого-то выискивая, девушка вдруг подумала о том, что этот бугай, кажется, сломал замок и испортил имущество своего друга… Как можно было справиться с железной поверхностью с такой легкостью?.. Но даже эта истеричная мысль исчезла, стоило мужчине «впорхнуть в помещение», лихорадочным взором обводя интерьер. В какой-то момент он замер, видимо, почувствовав, что она все же здесь, и очень медленно, почти миллиметр за миллиметром поднял голову, встретившись с ее глазами. Тело Эмили одеревенело настолько, что несчетная тряпка выпала на улицу из непослушных вмиг похолодевших пальцев. Вот сейчас она испугалась. Поняла, что нельзя было его дразнить, но поздно. Марсель, кажется, уже был не в себе. — Всё. Короткое слово шибануло током, заставив громко сглотнуть. — Плохая, очень плохая тучка… — обманчиво-ласковый шепот. Даже сквозняк и резкие порывы ветра в спину не смогли остудить или хотя бы снизить градус пекла, разрастающегося внутри от его горячего взгляда. Опасного, порабощающего, непреклонного. Марсель шаг за шагом приближался к ней, а Эмили зачарованно следила за его движениями, забыв о собственном дыхании. Вот он уже у подоконника, протягивает руки и хватает прямо за ягодицы, достаточно грубо опуская вниз и прижимая к себе. Оказывается, его сердце тоже колотится, как бешеное… С мужских губ слетает то ли облегченный, то ли сокрушенный тихий стон, когда утыкается ей в висок, неимоверно тяжело дыша. И в следующую секунду Эмили до дрожи обдает диким жаром от проникновенного обещания: — Конец тебе, понимаешь? Я выжму тебя, мелкая тучка, до последней кристальной капельки… Глава 22 «В роднике твоих глаз и виселица, и висельник, и веревка». Пауль Целан «Хвала твоим далям» Мужчина всматривается в неё не менее потрясенно, чем она — в него, застыв посреди гостиной, где гремит абсолютно безобразная музыка, гуляет сквозняк и пахнет…падением. Его и её. Сам не ожидал, что дойдет до такого. «Мне нравятся твои глаза. А тебе — мои?». Нравились ли ему её глаза? Марсель еще тогда был озадачен этим вопросом. Однозначно, нет. Не нравились. Это слишком ничтожное определение того, что он испытывает, глядя в них. Водоворот эмоций. Крупнокалиберный взгляд, не оставляющий шансов на выживание. — Мне надо принять контрастный душ, чтобы успокоиться, — выдыхает надрывно, сходя с ума от податливого тела в своих руках, — иначе я тебя просто…сожру, Эмили… Казалось, куда больше, но она умудряется распахнуть глазища еще шире. И что Марселя восхищает — в них нет и тени намека на страх. Чистое изумление. — Плакала? — спрашивает строго, хотя и так знает ответ, видя опухшие серебряные озера. Девушка заторможено кивает, всё еще не понимая, что же происходит. Прямо с ней в объятиях, словно ничего и не весит, — а для него так и было, — мужчина закрывает окно, вырубает смарт-ТВ и выключает попутно свет. — Осквернять будем именно мою кровать. У вас обеих сегодня дебют, — удивляется, что еще в состоянии говорить, запирая дверь, хотя на душе царит полный раздрай. Поднимается по ступеням и чувствует нарастающее напряжение от царившего молчания. Неприятное подозрение, что Эмили передумала и остыла, больно бьет по голове, словно увесистой дубиной. В результате — куча вопросов, но одна отчетливая мысль — он не в состоянии остановиться, брешь лопнула, пыльный слой «хороший мальчик» слетел, являя его настоящего. Ненасытного, беспощадного и жадного, если дело касается какой-то цели, которую перед собой поставил. И эта девочка — не просто цель. Она и охотник, и добыча, и путь, словом — всё. — Ты это серьезно? — совершенно потерянный голос, который Марсель уже и не надеялся услышать. Он осторожно опускает её на кровать, на секунду залюбовавшись маленькими оголенными ступнями, сверкнувшими перед тем, как исчезнуть в очень густом ворсе ковра. Поднимает взгляд выше и выше, отмечая смешной рисунок надетого костюмчика, и затаивает дыхание, осознав, что ему не показалось — на ней действительно нет белья. А смотрит-то как…недоверчиво, почти затравлено. И снова внутри что-то обрывается и ухает вниз. Боже, что же с ним творится?.. — Эмили, — слова даются с трудом, но Марсель был обязан их произнести, — я сейчас иду в душ, как и сказал. И это твой шанс уйти. Единственный. Поняла? Девушка продолжает таращиться, воспринимая происходящее, как нечто нереальное. Но никак не комментирует… Мужчина резко отходит от неё, боясь собственной выдержки. И неспешно отправляется в ванную, где проводит минимум пятнадцать минут. Молит о чем-то мысленно, подставляя голову то под горячие, то под холодные струи. Его колотит нет от температуры воды, а от диссонанса внутри, который мучает уже несколько месяцев рядом с ней. Разве такое бывает? Зачем он ей нужен? Почему эта красавица выбрала себе участь быть с уродом? Какое право Марсель имеет калечить её судьбу? А это так и будет, если, вернувшись в спальню, обнаружит Эмили там. А если не обнаружит… Мужчина поистине не понимал, какой исход пугал его больше. Оба варианта не сулят ему ничего хорошего. Но почему-то очень хочется воплощение первого. Хотя…почему-то? Нет уж, не надо обманываться. Конкретно потому что самая красивая девочка свела его с ума, заставив поверить в то, что он для неё особенный. Поначалу Марсель отмахивался, не позволяя себе в это верить. Но последние недели без её присутствия в повседневной жизни поставили точку в этом вопросе. Ведь, когда они виделись, в глазах Эмили стояла безмерная обида. И жажда. А как она смотрела на его губы… Как, вообще, смотрела на него, будто перед ней некое сокровище. Он выключил воду, но остался стоять неподвижно. Ему было тесно в собственном теле. Сердце таранило грудную клетку, рвалось наружу и даже задевало глотку, заставляя ловить ртом воздух. Мог ли Марсель предположить, что судьба сыграет с ним в такую злую игру? Сделает из него сапёра, ограничив поле всего двумя шагами? Нет. Почти десять лет мужчина думал, что ничего интересного и стоящего его дням уже не уготовлено. Хромающий калека с изуродованным лицом и телом…да кому он был нужен? А теперь стоит в раздумьях, не понимая, что правильно — быть с этой красавицей, или же отпустить. Отпустить? Ха. Марсель встал на коврик и взял полотенце, нарочито медленно стирая капли, и, мазнув по запотевшему зеркалу, уставился в своё нечеткое отражение. Не отпустит. Если Эмили в комнате, он её ни за что не отпустит. Благородство благородством, но ему осточертело имитировать безразличие. Ей были предоставлены неоднократные пути отступления, но девушка упорно отказывалась от них. Просила принимать в ней взрослую женщину — что ж, получила. Черта переступлена. Выдержка, благодаря которой отказывал самому себе и ей одновременно, — лопнула. В конце концов, они оба этого хотят. Об остальном он подумает позже… Когда мужчина вышел из ванной и уже в коридоре заметил, что в комнате больше не горит свет, помимо воли горько и разочарованно ухмыльнулся. Поднес ладони к лицу и протер глаза, словно дезориентированный. Что ж, он уважал её выбор. Страх это непредсказуемое чувство, и, поддавшись ему, ты делаешь то, что считаешь спасительным. Всё так, как и должно быть. Марсель заходит в спальню и тянется к выключателю на стене. Но рука замирает в воздухе. Похоже, здесь только один человек, который сомневается в своих поступках, и это точно не Эмили… Освещение ночника пусть и слабое, но его хватает, чтобы разглядеть обнаженную женскую фигуру у окна. Распущенные волосы волнами спадают по спине почти до самого копчика. И есть в этой позе нечто такое, что сразило его наповал. Бесхитростная женственность. Мужчину, через постель которого прошли без преувеличения сотни женщин. Мужчину, который не может оторваться от созерцания стройных ног, аппетитных округлых ягодиц и шикарной шевелюры. Мужчину, которому впервые дарят себя с таким отчаянием и безвозмездностью. Воистину, Эмили отчаянная. Ни на что не претендующая, жаждущая лишь любви и страсти. Чистая, невинная и одновременно такая открытая, без тени скованности. Странное сочетание. Девушка поворачивается, почувствовав его присутствие. Смотрит прямо и внимательно. Убивает своей решительностью. Обескураживает готовностью принадлежать ему. Ни на кого не похожая. Единственная в своем роде. — Я всё еще не в твоем вкусе? — протягивает тихо. Сносит крышу от её мягкого насмешливого голоса, когда читает восхищение и жадность в его взгляде, скользящем по ней. Чертовка. Ведь знает, как пленительно хороша. От осознания, что это идеальное создание действительно могло сегодня отдаться кому-то другому… Ярость разливается по венам от воспоминания о её выходке. Что ему пришлось пережить! Марсель прошел все круги ада, пока разъезжал по известным в округе клубам в её поисках, проговаривая про себя несуществующие молитвы, лишь бы успеть…лишь бы не натворила глупостей… Пока до него не дошло, что маленькая интриганка провела его вокруг пальца. Это же Эмили… Кристина сказала, она никого к себе не подпускала. Как такая прыгнет на шею первому встречному?.. Но когда девушка не открыла ему дверь, да еще и гремевшая музыка подливала масла в огонь…мужчина слетел с катушек. Наверное, если бы она воплотила свою угрозу в жизнь, он убил бы любого, кто к ней в этот момент прикасался. Потому что это нагое совершенство перед ним не должно быть запятнано чужими следами. Не для этого Эмили себя берегла. Шальная мысль, что берегла-то она всё это великолепие для него, опьяняет похлеще любого крепкого алкоголя. Необъяснимая гордость, собственническая и хищная, затапливает Марселя до дрожи. Воспитание воспитанием, Лали и Ивета, которых он знал, были достойными дочерями, следовавшими традициям, но эта бунтарка ввиду своей внешности и полного карт-бланша в Москве могла поддаться любым соблазнам. Но не стала! Не стала! — А из нас двоих точно я — девственница? — нервный смешок, слетевший с пухлых губ. — Ты…ты там не сломался? Хочется разразиться смехом, но Марсель упорно молчит. Просто не верит в своё счастье, хоть и понимает, что этим ступором как-то пугает девушку. — Понятно, ты забыл алгоритм действий… Она улыбается очень нежно и идет к нему. Берет за руку и подводит к кровати, а потом забирается на нее, становится на краю перед ним в полный рост, и теперь их лица находятся на одном уровне. — Так-то лучше, но… — неожиданно резким движением срывает полотенце с его бедер, отшвырнув в сторону. — Да, определенно лучше. При этом никто из них не опустил взгляда ниже. Просто не могли оторваться друг от друга. Этот миг был наполнен чудовищным по своей значимости трепетом. Шаг, который втянет их в запретные отношения, что придется скрывать. Но разве это их остановит? — Можно…тогда начну я? — Эмили тут же приступает к действиям, прикоснувшись к его плечам своими пальчиками. — Такой сильный…красивый… Марсель напрягается. Сам не понимает, почему одновременно бросило и в жар, и в холод. Это он-то красивый? Хочется закричать, встряхнуть ее хорошенько, заорать в ухо: «Остановись! Что ты творишь, девочка! Зачем ты губишь себя моими руками?». Но мужчина потерял дар речи, заворожено наблюдая за ее восторженной реакцией. Эмили медленно вела ладонями по его коже, обжигая, пленяя и властвуя. Опускалась к груди, вырисовывая узоры, уделяя особое внимание изуродованной левой стороне, а потом остановилась прямиком над сердцем, вздрогнув от того, как неистово оно колотится. Он не понимал! Не понимал, черт возьми, почему ей это нравится? Почему не кривится в отвращении и не бежит от него дальше? Почему?! — Эмили, ты могла бы взорвать целый мир этим порохом в своих глазах. Так зачем же ты выбрала сжечь мою душу? — проговаривает тихо-тихо, почти не нарушая сложившейся тишины. Её рот немного приоткрывается, и Марсель слышит, как она делает еле заметный вдох. Пальцы над нещадно работающим органом неожиданно оживают. Гладят, будто неосознанно чертя какие-то только ей известные заклинания. И всё это время — глаза в глаза. Неотрывно. Казалось, даже время замерло, уступая им этот миг. — Отдаю тебе должок, — не унимается нахалка, — ты мою сжег за доли секунд, — хватает его правое запястье и кладет мужскую ладонь себе на грудь в районе сердца. — А мне понадобилось больше четырех лет. Чувствуешь? Несправедливо. И Марселя торкает… Он прикрывает веки и со свистом втягивает в себя воздух. Его скручивает внутри чем-то горячим… Мужчина чувствует себя так, словно находится в кузнице, где выступает в роли железа, которое Эмили кует без особых усилий. Она с ним вытворяет нечто, причем без соблюдения каких-либо правил, а он…плавится, превращаясь в податливый материал… Распахивает взор и упирается им в свою широченную пятерню на девичьей груди, это зрелище кажется ему настолько правильным и гармоничным, будто ничего прекраснее и не видел. Марсель обескуражен. Подозревает, что рехнулся. Он впервые в жизни не знает, как себя вести с женщиной в постели. С той, которая, хоть и не ждет горных вершин, но именно ради неё и хочется покорить какую-нибудь высоту. Господи, дай ему сил. Не сорваться, не обезуметь от эйфории, не забыть, что Эмили невинное дитя по сравнению с ним, конченым развратником. Помоги её любить нежно, как того и заслуживает девушка в свой первый раз… — Не надо, — словно читая его мысли, она вдруг подается вперед, прижавшись к нему всем своим телом, и выдыхает ему в губы, — делай со мной всё, что хочешь. Только больше не отталкивай. Наверное, он сдох и попал в рай. Ибо как объяснить и описать наивысшее удовольствие от соприкосновения её гладкой бархатной кожи с его грубой и бугристой?.. — Что ты творишь, — капитуляция и дразнящий укус ее розовой пухлой плоти, — что ты творишь, Эмили… И ему надоело сдерживать себя и корчить невесть кого — он не праведник! Марсель опрокинул её на кровать одним легким движением. И почти ослеп в ту же секунду. В сотый раз сказал себе, что таких не бывает. Как же она лежит тут перед ним с широко распахнутым взглядом в своем первозданном виде и без тени смущения вся совершенная? Вид обнаженной Эмили вызвал у него неподдельное потрясение. Она такая красивая, маленькая, беззащитная… Как же…быть с ней, когда он в разы крупнее? Видимо, девушка очередной раз почувствовала его замешательство, потому что резко схватила за руки и дернула на себя. Надо сказать, для такой малышки, она всё же достаточно сильна, раз сумела опрокинуть громадного мужика. И не дав опомниться, обвивает его шею и прижимается ко рту своими теплыми мягкими губами. Это как контрольный выстрел. Мир…его просто больше нет. Только сладость робкого поцелуя и бьющееся желание чего-то большего, чего Эмили пока не умеет, но очень хочет научиться. И Марсель учит… Глава 23 «Чудо всегда ждет нас где-то рядом с отчаянием». Э. М. Ремарк «Время жить и время умирать» Она очень боялась. Боялась, что в любую секунду это волшебство прервется. Стоило только Марселю замешкаться, Эмили охватывала паника. Лишь бы он не передумал, лишь бы больше не оставлял… Сама тянулась к нему, цеплялась, будто утопленник за спасательный круг… Это было невероятно. Ее желание быть с ним сбылось… И если изначально всё казалось сном, то теперь вот его горячие прикосновения сигналят о том, что это реально. Девушка не хочет закрывать глаза, чтобы видеть любимого, но веки смежит от неги. Какие-то причудливые нити внизу живота связываются в трепетный узел, жаждущий и требовательный. Поцелуи становятся глубже и откровеннее. И она себя не контролирует, зарываясь в его волосы и неосознанно прижимаясь к нему ближе. Еще ближе. Чтобы стереть границы этих чертовых оболочек двух людей, когда на самом деле они сейчас нечто единое, абсолютно цельное. Марсель отрывается, давая ей возможность отдышаться, и Эмили распахивает взор, встречая его потемневший взгляд. Странно, но страха нет. И никогда не было. То, что происходит, для нее естественно и прекрасно по своей природе. Ей нравится эта приятная тяжесть крупного тела, соприкосновение мужской кожи к ее девичьей. Это ошеломительно. — «Когда моя кожа шелком ляжет на твою»? Да, Эмили? Его хриплый шепот проносится по ней дрожью. Мало того, что Марсель понимает ее чувства и читает мысли… Он помнит! Помнит! Давай же, скажи, что было дальше… — «А когда твои губы дорожками пройдутся по мне»… — незамедлительно выполняет ее беззвучную мольбу мужчина, и в глазах его начинает полыхать огонь. И в следующую секунду Эмили осознает, что это начало ее собственного конца… Его голова опускается, приступая к путешествию по ней прямо с подбородка. Затем шея, ключицы, плечи… И каждый поцелуй — разряд. Много-много медленных, мучительных импульсов. Но когда губы смыкаются на вершине ее правого полушария, она переживает настоящий шок. Дыхание перехватывает, и девушка неосознанно вжимается в Марселя. Он повторяет свои действия, отчего ее рот непроизвольно раскрывается, бесшумно ловя воздух, ища спасения от накрывших новых ощущений. Они ее поглощают, отяжеляют тот самый узел внизу, словно увеличивая создавшийся чувственный ком. — О, Боже… Эмили всхлипнула в тот момент, когда мужские пальцы накрыли самое сокровенное, что у нее есть, при этом продолжая терзать грудь. И своими движениями превратили ее в сумасшедшую, ничего не понимающую и накаляющуюся энергию. Это запредельно. Ей понадобилось очень мало времени и манипуляций, чтобы прийти к…взрыву. Сначала сердце остановилось, и она замерла, чтобы в следующую секунду исчезнуть, раствориться в эйфории и умереть. Она ни за что не смогла бы описать, куда ее швырнуло, какие миры посетила, отключившись от реальности. Девушка тяжело дышала, приходя в себя и пытаясь понять. Многое понять… Опустила взгляд на застывшего Марселя, на лице которого блуждала легкая многозначительная улыбка. Зажмурилась и открыла глаза. — Я тоже хочу…тебе так сделать… — собственный голос показался ей совершенно чужим, прокуренным, низким. — Нет. Я еще не закончил… Эмили даже не успела переварить сказанное, когда ее живота коснулись горячие губы, прокладывающие дорожку вниз. Она откинула руки в стороны, и пальцы зажили своей жизнью, впиваясь и комкая простынь, пока мужчина продвигался дальше по бедрам. Развел их в стороны и одарил легкими поцелуями внутреннюю сторону. Девушка сцепила зубы, сквозь дурман наблюдая за этой порочной картиной. Но когда он попытался приникнуть к сосредоточению ее женственности, она искренне изумилась: — Что ты делаешь?! — силясь помешать ему, вырваться из плена, в котором ее колени держали сильные руки. Зафиксировав ее в этом положении, Марсель вскинул голову, и от предупреждающего взора, которым скользнул по ней, Эмили стало дурно. Будто в нем полыхало чудовищное зарево, грозившееся обжечь. От этого пробирало насквозь… — Ты мне доверяешь? — вкрадчивый осознанный вопрос. Она смогла только громко сглотнуть и слабо кивнуть, давая обещание не сопротивляться. Даже если ее сейчас разорвет от…стыда… А потом он коснулся…туда… И девушка откинулась на подушку, потеряв разом все силы и самообладание, моментально признав поражение и отдавая должное его опыту. Потому что это…было восхитительно. Действительно. Остро, пронзительно, невероятно тонко и нежно… И если несколько минут назад ей показалось, что она умерла, то сейчас Эмили поняла, насколько ошибалась. Настоящая смерть, мучительная и сладкая, наступила немного позже, когда после очередного прикосновения ее тело стала сотрясать крупная дрожь. Разум отключился, и ее накрыло невероятной волной удовольствия. Заставившего закусить губу и свернуться калачиком, чтобы пережить этот шквал полноценно, сохраняя какую-то часть в себе как можно дольше. Она не знала, сколько времени прошло, но очнулась, когда ощутила ненавязчивый поцелуй в плечо. Словно говорящий, не торопись, я здесь. И девушку начала грызть вина. Значит, Марсель подарил ей такое наслаждение, а она вдруг забыла о его существовании?.. Развернувшись к нему, Эмили смущенно взглянула в глаза, полные желания, понимания и немного насмешки. Бережным движением руки он откинул непослушную прядь с ее лба и уверил тихо: — Все хорошо. Так и должно быть. И так хотелось его…поцеловать! Безумно! До глухого хрипа в горле, сжатого неожиданным спазмом… Несмотря на то, что…он был там… Это необъяснимо. Девушка подалась вперед и буквально нырнула в него. Затем осторожно, но проворно опрокинула Марселя на спину, а сама перекочевала на него. Оба вздрогнули, когда произошло очередное соприкосновение вдоль всей линии тел. Эмили на секунду оторвалась и с силой вытолкнула воздух из легких, чувствуя накатившее вновь возбуждение. Пугающе. Видя ее недоумение, мужчина улыбнулся, и она поджала губы от волнения. Сколько же уверенности и мощи в нем… Он все знает, все перепробовал — Эмили не сомневалась. Но ей не хотелось выглядеть дурочкой… И что можно сделать в такой ситуации? Правильно, только довериться интуиции. Поэтому так же, как и сам Марсель ранее, она опустила голову и принялась осыпать его поцелуями, спускаясь ниже. Иногда замирала над тем или иным шрамом, проходясь по нему пальчиками, физически ощущая ту боль, что ему когда-то пришлось пережить. Ей было жизненно необходимо как-то облегчить фантомное терзание, выразить щемящую нежность, дать понять, насколько он дорог… Марсель заметно напрягался с каждым ее движением, и это передавалось девушке, внутренне сжимающейся в панике от мысли, что делает что-то не так. Но он не прерывал ее… И Эмили продолжала свои исследования, трогая, щупая и обводя стальные мышцы. Кто бы мог подумать, что это ей понравится до озноба… Его руки, ладони, длинные пальцы, грудная клетка, торс… Девушка спускалась ниже, увлекшись собственной дрожью и стараясь не обращать внимания на весьма и весьма дружественный элемент, упирающийся ей в бедро. Во всем этом действе было что-то удивительно странное. Двое в полутьме под мягким слабым отсветом ламп, которые знакомы и не знакомы одновременно. Шли к этому долго, но опять же, — этого не должно было произойти… Обоюдное молчание, накал в воздухе, невообразимое ожидание чего-то… Рык. Секунда — и Эмили лежит под ним, широко распахнув от неожиданности глаза. А Марсель приподнялся и внимательно смотрит, прищурившись и морщась, словно ему больно… — Что. Ты. Творишь. Эмили. И каждое слово с паузой, шипением через зубы, с натяжкой, каким-то вымученным тоном, достигшим критической отметки. Осознать сказанное нет возможности, на ее губы накидываются со сметающим все остальное напором, отнимая волю, распаляя сильнее и заставляя вновь потянуться в объятия. Девушка была близка к тому, чтобы лишиться чувств. А когда ее помиловали, спустя огромное — по собственным представлениям — количество минут дав глотнуть воздуха, Эмили разочарованно хныкнула. Потому что исчезла тяжесть, Марсель скрылся из виду, потянувшись куда-то в сторону. Если бы соображала, поняла бы, что за шуршание раздается сбоку. Догадалась бы. Но ей было настолько плевать на внешний мир, что она сосредоточилась лишь на одном — желании скорее вернуть мужчину обратно. И счастье настало спустя секунд двадцать. Он одарил ее пристальным взглядом лихорадочно блестевших глаз, цвет которых сейчас было сложно определить, и очень тяжело вздохнул, как будто боролся… — Я очень постараюсь, — устроился поудобнее меж ее разведенных бедер и склонился прямо ко рту. С нежным поцелуем синхронно вошел и замер… Эмили, само собой, понимала, насколько они отличаются по габаритности, и это не может не привести к определенным проблемам, связанным с физиологией. И не ждала манны небесной в свой первый раз…и даже во второй, наверное. А, может, и больше. Но, будучи неопытной, никак не представляла, что это будет настолько…трудно. Марсель ведь просто слегка надавил, а она уже почувствовала невероятное натяжение. И непроизвольно вонзила ногти ему в плечи. Что-то промычала в мужские губы, вынуждая его отстраниться, прерывая поцелуй. — Почему ты остановился? — надрывно, с нескрываемой гримасой на лице. — Мне, кажется, я не смогу… Что ею двигало в этот миг? Скорее всего, страх, что он действительно отдалится. И все закончится. Навсегда. Поэтому, не отдавая отчета своим действиям, резко подалась вниз. Вот и всё. Это была не просто боль. Такого ей никогда не доводилось испытать. Перед глазами померкло, будто окутав тьмой. Дыхание прервалось. И вся она превратилось в один оголенный нерв. Болезненно-воспаленный. Девушка не видела, но ощущала, что он тоже потрясенно застыл. — Эмили, — вырвалось из него сокрушенным придыханием, — что же ты творишь, Эмили… Она его не слышала. Пыталась сообразить, как бы…выжить. Но когда до нее дошло, что Марсель хочет покинуть ее тело, сделала еще один рывок ему навстречу, усугубляя свое положение, увеличивая эти адские муки. Потому что…да потому что Эмили, скорее, сдохнет, чем откажется от него даже в такой ситуации. — Нет, пожалуйста, — прижавшись щекой к мужской груди. — Ты делаешь себе только хуже, Эмили. Отпусти. Она слабо покачала головой и придвинулась еще плотнее. — Я выдержу. Не уходи, Марсель… Это было слишком важно для нее. Проникновенная мольба на него подействовала своеобразно. Эмили услышала, как клацнули его зубы, нещадно забилось сердце под ухом и еще больше напряглись мышцы, будто преображаясь в кусок железа. Шумный, отчаянный вдох и последовавший отрывистый выдох. Он зашевелился, сделал осторожное движение. Эмили зажмурилась и стиснула челюсть, чтобы попросту не заорать от ужаса. Марсель чувствовал. Она под ним тверже камня, вся скукожилась и ждет, когда это закончится. — Эмили, — зовет надрывно, — так нельзя. Девушка упрямо вжимается губами ему в плечо. — Расслабься. Хотя бы…попытайся, — просит мученически. Складывалось впечатление, что он уже пожалел обо всем. Не она. А именно он. В голосе его была горечь. И ей стало обидно. Да, Эмили понимала, что такому мужчине сдерживаться довольно сложно, но и она в данную секунду не чаи гоняла… Что-то неуловимо изменилось между ними в этот момент. Впрочем, девушка собрала остатки своей выдержки и для начала отцепилась от него, вернувшись на подушку. Тело благодарно заныло облегчением, хотя низ живота продолжало безбожно печь от боли. Очень хотелось дать волю слезам, но тогда он точно остановится, а этого допустить нельзя. Эмили кусала губы, хмурясь и разглядывая Марселя со своего ракурса. Он неотрывно наблюдал за ее реакцией, и в этом неподъемном взоре читалось непонимание и осуждение. Похоже, он страдал не меньше, чем сама девушка. Подняв руку она безотчетливо прошлась по его щетине, а затем обвела пальцами контур мужских губ. Оказывается, это приятно. До мурашек. И они на ощупь реально мягче, пусть и сжаты очень сильно. В какой-то миг он раскрыл их и легонько поцеловал нежные кончики, вызвав ответный трепет. Эмили распахнула глаза, уставившись в его сосредоточенные и серьезные. — Я тебя люблю, Марсель. Слетели слова с уст естественно и непринужденно. Ее победа. Ее спасение. Ее вожделенная цель. Быть ЕГО. Он опустил веки, на линии челюсти заиграли желваки. Эмили тоже сомкнула их, и это как-то неожиданно помогло сосредоточиться на соприкосновении его торса с ее животом. Плавное, легкое, методичное… Главное, не думать о том, что происходит ниже. Потому что картина не менялась, и это режущее ощущение никуда не делось. Тихий всхлип, когда Марсель сомкнул губы на маленькой вершине, а рукой начал дразнить вторую. Долго-долго меняя позиции с одной на другую. Она не поняла, когда именно, но стало в разы легче. Эмили просто расслабилась. И теперь все было…сносно. Теперь можно было просто лежать и смотреть на любимого мужчину, упиваться его близостью, позволять ему любить себя, сглаживать этот неприятный эффект… Толчки стали чуть интенсивнее. И одновременно с этим Марсель, каким-то образом втянув свою ладонь между их телами, опускал ее все ниже и ниже, поглаживая ее кожу. И добрался до неизменной конечной точки, заставив Эмили судорожно вздрогнуть. Опять этот накативший шквал эмоций, затянувший ее водоворот наряду с остаточной болью. Но главное — он тоже немного расслабился, и для нее это было…было действительно важно. Такой эйфории, как в прошлый раз, девушка не ждала. Интуитивно понимала, что сейчас просто надо переждать. Зато она расплылась в счастливой безумнейшей улыбке, когда Марсель в ней запульсировал. Ее любимый мужчина обессилено опустился, придерживая вес на локтях, продолжая тяжело дышать. И Эмили очередной раз осознала, насколько же он себя сдерживал. Она уткнулась в его мощную влажную шею и поцеловала солоноватый изгиб: — Спасибо. — Дурочка, — выдохнул со смесью изумления и усталости, — я тебя чуть не убил… — Я знала, на что шла. Не надо так говорить, — шепотом в ухо. — Очень сильно сомневаюсь, что действительно знала. Эмили чудом не застонала то ли от разочарования, то ли от облегчения, когда он медленно вышел, откатившись и сразу встав. Она остолбенела, когда Марсель отвернулся и завозился, видимо, устраняя…хм…следы. Заворожено уставилась на могучую спину и ягодицы, отмечая, как он красив в атлетическом плане. Хотя, как раз спина по количеству и виду глубоких шрамов выглядела плачевнее. — Я в душ. Это было сухо и скупо. И…ошеломило девушку. Она еще долго сверлила потухшим взглядом опустевшее пространство. А потом сквозь сохранившиеся отголоски болезненных ощущений заставила себя умеренно-резво вскочить и направиться в ванную. Девушка раскрыла дверь. И все ядовитые слова, весь запал и обида как-то мигом застряли у нее в горле. Он стоял, опираясь о кафель ладонями обеих рук. А голова пала на грудную клетку. Не шевелился. Вся поза — признание поражения. И Эмили поняла. — Тебе совсем не понравилось? — осторожно устраиваясь между ним и стеной под горячие струи и посреди его напряженных предплечий. Марсель не шелохнулся, будто не удивился. — Понравилось — что? Как ты искусала до крови губы? — она автоматически коснулась рта и ошарашено выдохнула, обнаружив там кучу мелких ран, — или то, как сжималась от боли, стискивая зубы? Что именно, Эмили, из этого мне должно было понравиться? — Это естественно… — Я ведь едва вошел в тебя наполовину, понимаешь? — перебивает гневно. — Физиология есть физиология. Я не должен был… — Не произноси! — приложила ладонь к его лицу. — Все остальное ведь было волшебно! А это…это же со временем как-то получится? Молчит. Вода обволакивает их своим потоком и шумом. Эмили впадает в отчаяние от его деланного безразличия. Но что она может сделать? — Я думала, в такое моменты утешают девушку, а не наоборот… Ты даже не попытался хотя бы обнять меня после всего… И если тебе кажется, что сделал мне больно, потому что несоразмерно… — запнулась, не находя слов, — большой… Поверь, сейчас мне намного хуже. По-настоящему больно. Она покинула кабинку, вернувшись в спальню. Нацепила на себя теплый костюм, не заботясь о том, что вся промокла, и зацепила взглядом темные пятна на простыни. — Да уж, Эмили, поздравляю, ты стала женщиной… Развернулась, чтобы уйти, но в последнюю секунду вернулась и резким движением сдернула ткань с матраса, комкая и превращая в один беспорядочный круг. А это она здесь точно не оставит. Позже никто за ней так и не пришел. Глава 24 «Он так молчит, что хочется раздеться». М. Тэтчер Эмили осторожно разлепила ноющие воспаленные глаза и сквозь пелену все же смогла разглядеть огромную охапку роз рядом с собой на кровати. На самом деле, сначала в сознание ворвался именно запах, вызвавший пробуждение. Аромат был сильным, и теперь понятно, почему. Они лежат слишком близко, рассыпанные по постели. Девушка медленно приподнялась и попыталась проморгаться. Достаточно уныло и вяло. Взгляд вновь остановился на живописных цветах. Необычно. Нежно-персиковый, длинные стебли, необрезанные шипы. Но в комнате наличествовало не только благоухание этих шикарных растений… — Я не закрыла дверь. Досадно. Ей не было нужды разворачиваться, чтобы удостовериться в присутствии этого мужчины. Спина и так горела от пристального взора. И снова захотелось расплакаться. Эмили силой воли сдержалась, отгоняя образовавшийся в горле ком. Большую часть ночи она уже посвятила самобичеванию, из-за чего чувствовала себя разбитой вдребезги, помятой и определенно точно — опухшей. Глаза горели от сухости, даже ресницы двигались болезненно. Внутри было…пусто. Девушка, ничуть не стесняясь своей наготы, привстала, собирая с постели розы, затем поднялась и направилась к нему. Чего он там не видел после вчерашнего? Максимум можно стесняться отекшего лица, да и то — ей сейчас плевать. Зато ее собственное сердце екнуло, стоило лишь завидеть его. Марсель сосредоточенно следил за ней, скрестив руки на груди и плечом облокачиваясь о косяк. К слову, он занимал весь дверной проем. Огромный. Мощный. Притягательный. Ему очень шла белая рубашка, заправленная в классические темные брюки. Ткань выгодно подчеркивала рельефность тела, натянувшись от напряжения его обладателя. И одна мысль о том, что еще несколькими часами ранее она с упоением целовала это самое тело, отзывалась вспышкой горечи. — Дебют был у твоей кровати, моя точно в этом плане бывалая. Так что, букет не по адресу! — резко вытянула охапку вперед, практически хлестанув его по изгибам локтей. Когда поняла, что Марсель не собирается шевелиться и потакать ей в стремлении избавиться от ненужного подарка, разжала пальцы и позволила им тяжелой волной пасть к его ногам. И проигнорировав ленивый взгляд, пустившийся в путешествие по ее наготе, отвернулась, закипая. Эмили, правда, не ожидала этого. Но мужчина молниеносным движением захватил тонкое запястье, и в следующую секунду она уже была прижата щекой к широкой груди. Одной ладонью он зафиксировал затылок, а второй оплёл плечи, пресекая сопротивление. Взбрыкнула, пытаясь вырваться, но замерла, услышав короткое: — Прости. Устало прикрыв веки, судорожно выбила воздух из легких, пытаясь успокоиться. Потому что слезы снова душили. Эта обида…недосказанность…несоответствие ожиданиям… Марсель всё испортил вчера. В самом конце. Девушка стойко вынесла физический дискомфорт, но его поведение, это сокрушение — нет, не смогла. — Не надо, Марсель. В ответ на эту глухую просьбу он лишь крепче сжал ее. Этот жест добил выдержку. Что-то внутри надломилось. — Я разве многого просила? — грустный шепот куда-то в сторону. — А сама как думаешь? — Думаю, мужчины к таким вещам относятся существенно проще… — Мужчины — да. Проще. К мимолетным женщинам. К связи с ними. Считаешь, ночью у нас был схожий сценарий? На какое-то время воцарилась тишина. Эмили оставалась неподвижна, укачиваемая мерным стуком его сердца. Она запуталась. На нее навалилась удушливая апатия. — Уходи, пожалуйста. Хочется побыть одной. Очень. Я сама во всем виновата. — Нет уж, — Марсель отстранился, с непоколебимой твердостью заглядывая ей в глаза, — если уж искать виноватых, то, по-честному, на мне этой вины больше. Конечно, это благородно, но для нее не имеет ценности в данную секунду. Взгляд натыкается на ткань рубашки в районе предплечий, и Эмили хмурится, замечая множество мелких красных разводов. Затем переводит его на свои ладони. Странно, даже не почувствовала, что укололась. Зато эти пятнышки на белом…они выглядят очень символично. Нервы окончательно сдают. Девушка резко отворачивается и обнимает себя, ежась от накатившего озноба. И устремляет безразличный взор в окно. Дверь в коридоре тихо захлопывается. Вот и славно. * * * Сергей был против, да и сама Эмили не хотела ехать в аэропорт. Они попрощались всё в том же торговом центре, где облюбовали кафе, в котором встретились впервые. Он ей нравился. По-человечески. Обаятельный, чертовски интересный, местами смешной. Несмотря на то, что настроение за два дня только ухудшилось, у него получалось вызвать ее смех. А истории Сережа рассказывал так виртуозно, что не оторваться. Тему матери пытался избегать, да и столько было об этом сказано уже в предыдущие несколько раз. В основном, они говорили о его жизни, работе, временных трудностях, которые он потихоньку начал устранять. Поскольку в IT-области Эмили ничего не понимала, описание некоторых проектов она поняла с натяжкой. Но не суть. Главное, общалась с братом. Брат. Эмили шла по улице, перекатывая это слово на языке, и не могла до конца осознать его смысл и значение. Прожить двадцать два года и познать родство? И что будет дальше? Как сложатся их отношения на расстоянии? Как об этом сказать семье? Девушку одолевали какие-то смутные тревожные звоночки, разные мысли лезли в голову, не давая покоя. Но больше всего в эту минуту она переживала о финансовом благополучии Сергея. Ей казалось нечестным, что бремя лечения матери полностью лежало на его плечах. Пусть они и не были знакомы, но Эмили ощущала себя обязанной быть участной к судьбе усопшей, точнее, к судьбе ее сына. И поэтому была решительно настроена помочь тому материально. И для этого ей нужно было собрать очень крупную сумму денег. Может, позже, но точно не сейчас, она сможет даже поехать к ней на могилу. Многим позже. Когда осознает, кем является. Это…не получалось переварить. Урожденная Тер-Грикурова Эмили Левоновна, души не чаявшая в своих родителях, она внезапно становится потерянной девочкой, не имея представления о том, кто же на самом деле. А оказывается, у неё другая мать. «Мать». Эмили не любила это обозначение. Но «мамой» называть сможет только ее, ту, что вырастила… В ее, Эмили, сознании это настоящий героизм. Сколько ночей ушло на пролитие слёз. Сколько часов в раздумьях. Сколько улыбок от воспоминаний о шалостях, прощаемых мамой. За эти годы девушка так и не смогла ответить себе на вопрос, смогла бы вот так же воспитать чужого ребенка? Младшенькая, облюбленная со всех сторон, даже избалованная, Эмили никогда не ощущала недостатка внимания или любви. Ее обожали все поголовно. И это было взаимно. До того момента. Теперь уж чувства к отцу девушка вряд ли осмелиться охарактеризовать как-то. Он сродни врагу. И она не понимает, как себя с ним вести. А что было бы, если бы она не услышала обрывок разговора в ту роковую ночь? А если бы осталась до конца, чтобы узнать побольше, чему помешала Лали, обернувшаяся на шорох? А если бы не испытывала жажду и не направилась бы в кухню выпить воды? И вот этот третий вариант ей, никогда не считавшей себя трусихой до той поры, почему-то нравился больше остальных! Лучше бы всё осталось, как прежде! С той секунды ее мир перевернулся. Глупые трогательные фильмы и поучительные книги вмиг перестали быть таковыми, приобретая скрытую силу по факту своего реального содержания. Такое бывает! Боже, но почему именно с ней? Сознание дало настолько мощный сбой, что Эмили почти поверила в свою неадекватность. Ночами мучали кошмары, а днем грызли бесконечные сомнения. Видеть папу — не могла. Сразу начиналась истерика. Хотелось сбежать и забиться куда-то. Ничего не знать. И знать всю правду. Заткнуть голос в голове. И дать ему волю в разговоре. Эти противоречия душили. Страхи не давали свободно вздохнуть. И вынудили принять решение о поездке в Москву. А там… Эмили ведь тогда не предполагала, что побег это не выход. Ей казалось, что по принципу «с глаз долой — из сердца вон» всё придет постепенно в норму. Она окрепнет, сможет взять себя в руки, вернуться и потребовать объяснений. План был кристально прост, ясен и почти безупречен. А в реальности на душевную сумятицу наложилась сама собой незнакомая обстановка, чужой город и куча негативных эмоций как следствие. Двоюродная сестра, с которой, казалось бы, раньше неплохо ладили, не упускала повода для ссор, тупо завидуя состоятельности ее семьи и тем возможностям, благодаря которым девушка могла бы поступить в любой университет, а вместо этого просто «отсиживалась» в Сочи, а теперь вот и их стесняет в небольшой квартире. Консервативные родители изначально не рассматривали вариант ее отдельного проживания — родной дядя, всё же. Но после пары месяцев в таком режиме… В общем, мама поняла, что как бы ей ни дорог был родной брат, которого не хочется обижать, психика дочери все же дороже. Увы, было поздно. Психика дочери уже была расшатана рядом факторов, собранных в один весомый букет. Вот и вышло, что вдали ей стало только хуже. И после этого вернуться вообще не хотелось. Только сдохнуть. Сразу… Входящий звонок отвлек от невеселых воспоминаний, Эмили ответила, поприветствовав сестру. — Эми, у нас возникла спонтанная идея девичника. Ваграм уезжает завтра в Краснодар, я хочу сдать детей маме, а нам собраться посплетничать. А то ты теперь у нас особа занятая — то работа, то друзья, не видим тебя так часто. Ивета, Амалия, я и ты. — Это весь состав твоего девичника? — Ну, ты же понимаешь… Ивета в последнее время очень замкнута и на посторонних будет реагировать соответственно. И какой смысл ее тогда звать? А я ведь хочу, чтобы она развеялась. — Ну, по сути, я не против. У меня смена только послезавтра. — Вот, Амалька тоже с десятого работает. Вот и отлично, что всем удобно! Тогда жду ближе к четырем. Чтоб подольше посидели. — Буду. Когда они попрощались, Эмили поймала себя на мысли, что не так уж и далеко ушла от сестры — как и Ивета, она сейчас не особо хочет общения. Но это всяко лучше, чем терзаться раздумьями. Особенно после той памятной ночи… * * * Девичник плавно перетек в праздник, когда выяснилось, что Амалия ждет второго ребенка. Эмили осторожно следила за реакцией Иветы, гадая, почему же та за столько лет не предприняла попытку забеременеть еще раз? Нет, они в семье были близки, но до определенного возраста все её считали маленькой для такого рода тем. Но даже сейчас почему-то было сложно заговаривать о таком. Средняя сестра, в отличие от Лали, была немного своеобразной в этом плане. Ей всегда было важно быть безупречной, самой-самой. И теперь, когда не всё в жизни гладко, будто ушла в себя на пару слоев. Как бы, не всё потеряно, но связь с миром иногда жестко обрывается. Да и как тут судить? Не каждый сможет справиться с ее ситуацией — больным малышом и, похоже, изменами мужа. — С ума сойти, а ведь всего этого могло не быть! — возглас Лали возвращает Эмили обратно в гостиную их нового дома, заставляя вникнуть в суть. — Да. Возможно, я до сих пор жила бы с Марселем… Её жестко потряхивает от этой фразы, хотя она и сохраняет внешнее спокойствие. Да, почти как в кино. Девушка была «женой» Марселя, жившей с ним на протяжении многих лет в качестве кого угодно, но не жены. Никаких интимных отношений. Их связывало нечто другое, более духовное. А потом после случайной встречи с Лали и Антоном в кафе, где талантливый хореограф предложил ей работу, узнав, что та тоже профессионально танцевала, жизнь Амалии перевернулась. Они полюбили друг друга, и позже, когда всё стало явно, поженились. — А почему ты не ушла от него раньше, если вы не были никогда близки? — решается задать вопрос, мучавший еще с фееричной сцены в кузнице, когда Антон произнес чистосердечное признание. Амалия печально улыбнулась и подняла прямой взгляд на неё. От этого Эмили стало немного не по себе. Будто та видела истинный мотив в таком интересе. — Не хотела. Знаешь, я, впрочем, как и сам Марс, уже успела поставить на себе крест. Унизительная ситуация остаться никем при таком раскладе вынуждала меня волочить странное существование. Повезло же попасть в аварию, пока тебя похищает твой будущий муж. Видеть «жениха» собранным по кускам, не зная, выживет ли он в итоге. А затем услышать от него короткое «Уходи», учитывая, что дома после всего тебя уже и не примут нормально. У Марселя была очень плохая репутация. — Да? — ей казалось, она даже дыхание затаила, слушая эту историю. — Да, это так, — усмехнулась Лали. — Он, бывало, пугал меня одним своим видом. Я и так не ладила с Ваграмом, а когда их вдвоем видела, меняла направление на все сто восемьдесят градусов. — Называя вещи своими именами, Марсель реально был конченом ублюдком, — вдруг подала голос молчавшая Ивета, чем несказанно удивила присутствующих, — даже в моем окружении попадались девочки, которые были с ним очень тесно знакомы… Определенно точно этот разговор злил её всё больше и больше. Никакой конкретики — оценочные суждения трех девиц, решивших довести до исступления самую ярую слушательницу. — Это правда, он пользовался популярностью. Мало тех, кто устоял бы перед брутальным нахалом, дерзость которого переходила все границы. При этом его с большой натяжкой можно было назвать красавцем в общепринятом плане. Но харизма, глаза прожженного дьявола… — Амалия отпила немного сока, и Эмили едва ли не отобрала у нее стакан, считая, что та делает это слишком медленно, — остроумие, начитанность, обещание какого-то заоблачного счастья… Марсель умел посмотреть так, чтобы ты почувствовала себя единственной. Младшая Тер-Грикурова нервно сцепила пальцы, отбросив попытки унять уколы ревности. Очень мило! Значит, в этом городе много дамочек, которых облагородил господин Бавеянц. — Ну, я не стала исключением. Просто со мной пришлось повозиться дольше в силу характера, принципов и воспитания. Ни-ни до свадьбы, это ж табу. Смешно звучит сейчас, когда в глазах тех же родителей я пала…ниже некуда, связавшись с Антоном, будучи условно супругой другого. — Вы, что, до сих пор не общаетесь? — изумилась девушка. — Общаемся. Но факт остается фактом. Я сначала опозорила их тем, что была украдена не самым лучшим кандидатом, с которым в тот же день попала в аварию, прожила столько лет под одной крышей в качестве «никого», а затем вдруг вышла замуж за другого. К тому же, еще и русского. Мы только-только налаживаем связь, но и сейчас я чувствую это осуждение во взгляде отца. Эмили вздохнула, тут же вспомнив о Тине с Лео. Может, у них тоже хотя бы позже наступит перемирие с родными… — Так почему не ушла сразу, когда он тебе указал на дверь? — Ивета нетерпеливо подалась вперед. — Доказать, что ты «девочка» было проще простого. — Важно не это. Чувствовала свою вину, да и на самом деле…мне на тот момент казалось, я его люблю. Но позже поняла, что я была увлечена и восхищена его этой властной хищной аурой. Это не любовь, но… Когда увидела Марселя после реанимации…в общем, у меня и мысли такой не возникло. Хотя, правда, он почти каждый божий день на протяжении этих пяти лет просил меня уйти. И при этом оплачивал мою учебу, затем я уже просто привыкла к этой жизни рядом с ним. Изначально наряду с мед. работниками помогала ему восстанавливаться, ходить с нуля. После — наблюдала, как он борется с собой, закрывшись от всех. Как только встал на ноги, сразу же начал изводить себя тренировками, бесился, что слаб, хромает. Но это всё лишь мои личные наблюдения, сам об этом никогда не говорил вслух. Со мной — вообще, постоянно был груб, добиваясь, чтобы я вернулась домой и зажила. А не чахла рядом с ним. Я была отчаянной максималисткой, считала, смогу оживить его, наши чувства победят. А потом…суп с котом, — невеселая насмешка и короткий вздох, — до меня дошло, что не было этих самых чувств ни с одной, ни с другой стороны. И, может, это прозвучит очень жестоко, но я рада, что произошла авария. Иначе мы с ним искалечили бы друг другу судьбу. Он мою точно бы искалечил. — А как к этому относились его родители? — Они меня полюбили, как дочь. Видели, что я стараюсь быть ему полезной и дорожу этим человеком в любом случае. Думаю, они были рады тому, что я не оставляю его одного. Марсель до этого успел наделать дел, и им казалось, я смогу исправить их сына. — Наделал дел? Ты про наркотики? — Эмили не успела подумать, это вышло само собой, и теперь три пары глаз уставились на неё с любопытством. — Ну, я на работе случайно как-то услышала… Он же временно мой босс… Кажется, получилось отвертеться, хотя Амалия всё же изогнула свою изящную темную бровь. — Это тоже. У него с запрещенными препаратами были большие проблемы. Вплоть до угроз возбуждения уголовных дел. Дядя Аргам с трудом и большими финансовыми потерями каждый раз заминал эти вопросы. — Странная ты девушка, слушай, — хмурится Ивета, — зачем он тебе такой нужен был? Молчание. И Эмили снова напрягается в нетерпении. — Знаешь, при всех своих недостатках, всё же в нем было самое главное достоинство — человечность. Если бы не Марсель, я сейчас могла бы быть мертва. — Что?! — почти хором. — Пусть в аварию мы и попали, потому что он совершал кражу невесты, но она произошла не по его вине. Этот гордый мужчина не афиширует, конечно, но меня спасло его решение вывернуть машину в свою сторону. Марсель подставил себя под удар, когда понял, что столкновения невозможно избежать полностью. И я это прекрасно осознавала, даже будучи в ужасе. Но так в дальнейшем эта тема им осталась нераскрытой. Понимаете, при всей своей неприглядной репутации он вот в таких решающих ситуациях умел остаться благородным. По-настоящему благородным. Человек познается в беде. И это явно про него. Даже то, что меня потом приютили, «подрастили» и пустили в свободное плавание, когда пришло время, уже о многом говорит. — «Санта-Барбара» отдыхает, — Лали встряхнула головой, будто пытаясь сбросить эту информацию, по всем фронтам странную и нереальную. — Даже я не знала об этом. Ваграм никогда не говорил, что Марсель в этот момет пытался тебя спасти. — Не думаю, что он в курсе. По официальной версии следствия водитель нашей машины был под действием наркотических веществ. Марсель никого не стал переубеждать в обратном. Ему было плевать, что будет дальше, он даже не верил, что сможет выкарабкаться. У Эмили голова шла кругом. Больше ничего не хотелось слушать. Ей бы в это вникнуть, расставить по полочкам, осознать, понять… — У нас какой-то фан-клуб Марселя получился, — нервно передернула плечами, — давайте сменим тему… Слава всем богам, так и случилось. Они не подозревали, что под этой грубой просьбой девушка просто искала успокоения. Ей надо было подумать. Чем она и занималась, отрешенно откинувшись на спинку кресла и практически игнорируя дальнейшее общение. Правду говорят, что глаза человека это зеркало его души. Не зря же её переклинило от одного взгляда в них… Этот большой грозный медведь на самом деле был очень хорошим мишкой. В свете последних новостей десятилетней давности она вдруг ощутила несвойственную гордость за него. И чувства Эмили к нему заиграли новыми красками. Лучший. Для неё он действительно лучший. Чего уж там… Даже если бы ей сейчас сказали, что этот мужчина кровожадный убийца, она не перестала бы любить его. Это больно. Да. Но, кажется, девушка привыкла к такому неразрывному тандему — горечи и эйфории. Сама выбрала этот путь и жаловаться не намерена. Эмили обвела отсутствующим взглядом комнату и присутствующих, внезапно осознав острую необходимость быть совершенно в другом месте… — Как чудесно, что ты дома! — она, поборов секундное замешательство от мрачного вида мужчины, проскользнула в квартиру и схватила его за руку, когда он захлопнул дверь. — Пойдем! Оказавшись в спальне, девушка на миг закусила губу, тут же уловив волнение от нахлынувших картин четырехдневной давности. Наткнулась взглядом на приоткрытую книгу на постели и тут же зацепилась за эту возможность сохранить самообладание. — О! «Овод»!* — захлопнула и откинула в сторону, посмотрев Марселю в глаза. — Облегчу тебе задачу. Спойлер. Все заканчивается печально. И мораль такова: дети всегда отвечают за грехи родителей. Всегда… Ее передернуло, как только слова вылетели и коснулись собственных ушей. Он продолжал молчать, хмуро рассматривая Эмили. И даже поза казалась скучающей — традиционно скрещенные на груди руки и опущенная немного в сторону голова. А потом вдруг мужчина обошел ее и присел на кровать, опираясь спиной об изголовье. Теперь наблюдал за ней из-под опущенных ресниц выжидающе и совсем безэмоционально. Ах, так… Но она вновь и вновь не собиралась сдаваться. Резким движением скинула с себя халат, наспех накинутый на обнаженное тело после душа, и предстала перед ним во всей красе. — Хотя бы во имя моих горящих от стыда щек перед аптекарем, мы обязаны попытаться еще раз с этой штукой, — подкинула ему тюбик лубриканта, который тот проворно поймал в воздухе, а когда прочел название, вздернул бровь, — я чуть не умерла, пока описывала…деликатную проблему. У тебя нет выбора, я пойду до конца… Ещё один прямой непоколебимый взгляд ему в глаза, вздернутый подбородок, взбесившееся сердце, внезапно решившее вырваться из нее… Эмили была на грани. Если он снова будет отговаривать… — Иди сюда, грозная тучка. Господи! Девушка чуть не рухнула на пол, вмиг ослабевшие от облегчения колени существенно осложняли дело. Ей показалось, что она ослышалась… Но Марсель улыбнулся. Черт возьми, он реально улыбался! Это ввело ее в ступор. Эмили готовилась к войне, а не капитуляции. — Эмили? — красноречивое хмыканье, вернувшее ее к жизни. Она сделала маленький шажок, затем еще один…а потом сорвалась и кинулась ему в объятия, оплетая мужскую шею и приникая к губам… Глава 25 «…Мне не важно, мне нужно немногое — — просто любить тебя, принимая за счастье одну на двоих пустоту». Джио Россо Какое-то странное чувство затапливало нутро, когда она смотрела на мирно спящего Марселя. Основываясь на избитые стереотипы, можно было ожидать медвежьего храпа, каких-то неудобств рядом с ним, неосторожных тяжелых движений и непосильной давки, если вдруг он во сне решит навалиться на нее. А этот здоровенный мужчина не издавал ни звука, грудная клетка мерно поднималась и опускалась. И было что-то завораживающее в этой плавности. Настолько, что Эмили потеряла счет времени, наблюдая за ним. Вчера девушка погасла в прямом смысле этого слова, как только всё закончилось. На этот раз первая прильнула к нему и уткнулась носом в теплую шею. Может, когда-нибудь она поймет, почему его присутствие действует на нее так успокаивающе. И почему царство Морфея принимает с распростертыми объятиями только при наличии Марселя. Вообще, всё происходящее вкупе изумляло. И эта роковая любовь с первого взгляда, одержимость им, ни капли не угасшая за столько лет, и готовность Эмили сейчас быть временным человеком в его жизни, урвать свой маленький кусочек счастья, и внезапная капитуляция мужчины, боровшегося с ней долгое время. Каких-то надежд и заоблачных мечтаний она не имела. Понимала, что это всё носит краткосрочный характер, а он… Он не испытывает к ней ответных чувств. Эмили всё же поддалась порыву и провела пальцами по правой щеке Марселя, а затем прочертила линию до виска — и так несколько раз. Трепет поселился в каждой клеточке тела. Эта дикая неуемная потребность пугала, но была ее частью уже давно. Любить так, чтоб умирать от каждого прикосновения. Ей этого было достаточно. Сейчас. А о том, что будет потом, думать не хотелось. — Ты в порядке? — вдруг произнес он хрипло, нарушая тишину ночи и ход ее мыслей, хотя веки были прикрыты. — Ничего не болит? Ровно до того момента, как была совершена вторая попытка войти в нее, девушка билась в нескончаемом экстазе от поцелуев и ласк, но, как было ранее им же сказано, физиология есть физиология. Нет так смертельно, как в прошлый раз, конечно, но всё равно…больно. Ему тоже сложно. И Эмили после разговора с девочками пришла к выводу, что Марсель больше переживал о ее самочувствии, чем о своем удовольствии. А она взяла и обиделась, не желая понять мотивов взрослого опытного мужчины, осознающего, насколько всё непросто. Ведь он всего лишь пытался донести до нее, что боится сделать хуже… — Почему ты не бреешься? — вместо ответа задала встречный вопрос, продолжая свои действия. — Чтобы скрыть часть шрамов? Тебе это ни к чему. Ты красивый… Он медленно повернул голову к ней. И теперь ее ладонь, дразнящая кожу, оказалась зажатой между подушкой и его щекой. У Эмили перехватило дыхание, когда Марсель распахнул глаза и прожег ее необычайно пристальным взглядом. — Ты, правда, красивый. Сбрей это, пожалуйста. После минутного безмолвия, мужчина все же заговорил: — Почему ты не спишь? Который час, вообще? — Я выспалась и проснулась. Половина шестого. Хочу сделать тебе завтрак. Можно? Он довольно нахально ухмыльнулся: — Нужно. Раз уж не даешь спать. Удиви меня, грозовая тучка. — Я сейчас «Облачко» Антона. Умиротворенное, пушистое и белое. — Облачко. Но не Антона. Эмили улыбнулась уголками рта. Мило, ничего не скажешь. Вот бы еще значило что-нибудь. Увы. Девушка аккуратно высвободила свою слегка затекшую конечность, подалась вперед и всего лишь на миг прижалась губами к изгибу его шеи, где заканчивался подбородок. На миг. Но почувствовала, как дернулся кадык Марселя от этого пусть и невинного, но весьма интимного жеста, после чего ее саму одолел ворох мурашек. Пробыв в ванной около десяти минут, совершая утренние ритуалы, Эмили поплотнее запахнула халатик, затем отправилась в кухню. В поисках продуктов обнаружила стандартный набор в холодильнике — яйца, сыр, зелень, ветчина, масло. Выбор был очевиден. И через какое-то время в квартире витал запах готовящегося омлета, с которым смешался аромат свежего кофе. Она уже успела распределить все по тарелкам, накрыть на стол и разлить божественно пахнущий напиток, когда мужчина вошел. Эмили как раз убирала крошки от нарезанного хлеба со столешницы рядом с плитой, стоя к нему спиной. И совершенно неожиданно ее развернули и подкинули вверх, ухватив за талию. Легко и непринужденно. Зато через секунду девушка приземлилась на холодную гранитную поверхность, что вызвало неприятные ощущения при соприкосновении с нижней частью обнаженных бедер. Но это забылось, стоило ему только вклиниться между них, опершись ладонями по бокам от нее, нависая, словно скалой. И…просто внимательно смотреть. Гипнотизировать глубиной серьезного взгляда, будто что-то рассчитывающего. — Что же ты творишь, Эмили? М-м? Мурашки от его тона тут же атаковали девушку, сглотнувшую образовавшийся ком в горле. Почему-то сейчас не хотелось говорить. — Выживаю, как могу. А ты повторяешься! — чмокнула его в кончик носа и, пользуясь замешательством Марселя, спрыгнула на пол, усаживаясь на ближайший стул. — Я очень хочу есть. Поняв, что девушка проворно избегает всяческих разговоров, он хмыкнул и последовал ее примеру. Признаться, Эмили и не ожидала, что ей будет настолько приятно исподтишка наблюдать за тем, как он с аппетитом уплетает ее стряпню. Это было сбивающим с толку открытием. — У тебя сегодня смена? — первым нарушает молчание. — А ты не знаешь? У тебя же четкий график — появляться, когда меня там нет, — поддевает девушка, сделав глоток. — Не знаю, — вздергивает провокационно бровь, — я же там больше не «работаю». — Как? Аргам Никогосович вернулся? — Угу, ночью прилетели. — Почему ты их не встретил? — удивленно. — Собирался. А потом был занят непредвиденным «делом», вихрем влетевшим в дом. — Боже… Эмили стыдливо приложила ладони к щекам, не разделяя его напускного веселья. Как же теперь смотреть в глаза его отцу… — Тебя отвезти? — Не стоит, незачем кому-то видеть нас вместе. Это ни к чему, — качает головой девушка. — Меня поражает, как спокойно ты об этом говоришь. Слишком даже. — А чего ты ожидал? Я не лукавила, когда сказала, что знаю, на что шла. Марсель недовольно поджал губы и едва заметно поморщился. — Зато я не знал. Она застыла, пытаясь распознать корень этого высказывания. И что это значит? Чтобы чем-то занять руки и не выдать своего состояния, начала убирать, и за считанные мгновения помыла посуду, чувствуя на себе тяжелый прожигающий взгляд. Только ей хочется глотнуть свободы и счастья, как тут же своими репликами он опускает ее на землю… — Я пойду к себе. Надо собраться. И откуда взялась эта неловкость между ними? Эмили уже была у двери, но стремительно вернулась и обхватила руками его лицо. — Пожалуйста, не усложняй. Пусть будет так, как есть, без анализа. Иначе…можно сойти с ума. И она настолько сильно вдруг стала бояться каких-то слов, что не стала ждать ответа. Ушла, оставляя его в раздумьях. Впрочем, это никак не спасало от её собственных… К счастью, на работе получилось отвлечься. Во-первых, вернувшийся «Биг босс» как-то по-доброму мерил шагами свои владения, раздавая сувенирчики из Европы, что не могло не умилять. Здоровенный мужчина в строгом костюме, державший в руках маленькие побрякушки… Во-вторых, по удивительному стечению обстоятельств у них был аншлаг, требующий концентрации внимания и учтивости. Лишь время от времени, когда в поле зрения попадал владелец заведения, Эмили чувствовала, как сжимается нутро. По-светлому тоскливо. Они с сыном очень похожи. — Я сейчас сдохну! — официантка Надя под стать своему высказыванию издала соответствующий свистящий выдох. — После праздников и так не особо работается, а тут ещё и эти…как в них столько еды вмещается после новогодних и рождественских блюд! Господи, как я домой хочу! Брезгливость на миловидном и обычно радушном лице вызвала понимающую улыбку у близстоящего персонала, в том числе и Эмили, пришедшей выпить воды в кухню. Она уже собиралась на свою территорию, проворно стуча каблуками вдоль стены помещения, когда дверь в зал отворилась, и вошел новый посетитель. В половине двенадцатого ночи. Бум. Гулкий удар сердца отозвался звоном в ушах. А затем оно и вовсе замерло, а сама девушка остановилась, словно вкопанная, не замечая, что вызывает неподдельный интерес у рядом стоящего столика. Точнее, сидящих за ним молодых парней. А оно ей надо? Нет. И никогда не надо было. Он её сначала не заметил, но явно выискивал, поскольку с порога начал оглядываться по сторонам. Ей бы выйти из тени и продолжить путь. Но Эмили потрясенно застыла, лихорадочно вбирая в себя изменения любимого. Марсель побрился… Подстригся… Оделся неофициально. И сейчас выглядел лет на пять моложе. Пусть так же грозно, пусть так же габаритно, но…по-другому. Свежо. Привлекательно. И даже левая часть лица, что была изрядно деформирована, не портила общего впечатления. Вот в эту секунду Эмили постигла смысл сказанного Амалией накануне. Харизма, животный магнетизм, походка, движения плеч, облаченных в бежевый джемпер с небольшим треугольным вырезом, демонстрирующим мощную шею… Она просто не могла оторваться от его созерцания. И не только она. А потом Марсель всё же отыскал её глазами. Остановился на мгновение. Изогнул бровь. Мол, получите и распишитесь, дорогуша. И…зашагал в сторону кабинета. — Ничего себе… — совершенно искренне восхитилась Лариса, тоже официантка, которая проходила мимо, но не сумела сдержать эмоции. — Это же Марсель Аргамович? Эмили просто кивнула, выходя из накатившего оцепенения, после чего на ватных ногах вернулась на своё рабочее место. Гостей провожала с вынужденной деревянной улыбкой, даже не различая, кто есть кто. Для нее это была живая субстанция, которой надо кивать и произносить заученные фразы. Она не понимала, почему её так взбудоражило появление Марселя в новом амплуа. Хотя, понимала. Трепетала от того, что он выполнил её просьбу, но никак не могла поверить в то, что это случилось. И случилось так быстро. Все остальные обязанности выполняла на автомате, и даже не помнила, как прощалась с ребятами. Уже в такси стала понемногу приходить в себя от потрясения. Совершенно некстати прокручивала в голове информацию о том, сколько женщин у него было. Со всеми намеками на богатую и активную половую жизнь. И почувствовала неожиданный укол ревности. Уколище. Отчасти вызван он был собственной неискушенностью. Что она может дать такому мужчине, если ничего не умеет и не знает? Только свою любовь, которая выражалась в каждом прикосновении. А Марсель никогда не скрывал, что это его не интересует. Похоже, Эмили загнала себя в ловушку, весьма талантливо и слепо веря в то, что сможет без последствий наслаждаться отведенным с ним временем, а затем тихо уйдет в закат. Она никогда не была избалованной эгоисткой, поэтому не собиралась рушить отношения Нелли и Марселя. Но нужда в нем, именно в этом мужчине, являлась отдельной движущей силой, неподдающейся контролю. Да, девушка была готова пробыть с ним всего несколько месяцев, пока он свободен от статуса женатого человека. Боль как результат этой связи не пугала её. Она любила настолько глубоко, отчаянно и сознательно, что без раздумий принесла в жертву себя, свою репутацию. Хотя, по сути, это значения не имело. Больше не имело. Никому и ничего доказывать или объяснять Эмили не собиралась. И решение любимого быть с другой оспаривать не считала верным. Она же не маленькая капризная девочка, да и гордость не позволила бы. С ворохом удручающих и довольно весомо усугубляющих отход ко сну мыслей, Эмили завязала на себе полотенце — не одеваться же, всё равно идет в постель — и направилась в кухню с целью выпить снотворное. Что и проделала, намереваясь пройти в спальню. Сделав всего два шага, девушка подпрыгнула от испуга и прижала руки к груди, схватив махровый край из опасения, что сей стратегически важный предмет попросту рухнет вниз. В кресле напротив кухонный зоны в мраке сидел нежданный гость, появление которого ввело её в такое истерическое изумление, что она воскликнула очень даже возмущенно: — Да быть такого не может! Я, что, опять дверь не закрыла?! Ответом ей служил протяжный вздох. Похоже, в комнате есть люди сердитее, чем сама Эмили… Глава 26 «…Не важно, как ее звали, важнее, что я из стали, она — из пастилы. важней, что она красива, и пахнет цветущей сливой, но жгучая, как крапива, и легкая, как туман…» Джио Россо — Ты что сейчас выпила? Марсель старается сохранить спокойствие, но злость незримой костью давит на горло. Во-первых, пусть он теперь почти уверен, что она не наркоманка, не исключает возможности приема психотропных веществ ввиду рассказа Кристины. Во-вторых, мужчину немало покоробило, что Эмили не дождалась его, будто демонстративно уехав домой. Ладно, утром отвезти её он не мог, чтобы не вызывать лишних вопросов. Но сейчас-то им было по пути. И это рвение показать, что ей как бы ничего и не надо от него…оно подбешивает. В-третьих, дверь действительно была открыта. И эта беспечность добила выдержку. Даже проведенные в одиночестве в её ожидании минуты не помогли избавиться от гнева. — Снотворное… — растерянно отвечает девушка, неловко подтянув полотенце выше. И этот жест вызывал у него ухмылку. Ну, что ты, девочка, разве имеет смысл укрываться, если сама же бесстыдно до этого дефилировала перед ним в чем мать родила? Смешная. — Зачем? — нарочито небрежно. — Чтобы спать, — в тон. — Да? Удивительно, — приподнимается и медленно подходит к ней, — ну, пошли. Эмили недоуменно хлопает ресницами, задрав голову, чтобы смотреть ему в лицо. — Куда? — Спать, Эмили, спать, — протягивает издевательски, — а не то, что ты подумала. — Я ничего не подумала! — вспыхивает. Надо же, оказывается, у кого-то сегодня ярко выраженный приступ целомудрия. — И я останусь здесь, я устала. — Я тоже. И первое, и второе. Спать. Эмили. Спать. Мгновение — и она уже у него на руках, возмущенно ойкнула и сердито сверкнула глазами. А Марсель как ни в чем не бывало прошествовал в спальню, наслаждаясь мягкостью округлых форм в ладонях. Придерживая её, стянул покрывало, а затем уложил девушку, на ходу избавляясь от полотенца. — Уверен, это лишнее. Свою одежду аккуратно устроил на банкетке под сверлящим взглядом Эмили, после чего прилег рядом. Естественно, притянул податливое тело к себе и шумно выпустил воздух из легких. — Марсель? — её голос звучит гулко, дыхание щекочет его кожу, когда она произносит слова. — Что происходит? — Сама говорила утром, ничего не усложняем. Молчание. — Эмили, почему не дождалась меня? — старается не показать своего раздражения этим фактом. — Ну, ты же не так давно пришел, я подумала, у вас с отцом дела. Не могла же я там отсиживаться. — Могла бы написать. — Я же сказала — устала. Домой хотела, почему ты продолжаешь? Действительно. Кто-нибудь может объяснить ему, чего он взъелся? — А снотворное зачем? Не припомню, чтобы у тебя были проблемы. Ты спишь сном младенца. — Только рядом с тобой. Или на твоей территории. Феномен, причин которого я пока не понимаю, — она немного отстраняется и заглядывает ему в лицо, отчего Марсель вновь и вновь начинает чувствовать теплую волну трепета к этой девчонке, — вот сейчас я тоже вырублюсь. — Значит, я твой личный транквилизатор? — Значит, — поперхнулась смешком, — или же тебе я доверяю больше, чем кому-либо. И что можно на такое ответить? Он не знал. Очередной раз испытал непривычный прилив нежности и ответственность за неё. Мужчина прижал Эмили к груди, вернув в изначальное положение. Может, и самому себе не хотел в этом признаваться, но когда она сопела ему в шею, это приносило ему ни с чем не сравнимое удовольствие. — Еще раз оставишь дверь открытой, я тебя просто побью, — уже мягче, но так же твердо. — Побьешь? Не верю. — Отшлепаю точно. — Хм, — многозначительная пауза, — я пока не готова к такому… — Эмили! — из него вырывается полувздох-полустон. — Да? — абсолютно невинно. Марсель ощущает, как её губы растягиваются в улыбке у него на коже. Невозможная. — Спи. А он пока подумает, что же со всем этим делать. — Марсель, — через несколько минут. Её голос звучит очень тихо, дыхание слабее. — Спасибо, что побрился… — Нравится? — хмыкает совсем по-мальчишески шутливо. — Нравится. Очень. Он даже уловил момент, когда именно Эмили уснула. Произошло это через минуты три-четыре. А затем она характерно прижалась еще ближе, хватая его за руку сквозь дрему. Уже который раз это действие заставляет задуматься об истоках расшатанной психики девушки. Ее слова о доверии только подтвердили подозрения мужчины о серьезных причинах столь странного поведения. Красавица, без претензий на дальнейшее развитие событий подарившая себя без остатка мужчине. Смело. И при всем при этом есть в ней нечто, что превращает в испуганную птицу за считанные секунды. Марсель поражен до глубины души всем, что с ней связано. Эмили самая нетривиальная женщина, встреченная им за прожитую далеко не праведником жизнь. Женщина. Настоящая, эмоциональная, породистая. Видеть в ней девочку — его изначальная большая ошибка. Ее выдержке, этой честности с собой, открытости чувствам можно лишь позавидовать. Очень мало поистине виртуозных безумцев, способных прыгнуть в омут с головой и не печься о последствиях, возложив на алтарь гордость, чужое мнение, веками сложившиеся традиции и прочее. Хотя, конечно, он понимает, что эта беспечность носит относительный характер. Но. Эмили. Знает. Чего. Хочет. И готова платить назначенную цену. Если бы Марсель вконец превратился в подонка, коим одно время успешно слыл, сейчас ее участь его никак не интересовала бы. Все обстоит с точностью наоборот. Тишину ночи нарушает шумный протяжный выдох. — Ладно, ты творишь сумасшествия… А я? Что творю я, Эмили? М-м? — обреченный шепот. — Что. Я. Творю. Взрослый мужик на пороге собственной свадьбы, повиновавшийся обострившимся бл*дским инстинктам, да еще и с кем?! Не мог он просто взять и получить удовольствие от того, что ему предложено, пусть именно этого она и просит. Марсель был в полнейшем раздрае. С одной стороны, да, они ничего друг другу не обещали, ничего не должны, можно насладиться этим временем и отпустить. В конце концов, он и Нелли не клялся в верности до свадьбы. После — да. По сути, никакой вины за ним нет. И вот здесь начинается самое интересное. С другой стороны, Эмили не кто-то с улицы, не посторонняя девушка, а член семьи, в которую мужчина вхож. И это не может просто кануть в Лету и остаться без последствий. А даже если бы и могло, то есть, если бы не было фактора семьи, он все равно о ней не забыл бы… Уткнувшись подбородком в ее макушку, Марсель улыбнулся. Лениво, чувственно. Самая красивая девочка… * * * — Можно несколько круассанов с разными начинками? — Марсель разглядывает аппетитные кондитерские изделия в нерешительности. — Со всеми? Шоколад, сыр, джем, сгущенка, нутелла? — Да. И по два. Девушка-кассир улыбается ему, принимая заказ, и живо упаковывает перечисленное. Он наблюдает за ней, время от времени с удивлением ловя заинтересованные взгляды, брошенные исподтишка. Странно… — Вот, пожалуйста. Оплата картой или наличными? — Картой. — Какое у Вас имя красивое, — протягивает, одаривая кокетством. — Никогда не слышала здесь… — Да… — мужчина слегка растерян. — Спасибо. По пути размышляя над её поведением, Марсель пытался вспомнить, когда с ним последний раз столь открыто заигрывали? Сколько лет прошло с тех пор, как женщины сами вешались ему на шею после одно-двух намеков… Словно в прошлой жизни. Дверь старается открыть бесшумно, но услышав музыку, уже не пытается быть тихим. Проходит внутрь как раз к моменту, когда Эмили в коротеньких спортивных шортах и топе делает очередное приседание, сосредоточенно глядя перед собой. Это зрелище захватывает его… Напрягающиеся-расслабляющиеся полушария, прямая спина, согнутые в локте руки, ровные красивые ноги… Хорошо, что она стоит не лицом к нему, и у него есть возможность понаблюдать. Затем девушка опускается на коврик и принимает стойку планки. Тело её вытягивается струной с гордо торчащей округлой попой. Она начинает напевать себе под нос, и мужчина прислушивается к её голосу. Когда песня сменяется, Эмили замолкает. Это длится довольно долго. И он напоминает себе извращенца. В какой-то момент Марсель отмирает и кладет бумажные пакеты на столешницу. Этот звук привлекает внимание юной спортсменки, которая тут же поворачивает голову в этом неудобном положении, встретившись с ним глазами. Что она там прочитала — не особо ясно, но в следующую секунду проворно встала на ноги и направилась к остолбеневшему мужчине. — О! — указывает на круассаны. — А я думала, ты ушел. И смущенно проводит по шее в каком-то беззащитном жесте. И всё. Ему срывает тормоза. Делает шаг и хватает её за ягодицы, сажая рядом с десертом. Давит на поясницу, приближая к себе, и обрушивается на девичьи губы, сминая, поглощая, выражая свой голод. — Как же сложно сдерживаться рядом с тобой… — выдыхает через время. — И не надо… — сообщает рвано, затуманенным взглядом призывая его к действиям. Знала бы, как опасно давать карт-бланш возбужденному здоровому мужику, вряд ли бы осмелилась бросаться такими заявлениями. Марсель стянул резинку, распуская её волосы, затем зарылся в них своей пятерней, обхватывая макушку, натягивая у корней, чтобы она откинула голову назад. После чего с первобытном рыком приник к шее, по которой она совсем недавно скользила пальцами, пытаясь скрыть неловкость… Поймал ртом бьющуюся венку, чувствуя, как вибрирует от его действий девушка, и слегка улыбнулся, когда та вжалась в него. Дорожками поцелуев прошел по подбородку, добравшись до маленького ушка, и прикусил мочку, вызвав дрожь по её телу. Ему нравилось познавать Эмили. Наслаждаться яркими реакциями, выдающими неопытность и наряду с этим честность, страстность… С ней нельзя забываться и придаваться животному инстинкту, требующему быстрой разрядки. Не время. Её надо раскрывать, обучать, направлять. Эмили следует вкушать. Смаковать. Растягивать удовольствие. Что Марсель и проделывает, стаскивая топик и приступая к груди. Дразнит, то кусая, то целуя, то перекатывая маленькие острые вершинки, руками нежно сминая полушария. Смотрит, как она выгибается, не в силах устоять. Ресницы подрагивают, веки прикрыты, пухлые губы полуоткрыты, выпуская рваное горячее дыхание. Идеальная девочка. От неё сносит крышу… Чувство, которого давно не было в его жизни. Да и было ли оно когда-нибудь таким…чистым? Чтобы наслаждение партнера было важнее своего собственного? Мужчина подхватывает её и несет в спальню, где осторожно опускает девушку на кровать, избавляя от последнего предмета одежды. Она не сопротивляется, слишком поглощена ощущениями. Марсель наклоняется и припадает к манящему рту. Целует медленно, размеренно, нежно ведет языком по её плоти, а затем вторгается в него, млея от ни с чем не сравнимого вкуса. Вздрагивает, когда ему робко отвечают, пытаясь повторить дикие пируэты, а тонкие пальцы оказываются на его шее, постепенно перемещаясь на затылок, зарываясь в волосы. Импульсы жестко хлещут по всему телу, накаляя желание, из-за которого уже тесно в брюках. Но оторваться от неё он никак не может. — Почему ты ещё одет? — прекращает она вдруг поцелуй, тяжелым дыханием выражая своё возмущение. — Я хочу тебя чувствовать… И начинает лихорадочно стягивать с него джемпер, хмурясь, когда ткань в какой-то момент выскальзывает, вновь опускаясь вниз. Мужчина посмеивается, наблюдая за её потугами, но стоило ей только недовольно сузить свои глаза, в которых читался надвигающийся шторм, он сдался и помог ей избавиться от вязаной кофты. Видеть её восторг — странно. Но в этом взгляде столько неподдельного восхищения, когда она скользит ладошками по его плечам, переходит к груди, будто пересчитывая шрамы. Марсель…ошеломлен очередной раз. Он застывает над ней не в силах понять и принять, как такой совершенной девушке может нравиться искалеченное мужское тело?.. И как смириться с тем, что его впервые безвозмездно любят? До такой одуряющей степени? До спазма в горле… Её прикосновения обжигают хлеще раскаленного железа. Кожа всенепременно отзывается на ласку, столь невинную и примитивную, но по своей мощи не идущую ни в какое отождествление с тем, что вытворяли опытные женщины. Эта маленькая девочка превращает его в…кого?.. — Не надо, — зловеще шипит, перехватывая руки девушки на своем торсе. Заводит оба запястья над её головой и…изучает. Долго-долго. И она молчит, не прерывая зрительного контакта. Он, словно одичалый зверь, впитывает её предвкушение и пульсирующее в воздухе возбуждение, которым оба охвачены. Вызов, читаемый во вскинутом подбородке, когда останавливается взглядом на заалевших девичьих устах. Любой поединок с ней приводит к поражению. Несомненно. Марсель отстраняется, резкими движениями снимая остальную одежду и следом используя контрацептив. Почему-то это всё проделывает, отвернувшись, словно испытывает смущение. Подумать только! Смущение! Возвращается, нависая над ней, и очень осторожно входит, неотрывно наблюдая за сменой эмоций. Эмили закусывает губу. От боли или наслаждения? Не разобрать пока. Но прежнего напряжения в её теле не ощущает. Миллиметр за миллиметром продвигается и вскоре осознает, что дальше пока некуда. Она слишком маленькая, тесная, неготовая к чему-то большему. Это, конечно, досадно. Как всегда, приводит его в ступор, пронзает горькой мыслью, что они не подходят друг другу никак… Марсель опускает взгляд, вперившись в точку, где соединяются их тела. Всё так и есть, еле-еле вошел в неё наполовину. Как же это неестественно… Его обдает холодом, и от ожесточенного накала пот тонкой струйкой скользит по позвоночнику. — Пожалуйста… — вдруг раздается тихое всхлипывание. Её голос ударом хлыста по оголенным нервам возвращает к реальности. Где под ним лежит разгоряченная Эмили, комкающая простыни и просящая…продолжить? Не отдавая отчета своим действиям, делает толчок, выбивший из неё протяжный вздох. Затем ещё один. И ещё. Будто впадает в транс, где важно только это — её призыв. Острота собственного удовольствия опасно зашкаливает. Ему дико нравится всё, что происходит. Впервые с ней он позволяет себе заткнуть внутренний протест. И двигается. Определенно, в этот раз всё иначе. Девушка не морщится от боли. Она была полностью готова. Противоречивые внутренние метания отходят на второй план, когда Эмили начинает очень тихо постанывать, прикусив губу. При этом её голова мечется из стороны в сторону, а грудь часто-часто вздымается и опускается. И он вдруг понял, что она близка к пику. И, действительно, ещё несколько неспешных движений — девушка подается вперед, приподнявшись и хватая его за шею, прижавшись к нему в поисках спасения от того, что для неё ново и неведомо. И кричит. Приглушенно. Кричит ему в плечо, получая свой первый настоящий экстаз. Марсель, словно маньяк, тащится от этого, не прекращая совершать толчки, продлевая это зрелище, дурея от божественной девочки в своих объятиях. Ещё чуть-чуть — и он тоже взрывается, затаив дыхание. Она всё еще дрожала, судорожно ловя воздух, когда мужчина пришел себя. Молниеносно перевернулся на спину, падая на кровать и увлекая её за собой всё в том же положении — прижимая к сердцу и не выходя из неё. Сумасшествие. Дикая потребность сохранить этот миг… Он не узнавал себя. Глава 27 «…ты незнакомка, ты — страсть и нежность, ты — тяжесть в сердце и боль в груди…» Джио Россо — Мы с тобой не разговариваем. Веселое утверждение Эмили сбило его с толку. Он осторожно поддел её подбородок, до этого покоившийся на его плече, и выжидательно заглянул в глаза. — Ну, сам посуди, — улыбается мягко, зажигая его теплом, — раньше мы только ссорились. А теперь…не ссоримся, конечно. Действуем. И всё. — И? Девушка приподнимается, упираясь локтями ему в ребра, и от этого движения её маленькие соски нежно проходятся по его грудной клетке. Это рождает чувственные импульсы, но он сдерживает себя, потому что ей пока рано устраивать многозаходные марафоны. Они уже несколько минут лежали в тишине, лениво упиваясь негой. И теперь мужчина пытается сосредоточиться на лукавой ухмылке, изогнувшей полные покрасневшие губы. — И? — повторяет, вздернув брови, — я как типичная женщина хочу говорить после секса, — в своеобразном жесте, мол, ну как ты не понимаешь? Это заявление вызвало его искренний заливистый смех. Да откуда ей знать, как это происходит? И женщиной-то она стала без году неделю. — Мне нравится твоя улыбка, — проговаривает трепетно, указательный палец очерчивается мужской рот, порождая за собой покалывание по контуру. — Тебе говорили, что она у тебя красивая? Говорить о себе, уже тем более — о прошлом, ему, естественно, не хотелось. Марсель зарылся ладонями в её волосы и притянул к себе умиротворенное девичье лицо. Слегка подразнил, потершись щекой об аккуратный нос, затем оставил несколько легких мимолетных поцелуев на крохотном подбородке, направляясь к самому важному — манящим губам. Эмили сладко выдыхает, когда он вонзается коротким укусом в мягкую плоть, а потом сама тянется и прижимается, требуя углубить ласку. Неспешно, словно впервые, они целуются, вкладывая в действие максимум целомудрия. — Ты там…опять твердый, — шепчет бесстыдно, оторвавшись на миг, сводит с ума предвкушением в интонации. Марсель признает правоту её замечания, поэтому перекладывает девушку с себя на постель, сдержав ухмылку от разочарованного «Ой», когда, наконец, вышел из неё. — Я в душ. Ты пока свари кофе, пожалуйста. Я быстро. Избавляясь от средства защиты, мужчины направляется в ванную и подставляется под холодные струи. Ему срочно нужно смыть это возбуждение, иначе…напугает Эмили напором и ненасытностью. Нельзя. Она хрупкий цветок в этом плане. Не прожженная бл*дь, а практически невинное дитя. Только эти напоминания и помогают отрезветь. И возвращают долю прежнего недовольства собой. Марсель вернулся уже полностью одетый, ему, по-хорошему, надо бы побриться, но это уже потом. Настолько отвык от данной процедуры за последние лет десять, что теперь сложно даже представить этот каждодневный ритуал. Эмили бесшумно помешивала напиток в своей чашке. Видимо, она любит сладкий. Круассаны были рассервированы по красочному блюду, рядом с которым стояла сахарница. — Я не стала ничего вытаскивать из холодильника. Раз уж выпечка свежая, подумала, ограничимся этим. — Правильно сделала, — мужчина усаживается на барный стул рядом. — Они с разной начинкой. Можно разрезать, чтобы наверняка не повториться. Девушка встала, выдвинула верхний ящик, молча достала нож и положила на его пустую тарелку. Кажется, её всё же задело, что он не захотел говорить. По факту — проигнорировал её просьбу. Но хмурая и недовольная Эмили была по-своему прекрасна. Он отпил немного кофе, наблюдая за ней. А сама-то? Разве она спешит делиться с ним своими душевными переживаниями? Кто или что стало причиной её отъезда, расшатанной психики, приведших к паническим атакам, хронической бессоннице и необоснованной агрессии? Ведь Марсель тоже толком ничего о ней не знает… — Какие планы? — интересуется, деля ближайший круассан, часть которого кладет перед Эмили. Девушка несколько секунд заторможено изучает румяную корочку, затем подхватывает за кончик и с аппетитом откусывает слоеное тесто, начиненное сгущенкой. На мгновение жмурится, пережевывая. А он радуется, что Эмили не замечает, как его торкает от движений её губ, на которых остаются многочисленные крошки. А потом показывается розовый кончик языка, устраняющий сие безобразие. Господи, неужели эта девушка действительно не отдает себе отчета в том, насколько хороша? В любом виде, каждой эмоции, очередной ипостаси?.. — К двенадцати мне надо быть в универе. — Я могу подвезти тебя, но тогда нам максимум через минут двадцать нужно выйти. — Мне быстренько принять душ и одеться. Успею. Дальше они молча уплетают сносную выпечку, запивая кофе. Странно, вот уже второй завтрак, и тоже с ноткой индифферентности. Эмили верна своему слову, и в положенное время они выходят из квартиры. Спускаются, и на одном из лестничных пролетов Марсель тихо спрашивает: — Так почему же ты не пользуешься лифтом? Клаустрофобия? На этот раз она бесстрастно пожимает плечами и спокойно выдает: — Нет, всё проще. Однажды в кабинке меня накрыла паническая атака, когда я была одна. Испуг засел очень глубоко. Умом понимаю, что это глупо, надо жить дальше, но перебороть себя не получается. Я езжу в нем, если со мной кто-то есть, — поворачивает к нему голову и пытливо сверлит огромными глазами. — А ты? — Всего лишь еще один способ размять ногу. Привычка. Она опускает взгляд на колено и с участием вздыхает: — Сильно болит? — Дискомфорт есть, но уже не так ощутимо, как раньше. И Марсель внезапно осекается. Кажется, он впервые вполне честно и без раздражения ответил на вопрос о собственном самочувствии после аварии. Жалость и тревога близких его доканывала: самому тошно, еще и лезут со всех сторон с этими прискорбными минами… А тут воспринял как нечто нормальное и довольно безобидное. Так ведь и Эмили спрашивала иначе. Совсем не так, как остальные. — Я вряд ли смогу тебя забрать, до ночи буду занят, у меня в клубе небольшой ремонт плюс через пару дней проверка, — произносит, когда они отъезжают от дома. — Забрать? — в голосе девушки неподдельное изумление. — Марсель, перестань. Не парься. Я понимаю, что нас…не связывают отношения. Не хочу, чтобы ты напрягался. Не надо брать на себя ответственность за что-либо. Особенно в том случае, когда инициатива исходила от меня. Я, правда, всё осознаю. Огромным усилием воли мужчина сдержался от ответа, существенно задетый такой позицией. Опять же, в его жизни ни одна женщина не отказывалась от внимания и заботы. Еще и так легко и непринужденно. Бл*дь. Сам не ожидал, что это может его вывести из себя. Вроде, радуйся, мужик, ты свободен, от тебя ничего не требуется. Ничего лишнего. Только секс и разговоры? На пару месяцев, пока ты не женишься. Пока девочка не наиграется во взрослую. Так чего ж ты так бесишься? Лафа, о которой мечтали бы многие. Но для нынешнего Марселя циничность ситуации вдруг приобрела особо катастрофические масштабы. — Открой бардачок, — постарался звучать более-менее спокойно, дожидаясь, пока Эмили выполнит просьбу. — Там под документами комплект ключей. Возьми. Хочу, чтобы ты ночевала у меня, когда я возвращаюсь поздно. Если играть, то по его правилам. Приготовившись к перепалке, мужчина непроизвольно крепче сжал руль, поворачивая на улицу, где находилось здание университета. И мысленно чертыхнулся, завидев несчетное количество машин. Ни пройти ни проехать. Развелось мажоров, мать вашу. Понаставили дорогих автомобилей, ещё и паркуются, как криворукие пони. — Хорошо. Он был так ошарашен покорностью, с которой девушка приняла сказанное, что резко повернул к ней голову, наблюдая, как она отправляет связку в сумку. Серьезно? И никаких возражений? Американские горки, ей-богу! С ней не просто не соскучишься — с ней конкретно припечатывает, после чего надо приходить в себя. Даже затор впереди перестал его нервировать. Маневрируя, Марсель практически доехал до дорожки, ведущей ко входу, затем остановился, где было возможно. — Ну, пока? — немного угловато, нерешительно проговаривает Эмили, стрельнув в него глазами. — И спасибо. — Пожалуйста. Беги. В воздухе повисает аромат неловкости. Она хватается за ручку и несколько раз переводит на него взгляд. Может, хочет поцеловать? Но понимает, что не стоит делать достоянием общественности то, что между ними происходит? А он? Он хотел бы, чтобы всё было иначе? Времени на раздумья попросту не остается, потому что в следующую секунду по стеклу со стороны водителя настойчиво стучат. Мужчина оборачивается и видит перед собой улыбающуюся Инну. Лицо вытягивается от изумления, но на автомате он опускает его, впуская в салон веселый девичий щебет: — Привет! А ты тут что делаешь? — затем замечает Эмили, машет рукой той в замешательстве. — О! Я тебя помню! Ты работаешь в ресторане! Вы вместе приехали? — Привет. Да. — Привет, — отзывается девушка, словно отмирая. — Мы с…Марселем соседи, если ты не знаешь. Вот так получилось, что сегодня мне повезло, нам было по пути… А вот это ему совсем не понравилось. То, как она начала с ходу оправдываться. Еще и перед ребенком, который даже ни о чем не спрашивал… — А ты здесь каким судьбами? — Я же уже несколько месяцев занимаюсь английским у репетитора, чтобы сдать ЕГЭ, он здесь преподает, приезжаю к нему. — Это хорошо. Если закончила, садись, подброшу. — Нет, спасибо, нас папа подружки забирает. Ждем его. Эмили прощается и уходит быстрым шагом, через мгновения растворившись в толпе студентов. А Марсель ещё какое-то время беседует с Инной, интересуясь, как у неё дела. Конечно, в отсутствие Нелли они виделись реже, но он звонил ей, навестил на Новый год и вручил, как ему казалось, неплохой пригодный подарок — планшет. С девочкой у него никогда не возникало проблем. Хороший, на редкость жизнерадостный облюбленный всеми подросток. День выдался нервотрепным. Всё было не так. И все делали свою работу хреново. Именно так мужчина и полагал, испытывая раздражение, граничащее со злостью. И мастера — криворукие, и персонал — безалаберный, и пожарный надзор — в цвет ох*ревший. Сговорились бесить его, разжигая огонек недовольства, вызванного поведением Эмили. В результате метался тигром в клетке, отдавая распоряжения. Словно назло, и Костя с Юрой вновь поцапались практически до драки, пришлось выступать в качестве рефери. В результате, наверное, абсолютно все попали под раздачу. Марсель под конец уже не контролировал себя. И, поняв, что дошел до предела, ретировался намного раньше, чем планировал. Всю дорогу проклиная невнимательных водителей, практически дышал огнем. И доехал до дома уже в состоянии аффекта. Еще одна причина для злости — незапертая дверь. С одной стороны, внутри что-то заныло от вспышки удовольствия — она пришла к нему, да еще и раньше, чем полагалось, а, с другой — это всё же беспечно. Стоило сделать шаг в прихожую — в ноздри ударил какой-то необычайно вкусный аромат, и желудок жалобно сжался, напоминая о тотальном игноре практически сутки. Так и не довелось поесть по-человечески. На всю квартиру звучала неизвестная ему песня, немудрено, что его присутствие Эмили даже не заметила. А он…стоял на пороге кухни и просто наблюдал. Сам не заметил, как сменил гнев на милость. Словно одним махом с него слетел весь негатив. Это было чертовски необычно, и от этого, видимо, феерически приятно — видеть, как на твоей территории орудуют деревянной лопаткой. Эмили помешивала что-то в сковородке одной рукой, а другой — придерживала край книжки, в которую вперилась сосредоточенным взглядом, слегка хмурясь. Юный Цезарь, честное слово. Как можно читать под такой громкий звук, да ещё и одновременно готовить? Потрясение не было внезапным. Оно затопило его постепенно. По мере того, как ее глаза сбегали вниз по странице, Марсель впадал в транс, пытаясь вспомнить, кто и когда кашеварил для него с таким рвением? Из числа тех, с кем делил постель. Может, такие и были, но сейчас на ум ничего не приходило. Потому что эта сцена по своей зрелищности затмила всё. Маленькие ножки в коротеньких бирюзовых носочках непроизвольно отбивали ритм, аппетитная попа в светлых спортивных штанах слабо покачивалась в такт, пухлый рот что-то беззвучно воспроизводил — и всё это было аккомпанементом к основным действиям. Об Эмили ещё в самом начале знакомства мужчина был другого мнения. Да, собственно, это стереотипное мышление. Девушки, выросшие в достатке, в основном, никак не приучены к быту, не приспособлены к созданию домашнего уюта в том тотальном смысле, который заложен в это понятие. В его окружении таких достаточно: потратить время на салоны, оставляя детей в развивающих центрах, еду заказать доставкой, а уж уборка, стирка и глажка — из области фантастики, которая возложена на плечи наемных работников. Они выбирают быть красивыми, сводить с ума безупречностью кожи, тронутой идеальным загаром под благородным солнцем на хорошем курорте за границей. Вести социальные сети, активно пропагандируя любовь к жизни и совсем не вникая, насколько далеки от среднестатистической женщины, не имеющей такой финансовой подушки в лице состоятельного отца или мужа. Но эта девушка сочетала в себе несочетаемое. И осознание факта, что его буквально топит от этого…отозвалось раздражением. Замкнутый круг, ей-богу! Пришли к тому, с чего начали. Ему казалось, он чертыхнулся бесшумно. Но в следующую секунду серебряные глаза безошибочно остановились на нём, увеличившись от удивления. — Привет, ты так рано! — закрывает книгу и колдует над плитой, отвернувшись. — Голоден? Надеюсь, любишь морепродукты? У нас фунчоза в сливочном соусе с морским коктейлем, тушеные в соевом соусе овощи и немного поджаренного с чесноком хлеба. У нас. Сознание вырвало эту фразу и позволило ей теплой волной окатить внутренности. А ещё…именно в эту секунду Марсель захотел, чтобы она сказала «Я тебя люблю». Направление собственных мыслей обескуражило. Насторожило. Разозлило. — Голоден. Накрывай. Он пробурчал эти слова и отправился в ванную, нарочито небрежно посылая отголоски совести в дальние дали. Вернулся, вновь наблюдая, как непринужденно девушка ведет себя у него в доме, словно вхожа лет сто, и эти совместные трапезы — обыденное дело. Вызывает смешанные чувства, в которых сложно разобраться. Вообще, их ситуация — спутанный клубок, хрен размотаешь. Где начало, где конец, а где здравый смысл? — А ты не будешь? — искренне недоумевает Марсель, когда она шагает к выходу, разложив перед ним дымящуюся пищу. — Нет, приятного аппетита. Я пока почитаю. Через секунду грохот музыки смолкает. Он остается наедине с собой и вкусно пахнущими блюдами. Не просить же её остаться, в конце концов? И мужчина приступает к еде, приятно удивленный вкусом. Молодец. Видимо, утоленный голод действует на него положительно, потому что Марсель удовлетворенно вздыхает, загружая грязную утварь в посудомойку. Входит в спальню и замирает. Эмили лежит на животе, упершись локтями в постель и медленно дрыгая ногами, вздернутыми к верху. В этой затейливой позе всё так же читает, шевеля губами. Какой-то п*здец. Эта девушка готовила для тебя ужин, Марсель. А ещё…она в тебя влюблена и отдалась с дичайшим самозабвением. А ты, что можешь предложить ей ты? По щелчку оказался рядом с ней, захлопнул и отшвырнул книгу на пол, притягивая к себе напрягшееся тело. С шумом выпустил воздух из легких, вгрызаясь в пухлый нежный рот, ловя её изумление, упиваясь податливостью и тем, как отчаянно ему отвечают. Бл*дь. Какие, к черту, благие намерения? Мысли, раскаяние, вина? Пошло всё на х*р! Лишь дать ей то, чего изначально хотела! Здравствуй, зверь, притаившийся внутри под тяжким гнётом. Сколько лет ты был там закован, словно в темнице? Разминайся, дружище. Свобода — наркотик. Он себя снова узнавал. И в то же время совсем не узнавал. Глава 28 «…Можно тебя на недолгий срок в комнате для двоих? Следом руки украшать бедро, выстроив ровный ритм. Звёзды ловить, захватив балкон, кутаясь в темноту, и перекатывать языком вкус твоих губ во рту…» Джио Россо Как только преподаватель ставит подпись в зачетке, Эмили, коротко поблагодарив и забрав книжечку, опрометью бросается вон из аудитории, на ходу набирая Лео. Гудки идут безбожно долго, нагнетая, приводя в панику, раздувая тревогу. Грудная клетка сжимается, словно пораженная болезненным спазмом, ей очень страшно. Руки трясутся, когда она сбрасывает вызов, понимая, что это бесполезно. На ватных ногах плетется на улицу, надеясь, что свежий зимний воздух немного охладит сознание, в котором путались мысли. В голове творился сплошной хаос, всё ускользало. А ей так надо было сейчас зацепиться за что-нибудь здравое… Входящий видеозвонок застал врасплох. Но, увидев на экране имя абонента, девушка почувствовала что-то сродни взрыву сотен мощнейших фейерверков. — Господи! Тина! Её хватило лишь на эти два слова. Тело обмякло, из-за чего пришлось откинуться на здание университета. На секунду закрыв глаза, она сделала пару вдохов-выдохов, мелко подрагивающими пальцами убирая пряди с лица. — Миль? — обеспокоенно позвала подруга. — Убью вас! — почти безжизненно прошептали её губы, когда Эмили распахнула веки. — Я уже кучу всего себе надумала! Можно было хотя бы написать?! — Прости! Столько волокиты, ни одной свободной минуты! — развел руками Лео, сидящий рядом с ней. — Решил, лучше сразу воочию убедишься, что всё в норме. Девушка, наконец, позволяет себе внимательно осмотреть обоих. Они сидят на больничной койке, стены возле которой окрашены в неописуемо унылый грязно-серый цвет. Хочется завыть при виде такой красоты. Друзья же, наоборот, вполне спокойны, а беременная — вообще улыбается во все свои тридцать два. — Ну, рассказывайте, — выдыхает требовательно, оттолкнувшись от холодного камня и задвигавшись в сторону дома. — Я в порядке, уже всё хорошо! — бодро оповещает Тина. — Полежу здесь для профилактики. — В общем-то, мы просто перепугались. На деле — это гипертонус. У меня были подозрения по поводу схваток Брекстона-Хикса, но, как только понял, что состояние Тины длится как-то намного дольше, подумал, надо обратиться к её врачу. Сначала отнекивалась. Потом пожаловалась, что живот у неё слишком подозрительно затвердел. А потом у неё появилась сильная боль в пояснице…ну, и вот — мы здесь. Была угроза, но пытаемся урегулировать всё. Больше всего меня, конечно, выбила из колеи её паника. Истеричка, ей-богу. Это звучало с такой укоризной и искренним облегчением, что Эмили улыбнулась. — Я уже хотела бронировать билет! Может, правда, приехать? Присмотрю за этой сумасшедшей? Как ты довела себя до гипертонуса, Тин? Опять нагрузилась, драила полы, ковры, потолки?.. — Да нет, стрессанула. Насмотрелась всяких видео и передач…чем ближе роды — тем я неадекватнее, — нервный смешок, выдающий растерянность. — Что-то не по себе. Но приезжать не надо, ладно? Потом. Когда малышка родится. Вот тогда ты будешь мне нужна. — Да, Миль, прекрати. Видишь, хомячок полностью жизнеспособен и жизнедеятелен, — его рука опускается на внушительное пузо, и этот жест отзывается в Эмили чем-то новым, трепетным. Она смахивает подступившие слезы, немного сдвинув камеру в сторону, чтобы они этого не заметили. Ей еще не доводилось видеть такие интимные моменты между парами в живую. Беременности Лали она не застала — училась в Москве, а вот Ивета была первой беременяшкой в её жизни, но настолько сдержанной, что там приходилось действовать самой — тискать, жамкать, прикладывать ухо, болтать чепуху… То, что происходило между Лео и Тиной в эту секунду было невероятно трогательно и очень по-настоящему. Так, как должно быть. Оголенно, честно. И нутро пело от радости за них. — Ладно, уговорили, под конец весны я буду вся ваша. Только не повторяйте этого, пожалуйста. Я не смогу описать вам свой испуг… — Прости, — сокрушенно отвечает подруга, закусив нижнюю губу, — я тебе написала на пике этого сумасшествия, потом не до телефона было, вот и получилось, что довели до такого состояния… — Проехали. А чего ты такая румяная? — Меня засыпали комплиментами, — заправляет выбившиеся волосы за ухо, расплываясь в довольной улыбке, — я тут познакомилась с парочкой коллег Лео по цеху, такие прикольные ребята! Подняли настроение, я посмеялась от души. А ещё персонал говорит, я очень красивый пузатик, и это странно, потому что во время ношения девочки, обычно, мамочки страшнее, а я цвету и пахну. Ну, ты знаешь, типа, дочь забирает красоту и силы…бла-бла… А у меня не так. Эмили замечает мрачный взгляд Лео и прыскает. Тина прослеживает за ней и тоже изучает вытянувшееся недовольное лицо. — Блин, не начинай, зануда! — Он, что, ревнует? Наш греческий бог сомневается в себе? — подначивает девушка. — Миль, я ведь мастерски орудую скальпелем, — сужает глаза друг, — эту обработаю после родов, а заодно и тебя, когда приедешь. Их разговор принял привычное шутливое русло, а потом «больной» пришли ставить капельницы, и общение прервалось. Девушка перевела дух и села на скамейку, как-то внезапно иссякнув. Она пережила сильнейшее потрясение, когда увидела сообщение о том, что Кристину отвезли в больницу. Без объяснений это выглядело настолько трагично, что сразу же подкосило выдержку. И это с самого утра, когда Эмили стояла в толпе перед дверьми экзаменационной. Одногруппники что-то бурно обсуждали, шептались, повторяли материал, а она приросла к полу, выпав из пространства и не понимая, что делать. Писала и звонила обоим, но безответно. Попробовала успокоиться. И всё повторяла по кругу. Пока её не вызвали на сдачу. Теперь можно с чистой совестью пойти и принять ванную, чтобы избавиться от напряжения… Что девушка и сделала с большим энтузиазмом, считая, что это вполне достойная награда за все её «мучения». После водных процедур стало клонить в сон, оно и не удивляет, ведь уже столько дней подряд приходилось готовиться к самому сложному экзамену. Эмили и так страдала бессонницей, а тут еще и переживания за результат — вкупе это не способствовало релаксу никоим образом. Удивлялась сама себе — когда её так колошматило в последний раз во время сессий? Разве что, на первом курсе. А потом, когда открылась тайна постыдного рождения, все остальные причины для тревоги разом перешли на второстепенный план. Существовала некая апатия ко внешнему миру, ничто не было способно задеть, взбудоражить до такой степени… Ну, значит, мандраж, присущий студентам, её все же одолел. В общей сложности Эмили проспала шесть часов и проснулась с диким голодом. Вспомнила, что должна была пойти за покупками, но после истории с Тиной всё вылетело из головы. Немного размявшись, девушка оделась и отправилась в ближайший супермаркет, на ходу отправляя сообщение подруге, сестрам, маме. За прошедшую неделю в силу обстоятельств не получалось нормально поговорить. Или на работе, или учит. Осталось совсем немного — еще парочка зачетов, и свободна на несколько месяцев. Она возвращалась обратно, неспешно вышагивая по тротуару. В наушниках играла музыка, воздух был свеж, прохлада щекотала кожу. Несмотря на урчание в животе, Эмили решила немного посидеть на детской площадке, где совершали вечернюю прогулку несколько семейств. Видимо, из-за наступления сумерек большинство из них ушли через пару минут, как только она опустилась на скамейку у голых деревьев. Достала злаковый батончик с шоколадом и с упоением вгрызлась в него зубами, уничтожив в три-четыре укуса. Удовлетворенная, выбросила упаковку в мусорное ведро и как раз в этот момент заметила взгляд мужчины, прислонившегося к горке неподалеку. Он бродил по ней глазами и сально улыбался. Нагло, беззастенчиво, совершенно не заботясь о том, что его дочь рядом. Девочка в восторге скатывалась, подпрыгивала и тут же по новой бежала к заветной вершине, куда поднималась, чтобы получить очередную порцию адреналина. Эмили окатила его презрительным взором, давая понять всё, что думает о таких низкосортных похабных действиях. Отрезвило ли человека это? Абсолютно нет. Мужчина изогнул бровь и вздернул подбородок, а потом оторвался от металла и вальяжно зашагал в её сторону. И тут девушка оцепенела. Вперилась в малышку, полностью погруженную в свое занятие, на секунду представив, что на месте той могли быть её собственные сестры, а их отец вот так же, заметив красивую женщину, направлялся к намеченной цели, забыв об остальном. Выдвинул на первый план похоть, придался удовольствию, не заботясь о чувствах семьи. Потому что это мужская физиология? Потому что можно изменять, если почувствовал такую потребность? Потому сто внебрачный ребенок не помеха, когда есть всепрощающая жена?.. Стиснув зубы, она перевела взгляд на горе-папашу, остановившегося в двух метрах от неё. С такой неподдельной ненавистью и злобой, что тот на мгновение опешил. Но разве подобные субъекты могут чувствовать стыд, раскаяние и зов совести? Он же маленького ребенка оставил на опасном участке, повернулся к ней спиной и пошел окучивать «самку». Урод! Конченый! — Привет, будем знакомы? Меня зовут Виталик. Эмили поморщилась и окончательно высвободилась из оков некого транса. Брезгливо фыркнула и потянулась к своим пакетам. Совсем не ожидая, что её схватят за локоть с фразой: — Чего это? Возомнила себя королевой, что ли? Морщишь носик на простых смертных? Вопиюще недопустимый поступок. Не при дочери. Хотя бы не при дочери! Как же так можно?! Куда делось всё нравственное и человечное? — Руку убери, козел! — процедила сквозь зубы, даже не взглянув на него. — Ещё и грубиянка, надо же, какой букет! Заявление, выданное неуместно веселым и пошлым тоном, стало последней каплей. Девушка развернулась и толкнула его, добиваясь лишь небольшого шага назад и оставаясь в плену цепких пальцев. — Отпусти! — грозно рыкнула, дернувшись. — Ты, вообще, нормальный? У тебя там ребенок один играет! — Ничего с ней не будет. Зато мы с тобой немного пообщаемся, красавица. Ну, вот почему такие маргиналы никогда не сомневаются в собственной значимости и самоуверенны настолько, насколько не может верить в себя даже самый сногсшибательный мужчина на свете?! И считают, что любая в их обществе просто тупо ломается, набивая цену, а на деле мечтает, чтобы на неё обратил внимание такой экземпляр?! — Отвали, сказала! — ещё одна попытка вырваться, благодаря которой предплечье пронзила острая боль. Эмили вцепились в лацканы мужской куртки, и между ними завязалась тихая борьба, со стороны казавшаяся никчемной возней. И так разозлилась, что, не контролируя себя, стала бить пристающего по груди и даже по лицу. Невероятным образом она вдруг была подкинута в воздух, а в следующую секунду перед ней материализовалась каменная стена. Мощная спина, аккуратно подстриженный затылок, на который можно взглянуть, лишь задрав голову. — Давно тебя не собирали по костям? — прозвучало зловеще спокойно. Голос привёл её в чувство, Эмили порывисто схватила Марселя за ладонь и тихо проговорила: — Не надо, там сзади его дочь. Мы её напугаем. — Мужик, ты чего, это же просто разговор… — блеет это недоразумение. Эмили не видит их лиц, потому что её спаситель не дает ей выйти вперед, придерживая позади себя. Но она кожей ощущает, как он напряжен, как сдерживает себя и стоит на месте. — Топай туда, откуда пришел. В это мгновение девушку переклинило. Она высвободилась и выступила вперед, практически бросаясь следом: — Таких надо лишать родительских прав! — прошипела, когда Марсель всё же удержал ее, опоясав талию и притягивая к себе. — А лучше делать вазэктомию! Чтобы не рождались дети у больных извращенцев! Причем, без анестезии! Мразь! — Эмили… — Она ведь могла упасть! — срывается на отчаянный шепот, будто говоря с собой, ведь подонок её не слышал. — Пока ты клеил очередную бабёнку…твоя дочь могла покалечится… Как же так?! Почему вы такие сволочи? — Эмили, всё, тихо. Она оказалось в объятиях мужчины прижатой к его сердцу. Судорожно вздохнула и оледеневшими пальцами вперилась в ткань рубашки под курткой. — Он тебе ничего не сделал? — с трудом сдерживая гнев, спрашивает в макушку, вдавливая в себя сильнее. — Скорее, я ему сделала. Оставила пару отметин. Убила бы, наверное, если бы ты не остановил меня. Кстати, что ты здесь делаешь? — поднимает лицо к нему. — Еду домой. — Почему так рано? — Устал. С этим ремонтом и проверкой…в общем, поехали. Её пакеты отправились на заднее сидение, Эмили устроилась спереди и откинулась на спинку, потирая разболевшиеся виски. — Получается, тебя опасно выпускать одной, — констатирует Марсель, трогаясь. — Приставить охрану, что ли? — Не смешно. Такое — редкость. Я всегда игнорирую попытки познакомиться, но сегодня, кажется, какой-то особый случай. Может, полнолуние… — Он был пьян. — Что? — девушка очень резко развернулась к нему. — Ты разве не почувствовала, как от него несет? Не понимаю, как ему доверили ребенка. — Не почувствовала, — растерянно переводит взгляд в окно, когда они подъезжают к подъезду. — Видимо, была слишком зла… — Да уж. Угроза вазэктомии без наркоза — это сильно… Эмили не понимает, что именно его веселит. Саму её распирало на части от негодования. Она вышла и яростно захлопнула дверь. Кое-как стащила продукты и с видом оскорбленной добродетели прошествовала ко входу, у которого её и нагнал мужчина, забравший ношу с укоризненным и немного дезориентированным взглядом. На этот раз они поднимаются на лифте. Девушка отпирает, на ходу спрашивая: — Ты голоден? — Можно было бы что-нибудь пожевать. — Хорошо. Разувшись, помыв руки и сменив одежду, Эмили появилась в кухонной зоне. Выудила купленное и приступила к нарезанию куриного филе. Из головы никак не шло это происшествие. Это же просто…чудовищно! Если бы этот товарищ был один, она забыла бы о его существовании через мгновение. А так…коробило то, с какой непринужденностью и легкостью мужчины могут совершать такие бесчестные поступки. Одна мысль о том, что всё же и её отец один из них… — Черт! — выкрикнула досадливо и растерянно уставилась на глубокий порез, из которого хлынула кровь. Материализовавшийся рядом Марсель мягко пленил тонкое запястье и потянул в сторону раковины, включив воду и подставив под поток пострадавший палец. Эмили медленно подняла к нему лицо. Участливый взгляд мужчины был сосредоточен и достаточно мрачен. — Что с тобой? Неужели из-за этого мудака? Забудь. Девушка потянулась к шкафчику и вытащила аптечку, из которой извлекла пластырь. Когда она закончила, он всё еще неотрывно всматривался в неё в ожидании ответа. — А если не могу? — выдает обреченно. — Если меня задевает…что… Осекшись, встряхивает головой и убирает коробку на место, вернувшись к мясу на доске. — Что? — допытывает требовательно, подходя вплотную. — Ничего. Через полчаса курица с рисом будет готова. — Эмили. Ты сама хотела, чтобы мы говорили. Я пытаюсь понять, что с тобой, но ты закрываешься. Скажи мне. — Марсель, — аккуратные кусочки летят в раскаленную сковороду с характерным шипением, — это бессмысленно. Девушка берет замоченный в глубокой миске рис и огибает его, промывая крупу. Всё это под пытливым пронзительным взором. Нервы накалены до предела. Перемещает басмати в сотейник и включает конфорку, предварительно прикрыв крышкой. Приступает к очистке лука и моркови, чувствуя покалывание на коже от острого взгляда Марселя, который явно не собирался сдаваться, выжидательно застыв неподалеку. Овощи отправились к мясу. Молчанка продолжалась. Эмили потянулась к специям, выбрала смесь перцев, куркуму, чесночный порошок и соль. После чего перемешала массу и застыла у плиты. — Да потому что меня бесит, как легко и просто это у вас получается! — взорвалась внезапно, повернувшись и направившись к нему. — Будто в основу мироздания вплетен тезис о том, что мужику можно всё! Измена, внебрачный ребенок, пренебрежение к переживаниям семьи, особенно жены… Ты понимаешь, как это чудовищно?! Он клеился ко мне на глазах своего ребенка! А представь, что вытворяет этот придурок, когда один! Гадкие, гнусные и беспринципные мужчины! Её буквально трясет от разрушительных эмоций. Умом понимает, что Марсель тут не при чем. Но в глубине души знает, что особой деликатностью к женским чувствам не обладал. Именно по рассказам Амалии и по его собственным заявлениям о том, кем был в прошлом. Он внимательно следит за порывистыми движениями девушки, когда та мечется к сковороде, убавляя огонь и перемешивая содержимое. А потом она упирается ладонями в столешницу по обе стороны от газовой поверхности и роняет голову на грудь. Обессиленно. Обреченно. Капитулируя. Поза побитого щенка. Надломленного сдавшегося человека. — Говорю же, это не имеет смысла обсуждать. Моя бравада ничего не изменит. Ей было так нужно, чтобы её поняли. Развеяли эту боль, пустившую корни, отравившую организм своим ядом. Чтобы она была прежней Эмили, влюбленной в жизнь и каждого близкого. Излечилась от темной вязкой тоски. Уничтожающей, прогибающей каждый раз, когда случается нечто такое. Девушку обняли. Прижали к широкой груди и позволили откинуться на неё. Безусловно, это принесло некоторое облегчение. Она немного расслабилась, ощущая своей спиной мощь и тепло его тела. Вздохнула, спуская пар. И закрыла глаза, положив ладони поверх его кистей, покоившихся на её животе. Наверное, они простояли в этой тишине, нарушаемой лишь потрескиванием жарящегося мяса, около минуты. Восстановив дыхание, Эмили размеренно произнесла: — Ты же не станешь изменять Нелли, правда? Ты же…ты не такой… — А что я сейчас делаю? — рубит. — Это не считается. Вы же не спали. Пока не делишь с ней постель, нашу связь нельзя причислять к измене. Взрослому мужчине ведь нужен секс?.. Она умная зрелая женщина и всё прекрасно понимает. Никто не ждет, чтобы ты жил жизнью праведника. — У тебя удобная позиция. Девушка раскрывает глаза и освобождается. Добавляет специи и снова перемешивает курицу, после чего нарочито небрежно спрашивает, не рискуя взглянуть ему в глаза: — Что ты имеешь в виду? Некоторое время Марсель молчит. Его близость в таких условиях кажется еще острее. — А ты не понимаешь? Тебе легче думать, что ничего плохого ты не совершаешь. Обрученный — не женатый, да? Интересное видение, и я не собираюсь переубеждать в обратном. Просто констатирую. Перестань накручивать себя. Такие уроды попеременно встречаются. У всех свои принципы, и ты действительно ничего не изменишь. — А что случилось с её мужем? Где он? — переводит тему, не желая развивать скользкие обсуждения. — В тюрьме. Уже много лет. — Как?! Здесь уже оборачивается резко, не выдержав. И ошалело заглядывает ему в глаза. Эта новость для неё — полнейшее потрясение. — Глубоко и надолго. — За что? — не унимается Эмили, игнорируя его недовольство и нежелание распространяться. — В драке убил человека, посадили по строгости, как полагается. Насколько знаю, он всегда был жестоким и неадекватным. — И её тоже…бил, да? — пытливо и надтреснуто. — И её тоже, — коротко. На душе стало гаже, чем было. Вот откуда в глазах Нелли столько…житейского и мудрого. Во рту стало нестерпимо сухо, а на кончике языка ярко чувствовалась горечь. Мерзкая до тошноты. Поняв, что расспросы окончены, Марсель покидает кухонную зону, присев на диван, и достает телефон. Справившись со своим оцепенением, девушка возвращается к еде. Через пятнадцать минут на столе появляется свежий салат, сыр, хлеб и две тарелки риса с курицей. Под конец водрузив два стакана и сок, она взглядом приглашает его присоединиться. Пищу они поглощают в тишине. Каждый, явно, думает о своём, так или иначе задетый сегодняшней ситуацией и откровениями. Эмили не хочется, чтобы он уходил. Но она почему-то не решается произнести это вслух. По прошествии стольких дней, когда они ночевали и у него, и у неё, считая это чем-то естественным и не задаваясь лишними вопросами, сегодня девушка вдруг не может заставить себя произнести эту просьбу. Что-то сдавило горло, мешая говорить. Ей неловко. — Мне надо принять душ, — озвучивает Марсель, будто читая её мысли, — я поднимусь и спущусь позже. — Хорошо, — не может скрыть радостного облегчения, что не укрывается от него и выливается в сканирующий взгляд из-под опущенных ресниц. — Спасибо. Как всегда, вкусно. Приятно, безусловно. Но почему-то нет эйфории. Она лишь слабо кивает, после чего мужчина встает и направляется к двери, покидая квартиру. Эмили убирает, моет посуду и распределяет оставшуюся еду. После чего загружает стиральную машину и тоже отправляется в душ. Когда бесшумно входит в комнату, Марсель уже ждет её на своей половине кровати с прикрытыми веками, но полусидя, прислоненным к изголовью. Девушка знает, что он наверняка позаботился о замке, и нет нужды проверять. В отличие от неё, этот мужчина рассеянностью не страдает. Исподтишка рассматривает его профиль и с досадой думает о том, что он ни разу её сегодня не целовал. Будто наркоманка, ни о чем, кроме дозы, не способная и думать. А ведь в его чертах тоже читается усталость. Печать ответственности, бремя мелких решаемых проблем, которые при этом изматывают не по-детски. И вместо того, чтобы расслабить его, Эмили нагрузила своими переживаниями. Разве этого она хотела? Нет. Она хотела, чтобы ему с ней было хорошо. Хотела, чтобы оба забыли о внешнем и растворились друг в друге, пока это возможно. — Ты громко дышишь, — раздается в тишине, — выдаёшь своё присутствие. Вздрогнув, она тупит взор, будто её поймали с поличным. Может, он прав? И мысли вынудили дыхание участиться? А ведь Марсель не шелохнулся. Девушка ступает босыми ногами по ковру, огибает ложе, направляясь к нему, и практически запрыгивает на мужчину, который успевает поймать её за талию ещё в воздухе. Она оказывается на его коленях и тянет руки к гладким щекам. Побрился. Затапливает теплой волной. Улыбка как-то сама собой озаряет лицо, когда думает о том, что это делается ради неё. Чертовски приятно. — Люблю тебя, — шепчет, словно вселенскую тайну. Нет, её не трогает безмолвие в ответ. Зато в его внезапно распахнутых глазах, потемневших, пленяющих, завораживающих и таких родных, сейчас отражается только она. Как целый мир. — Люблю, — повторяет и приникает к уголку рта, вдыхая вкусный свежий запах кожи, — очень. Дальше ей не до слов. Её мужчина, как всегда, берет инициативу в свои руки. И Эмили хочется верить — в минуты, когда они сливаются, Марсель тоже её любит. Пусть тактильно. Пусть временно. Но зато всепоглощающе и с самоотдачей. Горячо и отчаянно. С тотальным присутствием в его мыслях. Только её. Только так. Глава 29 «…но морозы грядут недобрые, всё вокруг — темнота и мгла. ты сама у себя под ребрами поместила кусок стекла. вот ходи теперь и выклянчивай у небес хоть чуть-чуть огня, чтоб любовь не была обманчивой, а была тебе как броня». Вербицкая Евгения Сессия была успешно сдана, обыденный ритм жизни восстановлен. Эмили вздохнула с облегчением и занялась прежними мелочами вне рабочих дней. А вечером и ночью ее почти бессменно ждала близость с Марселем. И по-прежнему он будто закрывался от нее, когда девушка пыталась заговорить о том, что ее интересовало — то есть, о нем. Этот мужчина был нежен, учтив, заботился о ее удовольствии, но не позволял заглянуть в душу. Иногда она отчетливо ощущала холод, сквозивший между ними. Когда они соприкасались, разгоралось неистовое пламя, но в остальное время Марсель сохранял какую-то дистанцию. О, как же ее это задевало! Да, сама напросилась на такой формат, но все же рассчитывала на толику откровенности и доверия. А вместо этого ее никак не отпускало чувство безысходности и некого тупика. Потому что никто не собирался с ней сюсюкаться и потакать «капризам». Возможно, в его глазах это было излишним любопытством, но для Эмили — жизненной необходимостью. Она была безмерно жадной до всего, что касается любимого. Наслаждалась проведенными вместе минутами, короткими разговорами, непринужденными шутками. Ровно до той секунды, как пыталась ступить на скользкие темы из прошлого. Марсель не любил говорить о себе. А ей это так нужно…чтобы сохранить эмоции, информацию, впитать всё в себя и превратить в воспоминания, когда настанет момент расставания. Но об этом лучше не думать. Слишком больно. Естественно, девушка отдавала отчет тому, какой хаос творится в ее жизни. И тот факт, что является его дирижером, тоже признавала. Опять же, в теории легко рассуждать обо всем — утверждать, что всё в голове, надо работать над собой и так далее. На практике же — ты беспомощный зверек. Именно таковой она себя и ощущала при встрече с отцом. Ненавидела за поступок, совершенный десятки лет назад, не могла до конца поверить, что он на такое способен. Постоянно думала об этом. Может, лучше бы её и не было? Зачем это существование, если разрушено столько судеб? Мама, которой пришлось переступить через себя, свою гордость, и принять чужого ребенка. Биологическая мать, которая, оказывается, страдала из-за отнятого дитя, придя в конце к неизлечимой болезни. Сергей, оставшийся без единственного родителя, без крова, средств. А ведь он так молод! Так вот, зачем это все?! Ради минутных удовольствий? От этой мысли Эмили стабильно тошнило. И порочный круг вопросов без ответов замыкался, стоило только буйной фантазии представить, как…это происходило. Куда податься? К какому причалу? Где поймут ее печаль? Оценят масштаб трагедии, который произошел внутри? Не махнут рукой и не заявят, что она утрирует, потому что в итоге-то выросла в благополучной семье и в любви. А как быть со жгучей пропастью разочарования и стойкого чувства, что ее идеалы и веру в порядочность бессовестно предали? Предал человек, являвшийся эталоном. И как после такого опираться на прежние ориентиры? Получается, он вкладывал в дочерей «непоколебимые» понятия, а сам нарушал их. И грош цена такой нравственности. Эмили выбрала другой путь. Быть честной с самой собой и жить по совести. Даже если это в глазах общественности приведет к осуждению. Ее тайная связь с Марселем вызвала бы тихий ужас у всех родных, и она прекрасно знала, что это удар по репутации семьи. Каково же лицемерие, правда? Несмотря на тайну, что они столько лет хранят, ее тягу к любимому человеку заклеймят без малейшей запинки. И вот это-то и отрезвляло. Но дело было не только в этом. Делиться своим миром, где их только двое, ни с кем не хотелось. Абсолютно. Тина, знавшая все вплоть до прошедшего Рождества, постоянно задавала вопросы, говорила, что Эмили расцвела, выглядит чуть иначе. Но девушка отмахивалась. Стойкая потребность сохранить этот хрупкий момент своей жизни не давала ей свободы действии в общении на эту тему. Одна часть — пела и желала крикнуть всему земному шару «Смотри, он — мой!», другая — требовала тишины, в которой разбавляла это счастье нотками горечи. Вот уже месяц… Противоположные по спектру чувства сплетались в ней замысловатыми узорами, и это было естественно и неизбежно. Говорят, если любишь, всегда немного больно. Но ей было очень даже не «немного»… * * * Эмили целовала его с упоением. Не насыщалась прикосновениями к коже мужчины. Ее руки почти всегда тянулись к гладковыбритому лицу и скользили по нему теперь уже уверенно и со знанием дела. Левая сторона — неизменно деформирована, но подушечки считывают ее совершенно по-особенному. — Вафельный… Помнится, она однажды в истоме сглупила, выдав данную мысль вслух. И потрясло это обоих. Девушка подумала, что выглядит в его глазах инфантильной дурочкой. Впервые остро ощутила безнадежную пропасть в возрасте и опыте. Иногда честность и обнаженность чувств выходят боком. Он тогда смотрел долго-долго, внимательно и сосредоточенно. Так…что ей срочно захотелось оправдаться: — По тактильным ощущениям часть тебя смахивает на вафельное полотно. Знаешь, из него шьют полотенца?.. На ощупь приятно и необычно. И резко замолчала, поняв, что делает только хуже своими нелепыми откровениями. Но Марсель ничего не сказал. Непроницаемый взгляд зацепился за ее поджатые в негодовании губы. А потом их умело и виртуозно оживили… Тогда эта оплошность была предана забвению. Потому что жгучая ненасытность чувствовать его брала верх над всем остальным. Вот и сейчас, когда пришла за оставленными во время подготовки к экзаменам учебниками, что штудировала, пока ожидала любимого в его квартире, Эмили не сдержалась и приникла к горячему и вкусному после глотка кофе рту. Это имело весьма закономерные последствия, затянувшиеся на последующий час. Ранний подъем имеет свои плюсы, и они никуда не опаздывали. Но работу никто не отменял, поэтому девушка нехотя оторвалась от него и стала натягивать домашний костюм с анимацией. — Забыл сказать, я еду в «Куш». Оказывается, пропустил пару подписей, пока заменял отца, надо заполнить. Так что, собирайся, через час поедем вместе. И сказано это было таким тоном, что возражений у нее не возникло. Да и о каких возражениях может идти речь после такого утра? Эмили собрала волосы в пучок на затылке и кивнула, взяв в руки книги. Ей нравилось, как он смотрел в такие моменты после крышесносной близости. Умиротворенно. Как победитель. Она натягивалась струной при этом. Наверное, каждая женщина в той или иной степени может признать свое всемогущество и власть над мужчиной, который упивается ее телом, душой и разумом. Да, он считает себя победителем, но разве не она — его победа? Вожделенный трофей и цель. Настолько значимая цель, что он переступил через свои принципы. Это цепляет. И в этом хитросплетении философских дум приходишь к определенному выводу. Мужчина — победитель, да, но одерживает эту победу не над ней, а во имя неё, женщины. Разве нет?.. Размышляя, что же в этой цепи есть доминанта, девушка спустилась к себе и открыла дверь. Положила учебники на пуф и прошла к кухонной зоне, чтобы попить воды. Сердце ушло в пятки от испуга, когда на диване она увидела…плачущую маму. Тут же бросилась к ней и рухнула коленями на ковер перед ее ногами, к которым осторожно прикоснулась: — Что случилось? — глухой голос будто отдавал эхом в большом пространстве комнаты. — Мам? Та подняла на нее измученные, полные горечи и усталости глаза, в которых неизменно светилась любовь и тревога. Еще не зная, что стряслось, Эмили ощутила, как ком подкатывает к горлу. Господи, разве у нее могла быть другая…мама? Эта мысль поражает своей чудовищностью. — Эмили…дочка… — всхлипывает надрывно, — ты что…правда?.. Девушка не может понять, о чем этот бессвязный поток слов. Пока машинально не тянется к нежным ладоням, чтобы как-то поддержать…и не замечает в них зажатую пачку презервативов. В ту же секунду каменеет. На нее накатывает холодное оцепенение. Словно ребенком, невинной девочкой и порядочной дочерью была в прошлой жизни. Не в этой. Совсем не в этой. «Да, мама. Представляешь, я тоже стала женщиной. Я наслаждалась прикосновениями мужчины. И сама дарила ему это наслаждение. Ты не ожидала от меня, правда? Твое воспитание не включало таких импровизаций с моей стороны. Вы были уверены, что, как и положено, это событие произойдет после свадьбы, традиционной, красивой и обширной. Так ведь заведено, и обе твои дочери следовали этому принципу. По чести и совести. А я вот такая непутевая. Мама. У меня был выбор, ты не подумай. И я его сделала осознанно. Урвала свой кусочек счастья. Но разве это уложится в твое представление о поведении молодой девушки? Сможешь ли ты объективно принять мою позицию и не корить себя? Не сможешь. Опять подумаешь, что не додала чего-то, потому как не являешься мне кровной… Я помню твои мучительные метания в том роковом разговоре. Нет, никогда так с тобой не поступлю». — Ты, что, расплакалась из-за этого? — тон ее приобретает невинность. — Мам? Она смотрит затравленно, крупные слезы скатываются по круглым щекам. У нее такая кожа чистая, ровная, с небольшими лучиками морщин вокруг глаз. Интересно, если бы не полнота, оставалась бы мама такой же молодой? Или на лице появились бы неизбежные изломы в силу возраста? Обычно, когда люди худеют, в чертах явнее проскальзывают годы. Или это работает только по отношению к чужим людям, а родные всегда кажутся…особенными? — Эмили! — выдыхает укоризненно. — Мам, это отголоски холостяцкой жизни Ваграма. Мы когда убирались, видимо, не заглянули в этот комод. А я вчера обнаружила, вытащила, чтобы выбросить, положила и забыла, наверное. Ты чего?.. Как это называется? Ложь во благо? Пальцы забыла скрестить. Во взгляде собеседницы появляется надежда, облегчение и доля смущения. Она неловко смахивает влагу и касается холодными пальцами рук Эмили в неимоверно беззащитном жесте. — Ваграма? — все еще с сомнением. Девушка кивает, забирает уличительную коробочку и встает, решительно направляясь к мусорному ведру и демонстрируя «правоту» своего заявления. Сглатывает, жмурится до вспышек под веками и беззвучно вздыхает, пока стоит спиной к родительнице. Стыдно? Не то слово. И горит, будто подожгли по всему периметру. Хаос вокруг приобретает новые грани с привкусом раскаяния. Срамота. Мама ведь накрутила себя, представила все в подробностях, посетовала…что ее малышку… Так, надо закругляться. Бодро повернувшись, Эмили пытается улыбнуться: — Я к соседке за учебниками сходила… А ты чего в такую рань заехала? — Возвращалась после физиотерапии, как раз ты по пути. Давно я не была у тебя, просто вдруг захотелось… У нее были проблемы со спиной, и такие сезонные комплексы стали обыденной вещью. Причина лежала на поверхности — ей действительно надо было сбрасывать огромное количество лишнего веса. Но об этом вслух в семье никто не говорил. Это же их Розочка, ранимая, мягкая и совершенно безвольная, если дело касается вкусной еды. Ее стряпню обожали все, но, как бы смешно ни звучало, она являлась главным ценителем и гурманом. Готовила много, прямо с размахом и безумно вкусно. И сколько Эмили себя помнила, мама всегда была пышечкой, но в последнее время стала довольно необъятной. — Мам? — протяжно и требовательно, потому что взгляд женщины выдавал ее. — М-м? Она поднялась, якобы поправляя теплые брюки, и смотрела куда угодно, только не на дочь. А когда поймала выжидательный взор, сдалась, поникнув. — Ты ничего не рассказываешь толком. Да еще и машину из гаража забрала, а за рулем не сидела столько лет. Я переживала. Хотела удостовериться, что все в порядке. Кстати, не заметила ее во дворе… — Она продана. Теплые карие глаза округляются. Все же не надо было так резко. — Мам, ну зачем ты себя накручиваешь? — порывисто обнимает, подойдя вплотную, и устраивает голову на ее груди. — Что я не рассказываю? Сессию сдала, работа в порядке — кстати, мне скоро выходить. И виделись мы с тобой несколько дней назад. — Не знаю, дочь, — на душе становится очень светло от этого обращения. «Да, твоя, мам, твоя! Ведь я же твоя?». — Что-то неспокойно мне. Внезапно решила заскочить. А почему продала? Здесь главное — не дрогнуть, произнося вторую грандиозную ложь. — Хочу поменять на более безопасный девчачий вариант. А, давай, я завтра приеду на блинчики? Сделаешь? Усыпить бдительность удалось на ура. Беспроигрышный маневр по отводу успешно сделал свое дело. Когда Эмили оторвалась от нее, она уже сияла от радости. — Конечно! И не только блинчики. Ты приезжай, дочка, без тебя пусто. — Хорошо, мам. А сейчас мне надо собираться. Ладно? Еще раз обвив любимую родительницу руками и чмокнув гладкую кожу щеки, девушка дождалась ответной бурной ласки и проводила ту к двери, горячо прощаясь. Часы гласили, что ей осталось около получаса, и она бросилась в душ, чтобы смыть с себя аромат утреннего интима. Краситься пришлось в салоне автомобиля и под весьма содержательный взгляд Марселя, когда рот автоматически приоткрывался в процессе колдовства над ресницами. Уголки его губ тронула снисходительная улыбка, на что Эмили ответила колко и емко: — Что? У таких, как я, которые пачками за ночь делили с тобой постель, не было потребности наводить марафет? Никогда не видел, как это делают? Внимательно проследила за тем, как меняется выражение лица мужчины, приобретая оттенки холодного пренебрежения. О, да, вот такая она злопамятная. Маленькая и вредная. — Может, у них не хватало на это сил?.. — звучит нарочито бесстрастно мужской голос. Пальцы, в которых была зажата пудра, дрогнули после этого заявления. Эмили, ты, правда, думала обыграть его в этой игре?.. С твоим-то уровнем ниже плинтуса по этой части? Не найдя подходящих слов, чтобы выразить свое негодование и жгучую, необоснованную, абсолютно примитивную ревность, она подалась вперед и…укусила его за шею. Беспощадно. Почти до крови. Будто говорила, не обижай меня, это дорого обойдется. А глыба даже не дернулась! И даже не вздрогнула! Мазохист! Пространство разорвал приступ дикого безудержного хохота. Сначала Эмили опешила, ожидая совершенно иной реакции. Потом залюбовалась, будучи фанаткой этой бесподобной улыбки. Затем ужаснулась, наблюдая результаты своего бесконтрольного порыва. — Тучка сегодня грозовая, совсем не облачко, — пропел этот невозможный человек. — Зубки острые, точность — снайперская. Чуть не перегрызла мне артерию… Девушка закатила глаза с особым надменным эффектом, ни капли не разделяя такого веселья. Скорее, начала злиться еще больше, потому что была настроена поссориться, чтобы выплеснуть свои негативные эмоции. Причем, уже довольно давно. — Ты вкусный, в следующий раз могу даже откусить немного… Опять этот смех! А подразумевалась угроза! Так они и доехали. Она — взвинчена, раздосадована и задета. Он — позитивен, улыбчив и вальяжен. Глава 30 «…Моя любовь тягучая, как мёд, и сладкая, и горькая, и злая. Она меня когда-нибудь убьет, уже сейчас немного убивая…» Джио Россо Ресторан встречал привычной утренней суматохой перед открытием. Уборщицы смахивали пыль и оттирали стеклянные поверхности, что давно стало каждодневным ритуалом. Эмили шла и здоровалась со всеми, по пути снимая пальто. В служебном помещении девушка придирчиво оглядела себя с головы до ног и поправила немного выбившуюся рубашку. Несмотря на легкую дезориентацию, вызванную странным началом дня, она помнила, что находится на работе, и, нацепив дежурную улыбку, вышла в коридор. Ровно в этот момент из кабинета владельца выпорхнула миниатюрная женщина в элегантном брючном костюме с приталенным пиджаком. Про таких, наверное, и следует говорить — без возраста. Незнакомка была ухожена, статна, в чертах читалось благородство. А приятный голубой цвет одежды выгодно подчеркивал такой же оттенок глаз и сочетался со светлыми волосами, собранными в простую прическу. Их взгляды пересеклись, и Эмили вежливо кивнула, направляясь в зал. Марсель стоял у небольшого музыкального подиума и разговаривал с Аминой. Девушка прошла мимо, даже не взглянув в его сторону. Скорее всего, её еще долго не отпустит. Как только она заняла свой пост и проверила записи на сегодня, ей пришло сообщение: «Лицо попроще, тучка. Затопишь». В любой другой ситуации Эмили бы улыбнулась. Но в эту секунду раздраженно отбросила телефон на подставку. И зло выдохнула. Это тяжелее, чем казалось. Не думать о бывших. Многочисленных. Искушенных. Дура! Зачем только дразнила? Себе же и сделала хуже. Примерно через полчаса, в течение которых она успела позвонить нескольким клиентам и подтвердить бронирование, мимо нее неспешно проплыла делегация из трех человек. — …и золото я предлагаю все же белое. Нелли подойдет именно оно. Сейчас поедем в мой любимый салон… — Мам, разберемся на месте. Переварить информацию Эмили попросту не успела. Аргам Никогосович обратился к ней: — Как настроение, девочка моя? Так вышло, что у них сложились какие-то несвойственные иерархии работодатель-подчиненная теплые отношения. Иногда, если никто не видел, мужчина мог и за щеку потрепать. Совсем как отец. Ее это не напрягало, пока…она не стала спать с его сыном. Теперь с трудом удерживалась от того, чтобы отвести взгляд в такие мгновения. — Отлично. А Ваше давление? — Ох, — вздыхает театрально, — обязательно напоминать о моих годах? — Обо всех двадцати? С небольшим хвостиком? Губы мужчины дрогнули. Короткая пикировка — еще один сложившийся адат. С ним было легко, непринужденно, но черту Эмили никогда не переступала. Та самая незнакомка в голубом, нетипичном для февраля, теперь сверху была облачена и в распахнутую шубу. Девушка чувствовала на себе сканирующий внимательный взор. Но не решалась отвечать тем же. Она ведь правильно поняла, и это — мать Марселя? — А мне так знакомо Ваше лицо… — протянула та задумчиво. — Свадьба Ваграма, — дал подсказку ей сын, сохраняя нейтралитет. — Да?… — затем вспыхнувшее удивление, смахивающее на восторг. — Боже мой, подружка невесты? Очаровательная пампушка?! Та самая? Окружающие все по очереди изумились такой бурной реакции, пусть и беззвучно, но довольно красноречиво. Это привело к тому, что следующая реплика была произнесена сдержанно, но искренне: — Какая красивая девочка. Чудо просто! Не наглядеться. Эмили была крайне смущена. Польщена. И растеряна. — Спасибо. В то время я была «мелковата, полновата и слишком смазлива», — вот и повод вставить шпильку. — Второй пункт устранен. Работаю над остальными. — Мы опаздываем, — под общий смех напоминает Марсель очень чопорно и недовольно, а глаза…светятся нехорошим обещанием. — Ты прости ее, она у нас эмоциональная и всегда мечтала о дочери, — успевает шепнуть ей на ухо Аргам Никогосович почему-то слегка виновато, когда семья скрылась за дверью. — Было бы за что… — кивает Эмили и провожает его могучую спину с щемящей болью в сердце. Эта прекрасная женщина — мать ее любимого человека. И они сейчас все вместе, кажется, едут в ювелирный, готовясь к скорой свадьбе сына. Смахнуть подступившие слезы. Выдохнуть сгусток горечи. Подавить вопль. Всё ведь знала. И все равно хочется выйти на улицу и закричать. Оглушительно. «Изучайте — я есть прямое доказательство того, что безупречная внешность и финансовое благополучие не стоят в одном ряду со счастьем! Не обеспечивают беззаботное существование. И уж тем более…не гарантируют любовь того, по кому ты сходишь с ума!». Эмили прерывает внутренний монолог. Нельзя. В жалости к себе легко погрязнуть, лучше этим не увлекаться. Но как же хочется иногда сдохнуть… Превратиться в ничто… * * * Амина была в бешенстве. Вот уже второй день все шло наперекосяк. Вчера что-то напортачили в гарманже*, в результате неправильного охлаждения какая-то часть продуктов была испорчена. А сегодня к вечеру очередной «енот»* вывел ее из себя своей бестолковостью. — Еще один косяк — кокушки твои на зенки натяну. Эмили проходила мимо фееричного представления, услышав зловещую угрозу. И резко сменила направление, подступив к бару с тихим вопросом: — А что она сказала только что? По контексту догадываюсь, но не очень уверена… — То самое, — усмехается бармен Егор, — яйца на глаза натянет, если доведут. — Да, она может. С таким-то словарным запасом! Девушка прикусывает губу, чтобы не рассмеяться. Не хватало еще привлечь внимание фурии и попасть под раздачу… Тихо ретируется и возвращается к своей стойке. Телефон вибрирует, и она открывает полученное сообщение: «Заберу тебя после работы». Смотрит куда-то наверх довольно дезориентировано, словно изучает потолок, и обреченно вздыхает. Два дня получалось благополучно избегать Марселя, но это не могло длиться вечно. Как и обещала, позавчера поехала к родителям, даже заставила себя перекинуться с отцом парой фраз. После визита в отчий дом в квартиру Эмили вернулась глубокой ночью, заранее оповестив любимого мужчину, что её ждать не следует. А вчера девушка после работы неожиданно поехала к Ивете, узнав, что Давид очередной раз укатил в командировку. Просто хотелось побыть с сестрой, даже не говорить, а находиться рядом. С ней совсем не просто, нужно подбирать слова, чтобы не задеть случайно. Она ломалась. Эмили чувствовала, что осталось совсем чуть-чуть. Ивета гасла. Ранее яркая и эффектная, душа любой компании, безупречная и обаятельная, сейчас сестра походила на унылую серую биомассу, которая вот-вот сойдет на нет. И как ей помочь, никак не понимала. У самой в душе сущий ад. Но именно она и знала, как это происходит — когда внутри постепенно выжигает всё светлое, оставляя за собой пустынное полотно… И хотелось хотя бы банальным присутствием дать понять, что ее любят и поддерживают. Семья очень важный фактор в жизни человека… А сегодня уже не отвертеться от общества Марселя. Наверное, за последние месяц-полтора они впервые не контактировали так долго — пошли третьи сутки без поцелуев, объятий, да еще и каждый спал в своей постели. «Интим не предлагать. Нынче сии услуги не в почете». Отправив ответное сообщение с тонким намеком на деликатные обстоятельства, Эмили отложила смартфон. Хотела бы она найти логику в своих действиях и объяснить хотя бы себе, почему сейчас нет желания его видеть? Почему свербит внутри всё сильнее и сильнее? Надоедливая щекочущая боль набирает обороты. А когда она видит Аргама Никогосовича, становится ещё хуже. Мало того, что они с сыном безбожно похожи внешне, так еще и человек он замечательный. Добродушный, внимательный и очень располагающий. А Эмили смотрит на него и испытывает с трудом преодолимое желание извиниться за то, что настойчиво соблазнила его сына. Смешно. Просто смешно. Откуда это чувство жгучего стыда, если до этого считала, что во всём права и не делает ничего предосудительного? Может, всё так скверно совпало, наложенные друг на друга события привели к этой апатии? Мамино разоблачение, разговор по пути на работу, мать Марселя, их поездка за подарком будущей невестке… Острая колющая безысходность и мысль, бьющаяся набатом, — ей никогда не стать частью этого мира. Этой семьи… Красивая статная женщина не отправится в свой любимый ювелирный салон покупать ей украшения из белого золота, потому что оно идет Эмили… Выдохнуть. Приказать этому противному голосу заткнуться. Вдохнуть. Улыбнуться прибывшим клиентам и проводить их в зал. Забыться. Хотя бы на короткий промежуток времени. Набраться сил перед встречей с ним. Потому что надо быть именно сильной. Ничего лишнего. Это ни к чему. Их век и так скоротечен. * * * Ближе к полночи знакомый внедорожник уже ждал её на обочине чуть дальше от ресторана. Эмили просила не парковаться у заведения, эта демонстрация ни к чему. Заняв пассажирское кресло, девушка повернулась к водителю и выдала тихое: — Привет. А у него глаза сегодня больше янтарные — без привычных оттенков зелени. Они похожи на осень. Навевают грусть. Странная ассоциация. Потянуться бы… Обнять. Прижаться к губам. Сердце щемит от переизбытка любви. Наказание ли или всё же дар — любить вот так заветно?.. — Ну, привет, моська глазастая. По тону Марселя не очень понятно, в каком он настроении. Коротко кивнув, отводит внимательный взгляд на дорогу и заводит двигатель. Отчего-то становится совсем печально. Ждала другого, может? Что её загребут в стальные тиски, скажут, как скучали? Ха. Это песня твоя, Эмили. Авторская. Мужчина рядом её петь не станет… — У тебя красивая мама. Очень молодая и миниатюрная. С трудом могу представить, что она родила…тебя. — Это ты ещё не видела старшего брата. Марсель остановился на светофоре, произнося эту фразу. И Эмили вдруг захотелось завопить. Да! Не видела! А что я видела?! Что я о тебе знаю?! Девушка смотрела перед собой на расплывающиеся пестрыми огоньками ночные улицы и пыталась напомнить себе, что она — лишь гость в его жизни. И требовать чего-то не имеет права. Ведь он и так…поддался ей. Жутко хотелось танцевать. Сублимировать эту разрушительную энергию, скапливающуюся внутри. Хотя бы полчаса. — Я хочу в «Контакт». Сейчас. Пожалуйста. — Он закрыт, Эмили. Я же говорил, там ремонт. — Тогда в другое место. Без разницы. Голос ее был странным, будто балансировал на грани приказа и слезной мольбы. Сердце колотилось в ожидании его реакции, заставляя чувствовать удушающую тесноту в груди. Доза адреналина, эйфории и свободы от обстоятельств — ей это срочно нужно. Кажется, он считал ее состояние. Потому что через пять минут, проведенных в девственной тишине, они остановились у входа какого-то неизвестного ей заведения. Эмили возликовала и бросилась прочь, даже не удосужившись дождаться Марселя. Будто закрытое пространство просторного салона душило ее. Парадокс. Дверью хлопнула несвойственно громко. На эмоциях. Как в бреду, ворвалась в темный коридор, стаскивая с себя пальто. А потом юркнула в самое пекло — туда, где сосредоточилось огромное количество людей, чьи тела вразнобой двигались под клубную музыку. Дрожь предвкушения прошла по позвоночнику. Девушка подошла к бару, игнорируя заинтересованные взгляды. Кивнула бармену и сделала заказ: — Самый крепкий коктейль, пожалуйста. Поместив вещи на соседний стул, она огляделась. Что-то долго он паркуется. Композиция сменилась, Эмили прикрыла глаза и стала тихонько покачивать головой в такт, постепенно заражаясь атмосферой. Рядом глухо звякнуло дно стакана при соприкосновении со столешницей. Она повернулась и распахнула веки, уставившись на небольшую емкость с красной жидкостью внутри. Напиток был затейливо украшен долькой и кожурой лимона. — Грех не угостить такую красавицу, — томно произнес кто-то сзади. — Грех ее угостить, — возразила девушка, даже не обернувшись. — Красавица не одна. — Да? А с кем? Собеседник явно пытался понять, где ее спутник. Видимо, подозревал во лжи. Ей было плевать. Эмили потянулась к алкоголю и поднесла его к губам. В ноздри ударил специфический тяжелый запах. Ничего крепче вина она раньше не пила. Но сейчас очень хотелось вырубить сознание. Но вывезет ли организм это пойло?.. — С кем же еще? Со своим чудовищем, — чрезвычайно спокойный и твердый голос сверху прервал ее размышления, — тебе сказки в детстве не читали? Поняв, что в следующую секунду у нее могут отнять «волшебное зелье», Эмили опрокинула стакан в рот, залпом выпив содержимое. И на всякий случай прикрыла ладонью влажные губы, будто боясь, что коктейль может полезть обратно. На удивление, он прошел легко, оставляя необычный травяной вкус. А потом начало нестерпимо печь, и девушка поморщилась, глотая воздух. Потенциальный поклонник в диалог больше не вступал. А вот Марсель перекинулся с барменом парой фраз, выведывая, что ей налили. Название «Река крови» Эмили ни о чем не говорило, но звучало зловеще. А когда мужчина крутанул табуретку, разворачивая ее к себе, она содрогнулась от ярости, исказившей любимое лицо: — Ром, текила и водка? Ты, что, самоубийца, девочка? — Профессиональная самоубийца! — подтвердила, для пущего эффекта выставив указательный палец. А как еще себя окрестить? Когда любишь отчаянно и лезешь на рожон? И умираешь, умираешь, умираешь… Зная, что идет обратный отсчет? — Дай мне полчаса, моё чудовище. Не лезь, хорошо? — произнесла над его ухом. А потом схватилась за крупные плечи и спрыгнула, продираясь через толпу по направлению к ди-джею. Остановилась напротив и закрыла глаза, медленно вдыхая аромат свободы, исходящий от присутствующих. Вбирала его в легкие, смаковала, аккумулировала… И ее привычно накрыло. Только в этот раз что-то явно пошло не так… Глава 31 «…Мысли и чувства порваны — на кусочки. Потому что в твоем многоточии я только точка. От тебя до меня сотни тысяч вечностей. Миллионы моих полумертвых личностей…» Джио Россо Примерно так же Эмили ощущала себя после приема антидепрессантов, выписанных врачом. По идее, таблетки должны были успокоить нервную систему и подготовить организм к отдыху. А ближе к ночи следовало выпить снотворное, эффект которого усилится под воздействием лекарственного препарата. А в ее случае — просто будет больше вероятности заснуть. То, о чем она мечтала больше месяца после переезда в съемную квартиру. Полноценный сон и нормальное сердцебиение. Но… В результате девушка забилась в угол спальни, прижимаясь к холодным стенам, и обхватила себя руками, треща по швам от чудовищного тремора. А Тина смотрела на нее беспомощными глазами и пыталась говорить, отвлечь, пока приедет Лео. На тот момент Эмили была уверена, что умирает. Это же очевидно. Зверский пульс, глушащий сутками напролет, полное отсутствие аппетита, ни одной здравой мысли. И страх. Бесконечный страх. Вот так мрачно заканчивалась ее жизнь в девятнадцать лет. Пока друг не вмешался и не помог сменить специалиста, скорректировав лечение. Это был долгий…болезненный путь. И вот сейчас, разлепив ноющие веки, она вспомнила эти эпизоды. Потому что сумбур в голове и абсолютнейшая апатия, вызванная острой болью и невозможностью ориентироваться в пространстве, идентичны тому, что было испытано несколько лет назад. Рядом на тумбочке стоял стакан воды и какая-то пачка. Девушка с наитупейшим выражением лица взирала на говорящий набор. Это, что, и есть похмелье? Но как такое возможно после одного коктейля? Единственного маленького коктейля?! Стоп. А ведь она не помнила, что было дальше. Может, все же ударилась и отключилась? Или пошла пить дальше? Но разве Марсель бы позволил? Хотя…существует вероятность, что и ему надоело возиться с инфантильной дурой? — Жива? Такой родной и любимый голос сейчас отозвался ударом в затылке и висках. Впервые ей захотелось, чтобы мужчина молчал. Нервные окончания натянулись до предела. Казалось, любое движение может вызвать катастрофу. Поэтому Эмили не шевелилась. Смотрела на тот же стакан стеклянным бессодержательным взглядом. — Ну, что, тучка, официально объявляю твою попытку вступить в ряды пьянчужек успешной. За последние полтора месяца у тебя наметился плотный график — столько дебютов… Пей. Сил возразить нет. Было ощущение, что ее стошнит тут же, если сделать даже маленький глоток. Но девушка приоткрыла губы и позволила ему влить в себя пузырящуюся жидкость, которую Марсель подготавливал, пока говорил. — Полежи немного, потом по расписанию душ. Бодрящий. К счастью, её оставили одну. Она воспользовалась одиночеством и принялась усиленно вспоминать, чем закончился поход на танцпол. Воскресила в памяти ди-джея, его энергичные взмахи руками, смену песни. Как начала плавать по воздуху, ощущая себя чем-то эфемерным, неземным, невесомым. И…мрак. Картинка обрывается после очередной вспышки цветомузыки в глазах. Отчаянно хотелось застонать. На ум приходили сотни вариантов развития событий. И каждый хуже предыдущего. Девушка вдруг испытала раздражение из-за ухода Марселя. Ну что за человек? Так ведь и умереть можно в ожидании! Но Эмили как-то выжила. Спустя долгих полчаса мужчина зашел в спальню и откинул одеяло, осторожно поднимая её на руки. Оставалось только уткнуться ему в плечо и мечтать, чтобы это состояние пропущенной через овощерезку картофелины скорее прошло… — Я сама, — возразила, когда он предпринял попытку раздеть её, поставив на коврик. Внезапное осознание того, что у неё сейчас цикл, заставило оцепенеть на какое-то время. Она же не… Марсель же не… Эмили подняла на него полные ужаса глаза. И встретила исполненный понимания взгляд. На свой немой вопрос получила весьма утешительный ответ: — Какая самостоятельная моська. И ночью не разрешила помочь, хотя еле стояла на ногах. Наверное, весь подъезд слышал, что «в красные дни календаря мужчина должен держаться подальше от страдающего женского организма». Твоя цитата. Узнаешь? Девушка зажмурилась. Очень медленно. И так же медленно выдохнула. Обреченно и неверяще. Как же стыдно… — Ладно, жду тебя там. Наряду с водой, приносящей облегчение, её затапливал масштаб произошедшего. Эмили отчетливо понимала, что это лишь цветочки. И когда он поведает весь сюжет приключений, ей, возможно, захочется сдохнуть. Терпение было на пределе. Но зубы она чистила долго и тщательно, десяток раз полоща ротовую полость. — Рассказывай. Девушка села на высокую табуретку за кухонный барный стол и требовательно уставилась на Марселя, готовая принять свою незавидную участь. Он окинул её пристально-изучающим взглядом и дернул бровью, опустив глаза на чашку кофе перед ней. Она молча взяла в ладони обжигающий фарфор и отпила несколько глотков. Веки смежило от удовольствия. Как мало, оказывается, иногда надо для счастья, если смотреть на жизнь в моменте, игнорируя временной континуум… — Я ничего не помню! — растерянно провозглашает Эмили, отложив напиток. — Успела натворить…дел?.. Кривая усмешка, тронувшая его жесткие губы, была красноречивее слов. Но, учитывая, что в янтарной глубине плясали бесята, она посмела предположить, что не всё так печально… А зря. — Смотря, как ты интерпретируешь «натворить дел». — Марсель. Говори уже. Мужчина сел напротив и стал неспешно потягивать свою порцию черного наркотика. Будто специально нагнетал обстановку и выводил её из себя. При этом не отрывал от неё многозначительного загадочного взгляда. — Я и предположить не мог, что в тебе настолько много…огня. Эмили после этих слов заметно поплохело. Пришлось раскрыть ворот банного халата у основания шеи. И даже задержавшиеся на оголенной коже светлые глаза, знакомо вспыхнувшие мимолетным желанием, сейчас оставили её равнодушной. Не в том она состоянии, чтобы зажечься ответным пламенем. — Что. Я. Выдала. Почти прорычав, девушка подалась вперед, демонстрируя нетерпение и готовность взорваться. И снова голова загудела тупой болью, из-за чего она поморщилась. — Выдала красочное шоу. Страсти кипели нешуточные. — Знаешь, как мне хочется тебя сейчас ударить? — Только сейчас? Ночью ты молниеносно перешла от угроз к действиям. Нет, он точно над ней издевался! Эмили раздосадовано фыркнула и вскочила, намереваясь покинуть общество глумящегося мужчины. Но тот одним резким движением надавил на её плечи своими огромными ладонями, заставляя вернуться в исходное положение. На гладковыбритом лице блуждала снисходительная улыбка: — Ладно, давай по порядку. Вот уж спасибо! — Ты пошла танцевать. А потом…спустя целых две минуты…отключилась. Повисла тишина. Девушка опешила. Его глаза смеялись! — Серьёзно? — Эмили, скажи мне, ты чем думала, когда вливала в себя эту бомбу?.. И наверняка на голодный желудок. Она промолчала, потупив взор в недопитую чашку. — Это один из самых убийственных коктейлей. Мягко идет и беспощадно валит с ног. Зачем тебе эта демонстрация? Чего ты добивалась? — Видимо, именно этого я и добивалась. Вырубиться, забыться, — пробубнила Эмили, глядя себе под ноги. — Как я отключилась? — Это самое интересное, — подхватил он, ухмыльнувшись, — осчастливила какого-то парнишку, повиснув на его руках. Он чуть не умер от экстаза, бедолага. А когда я тебя от него оторвал, почти плакал от разочарования. И ведь не распознать — злится Марсель или нет? Тон его достаточно миролюбив, но вещает он не особо правильные и приятные новости. — А в машине ты внезапно проснулась и добродушно махала всем водителям, проезжающим мимо. Открыла окно и пела. Попыталась выйти…на ходу… Душа, видимо, требовала танцев на дороге, которые в клубе не состоялись в силу превышенной дозы алкоголя в крови. А когда я заблокировал двери, назвала очень нехорошими словами, которых приличные девушки знать не должны. Угрожала, но это тебе быстро надоело, ты перешла к действиям, и мы снова чуть не попали в аварию. Думаю купить детское кресло твоего размера и приковывать во время поездки к нему — для безопасности и своей, и окружающих. Эмили втягивала голову в плечи всё сильнее и сильнее. А последняя фраза заставила её помрачнеть. Смущение от собственного поведения приобретало необъятные размеры. Кто бы мог предположить, что она на такое способна… — Разве от одного коктейля возможно так опьянеть? — всё еще не может поверить, с надеждой взглянув на него. Марсель вскинул брови и подался вперед. — Эмили, люди пьянеют и от пары глотков шампанского. У каждого организма свои пределы. А ты приговорила адскую смесь, будучи неопытной и голодной. Чего тут удивляться? — Не знаю, — вновь растерянно, — не ожидала такого эффекта. Мне просто хотелось расслабиться. — Так ты и расслабилась… — Прости. Их глаза встретились. Её — виноватые, беспомощные и искренне извиняющиеся. Его — понимающие, принимающие и немного насмешливо взирающие на собеседницу. — Считай, боевое крещение пройдено. Только в следующий раз проконсультируйся со знающими людьми, с чего начать просвещение трезвенника. — Не думаю, что следующий раз будет. Мне не понравилось быть пьяной. Отсутствие воспоминаний раздражает и наводит на мысли о неадекватности. Ей неловко. Появляется потребность куда-нибудь деть руки, спрятаться от обжигающего мужского взгляда, переварить случившееся. Она чувствовала, что Марсель деликатно промолчал о самых ужасных моментах. И о том, что кричала в подъезде… Как же ты докатилась до такого, Господи?! Эмили встает, убирая чашки в раковину, и открывает воду, намереваясь помыть их. Застывает, когда горячие объятия настигают её буквально через пару секунд. Это…как вернуться домой. Блаженно закрывает глаза и откидывается спиной на него. Скучала. По мощи, по спокойствию, по теплоте его ладоней. Всего три дня не ощущала этого. Что же с ней будет, когда их связь прервется?.. — Я задаюсь вопросом, Эмили, что же тебя привело к такому состоянию?.. — тихий вопрос у самой мочки уха. — Где и когда тебе навредили? — А я задаюсь вопросом, когда же ты меня поцелуешь? И развернулась прямо в этом кольце, подняв к нему ищущее лицо. И снова его непроницаемый взор. Слишком серьезный и сосредоточенный. Многоточия между ними всё копятся и копятся… Эмили привычно тянется за лаской. Она не хочет откровений. Только прикосновений, которые приносят облегчение… * * * Инцидент был предан забвению. Вопросы больше не задавались, потому что ни Марсель, ни Эмили не были настроены на обнажение души. Будто оба спрятали настоящие чувства в коконе глубоко внутри и питались лишь внешними эмоциями — близостью и бессменной страстью. Взгляды становились пронзительнее. Молчание — тяжелее. Поцелуи — отчаяннее. Девушка окончательно приняла тот факт, что обременять их отношения, проходящие преимущественно в горизонтальной плоскости, серьезными признаниями не стоит. И откинула куда-то боль. Заперла её где-то далеко под семью замками, стараясь наслаждаться обществом любимого человека без грусти. Разрешила себе быть легкой и непринужденной. Готовила ужины, ждала его, развлекала историями из их с Лео и Тиной жизни. В общем, стала «удобной» любовницей для взрослого мужчины. Который подхватил эту игру, не возражая по поводу такого амплуа девочки-припевочки. О том, насколько это больно, Эмили подумает потом. Когда он уйдёт из её повседневности. Осталось не так много, она знала. И растрачивать это время на тоску и мрачное существование не хотелось от слова совсем. Это ведь лучшие дни — дни, проведенные с человеком, по которому сходишь с ума. Одно из самых ярких событий, что будут вспоминаться в дальнейшем чем-то сродни благословению. Она верила, что выживет. Соберет осколки разбитого сердца, неуклюже склеит его и зашагает дальше. А пока надо было готовиться ко дню рождения Марселя. Подарок ждет давно. Изящная и очень хрупкая вещица, сделанная на заказ по задумке девушки. Главное, чтобы ему понравилось. Со слов самого именинника и причитаний его отца, данное событие много-много лет не праздновалось. Дата была круглой — тридцать пять, но мужчина наотрез отказывался как-то отмечать её. С волей его приходилось покорно мириться. Хозяин — барин. И поэтому Эмили решила сделать сюрприз, появившись у него в квартире прямо в полночь. Заранее сочинила небылицу, что два дня будет находиться у Иветы, чтобы скрасить одиночество сестры, чей супруг зачастил кататься по командировкам. И даже честно пробыла у неё одну ночь. А следующим вечером вернулась домой, не включая света в комнатах, дабы не быть разоблаченной, провела несколько часов в ванной — сначала нежилась в ароматной пене, затем долго подготавливала себя ко встрече. Пилинги, маски, кремы, лосьоны… Новое соблазнительное белье, провокационное платье, красивые туфли, подходящий макияж… Юная обольстительница осталась довольна результатом, когда взглянула на свое отражение в зеркале. Без десяти двенадцать она вышла из дома, с благоговением держа в руках коробку, перетянутую бантом, и телефон, чтобы не пропустить момент. Девушка медленно поднималась на нужный этаж, не переставая предвкушающе улыбаться. На последних ступенях остановилась и мечтательно оперлась на перила, представляя, как Марсель удивится, ведь он не ждет её. Совсем как пять лет назад… Но с иным исходом. Пальцы подрагивали от нетерпения обнять его и проникновенно поздравить. Мужчину, чье существование само по себе было для Эмили подарком. Её сокровенная любовь. Непрошеные непостижимые чувства. Сладость, мука, рок, наитие… Всё это — он и только он… Где-то в подъезде шумели редкие жильцы, возвращающиеся домой. «Асансёр» исправно служил немногочисленным пассажирам. Тихо позвякивали ключи и отворялись чьи-то обители. Эмили постоянно поглядывала на экран, отстукивая шпильками какой-то незатейливый ритм. Осталось совсем чуть-чуть…и она увидит изумленное лицо, на котором потом иронично сверкнет улыбка. Покорившая её когда-то на свадьбе сестры… За минуту до предполагаемых событий лифт остановился на девятом этаже. Из него явно вышло несколько человек, приглушенно перешептывающихся. Что-то зашуршало, шаги прекратились. Находясь в эйфории, девушка не обратила внимания на происходящее. Ей не видно было ничего, поскольку прибывшие скрывались в левой части лестничной площадки, а она — в правой, почти на уровень ниже. За несколько секунд до полуночи Эмили преодолела оставшиеся ступеньки, чтобы появиться ровно к тому моменту, как Марсель распахивает дверь перед своими нежданными гостями… Пока Нелли и Инна обнимали его, повиснув на могучей шее и громко выкрикивая поздравления, мужчина вперил в неё, застывшую каменной статуей на приличном расстоянии у стены напротив, ошарашенный взгляд, будучи так же шокирован, как и сама девушка. Это длилось несколько секунд. После чего она оборвала зрительный контакт и отступила назад, осознавая, насколько неправильно сейчас её присутствие. Сняла туфли, чтобы не цокать, и быстро сбежала вниз. Пребывая в прострации, влетела в квартиру, не ощущая холода, хотя ноги были ледяными. Прошла в гостиную, машинально села на диван, глядя тупо перед собой. Темнота окутала не только физически. Внутри погас свет. Значит, его невеста вернулась? Наверное, навсегда. Вот это настоящий сюрприз. Не то, что у неё с символическим подарком и натурой… Что-то щелкнуло внутри. Истина, так долго и старательно откидываемая ею на задворки сознания, сейчас вихрем выскочила вперед. Теперь её не отпинать куда подальше. Вот она, голая правда. Которую удавалось игнорировать, пока Нелли была в отъезде. Будто её отсутствие — своего рода подушка безопасности. А на деле оказалось, что последствий аварии эта самая подушка не может предотвратить. Катастрофа неминуема. Катастрофа уже настигла. Катастрофа во всём своём безобразии… Ты — любовница, Эмили. Ты — никто в его жизни. Временная игрушка, на роль которой так рьяно претендовала. У Марселя своя судьба в лице прекрасной невесты. Свои планы — крепкая семья и адекватная женщина рядом. Не имеющая отклонений в поведении, не страдающая перепадами настроения, не собравшая в себе букет странностей… Словом, не инфантильная малолетка. Твоя красивая мордашка и безупречное тело — одно из многочисленных для него… Говорила, переживешь? Ну, начинай. «Переживай». Девушка вдруг ощутила острую боль в руках. Будто очнувшись, поняла, что с силой вцепилась пальцами в коробку на своих коленях. От бешеного напряжения всё ныло, но особенно — костяшки пальцев. Она отложила подарок на мягкую обивку и встала. Как-то потерянно огляделась во мраке. Что делать? Куда податься? Как не свихнуться? Ты — лишняя. Ты — никто. Ты — мимолетный эпизод. И сама этого добивалась. Где приютиться, чтобы буря не смела крохи самообладания? Где найти пристанище, в котором поймут и не осудят? Ты — грех. Ты — порок. Ты — постыдная тайна. Что ж, а вот к этому ей не привыкать. Она ведь такой родилась. Эмили иронично улыбнулась, обняв ладонями озябшие плечи. И будто очевидный порядок вещей оглушил её. Броня разрушена. Маска цинизма отброшена. Рана раскрылась и кровоточит еще сильнее. Усталость внезапным невидимым одеялом накрыла девушку с головой. Поникнув, она побрела в коридор, закрылась на все замки и отправилась в спальню, где стянула одежду и рухнула на постель, безжизненно взирая на темноту ночи за окном. Глаза закрылись. Правда, устала. Смертельно. Сон подступил неожиданно. И стал спасением. * * * Оказывается, у её организма есть такая функция — энергосбережение. И режим тотального спокойствия активировался автоматически. Эмили радовалась этому, когда ступив в «Куш», увидела начало грандиозной подготовки к вечернему мероприятию. Парадом правила…Нелли. Столы переставлялись, скатерти менялись, стулья гремели… Её в какой-то момент заметили. Примерзшей к полу и взирающей на этот хаос с холодным пониманием происходящего и долей обреченности. Невеста Марселя приблизилась очень стремительно. Порывисто обняла одеревеневшую девушку и быстро заговорила: — Аргам Никогосович разрешил мне устроить сюрприз! К шести вечера я приглашу всю родню и друзей. Мне очень нужна помощь персонала, ты же с нами? Она смогла лишь машинально кивнуть, уставившись на прекрасную женщину перед собой. Вот это — настоящая спутница мужчины. Нелли знает его друзей, знакома с родственниками, имеет право прийти и закатить праздник в разгар рабочего дня, получив добро владельца, который, возможно, потерпит убытки и соберет нелестные отзывы, ведь придется обзванивать и отменять все бронирования… — Отлично! — её черты светятся, а голос полон предвкушения. — Тогда слушай… Едва ли Эмили проронила и пару слов. Соглашалась с ней молчаливыми отрывистыми движениями головы, принимала какие-то листы с номерами телефонов. — Это — цветочный…они к часу привезут композиции… Это — агентство, из которого прибудет интересный ведущий с конкурсами, а ещё они там сделают Марселя из шаров в смокинге. Совершенно умопомрачительная вещь! А это — танцевальная группа, они исполнят несколько национальных танцев… Шары?.. Нелли продолжала тараторить, указательным пальчиком наводила на те или иные записи, объясняла, с кем и когда нужно связаться, чтобы всё проконтролировать. А Эмили вдруг подняла глаза и уставилась на неё не мигая. Ночью в их руках тоже было много разноцветных гелиевых шариков, когда они поздравляли Марселя. А теперь ещё и фигура именинника из них? Так ты не знаешь, что он их не любит? Удивительно. Ведь в отличие от самой девушки, все эти годы проживающей в Москве, она была рядом. Общалась, ходила на свидания, узнавала его… Нелли во всем преимущественно обошла Эмили. Во всём. А такой маленький нюанс всё же упустила. И сейчас сказать об этом…будет слишком подозрительным. Да и какое у неё право нарушать планы законной невесты?.. Заторможено приняв в руки всю информацию, администратор «Куша» отправился на свой пост. Открыл журнал и в течение часа обзвонил клиентов, отменяя резерв столов на вечер. С некоторыми пришлось повозиться, возмущений было не счесть. Но…надо выкручиваться, поэтому Эмили пообещала им большую скидку на следующее бронирование. Пусть вычтут из зарплаты за такую инициативу, зато она приобретет душевное равновесие и не будет распинаться перед грубиянами и выскочками. Не провозглашать же каждому, что у сына хозяина день рождения, который неожиданно было решено провести именно здесь! Невеста вернулась, организовала такой чудесный сюрприз. Почему-то сводит зубы. На плечи ложится вселенская тяжесть. Девушка прижимает пальцы к вискам в поисках спокойствия, которое постепенно покидало её. Следует сосредоточиться, а перед глазами всё плывет калейдоскопом. И внезапная мысль. Ведь она так и не поздравила Марселя. Проснулась ближе к рассвету, приняла душ, смыв вчерашний боевой раскрас, нанесла легкий макияж, облачилась в привычную одежду и очень рано вышла из дома, чтобы избежать с ним встречи. Он бы пришел к ней. А Эмили вдруг осознала, что не хочет этого. По крайне мере — не в ту секунду. Слишком разбитой себя ощущала. Шла по улицам с потерянным выражением лица, смотрела на просыпающийся город, вот-вот готовый вступить в обыденную бурную жизнь, и терялась в горьком разочаровании. Собственной никчемности и незначительности… Часы, несмотря на её внутренние стенания, пролетели быстро. Все просьбы Нелли беспрекословно выполнялись. В итоге зал приобрел несвойственный ему облик — стало достаточно пространства для танцев, столы приставлены ближе к стенам и в таком порядке, чтобы всем хватило места. Помещение заиграло новыми красками, когда доставили цветы и композицию из шаров. Эмили уныло оглядела её и поспешила отвернуться, не разделяя общего восторга. Музыканты и певцы прибыли раньше обычного. Настраивали аппаратуру, обговаривали репертуар. Вокруг было много смеха, каждый взбудоражен предстоящим мероприятием. Ведь, действительно, Марсель около десяти лет не праздновал свой день рождения, о чем его невеста с мнимым ужасом вещала, заразив всех желанием устроить грандиозную вечеринку. Когда появился огромный торт…Эмили прикрыла веки. Это был Марс. Реалистичная планета на серебряной подставке, на которую вновь все взирали с восхищением. Нет, правда, Нелли просто молодец. Всё заранее организовала, просчитала, продумала. Даже находясь за тридевять земель. Ведь приехала-то она всего два дня назад, никому не сообщив об этом, дабы удивить. Радоваться бы, что у любимого мужчины такая…будущая жена. Эмили же хотела, чтобы он был счастлив, пусть и не с ней. Они — взрослые люди, понимающие друг друга, пришедшие к этому союзу осознанно. Так и должно быть. Радоваться бы… И мешать им не собиралась. И в мыслях не было стать разрушительницей отношений. Всё умом понимала и признавала. Улыбалась прибывающим гостям, у которых был заговорщический вид. Улыбалась, пока внутри всё рушилось. До самого основания. До последнего гребаного кирпичика. А апогеем стал влетевший в ресторан Марсель. Один взгляд — и Эмили чувствует, как эти руины щедро орошаются горючим. А потом — чирк. Взметнувшееся пламя. Пожар. Чудовищной силы. Пожирающий всё-всё. — С днем рождения, — тихо и безжизненно. Ответом ей служит легкий кивок. Наверное, и он, и она представляли себе этот день иначе. Но… — Ты знаешь, что случилось? Отец зачем-то срочно вызвал меня, сказал, возникли проблемы. Девушка покачала головой и опустила её, чтобы Марсель не заметил…как ей больно. — Ладно, мы с тобой потом поговорим, — обещает и тянется к двери зала, переступая через порог. Моментальный рёв собравшихся оглушает. Остекленевший взгляд упирается в записи. Вот и всё. Миссия выполнена. Надо забрать пальто и уйти. — О, ты тоже здесь! Пойдем, я как раз внутрь. Совсем некстати Аргам Никогосович ловит её в коридоре, когда Эмили почти доходит до служебного помещения. Растерянно вперившись в широкую ладонь, легшую на тонкое запястье, девушка и не думает сопротивляться, когда мужчина впихивает её в разгар веселья. Но застывает под тенью арки, заметив, как на сцену поднимается Нелли. Красивая, утонченная, улыбающаяся. Берет микрофон и заговаривает: — Спасибо всем, кто поддержал эту авантюру. Признаюсь, я не рассчитывала, что затея будет настолько удачной. Мне очень помогли. Весь персонал старался успеть к назначенному времени, и это ещё раз доказывает, насколько любят семью Бавеянц. Марсель для многих из нас особенный человек. И очень хотелось сделать для него нечто особенное. Надеюсь, нам удалось. И этот день он запомнит надолго. Будь счастлив, мой дорогой. Всегда. Бурные овации, вызвавшие непреодолимый гул в ушах. Мой дорогой. Мой… МОЙ. Да, точно. Как ни странно, Эмили об этом никогда не забывала. Поэтому «мой» не употребляла даже мысленно. Полилась романтическая мелодия. Свет приглушили. Виновник торжества повел свою невесту танцевать. К нему присоединились другие пары. Аргам Никогосович сел к супруге. Лали, заметившая сестру, махнула той рукой, указывая на место рядом с собой, которое, видимо, заняла специально для неё. Для Эмили всё происходило, словно в замедленной съемке. Черно-белого кино. Немного. Это не с ней. Не она. Не её. Ваграм украл жену на танцпол. За их столом осталось не так много людей. Даже Антон с Амалией кружились под незатейливую песню о любви. Девушка остро ощутила свою ненужность. Она здесь лишняя. И это не изменить. Если бы кто-нибудь догадался, кто они с Марселем друг другу… Распяли бы. Но он не виноват. Эмили сама хотела. И, кажется, пришло время закругляться. Смотреть в их сторону не было ни сил, ни желания. Глаза блуждали по помещению, натыкаясь на заинтересованные взгляды в её адрес. Дураки. Разве не видят, что она спалена дотла?.. Надо уйти. Это ведь только начало. Эмили знала, что не сможет выдержать долго. Аплодисменты, вспыхнувший свет, официанты, вносящие горячее. И гости, рассаживающиеся обратно. Всё это на мгновение отвлекает девушку. А потом Марсель садится напротив, предварительно пододвинув стул своей даме. На секунду их взгляды пересекаются. О чем ты сейчас думаешь, любимый? Я не умею тебя читать. Жаль, что ты не моя книга. Но я хотя бы попыталась стать…твоим читателем… А теперь навсегда останусь горячо преданной, пусть и ничего не понимающей, поклонницей. Боже. Это надо пережить. Обязательно надо пережить… Глава 32 «Моя хрупкая девочка делает вид, что сердце ее из стали. Но в душе отпечатки вселенских обид, и глаза утопают в печали…» Неизвестный автор Марселю казалось, что он ступил в сам театр абсурда. Такое вот настоящее направление драмы, где на фоне радостно улыбающихся людей мужчина четко ощущал своё отчуждение. Впервые за прошедшие годы для него организовали такой масштабный праздник. Сюрприз Нелли удался. Причем, второй за сутки. Неожиданно. Несвоевременно. Некстати. Кажется, для него давно стало привычным отгонять мысли о скорой свадьбе и будущей жене. Марсель знал, что не отменит её. Просто не сможет. Это дело чести, и его невеста не заслужила такого отношения. Но всё чаще и чаще этот исход казался ему наиболее верным — чтобы каждый пошел своей дорогой… Удивительное открытие. Учитывая, что предложение руки и сердца мужчина делал сознательно и очень долго к нему шёл. Они знакомы около четырех лет, полных откровений, отменного юмора, каких-то сокровенных признаний. У них много общих тем для разговоров, Нелли не просто женщина, она стала ему другом. Притянула к свету, вернула к нормальному существованию, где социум был неотъемлемой частью жизни, а не какой-то внешней оболочкой, с которой до этого Марсель не хотел контактировать со дня своего второго рождения после аварии. — Ты как-то изменился, — Ваграм игриво заиграл бровями, вызывая смех за столом. — Как будто стал привлекательнее и моложе. Не могу поверить, что это сотворили новая стрижка и отсутствие растительности на лице! Признайся, ты пьешь кровь девственниц? Бл*дь! Неосознанный взгляд в сторону Эмили. Её округлившиеся глаза, которые она тут же прячет в бокале, будто воспылав внезапным интересом к содержимому… — Вообще-то, у нас здесь «дети», — укоризненно напоминает Лали, которой явно не понравилась шутка мужа. — Пардон. Забылся. Впрочем, друг нисколько не жалел о своих словах. Марсель видел, что тот смотрит на него с любопытством, изучает, будто видит впервые. Не зря же они вместе почти тридцать лет, он будто чувствует какой-то подвох и пытается вникнуть в суть, не задавая лишних вопросов. Ненавязчивая развязность в его поведении — скорее, редкость, чем закономерность. Но этим Ваграм укоряет его в скрытности. И ведь прав… А то, что мужчина действительно изменился внешне, неоспоримо. Теперь он всё чаще и чаще ловил заигрывающие взоры представительниц прекрасного пола. На нем останавливали зазывающие улыбки. Ему практически подарили билет в прошлое, где Марсель являлся центром своей собственной вселенной. Он знал, как действует на девушек ещё в свои пятнадцать. Потому что был на две головы выше сверстников, физически сильнее — занятия борьбой не проходили даром, да и начитаннее — спасибо старшему брату — нынешнему профессору Гёттингенского университета*, тот бдел денно и нощно, считая просвещение младшего отпрыска семьи своей святой обязанностью. Но мужчина так отвык от всего этого… Ведь от былой популярности уже давно не осталось следов. А тут… Он вновь уперся взглядом в сидевшую напротив совсем юную красавицу. Отчетливо понимая, что всем этим внешним метаморфозам способствовали внутренние переустановки. Именно так. Эмили за два месяца сумела перевернуть его мир, в котором с такой самоотдачей и преданностью его никогда не любили. Да и любили ли?.. Смотрит на неё и чувствует, как в районе солнечного сплетения болезненно натягивается невидимая спираль, отдаваясь внутри металлическим скрежетом. Ей плохо. Неужели никто не замечает? Она еще с ночи не выходит у него из головы — вся такая нарядная, красивая… Настолько, что дух захватывает. И растерянная, а в глазах — тихий ужас и затравленность. Принятие неизбежного — ей уготована второстепенная роль. Покорность, с которой Эмили ретировалась и больше не появлялась, ударила неожиданно ощутимо. А ведь могла вернуться — ему этого хотелось. Не трудно было догадаться, что Нелли с Инной не задержатся. Но девушка не пришла. И утром сбежала, чтобы не видеться. А он…он предполагал, каково ей. Нет, правда. Пусть сам Марсель и не оказывался в аналогичной ситуации, но мог себе представить, что чувствует Эмили… Жутко запутанная ситуация. Что же мы с тобой натворили, девочка? Как я допустил это? Как позволил такой сценарий, чтобы сейчас лицезреть твои страдания? — Друзья! Прошу минуту внимания! — Он повернулся к приподнявшемуся с рюмкой в руках отцу, как и все присутствующие. — Я не просто стар, я уже динозавр, — дружные смешки, — поэтому с высоты своих лет скажу вам пару слов. Не сдавайтесь никогда. Жизнь — не борьба, но в ней всё же есть элементы выживания. Не ищите особых смыслов и не жалуйтесь на судьбу. Творите её и находите этот самый смысл в себе. А если не можете отыскать…что ж… На этот случай у Господа свои подсказки в виде людей, что встречаются на нашем пути. Как у моего сына, — обращается теперь к тепло улыбающейся Нелли. — Я благодарен, что ты есть. Что ты вернула его нам. Зажгла, вдохновила. Оживила, одним словом. Уверен, вас ждет прекрасное счастливое будущее. Среди общего одобрительного гула и скандирования имени его невесты прозвучали вдруг бодрые аплодисменты. И исполняла их…Эмили. Марсель дернулся, заметив безнадежную тоску в умопомрачительных серых глазах. Самая красивая девочка. Несчастная. Грустная. Пусть и демонстрирует все свои шикарные тридцать два… Что же он наделал… Ведущий вечера объявил о выступлении группы, которая исполнит попурри — микс национальных танцев различных народностей. Кажется, публике зашло. Наверное, потому что здесь присутствовал «винегрет племён». У Марселя всегда было достаточно знакомых и приятелей, со многими из них он поддерживал отношения до и после своего своеобразного возвращения. И совсем не удивился, когда парочка из них встала и присоединилась к танцорам во время заигравшей лезгинки. Но когда вскочил Антон…это стало для всех большим сюрпризом. Если бы не округлившийся живот Амалии — дернул бы её с собой, а так, он подошел к Лали, с которой у них за плечами славная партнерская карьера. Но та покачала головой. Ваграм был мрачнее тучи, он до сих пор не до конца свыкся со всем, что произошло столько лет назад, и друга своей жены не жаловал, хотя и не препятствовал его нахождению на семейных сборищах. А она, будучи мудрой женщиной, не позволяла себе подливать масла в огонь. Поэтому и отказала. Что ни капли не расстроило того. Антон просто схватил Эмили, сидящую рядом, и вывел на площадку, где кружились под зажигательный ритм остальные. Марсель только спустя долгих секунд десять понял, что до этого затаил дыхание в ожидании её реакции. Девушка вздохнула, будто собираясь с силами. Затем отошла немного в сторону и сбросила туфли на высоких тонких каблуках — на работе она ходила исключительно на таких. Адское изобретение. Но чертовски сексуальное. И…понеслось. Часть гостей даже встала со своих мест и образовала круг хлопающих наблюдателей в нескольких метрах от разворачивающегося шоу. Это было нечто. Но ему не понравилось, что несколько мужчин поменялись своими спутницами. Теперь Эмили танцевала с Самиром, имеющим прочную репутацию обольстителя и ценителя женской красоты. А она, безусловно, была самой красивой… И узкая юбка чуть ниже колен положения не спасала. Все её округлости очерчивались при каждом резком движении. Перебирала ногами девушка, стоит отметить, мастерски. Так, что не уступала ни одному джигиту, пусть это и не женская манера… Хорошо, что хотя бы белая рубашка была достаточно свободной и не выдавала верхних изгибов. В какой-то момент Марсель нахмурился, окончательно осознав простую истину. Да он ревнует! Ох*еть! Он ревнует! С чего? И смысл? Да и поводов девчонка не давала, смотрела на него так преданно и самозабвенно. Но ведь это не мешает всем заглядываться на неё… А ему это, бл*дь, вообще не нравится! Появляется острое желание схватить в охапку и спрятать, будто ценнейшее сокровище. Нормальное, не? Когда успел стать таким дикарем?.. Хотелось хорошенько всыпать Самиру. За что? Да за всё хорошее… Когда танец закончился, Марсель облегченно вздохнул. Его отвлекли очередными пожеланиями, на которых пришлось сосредоточиться, сделав изрядное усилие. А потом он привычно стрельнул глазами вперед, чтобы поймать взгляд «моськи». Но её стул пустовал. И остался таковым весь последующий вечер. Эмили снова сбежала, неспособная вынести происходящее… * * * Дверь ему открыли спустя целых две минуты. Огромные заплаканные глаза, в которых светится бездна отчаяния. Влажные ресницы подрагивают. Она даже не пытается скрыть своего изумления, увидев его на пороге. А Марсель… Старается вникнуть в происходящее и ответить себе на вопрос, почему эта картина выворачивает его нутро наизнанку?.. Несколько недель назад, когда ее скосило после коктейля, пьяная Эмили вдруг показалась ему бесконечно очаровательной, но еще больше — беззащитной. Мужчина, как и раньше, чувствовал, что в ответе за нее. Но пока не понимал, как обоим помочь достойно выйти из ситуации, которой они поспособствовали, отдавшись эмоциям в Рождество. «— Ты меня сразу же забудешь, да? — спросила девушка, прижавшись к нему. От нее пахло ягодами, свежестью и…невинностью. После душа волосы слегка намочились и теперь непослушными завитками падали на гладкий лоб. Веки были прикрыты, дыхание потихоньку сходило на нет. А Марсель внимательно смотрел на это чудо, доверчиво приютившееся на его плече своей щекой, и поразился сам себе, произнеся шепотом ей в ответ, пусть и уже спящей: — Тебя возможно забыть, Эмили?..». И это правда. Она стоит перед ним почти сломленная, такая хрупкая, такая красивая, такая…его. Его маленькая тучка. Они совершенно не подходят друг другу, у нее должна была быть блестящая судьба — судьба шикарной женщины, красоте которой отдают дань соответствующие мужчины. Но девушка почему-то выбрала Марселя. Взрослого, потрепанного жизнью, искалеченного и далеко не романтичного. Он всерьез задумывался над тем — хорошо ли это…или все же плохо? Но не находил ответа. Это просто есть. Оно случилось. И необратимо. Зачем искать виноватых, смысл трепать друг другу нервы?.. Ему хочется обратного. Чтобы Эмили улыбнулась, звонко рассмеялась. Беззаботно. Заразительно. Подкупающе. Марсель прошелся по остолбеневшей у двери девушке, отмечая, что та до сих пор не переоделась, только умылась…слезами или водой? Да, может, оно и к лучшему. Сделал шаг в коридор, среди висевшей верхней одежды в находившемся по правую сторону шкафу выбрал теплое длинное пальто, в которое даже успел вдеть ее безвольные руки. Пока Эмили вдруг не очнулась, заартачившись: — Ты что делаешь?! Мужчина опустил взгляд на ее ноги. Симпатичные сапожки, да и кажутся удобными, можно их оставить. Проигнорировав вопрос, двинулся в сторону гостиной, где безошибочно отыскал свой подарок, сиротливо ютившийся на диване. Подхватил коробку и лежавший на журнальном столике смартфон, затем вернулся к неестественно приросшей к полу девушке…и свободной рукой одним ловким отточенным движением закинул ее себе на плечо. Соблазнительные ягодицы теперь покоились в опасной близости от его лица. Как он умудрился закрыть квартиру и спуститься к машине с брыкающимся и извивающимся телом, Марсель понятия не имел. Только после того, как он прижался к ее губам в нежном успокаивающем поцелуе, Эмили немного остепенилась. Они стояли на улице под фонарем. Двое. Их нежелательная связь, непростые отношения и странные чувства. Мужчина одной ладонью прижимал к себе миниатюрную спутницу, а в другой пытался удержать подарочную коробку в воздухе. Спустя минут десять, когда они в полном молчании вырулили на трассу по направлению к элитному частному сектору, она вдруг подала голос: — Я ничего не понимаю. Твой день рождения…вечеринка ведь в самом разгаре… Он повернулся к ней на несколько секунд, чтобы вновь впитаться этой растерянностью, сквозящей в глазах-блюдцах. Широко распахнутых и совсем дезориентированных. Да, девочка, да. Всё так и есть. — Я совершенно точно понял, что хочу оказаться с тобой хотя бы в последние часы этого дня. Боковым зрением заметил, как резко Эмили развернула к нему своё лицо. — А как же все?… Как же…Нелли?.. — Давай договоримся, что эту тему обсуждать не будем. Там, куда я тебя везу, строгие правила. Только улыбки, смех и много поцелуев. И ничего кроме. Если бы не надобность следить на дорогой в ночи, Марсель ни за что не отказал бы себе в удовольствии смотреть на неё, чтобы внимательно ловить каждую реакцию. — А приправить это всё щепоткой любви можно? — робкий вопрос. Он по интонации понимает, что Эмили улыбается. На душе сразу же становится легче, будто отпустил прицеп неимоверных тяжестей. Да, тучка, возвращайся в своё обычное состояние. Подкалывай меня, дерзи, только не замыкайся… — В порядке исключения тебе разрешается целая горсть… — Марсель даже не усел договорить, когда его правой щеки на мгновение коснулись теплые губы. Он не сдержался и всё же взглянул на неё. Девушка искрилась радостью, теперь её глаза светились предвкушением. И это зрелище вконец развеяло все сомнения. Хотел быть здесь и сейчас с ней, наплевав на все правила приличия, предписывающие ему нахождение в другом месте… Доехали быстро. Мужчина закинул машину во двор, после чего они двинулись в сторону дома. Эмили переступила порог и застыла. А он был уверен, что оба вспомнили этот эпизод пятилетней давности. — Я соврал, — выдает неожиданно, наблюдая за ней, приросшей к полу и вперившей взгляд в коврик. — Мне уже тогда хотелось… Я боялся потерять контроль и продолжить поцелуй в горизонтальной плоскости. Надо было срочно прогонять тебя. Прости, ладно? Забудь те слова. Словно окунулись в прошлое, воскрешая ту памятную ночь: дурацкие шары под потолком, пирожное, восемнадцатилетний взбудораженный ребенок… И взрослый дядя, отвергший такой порыв. — Знаешь, а ведь если бы ты поддался… То есть, я думаю, что всё могло быть иначе, наверное, — поднимает на него задумчивые глаза. — И эти годы…были бы потрачены тоже иначе. — Мы этого уже никогда не узнаем, Эмили. И ты не посмеешь утверждать, что всё сложилось бы хорошо… Они замолчали. Вариантов развития не счесть. В том числе — она могла бы возненавидеть его за то, что её так рано лишили чистоты и в какой-то степени, может, детства. В жизни нет ничего однозначного. — Ну, давай же, поздравляй меня, осталось сорок минут. Бодро взмахнув рукой, Марсель этим самым поставил точку в сослагательных излияниях и протянул коробку Эмили. Та медленно повернулась всем корпусом и приняла его. Несколько раз моргнула, после чего перевела на него смущенный взгляд. — Это, конечно, не сравнится с сюрпризом Нелли… — Я в состоянии сам это решить. Давай. Послушно кивнув, девушка осторожно стянула бант, после чего выудила темный мешочек из бокса. Раскрыла ткань, явив миру какую-то статуэтку. Точнее, это была композиция. Он нахмурился, разглядывая необычный камень и пытаясь вникнуть в суть. А потом Эмили развернула подарок лицевой стороной к нему. — «Искусным кузнецам нипочём грозовые тучки», — продекламировала гравировку. И он расхохотался. Безудержно. Весело. На продолговатой подложке действительно изваян типичный кузнец — могучий, широкоплечий и в рабочем фартуке. Он смотрит наверх, взор направлен на шар в вытянутой руке. И этот шар напоминает Марс. Даже оттенки подходят под планету. А вот из второй руки не выпускает внушительный кузнечный молот. И венчает сие творение небольшая тучка, непостижимо висящая сверху. Марсель присматривается. Это всё сделано из цельного куска. Смотрится очень эффектно и реалистично. Искусная работа. — Обсидиан. Я люблю этот горный хрусталь, в нем столько необычных граней света и теней. Знаешь, он ведь считается драгоценным камнем. Точнее, считался. В старину из него делали что-то вроде оберегов. — Интересно, — протягивает мужчина и забирает у неё подарок, — сама придумала, да? — Да. Здесь мои воспоминания, разные этапы жизни. Он взглянул на неё. Проникновенно и пристально. — Это лучшее, что я получал. Мне очень нравится. Спасибо, Эмили. Она кивнула и отвернулась, снимая пальто. Но Марсель успел заметить, как зарделись её щеки от удовольствия. Вот это другое дело! Такой тучка ему и нужна. Живой. Эмоциональной. Они прошли в гостиную, где девушка с интересом стала изучать интерьер. Статуэтка заняла свое почетное место на каминной полке. Пару секунд оба оценивали, как она туда вписалась, и, оставшись довольными результатом, одновременно повернулись к противоположной стене. Там висели фотографии в различных рамках. Современные коллажи и отдельные старые добротные оправы. Естественно, Эмили с любопытством двинулась к ним. — Это мамина лепта. Еще до того, как дом стал моим убежищем. Иначе ничего лишнего здесь не было бы. Девушка была увлечена изучением лиц и событий на снимках. На её лице блуждала загадочная мягкая улыбка. И он завис. Конкретно так… На носогубном изломе, сочной мякоти губ, слегка склоненной голове, тонкой шее, обрамленной прядями темных волос. В ней читалась абсолютная красота. Иногда его это пугало. До сих пор сознание посещала мысль, настоящая ли она? Разве такие бывают?.. Девочка, спасающая сестру в кабинке туалета, помогающая той прийти в себя и продолжить церемонию бракосочетания. Как ловко она тогда показывала, как вызвать приступ рвоты… Марсель был крайне впечатлен. Ребенок, пришедший в ночи поздравить его с юбилеем, когда даже родители не сделали этого, зная, как он относится к подобным мероприятиям. Девушка, по собственной задумке покупающая охапку роз для пары, отмечающей солидную дату совместной жизни. Потерянная душа, скукожившаяся на ступенях лестницы, словно отделившаяся от реальности. Маленький комочек, однажды пожаловавший к нему в квартиру в темноте в поисках безопасности и покоя. Соблазнительница, добивающаяся внимания неделями напролет. Изобретательная, целеустремленная, неунывающая. И женщина. Любящая. Отдающая. Льнущая. Ищущая. Принимающая. Не требующая. Настоящая. Разве заслужил он её?.. — Такая малютка, а сколько всего в тебе вмещается… — переходит на шепот. — Компактная моська. Эмили удивленно вскидывает брови. — Зато ты…великанище. Идеально, да? «Слон и Моська»… И Марсель вновь расхохотался, порывисто притягивая её к себе. — Ну, ты будешь меня сегодня поздравлять, как подобает? У нас осталось мало времени… Скоро день сменится… Она привычно утыкается ему куда-то в солнечное сплетение и бубнит: — Тщеславный Слон!.. А потом отрывается и взирает на него с таким обожанием, что мужчина невольно сглатывает, подпадая под гипноз мерцающих серебряных омутов. — Спасибо, что ты здесь и со мной. Для меня это…всё. И даже больше! — Признается. Он понимал. Знал, что они почти прощаются, и слова звучат как благодарность за пережитое. Кольнуло. Совсем по-новому. Как же тебя отпустить такую?.. Марсель подхватил невесомое тело, доверчиво прильнувшее к нему в тот же миг, и направился в спальню. А там…было сказано всё, что невозможно выразить вербально. Через прерывистое дыхание, виртуозный взмах ресниц, прикосновения тонких пальцев к разгоряченной мужской коже. Поздравляла Эмили очень чувственно. Так его еще никто не поздравлял. Глава 33 «Скажи, кто мы с тобой друг другу? Ни друзья, ни враги, ни любимые. Просто два человека, которые прошли по судьбе, словно по касательной — я по твоей, ты по моей». А. Ермолаева «Письма моего сердца» — Ты любил? Вопрос застал его врасплох, хотя можно было ожидать такого исхода, если одна любопытная моська копается в откуда-то добытом альбоме и озвучивает то, что, видимо, давно взращено в ней. Увы, избежать темы прошлого в этой обстановке больше не получится. Со вчерашнего дня хлопьями валил снег, создавая какую-то волшебную атмосферу. Это был очень редкий для Сочи снегопад, нетипичный и удивительной красоты. В окнах плясали снежинки, крупные и пушистые. Хотелось выдохнуть всё негативное и отдаться моменту — чему-то светлому, истинному, осмысленному. Поверить в чудо, на которое имеет право каждое живое существо. Пусть сегодня хоть у кого-нибудь сбудутся мечты. Необремененные обязательствами, долгом чести и внешними обстоятельствами… Они сидели на диване после вкусного завтрака. Проснулись ближе к восьми, когда утро уже полностью вступило в свои права. Какое-то время нежились в постели, просто обнимаясь и любуясь танцем белоснежных красавиц. И Марсель поймал себя на мысли, что он умиротворен и счастлив. В полной мере, на которую способен простой смертный. И никто никуда не торопится, у них еще сутки на то, чтобы смаковать этот момент. А сейчас разглядывал дивную картину — Эмили, облаченная в его синий доходящий ей почти до колен джемпер, служащий ей платьем со слишком длинными рукавами, которые пришлось подвернуть множество раз, а также теплые носки в тон — естественно, далеко не ее размера. Даже в этом мешковатом одеянии она умудрялась выглядеть эффектно. Да и выбора не было. Он же утащил ее, в чем была, не дав возможности собраться. На эмоциях вопросы комфорта кажутся второстепенными. И вот теперь ее рубашка, юбка, белье и колготки сушились, а девушка осталась «бесприданницей». Идея ходить голышом, балуя тело воздушными ваннами, не прошла одобрения у мадемуазель Тер-Грикуровой, хотя мужчина старался убедить ее в этом, перечисляя очевидные плюсы. Вообще, настроение у Марселя было непривычно игривым и радужным, словно сегодня долгожданный праздник. Скажем, тот же Новый год, но с задержкой в два месяца. — Зачем ты так упорно хочешь нырнуть туда? — хмуро качает головой, отвечая вопросом на вопрос. — Мне интересна твоя жизнь. Это же очевидно. Прошлое. Настоящее. Будущее… — осеклась. И глаза…ее абсолютно необыкновенные, взирающие с такой душевной обнаженностью. Нет, сегодня он ей отказывать ни в чем не станет. Мужчина опускает взгляд на фотографию со свадьбы Ваграма, где приобнимает рядом стоящую Амалию, на которую и указывает пальчик с аккуратным маникюром. Прежде чем начать, Марсель внимательно вглядывается в черты девушки, сидящей на расстоянии вытянутой руки. Она застыла в ожидании. Для нее ведь это важно. По-настоящему важно. То, что ему кажется незначительным и канувшим в Лету, для Эмили имеет какое-то особое значение. Что ты хочешь услышать, девочка? Боюсь, я тебя разочарую… — Нет. — Вообще? — Получается, так. На ее прекрасном лице отражается изумление. И это забавляет. Да, наверное, для человека, так отчаянно отдавшегося своим чувствам, пронесенным сквозь годы, странно слышать, что ты никогда в жизни не испытывал подобного… — Я думала, — заправляет прядь за ухо и откладывает альбом, сцепив ладони на бедрах, — ты поэтому и уступил Амалию Антону, потому что считал, что сам не справишься. Говорят, когда любишь, готов отпустить. Если это во благо. — Как ты? Как собираешься сделать ты, да? Девушка вздрагивает и отводит взор. Но лишь на пару секунд. Затем возвращает к нему и твердо проговаривает: — Да. И в эту минуту, осознав, насколько она не ребенок, коим он ее еще недавно считал, Марсель внезапно ощутил дикую боль. Но не только за нее, как ни странно, а и за себя тоже. И эта боль переплеталась с чем-то парадоксально светлым. Оксюморон. Она понимала. Он понимал. Им просто нельзя быть вместе в силу множественных факторов. Увы, существуют вещи намного выше той же любви, о которой неустанно твердит Эмили. Ему кажется, что-то ускользает от него. Безмерно существенное, новое по своей природе, неизведанное, но…первостепенное. Что-то… — Нет, Эмили, — качает головой, отгоняя наваждение, — не заблуждайся на мой счет. Я не такой благородный. И вряд ли бы «отпустил» свое. Амалию я не любил. Это был вызов. Молодость, в крови — вседозволенность, дерзость. Потом пришла…привязанность, благодарность. Я искренне желал ей счастья и хотел, чтобы она встретила достойного мужчину. По-моему, ее муж с этим прекрасно справляется. А Нелли… Нелли очень хорошая девушка. Замечательная хозяйка, с ней уютно и есть стремление построить семью. Если же что-то из этого смахивает на любовь по твоему мнению, тогда, быть может, так оно и есть. Марсель пожал плечами, закончив монолог. А у слушательницы напротив появился такой сосредоточенный вид, словно ей задали сложную задачку. Учитывая, что их разделяет пропасть в целое поколение, вполне закономерно, что они смотрят на различные аспекты по-своему. И вот сейчас девушка вникает и переваривает услышанное. А он любуется этим деятельным зрелищем. — Но ты всё же спас её, Марсель. — Кого? — Амалию. Развернул машину… Он никак не ожидал такого поворота. — С чего ты взяла? — настороженно. — Она как-то рассказывала, делилась воспоминаниями. И уверена, что лишь по твоей милости осталась жива. — По моей милости она попала в ад длиною в шесть лет, — резко, не сдержав истинных эмоций. — Если бы не я, аварии могло и не быть… — Неправда! — Упрямо поджимает губы. — Амалия… — Прекрати. Я был под дозой, Эмили. Выплюнул. Словно отрезал. Жестко. С презрением. Потому что до сих пор не простил себе этого. На собственное существование ему было плевать. А вот если бы что-то случилось с ней, доверившейся и сидевшей рядом в тот роковой день… Определенно точно Марсель не пережил бы такого сценария. И это не просто слова. Он бы сошел с ума. Наверное, всё это отразилось на лице, потому что девушка изумленно молчала. — Не приписывай мне высокопарных поступков. Ты не знаешь, кем я был. Чудом удалось избежать жертв. Наркотики в крови притупили реакцию и бдительность. И если бы не моя зависимость, ничего бы…понимаешь, ничего бы не случилось. — А если бы не случилось, ты бы умер в один прекрасный день от передозировки? Это лучше, Марсель? — Еще скажи, что авария спасла мне жизнь, — горькая усмешка. — Скажу. Спасла и тебе, и твоим родителям. Как ты выразился вчера, мы этого уж никогда не узнаем. И слава Богу. Её упорное стремление обелить его почему-то рождало ответный протест, вылившийся в раздражительное: — Со стороны ведь виднее. Захотелось встать и уйти, чтобы успокоиться и не обижать её. Ведь понимал же, что незаслуженно задевает Эмили. Даже спустя столько лет мужчина не мог спокойно реагировать на этот эпизод, перевернувший всю жизнь. Безоглядно. Он никогда и ни с кем не говорил об этом. Не мог. Это только его боль, ставшая результатом промаха, оплошности, добровольного самоуничтожения. Есть такие мысли, что паразитами кучкуются в подсознании и коварно бьют в самые неподходящие моменты, стоит дать лишь малейший повод. Так вот, сейчас был один из них. Ворох гадких воспоминаний вихрем пронесся перед ним, будто это было вчера, а не больше десяти лет назад. Марсель поднялся. Но нежная ручка на его запястье не позволила ступить и шага. Он опустил взгляд и встретился с прямым требовательным взором, исполненным участия, но не жалости. И желания вникнуть, принять, стать частью этого мира, который скрыт от окружающих. — Тогда дай мне своё видение. Сделай так, чтобы я взглянула на ситуацию твоими глазами. Это тебе посильно? Позволить мне прикоснуться к настоящему Марселю на один день. Сможешь?.. Бл*дь! И как же она сумела прочесть его? Распознать незатянувшуюся рану? Которую никто не желал лицезреть?.. Смогу, девочка. Когда ты на меня смотришь ТАК, будто мне всё по плечу. Будто я и впрямь единственный. Лучший. Ты только не отворачивайся, когда всё услышишь. В свои тридцать пять лет непостижимым образом он вдруг осознал, что страшно хочет быть понятым. И кем? Маленькой женщиной с глазами-блюдцами. Глава 34 «…не важно, как ее звали, не важно, что разрываю когтями цветастый лён. не важно, что я из стали, и даже не идеален, важнее, что я влюблён». Джио Россо Возвращаться туда, где ты сломался и упал на колени перед собственными достоинством и совестью, крайне тяжело. Картинки прошлого, старательно забытые, как казалось раньше, но никак не стертые, кадрами немого кино проносились перед глазами. И ему оставалось лишь комментировать их. Марсель не предполагал, что у него может получиться попытка душеизлияния. И меньше всего верилось в то, что катарсис принимает хрупкое существо, с истинно осмысленным участием взирающее на него. Мужчина не знал, что в результате даст это «психологическое кровопускание». Просто заговорил, выполняя мольбу Эмили и глядя на красочную обложку альбома, покоящегося на журнальном столе. Символично. Он никогда не был избалован, ему не сходили с рук те или иные проделки. Его учили отвечать за свои поступки, по-мужски принимая расплату. А еще отец привил им с братом тягу к самостоятельности, позволив опробовать вкус финансовой свободы, заработанной настоящим трудом. Поэтому Марсель не понаслышке знал, что стоит за успехом и состоятельностью его семьи. Оба наследника вдоль и поперек с самых низов исследовали процветающий в те годы бизнес. Начинали с кладовки, где помогали таскать ящики, а потом стали помощниками на кухне — да, мальчик научился виртуозно чистить картофель, хотя с рыбой так и не сложилось. Позже — пустили в зал стажерами-официантами, полюбовно именуя «енотами». Это была любимая часть просвещения. Ведь как иначе? Подросток и почти выпускник школы, выглядящий значительно старше и благополучно умалчивающий информацию о своем возрасте, стал объектом пристального внимания представительниц противоположного пола. Опять же — гены, то бишь, рост, комплекция и взгляд. Не по годам серьезный, сосредоточенный. И, как оказалось, притягивающий… Нет, красавцем Марсель никогда не был. Ему и не надо было. Харизма из него так и сочилась отовсюду, а к ней прибавлялась мужественность. Ум, светившийся в глазах, юмор, которым развлекал клиенток в процессе заказа… Вот и обозначено начало его длинного послужного списка. Они хотели — он был не против. Эта сторона жизни мужчины всегда протекала бурно и без поисков. А потом — уроки ловкости от бармена, дисциплинированность и вежливость в общении — от администратора, учившего улыбаться, когда хочется дать в зубы очередному снобу, и святая святых — финансовый блок, где правил отец и маленькая команда бухгалтеров. Путь впечатлил молодого парня, чего нельзя было сказать о брате. Тот был иной душеной организации — ему нравилось копаться в чертогах мироздания, изучать, совершать открытия, философствовать. Когда Аргам Бавеянц понял, его детище все же будет унаследовано хотя бы одним сыном, решил ковать железо, пока горячо. Пошли разговоры о высшем образовании, выбран факультет, специальность, экзамены успешно сданы, учеба увлекала… Перед глазами всегда был пример брата — отличник, образцовый сын, интереснейший собеседник, гордость родителей. При всей явной разности между ними — а Марсель был хулиганистым и задиристым — они с Ником всегда дружили и были близки. Тот с самого детства умел заинтриговать младшего увлекательными и очень познавательными рассказами. Своей эрудицией и тягой к познаниям он обязан именно ему, взрастившему жажду к большему. А потом Ник уехал. Здесь без вариантов — такой мозг просился за границу, действительно подходящую ему по уровню. Там и научная деятельность, и достаточное количество последователей, с которыми можно часами напролет дискутировать взахлеб. И Марсель…затосковал. Оставшись один, попал под более пристальный родительский надзор. Это нормально для традиционной армянской семьи. Но не приветствуется парнем в двадцать, желающим взять от жизни все. В университете он сталкивался с мажорами, чьи богатые папочки не жалели средств, потакая капризам своих детишек. Дорогие тачки, брендовые шмотки, элитные курорты. Другая ступень существования. Ее даже язык не повернется назвать «социальной ступенью». Они были за гранью социума. Звезды. И Марсель часто задавался вопросом, почему его собственный отец не давал ему всего этого, если возможности уже давно позволяли?.. Да, пришло время дурацких бунтов и требований. Показательных уходов или постоянных ночных отсутствий. Маминой тревоги, слез, проливаемых украдкой. А мальчик жил. Считал, что вырос и имеет право распоряжаться собой, как заблагорассудится. Стал вхож в определенные круги, имевшие «лестную» репутацию, напитался, воспылал стремлением вкусить всё дозволенное и недозволенное… Полный «Sex & Drugs & Rock & Roll». Во всем своем великолепии. Дичайший разврат, море алкоголя, проблемы с деканатом. Бешенство отца, попытки вразумить лишением денег. Да разве это помогает в таком возрасте? Гордость и амбиции вступают в битву и толкают на отчаянные шаги. Азарт тонкими невидимыми нитями вплетается в организм. А вокруг столько…любопытного. И все быстро надоедает, становится пресным. Когда ты сам по себе сложный, ищущий, непоседливый, пытливый и разносторонний, хочется того же и от компании рядом. И Марсель менял их со скоростью света. Только Ваграм оставался бессменным элементом. Были и юные музыканты, которым он даже помогал наладить карьеру, добиваясь прослушиваний и выступлений, пусть и в незначительных местах. Потому что у него язык всегда был подвешен, а цели достигались всенепременно. Были и байкеры, от которых быстро устал, не проникнувшись брутальностью и свободой духа, хотя железных коней искренне полюбил — один до сих пор хранит ему верность, пылясь в гараже. Были и…маргиналы. Наркоманы. Сидевшие. Агрессивные и озлобленные. Умеющие вывести из себя и заставить вестись на всякие «слабо». Преимущественно старше и опытнее. Драки были неизбежны. Но действующего борца этим не напугать. Это был тот период, когда Марселю постоянного не хватало адреналина. Отец продолжал пилить, требовал включить голову, помочь ему, у которого дела шли в гору. А он…считал, что у него есть множество иных миссий. Прекрасных и разнообразных. Длинноногих, готовых на эксперименты. Ты молод и тебе море по колено. Уверен, что все успеется, и родители поймут. Потом. Он включит голову потом. Пусть довольствуются успехами старшего сына, младший же решил идти по наклонной. Да, знал, что за все заплатит в свое время. Но не сейчас. Сейчас — жить, питаться эмоциями, удовлетворять внутренних демонов. Бросать самому себе вызов, принимать его. Окончание университета — и предложение отца приобрести клуб или любое другое заведение, которым сын займется вплотную и выветрит эту дурь из головы, было встречено с энтузиазмом. Марсель влился в процесс, это ведь еще один вызов. Начиналось все радужно. Бумаги, куча документов, ответственность, вкус небольшой власти. Ему нравилось новое амплуа, и контроль получался отменный, поскольку со всеми слоями был знаком — знал, где и какие проблемы могут возникнуть. За это тоже спасибо дотошному родителю, окунувшему сына в воды ресторанного бизнеса. А затем…эйфория. Ощущение, что ты умудренный жизненным опытом мужчина, тебе все по силам. И ничто не сможет выбить почву из-под ног… Наркотики. Двадцать три и запрещенные вещества. Они вошли в его обыденность внезапно и являли собой еще один вызов. Кругом простофили, не умеющие контролировать себя. А он — Марсель. Он — крутой. Он — другой. Попробует и покажет всем, как надо… Тяжесть препаратов росла постепенно. Почти год удавалось держаться на плаву, но потом, естественно, все закончилось. И закончилось по тому же сценарию, что и у большинства — продажа вещей, на средства от которой приобреталась запрещенка. И не только себе. Девки вокруг стали крутиться второсортные, и его это устраивало — они не кривили рты в презрении в отличие от святош, а торчали с ним вместе. Пока одна из них попросту больше не очнулась… Следствие прикрыли быстро, никому не хотелось возиться с делом очередного нарика. Нелицеприятная правда жизни. Следствие прикрыли, да. Но осадок-то остался. Новый круг по Данте. Слезы матери. Сжатые в одну линию губы отца. И осознание, что у него на руках умер человек. Была девушка — нет девушки. Понятно, что он лишь косвенно причастен к ее смерти. Но воспаленное сознание отягощает это понимание. Категорический отказ лечиться вынудил родителя пойти на крайние меры — клуб фактически отнят, квартира умело переписана на собственное имя, чтобы ее не пустили в расход на пути к приобретению наркотиков. Отношения с окружением испорчены, даже Ваграм отказался дать денег взаймы, за что был послан в живописные дали. Еще другом звался. Ему теперь часто не верили… Стойкое чувство, что жизнь превратилась в черный тоннель. Где-то там в конце брезжит свет. Конечно, Марсель к нему дойдет, он сильный и выносливый. А сейчас ему надо думать, как остаться на плаву. С главой семейства попеременно сглаживались углы, а потом снова все обострялось. В основном, помогали обещания. Которые выполнялись на короткий срок. Пока не наступит ломка. Адово пекло, вынуждающее гасить агонию единственным доступным средством — очередной дозой. У него как-то всегда получалось добыть средства, поэтому репутация платежеспособного и возвращающего долги клиента была нерушима. Тем временем у Ника наладилось на личном фронте, он поделился шикарной новостью — собирается жениться через пару месяцев. И Марсель задумался, разница в четыре года была не столь значительной, и если брат созрел в свои двадцать восемь, то, может, и ему присмотреться?.. Странные мысли. Но что только не лезет в голову наркоману… Эта — бл*дь, та — бл*дь, следующая — выскочка, еще одна — пустышка. Он такой распрекрасный «завидный» жених, но они все — не те… Амалию парень заметил, когда подвозил очередную пассию в университет. Такую буйную копну волос невозможно было пропустить… Завитки мелких черных колечек врезались в память яркой вспышкой. Молоденькая, улыбчивая и эффектная девушка прочно засела в мыслях. Кто бы мог подумать, что она будет такой гордой и недоступной?.. Ведь не обладала сногсшибательной красотой, но зато в ней определенно был стержень, стать, очарование. Марселю нравилось её добиваться, беседовать, завоевывать территорию. Уже четко прослеживалась готовность девушки покориться, и тут о них узнали ее родные. А Сочи — город небольшой, уютный, где многие друг друга знают не через шесть*, а всего лишь два-три рукопожатия… Естественно, ей запретили с ним встречаться. Да и куда это годится — ничего не сделал по правилам: ни разрешения у старших не взял, ни с братом не встретился, ни намерений не обозначил…а еще слухи о том, что наркоман… В общем, не чета такой примерной ляле с блестящим будущим. Запреты Марсель не любил. Как и любой мужчина с горячей кровью. Решение украсть невесту было принято молниеносно. Ну, а что? Скоро ему двадцать пять, семья состоятельная, девочку прокормит, оденет, обучит… И Амалия будет хорошей дочерью, как мама и мечтала когда-то… Была в душе какая-то сомнительная надежда, что появление жены как-то отрезвит его и поможет остановить этот темный водоворот. На задворках подсознания маячила опасная мысль — Марселя затянуло, инфинум и супремум контроля стерлись… Друзья потихоньку отворачивались от него. Родственники, встречающие на улице, предпочитали менять направление — наслышаны об образе жизни. Родители теряли надежду на то, что вновь могут увидеть прежнего сына… Даже горечь в голосе брата, просящего прийти в себя, и та не тронула. Он уговаривал приехать к нему, сменить обстановку, взяться за другое дело, даже грозился прилететь сам… Но Марсель уверял, что всё в пределах разумного. У него получалось. Он умел владеть собой в такие минуты… Пускать пыль в глаза. А у самого в крови циркулировала бессменная эйфория. И эта вседозволенность окрыляла… Автомобиль был единственной недвижимостью, приобретенной на его имя. Он, естественно, продал тот давно. Купил вариант попроще, потрепаннее. Часто нужна была замена различных деталей, машина работала не особо исправно. Но кого это волновало? Главное, колеса вертятся… А они и продолжали вертеться, когда парень влетел в грузовик, не сумев справиться с управлением. Его гораздо больше интересовал урод, совершающий обгон не по правилам, и всё внимание и силы были направлены на то, чтобы «культурно» сообщить тому об этом через опущенное стекло. Кровь кипела. Ему всё можно. Даже при скромной девушке, сидящей рядом. Очередной поток многоэтажного мата был прерван криком Амалии. Всё, что успел Марсель — развернуться, подставляя себя под удар. Это вышло механически, за считанные доли секунд его тело превратилось в месиво. Самое страшное — обреченность. Бесстрастные лица врачей. У них таких, как сам пострадавший, сотни, тысячи… Они выполняют свои обязанности и апеллируют медицинскими терминами. Профессиональная лексика действует на нервы, она изобилует напряженными словами, окрашенными в уныние. А где-то там рядом беззвучно плачет мама, грузно смотрит и тяжело дышит папа, многозначительно молчит лучший друг, буравящий его внимательным взглядом, и потрясенно зависает несостоявшаяся невеста. Есть маленькие шансы, что опорно-двигательный аппарат будет восстановлен. Надо соблюдать все предписания. Заниматься со специалистом, настроиться на нужный лад… И закономерная мысль — этого может и не случиться. Какой же мразью он себя чувствовал, в полной мере осознав, что сотворил с людьми, которые его любят, а также с Амалией, что зависела от него. Каждый божий день просил. Уходи. Живи. Но… От нее тоже успели отказаться. Как и от него. На лицах близких горела одна и та же надпись: ты получил то, что заслужил, мы тебя предупреждали. Они отказались от того Марселя, которого знали, и теперь каждый учился общаться с новым. Угрюмым замкнувшимся в себе и одичавшим существом. Жуткие физические боли и посещающая его ломка как-то не способствовали позитивному настроению. Парень огрызался, посылал всех к черту, просил оставить попытки помочь ему. Дать сдохнуть и облегчить всем участь. Злился постоянно, не хотел никого видеть. Иногда почти бредил. Миг сделал его немощным калекой. Популярный среди девчонок и уважаемый многими Марсель, привыкший ко всеобщему вниманию, знавший, чего стоит, вдруг в одночасье стал никому не нужным. Получал жалость. Пожелания скорейшего выздоровления. Пресные. Бессодержательные. И кривился от этого, зубы сводило от ярости. Он долго не мог смириться с такой участью. Даже интересовался способами отойти в мир иной так, чтобы не вызвать лишних подозрений. Казалось, так будет лучше для всех. Спустя месяц такого бойкота и существования на обезболивающих, его настиг разговор с отцом, который сильно сдал. И это тоже било по крупицам выдержки. Голова его теперь было сплошь белоснежной, фигура осунулась, глаза впали… Марсель понимал — вина на нем. И мама тоже вдруг стала такой взрослой…а раньше все шутили, что она питается молодильными яблоками… Ник отложил свадьбу, но родители отговорили его от приезда. На кону была важная защита докторской, а помочь своим присутствием он всё равно бы не смог. Потому что лежачий младший брат был непробиваем. Жить не хотелось. Каждое утро — мучительный стон. Организм трещит от неимоверного количества препаратов. Всё вокруг — одного цвета, вкуса, запаха. Всё вокруг — ничто. Всё вокруг — напоминание о том, как он слаб! Ничто, бесполезная никчемная субстанция. Так вот, папа вошел в палату и молча сел на стул, который приставил ближе к койке. Вперился таким отчаянным и полным страданий взглядом… В усталых глазах…звенели слезы?.. Или это обман зрения? Или рассудок окончательно помутился? Его железобетонный во всех смыслах отец — и такая эмоция?! — У тебя есть шанс, Марсель. Реальный шанс. Чудо, которого нет у многих в аналогичной ситуации. Ты, кажется, чем-то угоден Господу, раз тебе выпала такая удача. Но время идет, и если упустишь момент, ничего не получится. Я говорил со многими врачами, твои анализы и снимки отправлены и лучшим заграничным специалистам. Все твердят — надо бороться, пока ещё не поздно. Я тебя умоляю, слышишь? Ниже падать просто некуда. Оттолкнись от дна. А потом порывисто встал и удалился нетвердой походкой. Марселя вывернуло наизнанку. Еще пара дней ушла на осмысление и принятие. В следующий визит родителей он впервые за последние недели произнес что-то вразумительное: — Заберите меня в загородный дом. Я буду жить там. Никаких чужих визитеров. Только врачи. Понимаю, насколько это всё дорого. Но когда… — осекся, почти произнеся «встану на ноги», потому что не особо верил. — Когда немного приду в себя, я верну тебе всё до копейки… — Глупец! — папа неуклюже обнял его на радостях. С того дня сломленный и поверженный инвалид пообещал себе хотя бы ради родителей, вложивших в него столько сил и средств, попробовать восстановиться. Время шло, прогресс наступал семимильными шагами. Это бесило. В двадцать пять всё еще стремишься ко всему и сразу. Но парня хвалили, уверяли, что всё лучше, чем предполагалось. Он не верил. Злился. Ненавидел себя. Пожирал изнутри, занимался самобичеванием. Окончательно замкнулся. Но продолжал заниматься с приходящими специалистами и самостоятельно. Лишь спустя два года, полных мук, терзаний, мысли всё послать к черту, Марсель сделал свой первый нетвердый шаг, обливаясь потом. Еще год ушел на то, чтобы научиться ходить заново. Как ребенок. Поразительно. А спустя еще один — из дома исчезло дорогостоящее оборудование, следы посторонних людей. На смену пришел полноценный спортивный зал, в который переделали гостевую комнату, и где уже двадцативосьмилетний мужчина проводил часы напролет. Игнорируя запреты. Разрывая легкие. Наращивая еще больше мышечной массы. Только он, его боль и такой способ сублимации. Отражение в зеркале, постоянно напоминающее о том, что урод на серебряной глади — результат необоснованной самоуверенности и веры в безнаказанность. Привет, пожизненно хромающий калека с обезображенным лицом. Кому ты теперь нужен? Где-то на заднем фоне маячила Амалия, вписавшаяся в его существование своим ненавязчивым присутствием. Так и не ушла. Лелеяла надежду, что… Что? Станут семьей? После всего, что она пережила из-за него, Марсель скорее отрезал бы себе руку, чем прикоснулся бы к этой невинной девушке, испачкав собой. Но он пытался как-то загладить свои грехи. Сделал так, чтобы ни в чем не нуждалась и получила стоящее образование, заставив вновь поступить. Но уже туда, куда Амалия мечтала, а не оставаться на филфаке, потому что ее родители настояли в свое время. Его затворничество сопровождалось строками. Глотая книги, абсолютно разные по содержанию, мужчина пытался залатать дыру внутри. И постепенно свыкся с тем, что он больше «неживучий» — останется изгоем навсегда. Достаточно страха и испуганных взглядов, брошенных в него за те разы, что ездил в клинику на обследования. С ума сойти. Когда-то бегали за ним, а теперь — от него. Какая ирония судьба. Финансовый рынок и фондовые биржи были изучены от корки до корки. Обладая недюжинным умом, Марсель решил прикоснуться к этой сфере, страстно желая покрыть все расходы отца и вернуть огромные долги, что тот набрал, но в которых не признавался. Забывал, что его сын отлично умеет считать. Реабилитация такого тяжелого случая, включающая медикаменты, консультации и оборудование, стоила баснословно. И мужчина понимал, что бизнес отца теперь держится на честном слове. На третий год, наряду с тем, что начал ходить, Марсель стал зарабатывать. Инвестиции, сделанные задолго до этого, приносили доход. Незначительный. Первое время. Он умело вкладывал и эти крохи. Терпеливо ждал. Понимал, что это небыстрое событие. Потом внезапно понял, что ему не хватает работы руками. Нечто, куда можно вложить накопившееся внутри болото, израсходовать эти дрянные чувства, притупить зов совести, ненависть к себе и сокрушение перед прошлым. Он не мог говорить об этом. О диком страхе, испытанном поначалу. О безнадеге, текущей по венам. О стыде перед родителями и этой прекрасной девушкой. О бездарно упущенных возможностях и той жизни, которая у него могла быть. Ведь Марсель очень хорошо понимал, какой потенциал в нем заложен. А он его про*бал в своё время. Ни меньше ни больше. Злость на себя требовала выхода. Вот тогда и пришла идея с кузницей. Поэтапная покупка нужного оборудования, вникание в азы этого великолепного тонкого искусства. В общем-то, жизнь устаканилась. Сторонний заработок помог в течение последующих лет вернуть весомую часть отцовских долгов. Сутки мужчины занимали физические нагрузки, чтение и ковка. И такой спартанский уклад вполне устраивал Марселя, который начал получать удовольствие от всего этого. Удивительным образом он привык к своему одиночеству. Да, были родители, Амалия, тот же Ваграм. Приятели, с которыми не обрывал связи, переписываясь и созваниваясь время от времени. Но не было энтузиазма. Не было того парня, который был центром вселенной. В нем что-то умерло. Живая сущность уступила место некой статичной субстанции. Мужчина знал, что ничего выдающегося его попросту больше не ждет. Квазимодо сознает, где его место. Около четырех лет назад в его жизни появилась Нелли. Случайно познакомились в компании общих друзей, когда Марселя пригласили на свадьбу. Вообще, он избегал такие сборища. Торжество Ваграма и Лали — первое масштабное событие, которое он посетил. Даже Ник не удостоился такой чести. А ведь у него уже двое детей. И неизменно родители присутствовали на этих важных этапах. А он не смог. Только исправно отправлял подарки и заочно любил новых представителей фамилии Бавеянц. Как иначе? Черт его дернул поддаться уговорам старого друга, который божился, что смертельно обидится, если мужчина не явится. Что ж. Он предупредил, что распугает гостей, даже пошутил, что жених, кажется, этого и добивается не без его помощи… Да, Марсель постепенно впадал в ярость, собирая бесчисленные любопытные взоры, вспыхивающие ужасом каждый раз, когда подлавливал на этом того или иного гостя… Корил себя за то, что всё же пошел. И вдруг среди этого изобилия взглядов поймал один совершенно иной — сосредоточенный и что-то рассчитывающий. Нелли без стеснения села к нему и с ходу поинтересовалась, почему он не облегчит себе существование, сделав серию операций, которые поднимут веко, практически закрывшее левый глаз, уберут излишки кожи на подбородке, что безобразно зашита, а также разгладят лицо. Признаться, мужчина опешил. Слушал, как незнакомка перечисляет плюсы, среди которых самое важное — зрение. А ведь оно действительно упало из-за этого дефекта, мешающего полноценно наслаждаться процессом чтения и ковки… Завязалось знакомство. Естественно, Марсель согласился не сразу. Почти полтора года спустя он решился на этот шаг. Доверился Нелли, работающей ассистентом ведущего хирурга города. И не пожалел. Снова реабилитация, лишения и какая-то раздражительность, которые, впрочем, были сносны. Зато результат…результат изумил. Пусть он и отращивал щетину, пытаясь скрыть часть повреждений, как и прежде, теперь его взгляд был открытым. Словно заново научился смотреть на мир широко, как и положено… Наверное, ему никогда не расплатиться с ней за это… * * * Мысль о том, что о дальнейшем общении со своей невестой рассказывать Эмили не стоит, мгновенно отрезвила мужчину. Он будто очнулся. И с удивлением понял, что девушка сидит на его коленях, уткнувшись носом ему в изгиб шеи, и тихо дышит. Когда только успела перекочевать? И как же всё-таки приятно ощущать её близость. И осознавать, что она всё еще здесь, не оттолкнула, не сбежала. Наверное, молчание продлилось долго. Эмили обрабатывала полученную информацию. И мужчина ждал чего угодно, — вердикта, новых вопросов, даже жалости, — но не того, что последовало: — Давно ты играл в снежки? Подумал, что ослышался. Поэтому не пошевелился. Зато девушка проворно оторвалась, явив огромные и невероятно сверкающие возбуждением глаза. — Уверена, если покопаться, можно найти пару вещей Амалии. Я могу переодеться. И мы слепим снеговика. У тебя есть морковка?.. Вплоть до того момента, как его, обескураженного и не до конца верящего в происходящее, вытащили в заснеженный двор, Марсель не верил, что она говорит серьезно. Но когда ему в нос прилетел снежок… О, это ударило по достоинству. Этот дом, бывший тихой узницей отчаявшегося затворника, никогда не слышал столько смеха и радостных возгласов. Казалось, даже внешние стены содрогаются от зычного мужского хохота, когда они с миниатюрной девушкой оскверняли каждый сугроб, валя друг друга с ног по очереди и всенепременно подписывая соглашение о краткосрочном перемирии чувственными поцелуями. Снеговика они «родили» лишь спустя полтора часа. Морковка таки нашлась. А к ней — подходящий шарф, пара темных пуговиц и даже маленькое ведро. Всё в лучших традициях снеговикопроизводства. А потом улыбающаяся Эмили с красным носом и алеющими щеками побежала за своим телефоном. И сделала несколько селфи с этим чудом, утверждая, что останется прекрасная память о таком дне… И вот это действие мгновенно привело Марселя в чувство. Снова кольнуло за грудиной. Горло сдавило. И он напрягся. Господи, как это всё разрулить правильно?.. * * * Кузница не отапливалась. Посредине стоял пышущий адским жаром горн. Но его тепла не хватало на всё помещение. Марсель был облачен лишь в футболку. Внутри тоже разрасталось пламя, которое по градусу смогло бы соперничать с внешней температурой, исходящей от печи. Под удары молота и лязг металла мужчина думал. Анализировал то, что происходит, искал наилучший выход. Путался в лабиринтах, по которым вели умозаключения. Злился еще сильнее. И тогда бил интенсивнее, выплескивая на железо всё своё негодование. Эмили взялась за готовку ужина сразу после несанкционированного детского порыва. Сейчас свежие воспоминания о нем ошарашивали. Волна куража схлынула, и Марсель поразился тому, что творил. Здоровенный бугай лепил снеговика. Его рот скривился в усмешке, когда он подумал о том, что бы сказали близкие, если бы им довелось на это зрелище посмотреть. На его кухне. Вновь. Готовила потрясающей…неземной красоты девушка. Та, рядом с которой он смеялся и улыбался чаще за прошедшие месяцы, чем за последние десять лет. Живая, искренняя и любящая его. Та, которой больно. Но она это скрывает, пытаясь насладиться последними отведенными им днями. Эмили на двенадцать лет младше. А ощущение, что владеет собой круче многих «взрослых», включая его самого. И при том, что у самой есть какие-то внутренние демоны, которыми, кстати, она вовсе не спешит делиться. Марсель злился. Как он мог уступить её попыткам соблазна? Как обрек Эмили на вот эти терзания? Где была его сила воли? И как теперь выпутаться из этих терний? Как посмел…осквернить её собой… Дверь открылась. Он сжал челюсть в испепеляющей вспышке ярости. А ведь пришел сюда, чтобы спустить пар и успокоиться. Её долго не хватило на это демонстративное молчание. Эмили подошла почти вплотную и завороженно произнесла: — «Мужчина, обладающий большими достоинствами и умом, никогда не бывает безобразен».* Ты не представляешь, насколько красив, Марсель. Пожалуйста, больше никогда не называй себя уродом. Он остолбенел. С трудом заставил себя отложить молот и взглянуть на неё. Слов нет. Внутри пожар. Эта кроха профессионально поджигает огонь, грозящий сжечь его. Драгоценный металл её глаз лукаво блестит, когда она добавляет: — А у тебя такой умище…и все достоинства…большие. И отпрыгивает назад, шаловливо оглядываясь по сторонам. У него замирает сердце, когда девушка подлетает непозволительно близко к горну. В какой-то момент кажется, что она непременно получит ожог, игнорируя элементарную технику безопасности. Взметнувшись к ней, мужчина схватил Эмили за руку и грубо отдернул от опасного агрегата. Дышал тяжело, потеряв способность говорить. А хотелось орать на эту дурочку. И спросить очередной раз… Что. Ты. Творишь. А она вновь улыбается. Буравит его нежным, слишком нежным, будто шелковое прикосновение, взором. Поднимается на цыпочки и целует. Гребаное дежавю. И оно злит еще больше. Марсель отстраняет её, собираясь строго отчитать. И, вообще, здесь холодно, не следует находиться долго в неотапливаемом помещении… А она вдруг прерывисто произносит: — Я, наверное, очень испорченная, далеко не порядочная девушка. Но вид любимого мужчины, колдующего над железом… Твоя сила, мощь, аура… Это всё…меня возбуждает. Бл*дь! Твою мать! И смотрит так…просяще… А он парализован этим откровением. Пользуясь его замешательством, Эмили вновь тянется к жестким губам и уже совсем не невинно приникает к ним. Злость и желание…это очень странная взрывоопасная смесь. Она порождает похоть. Острую жгучую потребность выплеснуть всё… А когда тебя ещё и подначивают…с таким старанием… Марсель потерял контроль. Со стола рядом с наковальней, заставленного всевозможными вспомогательными приспособлениями, мгновенно всё полетело на пол, рождая какофонию, в обычной жизни вызвавшую бы неприятный шум в ушах. Но не в данной ситуации, где двое ослеплены вспышкой вожделения, которой отдались с таким рвением, будто от этого зависит их жизнь. Ничего не воспринимая — ни холода, ни созданного беспорядка, они, будто озверев, пытались через слои одежды добраться друг до друга. Эмили стала очень смелой. Ласки были откровеннее…даже грубее… Она кусалась, прижималась теснее, царапала его поясницу своими острыми ногтями. Будто тоже выплескивала какое-то негодование. Что ж… В ответ он дразнил её, зеркаля эти выпады покусываниями бархатной кожи уже обнаженных плеч, ключиц, поцелуями орошая грудь и бесстыдными прикосновениями доводя девушку до криков, приобретших какие-то новые оттенки. Впервые Марсель не задумывался о своих действиях. Не был осторожным. Не старался щадить её. Чистый кайф — зависать на изгибе её шеи, где напряженно пульсирует вена. Бьется в унисон с его собственным скачущим сердцем, ритм которого зашкаливает. Перестать удивляться очередной инициативе, когда девушка, заботливо посаженная своей филейной частью на тот самый свитер, расстеленный на столе, раздвигает ноги и тянет руки к его ремню… Эта порочная картина по своей совершенности бьет всевозможные шкалы. Эмили похожа на безумную нимфу, растворившуюся в моменте. Куда делась девочка, несколько часов назад лепившая снеговика? Боже, она прекрасна в каждой ипостаси… Одним резким движением Марсель притягивает её к себе, накрыв основание затылка ладонью. Наклоняет к ней лицо и вводит девушку в состояние легкого бешенства, то обводя языком контур полных губ, то отстраняясь и с вызовом заглядывая ей в глаза. Словно спрашивая, готова ли она к тому, что натворила?.. А когда Эмили вздергивает подбородок и изгибает изящную бровь, мол, будешь со мной тягаться, или же приступишь к делу, мужчина практически утробно рычит. Одновременно с диким поцелуем, он входит в неё, забыв о том, как привычно замирал раньше, давая ей возможность привыкнуть к нему. Сейчас толчки отрывистые и интенсивные. Им обоим нужно это. Ну же, давай забудем о неминуемой боли. Покажи мне, какой страстной можешь быть… Финиш был мощным. Чудовищным по своей силе. Не сравнимым ни с чем. Не иначе как чудом, Марсель вспомнил о защите, которая отсутствовала, и успел выйти, излившись на внутреннюю сторону девичьего бедра. Эмили повисла на его шее, судорожно сцепив пальцы в замок. И очень долго дрожала от полученного удовольствия. Тяжелое дыхание стихало в несколько этапов. То, что произошло, не поддавалось объяснениям. Ошеломление никак не хотело отпускать их. Но мужчина вдруг потрясенно произнес: — Я…вошел в тебя полностью. Впервые. Ты как?.. И это была чистая правда. На осознание которой ушло всё то время, что они пытались прийти в себя. — Вау, — лаконично прокомментировала девушка. И не особо понятно, восторг был выражен озвученному факту или общему действию. Марсель, рассуждая настолько логически, насколько был способен в данную секунду, пришел к выводу, что, будь ей плохо, он бы точно почувствовал, да и Эмили вполне бурно давала понять — было дико хорошо. — Ужин готов. — Весьма своевременное оповещение, — он потихоньку отмирал, не удержав смешок. — Черт, я же весь грязный. — Я теперь тоже. В этом месяце счет за воду придет несколько больше… Всё же рассмеялся… А потом, не отказывая себе в этом наслаждении, ещё раз окинул девушку восхищенным взглядом, вбирая растрепанный и безбожно привлекательный образ, ставший результатом необузданного соития… Затем поставил её на ноги и натянул многострадальный свитер на тело, после чего подхватил девушку на руки и понес в дом под волшебный танец снежинок. Что ни говори, а зима в этом году вышла удивительная. Во всех смыслах. Душ и вкусный ужин способствовали расслаблению. Но было ощущение, что в Эмили обнаружились залежи энергии. Она потащила его в библиотеку, которую приметила, когда Марсель показывал ей свою обитель. И там вся такая красивая, легкая, притягательная в другом не менее объемном мешковатом свитере и с влажными волосами, девушка штудировала полки, прижав указательный палец к губам. Чертовски зрелищно. — Ты их все прочёл. Не вопрос. Утверждение. О, да ты даже не представляешь себе, девочка, сколько свободного времени у затворника… Но абсолютно права. — О, Пруст! Тут все его работы?! Впечатляет! Свободной рукой она проводит по корешкам действительно внушительного собрания. — Мама была его поклонницей, — объясняет мужчина. — Эти книги еще со времен её юности. Эмили внезапно оборачивается, взор её зажигается догадкой: — Так ты поэтому его тезка?! Он кивает и улыбается ей. — А как зовут твоего брата? — Она ещё любила Шоу. И вот опять девушка умудряется увеличить и без того огромные глаза. — Бернард?.. Ты…не может быть! — Да, ты права, — смеется, продолжая подтрунивать. — Эта честь досталась Ницше. У него достойный тезка. Повезло больше, чем Прусту. Теперь пришла её очередь звонко рассмеяться. Она приближается к нему и утыкается в солнечное сплетение. Сразу становится тепло и уютно от этого привычного жеста. Марсель обнимает хрупкие плечи и стоит, непроизвольно улыбаясь, глядя на красочные переплеты напротив. Было время, эта комната являлась символом его одиночества. А теперь здесь звучит смех. И витает счастье. — На самом деле, всё очень банально. Его назвали в честь деда, как принято у большинства. Так что, он Никогос по паспорту, но Ник для своих. — Ты меня успокоил, — бубнит ему в свежую футболку. — Пойдем баиньки, тучка? День был…насыщенным. — Незабываемым. Спасибо тебе… И снова щемит. Но на этот раз Марсель проворно отгоняет все ненужные мысли и ощущения. Смакует происходящее. Они отправляются спать, изрядно уставшие. И моментально отключаются, отделившись от реальности… Мужчина просыпается среди ночи от стойкого ощущения, что за ним наблюдают, и это не сон. Приподнимается и щурится, протирает лицо и с удивлением видит источник своей тревоги. Эмили сидит на постели в позе готового приступить к медитации юного йога и неотрывно смотрит на него. Обнаженная. Бесподобная. Таинственная. Будто произошедшее с ними за эти сутки — настоящая мистика. Сокровенное время, чудом оторванное от общего скопления похожих друг на друга дней. — Я тебя люблю. Ты же веришь? Скажи, ты понимаешь, что это не блажь? Мурашки по коже от отчаяния в голосе. — Господи, Эмили… — он тут же хватает её в охапку. — Что ты себе напридумывала? Конечно, верю. Ну, что ты…тучка… Кажется, в последовавшем выдохе слышится облегчение. А дальше…она вдруг лихорадочно целует, пускаясь заплетающимися прикосновениями по его телу. Которое всегда ей радо…и сиюсекундно отзывается. Пусть и нетерпеливо, но все же позволяет ему применить кондом, а затем полулежать-полусидеть, облокачиваясь на спинку кровати, полностью отдаваясь в ее распоряжение. Эмили приподнимается. И медленно-медленно опускается, принимая его в себя с явным вздохом удовольствия. Будто до этого боялась, что мужчину у неё отнимут. И стремилась скорее слиться… Марсель созерцает, будто находясь под гипнозом. Откинутая слегка назад голова, позволяющая даже во мраке лицезреть безупречную тонкую шею. Один из самых беззащитных и именно по этой причине — соблазнительных элементов женского тела. Но «осмотр» прерывается проникновенным шепотом. И слова эти оглушают его: — Не шевелись. Я хочу почувствовать, как ты наполняешь меня. Как становится запредельно тесно. А потом грани стираются, я не понимаю, где заканчиваюсь сама, и начинаешься ты. Обожаю это ощущение. Мы одно целое. И ничего больше нет, всё пустое. Только это чувство. Самое честное, первобытное. Красивое. Правильное. И он не шевелился. Молчал в своем тотальном потрясении. А когда пришел в себя после принятия очевидных вещей, повалил Эмили на постель и… Марсель впервые в жизни занимался любовью. Обоюдное отчаяние и принятие того, что это — не что иное, как прощание, подстегивало продлить ласки, нескончаемые прикосновения и важные признания. Абсолютно беззвучные. Заснули они уже под первые лучи солнца совершенно изнеможённые и опустошенные. Каждый не на своей половине кровати… Вибрация на тумбочке не прекращалась. И продолжалась неприлично долго. Мужчина просто психанул. Еще бы. Не прошло и двух часов, как он сомкнул веки. Не глядя на экран, принял вызов и хрипло рыкнул: — Да! Тишина. И спустя какое-то время настороженное: — Марсель? Это ты? — Ваграм, не смешно от слова совсем. А кто еще?.. — Может, владелица телефона? И вот теперь по недоброму тону он понял, что катастрофа их настигла. Глава 35 «Человеческий ум подвержен одному глубинному изъяну: чтобы он осознал ценность чего-либо, его надо этого лишить». Амели Нотомб Эмили была раздражена церемонным прерыванием сна. Марселю пришлось теребить ее плечо очень долго. Сквозь туман в сознании, она все же подумала, почему не поцелуем-то?.. И недовольно промычала: — М-м?.. — Эмили, просыпайся. Ваграм звонил. Отчего у него такой странный голос? — И что ему от тебя надо в такую рань? Мы же только легли! — смогла сделать над собой усилие и выдать целое предложение. — Не от меня. От тебя. Девушка ничего не понимала. Зять, конечно, близкий ей человек, но утренние звонки по этикету — не формат их отношений. Похоже, придется всерьез включить мыслительную деятельность. Эмили приподнялась и несколько раз прошлась ладонями по лицу. Тело ныло, ему требовался отдых после такого марафона. Но раз на то пошло… — Я сейчас позвоню… — Не надо. Она замерла, холодок прошелся по позвоночнику вниз, затем обратно к самому основанию шеи. Что-то не так. Напряжение слишком явное. Осторожно повернув к нему голову, девушка окинула Марселя настороженным взглядом. Заметила свой телефон на его коленях и задохнулась от очевидной догадки: — Ты…ответил…с моего?.. Мужчина молчал. Все и так предельно ясно. Застонать в голос ей не дало стойкое чувство, что плохие новости не закончились. — Это сейчас не так важно. Твоя сестра… Эмили… Сын Иветы скончался. Первая дурацкая мысль — теперь понятно, зачем она понадобилась Ваграму, тот не стал бы тревожить по пустякам. Вторая — закон подлости великолепен в своем постоянстве, ведь Марсель абсолютно точно принял вызов ненамеренно. И только третья — Господи, Артемки больше нет… Через час они уже подъезжали к жилому комплексу, в котором находилась квартира Давида и Иветы. Всю дорогу девушка не проронила ни слова. Марсель тоже не спешил нарушать тишину. Всё запуталось. Одно событие наложилось на другое, будто ты упал, и острые осколки одновременно впились в несколько мест, и не знаешь, какой извлечь первым… Когда машина остановилась во дворе, и Эмили заметила мужские фигуры у подъезда, в числе которых стоял и Ваграм, неосознанно выдала: — Не говори с ним о нас, пожалуйста. Я сама объясню. Не хватало еще, чтобы из-за меня вы поссорились… Он посмотрел на нее так выразительно… Девушка съежилась. Ну, конечно, дурочка, куда ты лезешь в их отношения… — Иди, Эмили. Ты сейчас сестре нужнее. Ой, ли? Разве ей что-либо нужно? Разве в такой ситуации есть внешние факторы, способные утешить? — Я просто хочу донести до тебя, что не позволю взять на себя всю ответственность. И за свои поступки буду отвечать сама. — Как и я, Эмили. Иди. Реакции были притуплены ввиду пережитого эмоционального апокалипсиса. Снег превращал всё в фантасмагорию. Белый фон и темные силуэты. Она шла медленно, не зная, как поведет себя, когда взглянет в глаза зятя. Это катастрофически абсурдно. Иметь тайные отношения два месяца и уже перед расставанием быть пойманными… Ваграм, заметив ее, отделяется от небольшой толпы и направляется навстречу. Это вдруг приносит облегчение. Боже, это же Ваграм! Ее любимый, порядочный, понимающий старший брат! Он распахивает объятия. Эмили тут же ныряет в них. И вот это соприкосновение с кем-то из семьи внезапно парализует, окончательно расставив приоритеты. Произошла трагедия! Ребенка нет. Пусть и больного ребенка. Но это живое существо… Ее кровь, часть ее жизни. Первый младенец, которого она обожала, брала на руки, умилялась… Артем умер. Девушка сотряслась всем телом. Истерика, сдерживаемая больше часа, достигла своей точки кипения и вылилась наружу потоком соленой жидкости. Она знала, здесь поймут. Мужчина гладил ее по голове и прижимал к себе крепче. Эмили была ему благодарна за возможность выплеснуть эту боль. Потому что, когда поднимется наверх, будет обязана держаться и быть опорой сестре. У нее просто нет права проявлять слабость при ней. Когда дрожь немного утихла, она подняла заплаканные глаза и скорбно вымолвила: — Пожалуйста, не надо. Не сейчас. И это мой выбор. Ваграм ее понял. В принципе, двойных смыслов у этой фразы быть не могло. Мужественное лицо выдавало напряжение, взгляд — цепкий, пристальный, анализирующий. Он наклонился и поцеловал девушку в лоб. — Ты повзрослела, Эмили. Признаю. Но не настолько… Хотела сначала возразить, но вовремя прикусила язык. Всё потом. Артема нет. Закрепляя стремление закончить разговор, Ваграм протянул ей бумажные салфетки. Механически взяв одну, она вернула пачку и вытерла лицо. И не понимала, что испытывает по поводу явного намерения зятя по-мужски разобраться с Марселем… И страх, расползающийся по венам, совсем не о нем. Скорее, о себе. Потому что младший Бавеянц справится, в этом нет сомнений. А вот младшая Тер-Грикурова — нет. И если станет камнем преткновения в этой крепкой дружбе, ну никак себе не простит. Кажется, приблизившаяся вплотную лавина обещает нехило потрепать и свалить с ног… Боже. Эмили разрывалась. И нетвердым шагом двинулась ко входу. В квартире было достаточно людей: мама, папа, Лали, Давид, его родители, еще пара человек, коих она смутно помнила. Буквально сразу мужская половина собрания покинула женщин, отправившись на регулирование всех вопросов и процессов. Девушка примостилась на краю дивана, словно беспризорный котенок, не зная, что еще можно сделать. К ее удивлению, Ивета была относительно спокойна. Сидела в кресле, вперив бессодержательный взгляд в стену, пока мама тихонько плакала рядом, а старшая сестра держала среднюю за руку, сосредоточенно вглядываясь в ту, будто готовая мгновенно отреагировать на любое изменение в самочувствии. И вот эти стеклянные глаза… Жуткие, пугающие… Матери, у которой отняли единственное дитя… Эмили впала в какую-то прострацию. Вот сейчас, именно в данную секунду, исчезло всё. Только самая суть бытия незримым лучом рассекала пространство на две составляющие. Жизнь и смерть. Неразлучная крепкая пара. Перед лицом вечного забвения как-то моментально становишься немощным. И нереально остро осознаешь простую истину — времени безбожно мало, а ты сошка, мелкая песчинка. Сумеешь — свети ярко, а нет — тогда не жалуйся зря. Всё происходящее в основе своей — результат твоих действий. Неоспоримо. У Артема был редкий диагноз. Один на тысячу или на несколько тысяч — по разным статистикам. В свое время Эмили начиталась статей об этом отклонении. Микроцефалия, как и ряд других заболеваний, имеет свои степени поражения. И у всех членов семьи была надежда, что соответствующие поддерживающие процедуры помогут ребенку. Многие дети в таком состоянии произносят слова, пусть и в ограниченном количестве, а их малыш молчал. Бывало, мычал бессознательно. И почти не двигался. Да что там…не двигался — и всё тут. Вертеть руками изредка — это не движение. Для него даже еда — не имеющая вкуса пища. Стоит представить, что в практически парализованном теле заточена душа…ангельская, ни в чем не повинная, которой бы жить и жить…горло сдавливает спазмом. Эмили весьма реалистично задыхалась от одной мысли, что сама может быть закована невидимыми цепями, удерживающими её в бесконечной замкнутости… И у тебя нет шанса вырваться. Позвать на помощь… Что же творится внутри этих малюток?.. А, может, смерть — его спасение? И не только его? Боже, прости… И почему у Иветы больше нет детей? Это страх? А что, если бы и её, Эмили, не было? Если бы отец настоял на аборте, дабы скрыть свою измену? А если бы мама не приняла чужую дочь? Вмиг озябнув, будто девушку с головой окатили ледяной водой, она обняла себя за плечи, разом скукожившись, отчего и уменьшилась ещё больше. И ощутимо закусила губу, чтобы вновь не разреветься. Мама, заметив этот жест, тут же прижала её к груди, что чуть не стало фатальной ошибкой. Эмили с такой силой вцепилась в неё, пытаясь собрать крохи самообладания, что женщина удивленно ойкнула. Дышать. Глубоко. Размеренно. Как учили. Нельзя. Быть. Слабой. * * * Похороны прошли феерично. Сдержанная, копившая в себе боль и молча страдавшая все эти годы Ивета…сломалась. Взорвалась так ярко, что пришедшие впали в ступор. Ещё бы. Сестра так истошно заорала в момент, когда гроб опустили… И продолжала истерично вопить, извиваясь в объятиях мужа, пытавшегося её сдержать. Била по лицу, шипя что-то лишь одной ей известное. Обвиняла, содрогаясь в рыданиях. Ивету колотило. Её состояние явилось такой неожиданностью, что никто не был готов к подобному зрелищу, и, соответственно, никто не был вооружен хотя бы легкими успокоительными. Когда сестру попытались увезти, она вдруг остепенилась. Смиренно понурила голову и твердо пообещала: — Я больше не буду. И произошло то, чего Эмили никак не могла понять. Горюющая мать потребовала от всех покинуть место захоронения её ребенка и дать ей попрощаться одной. Вообще, считалось, что женщины не должны присутствовать на кладбище и видеть захоронения. Но придерживаться этого предписания на этот раз не стали. И Эмили вдруг осознала, что совершенно зря… Они вынужденно покинули территорию, ожидая сестру за воротами. А потом Ваграм всех отослал, оставшись сторожить один. Впервые за несколько дней девушка почувствовала яркую и почти забытую эмоцию — злость. Потому что благоверный Иветы укатил в Питер, сославшись на чрезвычайно важную командировку! Обалдеть просто! Это он должен был поддерживать жену в горе, а не второй зять! Как только смог оставить любимую в такой период? Или Эмили ошибалась, и Давид не любил Ивету?.. Но ведь в памяти были свежи искры между ними… Куда это делось? Помянуть Артемку остался узкий круг людей. Было решено накрыть на стол в гостиной родительского дома. Комната была большой и умещала достаточное количество гостей. Пока девушка сновала туда-сюда, помогая матери и Лали, успевала ловить обрывки разговора мужчин. И все они были грустными и об ушедших. Давно и не очень. Эмили и так слишком много думала с момента получения этого известия. Обо всём. А теперь, созерцая понурое лицо отца, неподдельную муку на нем, вновь спросила себя, хочет ли и дальше держать бойкот?.. А что, если… — Родители не должны хоронить своих детей, — слышится общеизвестное причитание. — Мог бы, отдал бы свою душу… На усвоение данного заявления ушло несколько минут. На воссоздание данного сценария — ещё парочка. На осознание и поднявшуюся жгучую волну протеста — сравнительно меньше. Глубокое блюдо, наполненное дымящимся мясом и картофелем, выпало из ослабевших вмиг пальцев. Все тут же повернулись на грохот. Эмили смотрела на папу во все глаза. В смысле, как это? Как ЕГО может не быть?.. — Извините, — пропищала, наблюдая, как Лали проворно устраняет следы её оплошности. А сама девушка развернулась и ушла в свою комнату. Где легла на кровать, в которой когда-то проводила самые беззаботные дни своей жизни. Закрыла глаза и свернулась калачиком. Пора взрослеть. Окончательно. И вдруг экран телефона осветился оповещением о полученном сообщении. Это был Сергей, он писал, что приедет через два дня, хочет поддержать её. И она как-то тяжело вздохнула, не понимая, как на это реагировать. Необходимо в срочном порядке распутать клубок. Глава 36 «Вы были бы правы, если бы так не заблуждались». © х/ф «Иллюзия обмана» Дежурить у Иветы оставались они с Лали. Совмещали работу с обязанностями сиделки. Сестра — в своем фонде, Эмили — в ресторане. И если там получалось как-то отвлечься, то, переступая порог квартиры, где себя заточила скорбящая мать, ты невольно становился частью этой горестной атмосферы. Чтобы не сойти с ума от уныния, девушка постоянно занимала себя чем-то. Вплоть до того, что вытирала пыль по несколько раз в день. Когда доходила до полки с фотографиями, в негодовании прихлопывала фотографии, где есть Давид, лицом вниз на деревянную поверхность. Правда, после «смен» Лали рамки вновь стояли в стойке смирно. Но Эмили упорно повторяла свои действия из раза в раз, и между ними будто завязалась такая молчаливая игра. Дом душил. Концентрация боли в нем зашкаливала. Безмолвная печаль, снедающая тоска и отсутствие принятия утраты зримо витали повсюду. Ивета сходила на нет. За три недели, прошедшие после похорон, она едва ли произнесла десяток слов. Ела меньше птиц, уныло ковыряясь в тарелке. А потом снова отправлялась в спальню, где либо сидела на пуфе у окна, устремив взгляд на улицу, либо лежала на кровати, вперившись в потолок. В какие-то моменты Эмили узнавала в ней себя. Разница была лишь в том, что сестра хотя бы спит. И ограничивается принятием легких успокоительных. Ей же — не помогали даже сильные антидепрессанты, которые она забросила после нескольких попыток. Девушка иногда стояла в дверном проеме и наблюдала за Иветой, когда та сидела к ней спиной. И тихо плакала. Осанка — все, что осталось от красавицы, коей та была всегда. Самая эффектная из них всех, жгучая, привлекающая взор прохожих. Единственная, кто унаследовал иссиня черные вьющиеся волосы мамы, умопомрачительно подпрыгивающие при каждом движении. Ее заразительный смех всегда поднимал настроение. Словом, она была «вечным двигателем» их семьи. Артемки больше нет. Маленькое существо, рождению которого все так радовались…и из-за диагноза которого так убивались… Господи, а ведь Ивета была идеальной матерью… Так ухаживала, так боролась за него, никогда не опуская руки. Бегала по клиникам, пробовала все, что предлагали. И всегда одна. При мысли об ее муже кулаки непроизвольно сжимались. Неужели все ошиблись на его счет настолько сильно?.. Где он сейчас? Почему не разделяет скорбь сестры?.. — Ужин готов, Вет. Пойдем. Привычно позвав ее и удалившись в кухню, Эмили накрывала на стол. Ей тоже кусок не лез в горло, но мама обязала служить примером и пробовать есть с аппетитом. Наивная женщина… Но девушка дала обещание так и делать, поэтому держала слово, поглощая свою порцию механически без вкусовых восприятий. В городе уже вовсю чувствовалось наступление весны. Воздух был невероятным. Прогулка была бы не лишней… Но Ивета отказалась. Ближе к ночи приехала Лали, с которой у них произошел обмен небольшой информацией по поводу «графика», а также стандартная процедура «пост сдал, пост принял», после чего Эмили вызвала такси. Маму они категорически отказались допускать к дочери. Точнее, оставаться и лицезреть Ивету в таком состоянии. Она слишком чувствительная и не выдержала бы долго. Вместо этого Лали спихнула Арлена на нее, поскольку малыш никак не хотел адаптироваться в детском саду. Лучше пусть займется внуком, чем мучиться рядом с собственным ребенком, которому ничем не сможет помочь, только себе хуже — видеть тяжелую картину сутки напролет. Эмили и сама с трудом справлялась. Да и вряд ли старшая сестра находилась в лучшем расположении духа. У нее двое мальчиков, и она однозначно проецировала эту боль на себя. Самым правильным — наверное — образом потеря Артема помогла разом повзрослеть. Пересмотреть приоритеты, провести какую-то внутреннюю чистку и определиться, как действовать дальше. Сознание прояснялось, план становился четче. Откровенный разговор с отцом, попытка принять правду, знакомство Сергея с семьей. Уход из «Куша» и поездка в Москву, чтобы через месяц присутствовать при рождении маленькой Эмилии, как и обещала. Девушка надеялась, что к тому времени Ивета хотя бы немного придет в себя. Ночами все еще достаточно прохладно. Эмили вышла из машины и поежилась, спешно направившись к подъезду. И прямо у двери столкнулась с…Марселем. Который тоже возвращался домой. Вздох. Родные глаза, печать усталости на лице, участливый теплый взгляд. Ты скучал? Потому что я — очень. Обними. Не говори ничего. Просто обними. Он пропустил ее вперед. Не сговариваясь, будто действуя как единый организм, оба встали у лифта, проигнорировав более привычную лестницу. Вошли в кабинку, и Эмили сообразила, почему так произошло. Чтобы она смогла уткнуться ему в грудь. И почувствовать, как большие сильные руки крепче прижимают к горячему телу. С ним спокойно, нет страхов и пульсирующей боли. Она притупляется, отступает, словно страшится Марселя. Это бесценно. И ощущение, что всё осталось прежним. Только вот…это далеко не так. Всё изменилось. Безвозвратно изменилось. Над головами висели темные тучи, обещающие разразиться беспощадной грозой. И они это прекрасно понимали. Просто еще не настал момент… Его оттягивали… На седьмом этаже девушка вышла, переплетая их пальцы, и потянула Марселя за собой. Беззвучно сняла верхнюю одежду, что сделал и мужчина. Затем повела в душ. Это казалось странным, но они уловили сигнал об обоюдной нужде. Без намека на секс. Просто сняли напряжение под водой и устроились на постели. Эмили прильнула к нему и оказалась в стальном коконе, примостившись бочком. Ты мне нужен. Еще немного. Еще чуть-чуть ведь можно, правда? Мне больно. Эта тоска убивает. И потери…пугают. Он свободной рукой гладил ее по волосам и губами прижимался к виску. Его дыхание щекотало кожу, но было чертовски приятным. Вообще, все это было ей необходимо. Девушка не видела его с того самого дня, и все это время была дезориентирована, не в состоянии анализировать то, что между ними. Потом. Когда этого не будет. Потом она подумает… А сейчас можно раствориться в надежных объятиях и отдаться забвению. Долгожданному и спасительному. * * * — Амина, прекрати на меня так смотреть, пожалуйста. Эмили встряхнула головой, отгоняя оцепенение. Что ни говори, эта женщина обладает какой-то подавляющей аурой. Эдакая хищница. Волчица. — Мось, ну как так, а? — Ничего страшного, замена быстро найдется. Ресторан популярный, зарплата выше средней. Не переживай. Визави усмехнулась, а потом и вовсе рассмеялась. — Не переживаю. Сожалею. Сожалею, что ты уходишь, прикинь! Сама от себя в шоке. Мы по-настоящему привязались к тебе. Да и косячила ты меньше, чем это обычно делают. — Приятно знать, — улыбается девушка и кидает взгляд на экран смартфона. — Мне пора к стойке. Скоро начнут подтягиваться наши клиенты. В общем, дорабатываю до последнего дня марта. Так и расчет легче сделать, верно? — Иди уже, глазастая моська. Дай спокойно переварить новость и разместить объявление. Явное потрясение Амины несколько обескуражило Эмили. Да, безусловно они в команде все друг к другу хорошо относились, не было интриг и прочей ерунды, а с некоторыми и вовсе подружились, несколько раз проводили приятные вечера вне рабочих часов. Но управляющая в этот узкий круг никак не вписывалась. Более того — её побаивались и почти обходили стороной. А тут такая реакция на увольнение… Да и ладно. И так есть, о чем подумать. Только этого всего не хватало. Ночью Сергей всё же прилетает. Сначала у Эмили возникла мысль пригласить его к себе, но вероятность того, что брата увидит Марсель была велика. А это создаст лишние проблемы. Да и неправильно как-то. Квартира-то принадлежит Ваграму… Её до сих пор гложет вина из-за невозможности как-то облегчить финансовое состояние Сережи. После того единственного разговора об этом она больше не пыталась настаивать. Но упорно копила деньги, чтобы при случае попробовать убедить его принять их. Может, поэтому Эмили чувствовала какую-то преграду в общении с ним? Будто что-то не очень честно. И есть незримая стена, присутствие которой ощутимо. Прошло почти четыре месяца, они становились ближе, общались уже свободнее. И ей было действительно приятно и интересно. Просто с ума сойти! У нее есть настоящий брат! Заботливый, внимательный, добрый и очень эрудированный. Ну, когда не говорит о своей работе. Потому что в этом случае девушка ничего не понимает. Вот уже который раз он приезжает ради неё, и этот жест греет душу. Здорово знать, что есть такой человек, который способен преодолеть расстояние, чтобы быть рядом и поддержать в трудную минуту. В аэропорт Эмили отправилась сразу после окончания смены. И дождалась прибытия нужного самолета. Короткие объятия, искренние улыбки, обмен приветствиями — всё это стало началом увлекательной беседы, настолько захватившей обоих, что очнулись они почти под утро, обнаружив себя вышагивающими определенную траекторию у кромки воды на берегу моря. Сережа остановился в хостеле неподалеку, и это вновь вызвало у девушки смущение. У отца лучшие отели края, а собственный брат вынужден ютиться в заведении невысокого класса. Но что она могла поделать? Снять ему номер за свой счет? Вновь получить оскорбленный взгляд и обидеть человека?.. Договорившись встретиться завтра и продолжить общение, они попрощались. Он посадил её в такси, и уже через полчаса девушка стояла под горячими струями воды, вспоминая, как последний раз принимала душ с Марселем… Аргам Никогосович недавно разговаривал по телефону, расхаживая по ресторану утром, когда персонал завершал подготовку к открытию, и Эмили ненароком услышала, как он приглашает приятеля на скорую свадьбу сына. Точной даты не назвал, но шутливо велел хорошенько подготовить печень, потому что их ждет «великая стирка», ну или «полоскание», смотря, как воспринять контекст. Помнится, она не дышала около минуты, замерев над своими бумагами. Потерялась в острых режущих ощущениях. Сколько себя ни уговаривай, сколько ни готовься к неизбежному — нет, не пережить это спокойно. Но пережить надо. Обещала уйти, когда придет время? Значит, надо сделать это красиво и с достоинством. Потому что Марсель подарил ей столько прекрасного… И эти мгновения нельзя осквернять тяжелым расставанием. И снова Эмили не может заставить себя это анализировать. Потом. Всё потом. И сумбур в голове не позволяет — последние события отнимают все силы, выдержку и сосредоточенность. Пусть Ивета и существует самостоятельно вот уже несколько дней, да и выглядит подозрительно деятельной, постоянно куда-то отлучаясь, мысли всё равно то и дело возвращаются к ней. Её не отпустило. Что-то явно будет. А еще предстоящая исповедь отца…к которой себя надо подготовить. Он ведь расскажет ей всё, когда девушка к нему придет? Расскажет же?.. Сережа привычно ждал её в их кафешке. Встал, приветствуя, и обнял. Она попыталась расслабиться в его обществе, чтобы не грузить своими проблемами. Хотя он очень искренне интересовался, как сестра, и можно ли ей помочь? Это тронуло. — Знаешь, я бы хотела тебя со всеми познакомить. Наверное, это будет правильно. — Думаешь? — вопросительно вскидывает брови и пригубливает воду. — Сложно об этом думать. Но мы все взрослые люди. Есть прошлое, которое надо принять. Я почти пять лет от него бежала, больше не хочу. Уход Артема нас хорошенько встряхнул. Им придется свыкнуться с тем, что теперь у меня есть еще один близкий человек. — Так ты решилась на разговор с отцом? — Да. Было бы неплохо сделать это, пока ты здесь. И покончить с этой темой. Не знаю, как всё пройдет…но…так будет лучше. — Ты уверена, что готова? — спрашивает осторожно и учтиво, при этом его серые глаза будто гипнотизируют. — Да и потом, я послезавтра уезжаю… Девушка моргает несколько раз, будто огибая какой-то транс. — Завтра я работаю. Что ж, тогда это произойдет вне твоего присутствия. А вашу встречу организуем в следующий раз. — Если ты этого хочешь, я согласен. И помогу всем, что от меня требуется. — Спасибо тебе, — накрывает мужскую ладонь в порыве благодарности. — Пройдемся? Погода замечательная. Нагуляем аппетит и поужинаем в приличном ресторане. У твоей сестры последний аванс с нынешней работы. Они шли и общались на различные темы. Эмили делилась своими планами, обозначала сроки пребывания в Москве, что-то рассказывала об Ивете… Время с ним пролетало быстро. Вообще, за эти несколько суток с Сергеем она проговорила больше, чем за последний месяц. После Артема не получалось. Будто в голове звон. И хотелось молчать, отдавая дань уважения этой трагической утрате. И вот сейчас девушка потихоньку просыпалась. Отпускала. Надо жить дальше. Впереди ждет многое. И те же потери…да еще и в ближайшем будущем. Следующий день прошел нейтрально. Рабочий процесс требовал концентрации. Но каждую свободную минуту она возобновляла с братом переписку, испытывая стыд от того, что не может ввиду скорого увольнения взять выходной и провести с ним этим ещё сутки. Зато на завтра Эмили будет в его распоряжении. Рейс был вечерним, поэтому у них была возможность прогуляться и пообедать. Сережа сразу взял с собой маленькую дорожную сумку, по его уверениям, она была легкой и не мешала во время прогулки. За час до предполагаемого отправления в аэропорт они вошли в торговый центр, чтобы банально посетить туалет. Когда Эмили вернулась, брат ждал её у эскалатора и держал в руках две бутылки. Протянул ей одну со словами: — Свежевыжатый. Осторожно, у них крышки неплотно сидят. Поблагодарив, девушка отпила треть. Еще какое-то мизерное время прошло в разговорах у фонтана, а потом Сергей вызвал такси. — Может, в порядке исключения проводишь меня? — спросил как-то странно. — Не могу себя заставить поехать в аэропорт, — отвечает, ощущая какое-то несвойственное головокружение. — Давай, хотя бы до дома довезу? Еще десять минут побуду в твоем обществе. Ну, на это ей сказать нечего. Поэтому вскоре они присаживаются в машину. Девушка ощущает себя крайне необычно. Будто разом иссякла. Переутомилась. Вновь отпивает апельсиновый сок и пару раз глубоко вдыхает. Смутное воспоминание о том, что ей надо было сделать что-то важное, воспринимается затуманенным мозгом не особо бойко. Но Эмили совершает усилие и всё же допытывается до сути… — Я прошу тебя не обижаться, — достает из сумки заранее приготовленный конверт с очень крупной суммой. — Здесь я собрала…кое-что…это мои деньги. Пожалуйста, не отказывайся. Я хочу помочь. — Да, золотце, конечно. Ты очень поможешь. Она не могла сосредоточиться, плыла в пространстве. Спать не хотелось. Это что-то иное. И тело немеет. Хотя двигаться еще получается. Так что сказал Сережа? Неужели…правда? Принял? Так легко?.. Вот и славненько. Чудесно. Это же так хорошо… Пребывая в замедленной съемке кино, Эмили наблюдала, как он выуживает из ее сумки паспорт, в который вкладывает белый прямоугольный лист, а затем убирает в карман своей куртки. Куда поместил и тот самый конверт. Почему-то это не вызывает вопросов. Ей, в принципе, сейчас ничего не хочется говорить. Она просто рада, что всё так замечательно сложилось… Легкость окутывает её всю. Безмятежность заставляет блаженно улыбаться, глядя в глаза, так похожие на собстенные. — Здорово, что ты меня нашел, — шепчет, с трудом выговаривая слова. — Спасибо тебе… И он улыбается в ответ. Как же прекрасно… А из окна видно море. Трасса нескончаема. Похоже на дорогу в аэропорт. Удивительно… Красиво. Глава 37 «Друг — это тот человек, который приходит, когда все уходят…» Неизвестный автор Оскомина во рту стала привычной. Сопровождала его вот уже почти месяц. Едкая горечь, въевшаяся в само существование мужчины, никак не желала оставить хотя бы на мгновение. Голова дробилась на части от мыслей, и теперь он часто страдал сильнейшими болями, от которых спасался спазмолитиками. То есть, подходил к проблеме поверхностно, ибо прекрасно знал — источник «погасить» невозможно. Марселю казалось, каждая извилина мозга до отказа наполнилась вопросами, а главный из них читался на лбу, словно светящееся табло: как он это всё допустил?! Ладно, Эмили…она молодая и неспособная представить последствия девочка. А он? Их связь — это бомба замедленного действия. И её взрыв, так или иначе, зацепит своей волной огромное количество людей. Масштабно. Катастрофически. Это было непозволительно. Нельзя было допускать такого развития событий. Ведь Марсель мог держать себя в руках столько времени! Еще с начала лета, когда увидел девушку на своей помолвке. Но это Рождество…её стремление «стать женщиной» с кем-то другим ему назло… Нет, кого он обманывает? Стоило представить такой расклад, и вспышка злости затмевала разум расплывающимся красным пятном. Чтобы чужие руки прикасались к ней?.. Когда в вечерней тишине квартиры раздалась трель, мужчина спокойно выдохнул и встал, поспешив открыть. Да, это давно должно было случиться. — Привет, проходи. Широко распахнув дверь, он отступил, впуская Ваграма внутрь. Друг окинул его недобрым взглядом, затем стремительно двинулся по коридору вглубь дома. Марсель последовал за ним, но не успел перешагнуть через порог гостиной, его жестким ударом припечатали к стене с утробным рыком: — Я, бл*дь, не знаю, что ты такого должен сказать, чтобы желание прикончить тебя исчезло! Клянусь, я пытался с собой договориться! Бл*дь! Марс! Это же… Почему?! Почему именно она?! А что он мог сделать?.. Не чувствовал ничего, расслабив тело и позволяя другу высказать чистую правду, применяя силу. Ему нужно спустить пар, раз реакция до сих пор такая острая. Не зря же прошло столько времени, прежде чем тот пришел требовать ответа… Вот только…глаза Ваграма… Будто резали на куски и без того истерзанную душу. Единственный и последний раз он смотрел на него так в юности, когда узнал про наркотики. С нескрываемым презрением, осуждением, собственной болью, которую может испытывать близкий человек за кого-то, кто дорог, но сбился с пути и не хочет внимать истину. А тогда Марсель был молод и максимально самоуверен, считая, что друг, — которой даже не друг, а брат, — слишком драматизирует. Повздорили, чуть не подрались. Ему был поставлен ультиматум, и, естественно, в результате выбор сделан не в пользу крепкой дружбы. И они не общались. Только присутствие Ваграма, незримое и такое нужное, чувствовалось всегда. И выручал он Марселя из передряг молча, хладнокровно, как само собой разумеющееся. Без единого слова. Спустя несколько лет бойкота они помирились лишь в больнице после аварии. Нет, тот ничего не произнес. Тяжелым взором просканировал неподвижную тушу, прикованную к койке, и просто покачал головой. Там и так всё было ясно. Мой брат не всегда прав, но он всегда мой брат. А сейчас…всё было хуже. Посягнули на святое. Честь девушки. И еще какой девушки! У Марселя не было и не могло быть оправданий. Очевидное и неизбежное он готов принять смиренно. А именно — осуждение, ярость, даже ненависть Ваграма. — Сука! Это же просто ох*еть, какой финт судьбы! Я тебе её доверил! Вся семья с радостью приняла мое предложение оставить Эмили под твоим надзором. Два этажа — ты иногда следишь за тем, чтобы с ней всё было в порядке. Потому что ребенок уязвим, с ним что-то не так! А ты… Дальше шла демонстрация виртуозного владения нецензурной составляющей русского языка. И всё это время Ваграм продолжал трясти мужчину за грудки, ударяя по холодной каменной поверхности. А потом вдруг замолчал и саданул кулаком в стену несколько раз подряд. Марсель заметил, как заалели костяшки пальцев на его руке. Поскольку теперь свобода не была ограничена, он направился в кухню и принес лед. Ваграм невидящим взглядом уставился на пакетик с кубиками, но не стал возражать, когда тот прижали к его пострадавшей конечности. — В первую очередь я виню себя. Схожу с ума. Не могу смотреть на Лали. Будто предал всех, особенно её. После этих слов Марсель непроизвольно замер. Если бы его ударили под дых…наверное, было бы даже легче, чем сейчас. Никогда он не задумывался над вопросом с такого ракурса. И это открытие добило его окончательно. Они каким-то странным образом оба одновременно рухнули на диван. Опустошенные. Это я предатель. Только я. В воздухе висел аромат такой безнадеги… Со стороны вся ситуация выглядела непостижимо грязно. Казалась отвратительно пошлой и неприемлемо развратной. — Как долго?.. Голос Ваграма звучал непривычно сломлено. Глухо, потерянно. Новая порция горечи тут же была выброшена в кровь. Марсель уронил голову на ладони и подался вперед. — Два месяца. Только…к чему этот вопрос? Разве сроки что-то меняют? — Хотя бы буду знать, что ты обманывал меня не всё это время… П*здец, конечно. Что я несу?! Какая, на х*й, разница?! Ты тра… — запнулся. — Ты спал с Эмили! Да меня от одной этой мысли воротит… И снова безмолвие. Тяжелое, гнетущее. Заслуженное. — Это такой занос после долгого воздержания? Издержки целибата? Ты проститутку снять не мог? Гордость не позволяла? Больше никто не давал? Лучше бы Марселя сразу пристрелили, чем вот это вот всё. Каждая новая фраза острым осколком впивалась в сознание. Заставляла холодеть и стискивать зубы. Это цинично, зло…и правдиво. Но больно, черт возьми! Наверное, хуже этого с ним ничего в жизни не происходило. Даже понимание того, что может никогда больше не встать на ноги…было как-то легче перенести. — Воротит, потому что такой урод, как я, не должен и пальцем прикасаться к такой…красивой, как она?.. — мужчина медленно повернулся, чтобы взглянуть в глаза другу, будто словесных ударов ему мало, надо ещё и визуальную порцию получить. Ваграм посмотрел на него так, словно видел полоумного. Несколько секунд потряхивал шевелюрой, зажмурившись, а потом распахнул веки и опалил испепеляющим взглядом, в котором читался адский коктейль… — Иди на х*р со своим неуместным комплексом неполноценности! Это всё, что тебя «смущает» в данной ситуации? Ты, бл*дь, серьезно?! Вот сейчас его ярость грозилась вылиться в настоящую физическую расправу. Напряжение, эти мощные вибрации, исходящие от мужчины, готового к нападению, ни с чем не спутаешь. Марселю было настолько паршиво, что перспектива быть обработанным до состояния беспамятства даже прельщала. Он не станет сопротивляться… — Просто скажи мне, почему она? — внезапный вопрос. — А почему Лали? — Я Лали люблю! Сука, это совершенно другое! Я люблю эту женщину… Ваграм застыл на ничтожные доли секунд. Ошарашенно нахмурился и даже приоткрыл рот. Абсурдность заданного встречного вопроса, поначалу взбесившая его, вмиг улетучилась, когда он понял. По красноречивому выражению лица Марселя, сжавшего губы в одно линию, чтобы не заорать очевидное. Неприкрытая мука, уязвимость, обреченность. Друг безошибочно считал это. Затем вновь как-то неестественно обмяк и откинулся на многострадальный диван. Высвободил пару верхних пуговиц рубашки и надсадно выдал: — Неси успокоительное. Моему сердцу требуется дополнительная стимуляция, — немного помолчал, чтобы добавить, — внутримышечно. Через глотку. Через минуту перед ним стоял журнальный столик с коньяком, бокалом, тарелкой лимонных долек и шоколадом. Последние компоненты Ваграмом были брезгливо проигнорированы. Он отбросил лёд и многозначительно выгнул бровь широкой дугой, вертя в руке бутылку «Martell XO Extra Old». Затем кивнул самому себе и откупорил её. Марсель всё это время молчал. Механические действия лишь на мизерный срок заглушили ор вакханалии в сознании. — Чего не сказал раньше? — более примирительным, но всё еще с нотками безудержного раздражения, тоном проговорил тот, ополовинив снифтер. О чем он мог сказать? Что дал слабину, сыграв в заведомо проигранную партию? — Мне нужно знать, что ты собираешься делать с действующими отношениями?.. У вас намечалась свадьба. Ты её отменил? — Ты же знаешь, что нет. — И в чем проблема?.. Теперь пришла очередь злиться Марселю: — Ваг, ты серьезно? Чего ты от меня ждешь? Я не могу причинить Нелли еще больше боли… Она и так настрадалась… Это неправильно по отношению к ней. Я не могу. Правда, не могу. Думал ли я об этом, когда связывался с Эмили? Я ни о чем не думал! Я конченый ублюдок! Знаю! Я сошел с ума! Забылся, впервые в жизни позволив себе эту роскошь — быть любимым кем-то искренне и самозабвенно. Поддался и утонул в ощущениях. После всего, что было со мной, я и не ожидал такого… Не представлял, что способен… — Любить? — закончил за него Ваграм, пригубив еще немного алкоголя. — Слова не мальчика, но мужа… Сарказм был абсолютно не к месту, и не совсем понятно, почему вдруг собеседник стал улыбаться. Его поведение обескураживало. И в данной ситуации вызывало стойкую потребность приложить чем-нибудь. Нервы ни к черту, всё летит в бездну, а этот…ему смешно?! Еще десять минут назад готов был расчленить Марселя с кровожадностью жестокого убийцы. А теперь… Кому из них больше нужна помощь специалиста? — Чего смотришь? — смешок. Мужчина не знает, как на это реагировать, поэтому предпочитает безмолвствовать и наблюдать. — Значит, вот, что мы имеем… С расчетливостью, свойственной его аналитическому уму, Ваграм стал излагать факты, задумчиво прищурившись: — У вас с Эмили взаимные чувства. Взаимные же? — дождался слабого кивка. — Внезапно, поразительно и…непросто. Но терпимо, если это настолько сильно, что ты слетел с катушек. Невесте ты делать больно не хочешь. Данное слово нарушать тоже. Просто потому что иначе будет неправильно. Согласен, ситуация паршивая. Как мужчина ты теряешь очки. Это значит, чтобы «не страдала» она, ты жертвуешь собой и малышкой?.. Он взял бокал и покрутил его, заставляя жидкость внутри вспыхивать мириадами кристалликов под ярким освещением. — Мы оба понимали, Ваг, что наша связь приведет в тупик. Оба. Хотя я, естественно, непростительно виноват. Но, знаешь, Ваг, вот так…по-честному…ни о чем не жалею. Минутная тишина, после которой друг продолжил свою мысль: — Но как человек, поверь, ты теряешь гораздо больше. Скажи, ты уже дошел до кондиции, когда уверен в том, что не сможешь ни к кому прикасаться после того, что испытал с любимой женщиной?.. Воздух со свистом и с невероятной скоростью покинул легкие Марселя. Он задохнулся от шока. Потому что… Последняя близость с Эмили, её слова о том, что они — единое целое, отозвались в нем трепетной вспышкой. Новым неопознанным чувством. Яркой осмысленностью. В ту секунду мужчина сдался. Окончательно принял действительность. И понял, что не сможет и пальцем тронуть другую. Не хочет. Сама мысль причиняла чудовищный дискомфорт. Будто вынужден ступить в помои… Но как Ваграм мог озвучить это? Откуда? — Все мы примитивные твари, понимаешь ли. Кажется, ты один такой неповторимый. Но нет, оно у всех одинаково происходит. Особенно, если до этого долго с собой боролся. А я, уверяю, боролся побольше твоего. Всю сознательную жизнь. Пока не женился. И тут Марсель, который уже давно не питал к спиртному симпатии, отчего и принес только один бокал для гостя, почувствовал непреодолимое желание…простимулировать и своё сердце. С грохотом опустил второй на стол и мрачно уставился на руку друга, наполняющего снифтер. На безымянном пальце поблескивало кольцо. Вечный символ преданности. Чего-то настоящего. Редкого в наше дни. Они с Лали для него были примером какого-то правильного счастья. Которое ему самому точно не светило. Коньяк Бавеянц опрокинул в себя залпом. Всю добрую порцию. — Мужику тридцать пять лет. А в голове такая задница. Я, конечно, догадывался, что ты до сих пор винишь себя во всех смертных грехах. Но чтоб вот так… Всё просто, как дважды два. Своё наказание за прошлые ошибки ты уже сполна получил. Прекрати накидывать сверху баснословные проценты. Не бери на себя то, что выше сил. В конце концов, твое мнение, что ты нужен Нелли, и без тебя ей уже никак…ошибочно. Знаешь, это обратная сторона гордыни. Думать, что без тебя не справятся. Разыграй эту партию так, чтобы выйти с наименьшими потерями. Ты меня всегда обыгрывал в шахматы. Справишься. А я пошел. Теперь из-за тебя такси заказывать, бл*дь. И на детей дышать парами. Но хоть засну сегодня с чистой совестью, а то подыхал от вины… Марсель проводил мужчину до двери, где, почти ступив через порог, Ваграм развернулся и неожиданно приобнял его. Скупо. По-мужски. И искренне проговорил: — Я очень рад, что ты испытываешь это. Ты заслужил, Марс. Не про*би. И был таков. Глава 38 «…И зачем-то в рёбрах сердечный ком трепыхался каменным мотыльком. И зачем-то я растерял запас всех банальных слов, всех избитых фраз. Растворились уличный шум и гам, и народ, что двигался по домам. Я стоял, заполнившись вдруг свинцом, и держал в ладонях твоё лицо, повторяя пальцами контур скул. Я пропал, любимая, я продул». Джио Россо Находясь под впечатлением от дружеского визита, мужчина вернулся в гостиную и в некотором оцепенении опустился на своё прежнее место. Разные по содержанию мысли, будто спешащие куда-то к незримой намеченной цели, толкались в голове, и каждая боролась за то, чтобы прийти к финишу первой. Он не мог их уловить. Снова адская боль. Но на этот раз, посчитав, что старый добрый «француз» на столе поможет ему ничуть не хуже, чем лекарства, потянулся к бутылке с вполне приличными остатками алкоголя. Первый бокал ушел за секунду. Как и Ваграм, Марсель игнорировал закуску. Вторая партия поглощалась чуть медленнее. Может, на секунд десять дольше. А дальше добил уже прямо из горла. Забытое чувство покалывающего предвкушения расползлось по телу. Не врут, оказывается. И коньяк «элегантный», и букет — богатый, и раскрывается — постепенно, звуча в самом «сердце» приятными нотами. Мужчина потряс шевелюрой. Надо же, какое у людей воображение — целую оду спиртному накатать. Рекламный ход хороший, но лично он считал, что элитная выпивка в рекламе как таковой не нуждается. А все эти фразы отложились в памяти после того, как Марсель прошелся глазами по каталогу, отправленному поставщицами. С непривычки он почувствовал внезапную вялость. Поразмыслив, решил, что лучше переместиться сразу в кровать. Что и проделал. Не без труда, конечно. Даже смог снять одежду и откинуться на покрывало в боксерах, широко расставив ноги и закинув руки за голову. И смотрел внимательно в потолок. Теперь, когда сознание расслабленно до определенного уровня, думается легче. Можно задавать вопросы и искать ответы. Итак, Ваграм на его стороне, что ещё раз доказывает ценность друга в жизни. Хотя, доказательств никогда и не требовалось. Да и цены никакой нет. Исключительно — нечто бесценное. Только вот, что это за сторона?.. Где Марсель остановился сам, в какой точке? Две женщины. И его полярно отличающиеся реакции и ощущения. Одна — привязанность, долг, слово чести. Другая — всё. Абсолютно всё. Вот так бесхитростно. Когда и добавить нечего. И вот это всё — оно мощное, затапливающее, пробуждающее. В нём хочется растворяться. Несмотря на то, что это и боль, и мука, и терзания. Но главное — любовь. То самое пресловутое чувство, воспеваемое людьми. Термин, вызывающий оскомину. К нему Марсель относился всегда с долей иронии и снисходительности. Считал, шума много, а толку — в разы меньше. И уже тем более…себя в качестве влюбленного не видел. Вообще. Никогда. А тут…отрицай — не отрицай. Сопротивляйся — не сопротивляйся. Поздно. Как иначе обозначить свое состояние? Кто бы мог подумать, что он станет бредить этой…моськой. В свои-то годы, будучи настолько старше, пройдя незавидные этапы жизни… Закрывать глаза и видеть её образ. Серебряные омуты, которым до сих пор не нашел подходящего сравнения, никогда не встречая подобного оттенка. Открытую улыбку, подкупающую своей искренностью и нетривиальностью. Будто в ней сокрыто нечто непостижимое. Для посторонних. Но не для него. Потому что она посвящена ему, Марселю. С ума сойти. Как же он скучает! Боже! Подыхает. Вот уже месяц засыпая без её сопения и уткнутого в солнечное сплетение носа. Бл*дь, как же сложно. Нутро ревет и мечется к ней. Мужчина прикрыл веки. Не получается. Всё уплывает, оставив только усталость. И на обыденном «утро вечера мудренее» он засыпает. Рассвет настигает его сильнейшей дрожью. Марсель обнаруживает себя до озноба замерзшим, поскольку так и не потрудился за ночь прикрыться. А закономерная боль в голове добивала общую картину. Которую немного подкорректировал поход в душ. Мрачно уставившись на чашку кофе перед собой, он ладонями растер лицо, пытаясь прийти в себя окончательно. Визит Ваграма принес свои плоды, и теперь ни в чем нет уверенности. Кроме того, что без Эмили ему явно хуже, чем, если бы она была рядом в придачу с непринятием и осуждением окружения. И это…уму непостижимо. В одном друг точно прав. Марсель просто не сможет прикасаться к Нелли. А при таком раскладе, какой, к черту, брак? Кому из них нужна филькина грамота из ЗАГС-а, если ничего их связывать не будет по-настоящему? Раз уж на то пошло, сейчас они и так живут по этому сценарию. И смысл тогда что-то менять? Весь в раздумьях, мужчина снова улегся на кровать, понимая, что не в том положении, чтобы идти на работу, нет никакой сосредоточенности. И тело ломит непривычно. Будто, вторя душевному состоянию, физическая оболочка решила объявить бойкот. Слабость взяла своё, и он придался забвению на несколько часов. На этот раз из крепкого сна его вырвала трель дверного звонка. На пороге ждала…Амалия. Удивление — не то слово, которым следует описывать выражение лица Марселя. За последние месяцы квартира увидела, наверное, больше гостей, чем за прошедшие годы. И самое интересное — почти все они приходили по поводу Эмили. После короткого приветствия он пропустил девушку вперед, неосознанно отмечая, что ей очень идет беременность, а небольшой аккуратный живот даже придает шарма. — Марс, ты в порядке? Выглядишь не очень. — Всё нормально, я спал, — уверил севшим голосом. И красноречиво уставился на неё. — Нам надо поговорить. Амалия изящно опустилась на кресло и сцепила пальцы в ярой демонстрации беспокойности. Давно он такой не видел её. — Отмени свадьбу. Второй раз за сутки мужчина почувствовал потребность рухнуть на любой предмет мебели. Им стал ближайший к собеседнице край дивана. Хотелось дослушать, не перебивая. — Я видела, как ты смотришь на Эмили. Прости, но вот уже которую неделю хоть и пытаюсь себя вразумить тем, что это не мое дело…ничего не получается. Конечно, моё. Ты мне дорог. Благодаря тебе я сегодня там, где нахожусь, и безумно счастлива. Позволь и мне посодействовать твоему счастью, пожалуйста. Прислушайся, мы с тобой очень давно знакомы, многое пережили, и я тебя знаю получше некоторых. Не совершай таких ошибок. Однажды ты попытался со мной. Достаточно. Не надо больше промахов. Давай на этот раз по-настоящему, а? — смотрит как-то по-детски открыто, с надеждой. — У тебя глаза, Марс, они полыхали кострищем! Не понимаю, как другие не видели этого! Девочка — твоё. И, судя по ответным взглядам, ты — её. Нелли поймет, она очень хорошая девушка. У неё своя налаженная жизнь. С тобой или без тебя, понимаешь? А ты другого достоин! Пламенная речь оборвалась судорожным вдохом, потому что сказано было всё на одном дыхании, и теперь надо было восстанавливать естественную вентиляцию легких. Видимо, лимит изумления у Марселя вдруг исчерпался. Потому что взирал он на разволновавшуюся гостью почти без эмоций. Нет, внутри, конечно, обуяла радость от новой порции поддержки. Но само решение-то принимать ему. И это, бл*дь, вообще не просто. — Ты точно в порядке? Впервые вижу, чтобы ты спал днем. Хотя, сейчас уже вечер… Мужчина неожиданно чихнул несколько раз, вновь ощутив слабость во всем теле. Но не стал это высказывать. Бодро помотал головой, затем кивнул, чтобы Амалия продолжила. — В общем-то, это всё… Самое главное я уже сказала. Тебе могу признаться, я даже думала пойти к Нелли…но… — замялась, на мгновение поджав губы. — Но это неправильно, и создает впечатление, что ты не можешь сам решить свои вопросы. Марс, одумайся. Лучше сейчас пережить неприятный момент, чем потом пожинать плоды грандиозной ошибки. Пока она говорила, Марсель вспоминал свой день рождения. Неужели действительно так выдал себя? Или девушка права…и просто знает его лучше других? — Хорошо, что не пошла к ней, — всё, что смог сказать, пребывая в неком подобии прострации после столь неожиданных откровений. Где-то в спальне зазвонил телефон, и он, вынужденно покинув Амалию, спешно вернулся, отвечая на ходу. Звонки Юры, начальника охраны, мужчина старался никогда не пропускать. Тот беспокоил редко и всегда по делу. И сегодня это не стало исключением. Услышанное заставило кровь похолодеть. Казалось, каждая клетка организма замерла, наполняясь яростью и ужасом одновременно. — Почему я узнаю об этом только сейчас?! — рявкнул нечеловеческим голосом. — Скоро буду, захвачу по пути. Пулей бросился обратно в комнату, одеваясь с невиданной скоростью, которой позавидовали бы солдаты в армии. Только в коридоре, увидев женский силуэт, внезапно вспомнил о своей гостье. — Прости, это очень срочно. Не предлагаю подвезти. — Я уже вызвала такси, всё в порядке. Только попрошу, обязательно подумай обо всём. Еще один короткий кивок — апогей его способности сосредоточиться на чем-то постороннем в эту минуту. Конечно, он подумает! Обязательно, бл*дь, подумает! Куда теперь денется… Уже в дороге Марсель заставил себя включить голову и мыслить хладнокровно, чтобы всё сделать правильно. И в такой ситуации ему очень нужен был Ваграм рядом. Друг выслушал молча и лаконично бросил «Еду». От этого на какую-то долю стало легче. Через пять минут нереальной езды с нарушениями, претендующими на самые высокие штрафы, мужчина остановился у «Контакта», подобрав Юрия. И велел тому в подробностях обрисовать ситуацию, пока сам искал варианты объезда, чтобы сократить расстояние. С каждым произнесенным словом ему становилось дурнее и дурнее. Как он не подметил это в её поведении? Как мог быть так слеп?! За километров десять до аэропорта они с другом поравнялись, проехали вместе ещё парочку, а затем подрезали нужное такси. Дверь которого Марсель открыл рывком, чудом не сорвав её к чертовой матери. Вид Эмили, широко распахнувшей свои невозможные глаза, сначала принес облегчение. А вот со второго более внимательного взгляда стали заметны неестественно расширенные зрачки и заторможенность в движениях, когда она потянулась к нему. Красная пелена всё затянула. Страх, бешенство, бессилие и другие эмоции, окрашенные в негативные тона, разорвали грудную клетку злобным рыком. Именно поэтому он хотел, чтобы Юра и Ваграм были рядом. Через пять минут от похитителя девушки осталось кровавое месиво, скрашивающее обочину. А убить не дали только эти двое, с трудом оттащившие назад… Наверное, Марсель всё же добил того, если бы не внезапный звук хлопнувшегося в обморок девичьего тела… * * * Нет, он не хотел замечать взгляд Ваграма. И сам понимал, что вел себя…неподобающе. Орать на всю клинику, выставляя себя натуральным дикарем, было лишним. Но разум затопила паника. Господи, она ведь странно реагирует на психотропные. А если у неё отравление? Вдруг будут непоправимые последствия?! Марсель требовал у врача, которого им выделили, немедленно промыть желудок и поставить какие-нибудь капельницы. И плевать, что тот смотрел на него с надменной снисходительностью. Мол, что простой смертный может знать об оказании первой помощи в таком случае. Ох, дядя, ты, п*здец, как удивился бы, выяснив, как многосторонне развиты бывают бывшие наркоманы… И, в принципе, плевать! Пялься, как хочешь! Только помоги ей! Сделай так, чтобы этой девочке больше не было больно, пожалуйста! Никогда… Мужчину трясло, пока выполнялись все необходимые процедуры, он пытался с собой справиться, вышагивая по коридору перед дверьми, в которые поочередно её увозили. Эмили была такой маленькой, беззащитной, ужасно бледной и безбожно неживой…что хотелось выть. Рвать на себе волосы, рушить стены, вернуться и всё же убить этого проклятого мошенника… Всё внутри покрывалось ледяной корочкой, образую вечную мерзлоту при одной лишь мысли, что они успели в последний момент… Что всё могло быть хуже, гораздо хуже… А если бы он…её… Тяжелая рука сдавила плечо, выдавая в обладателе действующего боксера. В хорошей физической форме. Марсель нахмурился и повернул голову. Совсем забыл о присутствии Ваграма. — Марс, всё в порядке. Успокойся. Будто подтверждая слова друга, из кабинета напротив выкатили находящуюся без сознания девушку. Всё мигом померкло. Как ненормальной, впился в нежные черты и не дышал, пока персонал куда-то катил её. Врач что-то говорил, объяснял, а уши заложило. Рев собственного пульса заглушал. Совсем же малышка! Разве такую можно обижать?! Хотя…а чем сам занимался?.. Ноги приросли к полу. По ощущениям — их приковали железными кандалами. Не ступить ни шагу. Кривое изображение реальности ощутимо приложило по голове… Осколки с характерным грохотом падали вокруг, рождая какофонию. Что же это, сука, творится с ним? Боль разъедала душу. — Алло, брат мой, вернись на землю! Пошли уже. Ваграм, оказывается, дергал его за локоть. Интересно, как давно? — Куда? — бесцветно. — Ты ничего не слышал, да? Эмили в палате. Не слышал. Иначе сразу же помчался за исчезающим белым видением… Эмили сливалась с общей обстановкой цветом своей кожи и безмолвием. Дыхание вышибло из груди при одном взгляде на её лицо. Ощущение неправильности и какой-то вселенской несправедливости клином застряло в районе солнечного сплетения. Так просто не должно быть! Она невинная молодая девушка, и ломать ей жизнь — чудовищно. А всё к этому и шло. И в голове никак не укладывалась произошедшая история. Марсель сатанел при мысли об этом Сереже. Он собирался покалечить ЕГО тучку… — Ты остаешься на ночь? — Пока она не придет в себя, я точно буду здесь. — Хорошо, мое присутствие уже лишнее. Все формальности улажены. Жду твоего звонка. И думаю, пока не стоит ничего говорить родным. Подождем до утра. Мужчина взглянул на друга и кивнул. В этом скупом жесте вмещалось многое. И безмерная благодарность, и усталость, и неуемная тоска. Ваграм отзеркалил движение и молча вышел. Ему тоже надо это всё переварить. Марсель обвел палату ищущим взором в поисках стульев, но таковых не нашел. Был только небольшой диван у противоположной стены. Считается, это уровень «люкс», вон и телевизор весит, и холодильник в углу, и даже небольшой светлый шкаф. Он мог бы опуститься на мягкую обивку, но расстояние казалось ему непозволительным. В нем была потребность быть рядом с ней. Чувствовать теплоту её тела и знать…что всё в порядке. Не найдя ничего лучше, мужчина приблизился к постели и присел прямо на холодный кафель, взяв Эмили за руку и легонько сжав маленькую ладонь в своей огромной лапе. С ума сойти, как парадоксально они отличаются. Красавица и Чудовище. Истинное воплощение знаменитой сказки. Только в жизни это болезненнее, противоречивее и сложнее. И никаких тебе счастливых концов с перевоплощением и снятием заклятий. Хотя, тоже спорный вопрос. Одно заклятие эта малышка всё же сняла с него. Марсель неожиданно для себя научился любить. Отчаянно, как и она. И теперь по-настоящему понимал чувства девушки, которую отверг годами ранее. Внутри — привычная темная бездна. Разве достоин он такой вот девочки? И думать об этом надо было, когда брал её, упиваясь реакциями Эмили, зная, что в его объятиях — чистый нетронутый цветок. Высокопарное сравнение, вызывающее скрежет зубов. С каждым днем масштабы содеянного сдавливали диафрагму стальными цепями. Настоящий ублюдок. Конченый, не сумевший обуздать свою похоть урод. Только вот, похоть ли? Кажется, уже тогда она для него была особенной и неповторимой, сумевшей растопить корку цинизма, крепнувшую больше десятка лет. Которую, впрочем, девушка разбила в пух и прах несколькими месяцами своих интересных и обескураживающих «приставаний». Ну вот бывает такое, бывает. И люди, казалось, абсолютно не подходящие, даже несовместимые, обнаруживают точку соприкосновения. Искры, притяжение, страсть. Конечно, Марсель не представлял, что с ним может такое случиться. И что с Эмили ему будет хорошо не только физически, но и ментально. И общие темы разговоров находились, и в её темной головке выискалась кладезь знаний, любопытных рассказов. А еще юмор, острый язычок. Противоположная картина тому, что он изначально о ней думал. А еще…она — первый человек, которому мужчина открылся. Легко, причем. И одновременно это — та девушка, скрывшая от него важную информацию и весомые события своей жизни. Бесит. И придушить хочется, и расцеловать. Глупая! Глупая маленькая тучка! Результат её самодеятельности мог бы быть очень печальным… Нет, лучше не думать. Пусть проснется. Пусть перестанет быть этим мертвенно-бледным облаком. Ему очень нужна та самая грозовая тучка. С блестящими глазами-молниями, слепящими при каждом взгляде в них. Лишь бы она была счастлива. Господи, лишь бы Эмили всегда была счастлива и больше не испытывала боли… Глава 39 «— Мы не можем сражаться вместо других или вместе с другими в чужих битвах, как бы нам этого ни хотелось». Дженнифер Нивен «С чистого листа» Эмили смотрела в потолок вот уже минут десять. Проснулась и разглядывала его, будто видя сюжет своей жизни на белой поверхности, словно кто-то услужливо включил проектор. Потихоньку организм оживал, приходил в себя. Сдавившее нутро липкое чувство страха вместе с этим росло. Она знала — случилось что-то очень плохое. Не идущее ни с чем в сравнение. То, за что отвечать только ей. Словно слепо шла на пагубный свет полыхнувшего недоброго костра, будучи слабым неподготовленным и бездумным мотыльком. Повернула голову и безошибочно нашла глазами Марселя. Удивительно, но Эмили была непоколебимо уверена, что мужчина находился рядом всё время её «отключки». Унылая обстановка давила на виски ноющей болью. Впервые она попала в больницу и встречала утро на больничной койке. Увы, это отвратительное ощущение беспомощности, отзывающееся горечью во рту. Нестерпимо удушливое. Девушка откинула одеяло и медленно свесила ноги, принимая сидячее положение. Сразу же схватилась за голову, пытаясь унять головокружение. И спустилась, шагая по ледяному полу к любимому. Осторожно уселась ему на колени. И лишь, когда, привычно уткнувшись в солнечное сплетение, завыла, дав волю слезам, он вздрогнул и инстинктивно сжал её в объятиях. — Эмили? — очень хриплый и взволнованный голос у самого уха. Затем её вырывают из полюбившегося убежища, заставляя взглянуть в глаза. А мужские ладони ложатся на подрагивающие от рыданий щеки, фиксируя лицо. Они такие горячие… Просто пылающие, в самом деле! — У тебя что-то болит? — Да. Тут… Её философски избитое указание на душевные страдания ударом кулачка по своей грудной клетке Марселем понятно было превратно. Он почти подпрыгнул, отрываясь от спинки дивана, явно намереваясь позвать кого-нибудь из медперсонала. Эмили пришлось коснуться его подбородка, привлекая внимание. — Со мной всё хорошо. Уже всё хорошо. Пожалуйста, расскажи, что произошло вчера. Ты бил Сережу, я очень испугалась, а дальше…темнота. Почему? Где он сейчас?.. Метаморфозы, произошедшие с мужчиной, настолько поразили её, что она замерла, а очередное рыдание застряло в горле. Марсель медленно, но верно впадал в ярость, о чем свидетельствовали заплясавшие желваки и испепеляющий взор, направленный куда-то сквозь неё… А потом он начал говорить. Ровным тоном со стальными нотками. Режущими. Полосующими и без того уже залатанное сердце. Но слёз больше не было. Только немая боль. Эмили впитывала информацию со стойкой обреченностью. У Сергея, — который брат, но не брат, — в вещах нашли билет и на её имя. Спланировано похищение. А в соке, которым угощал, обнаружилось психотропное вещество, название которого девушке ни о чем не говорило. Зато свойства, перечисленные Марселем, она успела испытать на себе: безропотность, умиротворение, граничащее с эйфорией, невозможность сосредоточиться, выдать связное предложение… И это всё будучи в сознании. Потому что в аэропорту ему нужно было провести свою жертву без подозрений… А еще…у человека, сыгравшего на её чувствах, отыскали давно потерянный дневник. Девичий. Тот, что Эмили вела по настоянию врача, у которого лечилась. Записывать переживания, избавляясь от них. Такова часть терапии. А записывала усердная пациентка, отчаянно желавшая скинуть этот темный груз, абсолютно всё. Всё, что касалось ноющей пустоты внутри. Но это не помогало. И как показала практика, ещё и навредило… Потому что проворный мошенник, нашедший откровения богатой девочки, у которой «не все дома», разработал целый план по улучшению собственного финансового состояния. И долгие месяцы готовился… Оказывается, Сергей работал в том же учреждении, где наблюдалась девушка, её пропажа банально была найдена в кафе рядом, где обедали многие работники. А Эмили просто после каждого сеанса на эмоциях выливала чувства на бумагу. Так сказать, не отходя от кассы. Вот недобрат и воспользовался… Марсель обозвал его долбаным Ганнибалом Лектером.* Пожалуй, это точнейшее сравнение. Чертов гений, продумавший всё до мельчайших деталей. Невозможно было не поверить. Он ведь даже фото умудрился показать ей…где женщина и в молодости, и в зрелом возрасте чертами походила на Эмили. Точнее, это Эмили на неё походила. И сам Сергей. Хотя бы глазами. А, может, она такая дура, что не сумела разглядеть линзы? Про профессиональный фотошоп и речи нет, девушка завороженно рассматривала снимки, впитывая в себя образы женщины, якобы давшей ей жизнь, а потом расставшейся с жизнью вследствие тоски по ней же, утерянной дочери. Она слушала и слушала. Губы кривились в снисходительной легкой улыбке. Ирония судьбы, злой рок…а по правде — её грандиозная ошибка. Вот чем была эта история. Теперь понятны неведомые в самом начале попытки интуиции отвадить Эмили от незнакомца. С которым в дальнейшем ей было так хорошо… Почти как Старлинг, назначенной на поимку сбежавшего убийцы, восхищавшем её своими блистательными способностями заглядывать в душу, задавать правильные вопросы и дарить нужные эмоции.* В конечном итоге, как ни крути, даже эта стойкая и принципиальная девушка стала жертвой преступника. Он поработил её разум, сделал своей любовницей, и та была…в восторге. А там была колоссальная разница в возрасте и взглядах на мироустройство. В конце концов, Лектер был каннибалом, да и ей привил свои привычки… Что говорить об Эмили, являвшейся в разы слабее героини книги, но тоже бывшей в восторге иметь близкого человека, который своим присутствием смог немного унять пульсирующую боль внутри. А это лишь иллюзия, как выяснилось. Придуманная ею картина. Сергей вёл себя круче Лектера. Тот хотя бы не скрывал истинных намерений, не было надобности притворяться. А «брат» искусно играл, плетя свою паутину. Играл, черт возьми! Он с ней играл! А она поверила, потому что ей это было нужно! Потому что в голове заведомо был придуман образ злодея-отца, под который четко подстроилась созданная мошенником модель. И тот знал, на что давить, чтобы достигнуть целей! А как же клятва Гиппократа? Как же человечность? Как же совесть?.. Впрочем, это вопросы в пустоту. Она продолжала сидеть на коленях Марселя, мертвой хваткой вцепившись в сильные плечи, боясь окончательно свихнуться. Бывают ситуации, степенью абсурдности и нереальности выбивающие из привычной колеи, склоняющие к мысли, что всё вокруг — какой-то тлен, не имеющий смысла. Потому что не может же быть столько грязи, безжалостности и жестокости! Как с этим бороться? Где искать справедливости? Крепко держащие её руки — единственное, что не давало прямо сейчас безжизненно упасть ничком на пол и бессодержательно уставиться в потолок, приплюсовав к тому самому сюжету еще одну трагикомическую сцену с ней в главной роли. Беспросветная идиотка! — Ты меня спас. Глухой шепот слабыми вибрациями ударился о стены, нарушая звонкую тишину. А потом до Эмили дошло… — Как вы узнали?.. Ты следил за мной? Короткого взгляда в суровое сосредоточенное лицо было достаточно, чтобы прочесть ответ. Очевидно же! Трижды дура! А как еще?! — Зачем? — у неё полностью обесцветился голос. — У меня были некоторые опасения относительно твоей тяги к попаданию в неприятности. Еще в самом начале я говорил Ваграму, что тебя надо брать под тотальный контроль. В том числе, конечно, и финансовый. Слежка была начата уже в этом году после отъезда твоих друзей. Я боялся за тебя, мне нужно было удостовериться, что ты не наделаешь глупостей, когда одна. Как видишь, даже это не стало гарантией. Мы чуть не упустили вас. Мне слишком поздно рассказали про подозрительного типа, на которого до этого не обращали внимания, мол, ваши редкие встречи не вызывали вопросов. Все же некомпетентные специалисты — бич всех времен и народов. Если бы я узнал раньше — до этого бы не дошло. — Это из-за тебя, получается, отец заблокировал тогда мой счет? — догадалась, поражаясь тому, с каким непринужденным спокойствием ей вещают довольно дикие вещи. И на сей раз это было лишь констатацией факта. Подтверждения не требовалось. Эмили отстранилась и внимательно всмотрелась в родные черты. Неужели ему всё равно, что он её обижает этим демонстративным снисходительным отношением по части умственных способностей?.. «Тяга к попаданию в неприятности»? Серьезно?! — Ты могла бы рассказать мне, Эмили… — укоризненно. — Ты тоже мог бы просто спросить. А не дорого ли нанимать людей, следящих за мной? Не ударило по карману? — язвит, опуская ноги на холодный кафель и направляется к кровати. — Я и спрашивал. Разве ты отвечала? Мне казалось, когда любят, безгранично доверяют и не имеют тайн. Девушка замерла у самой койки и поежилась. Стоя к нему спиной, обняла себя за плечи и поникла. Всё не то. Не так должно быть. Что они творят? У них и так мало времени… Но остановиться, увы, была уже не в силах. И с горечью спросила: — А что ты об этом можешь знать? Ты же никогда не любил. — Ты права. Чудом ей удалось не дернуться. Потому что прозвучало похлеще удара хлыстом. И если до этого в ней имелся росточек надежды, сейчас он безбожно завял. Холодно, как же холодно…без его объятий. — Ваграм тебе уже поведал эту историю, я не сомневаюсь. Так или иначе, ты всё знаешь. Почему-то не спешит ложиться. Босые ноги начинают леденеть. Ждет, верит, что её обнимут сильные руки. И уверят, что всё хорошо. И обняли. Даже подкинули вверх. И опустили на постель. — Замерзнешь… — гулко, а сам стоит и смотрит ей в глаза, прожигая новыми нотками во взгляде. Что-то рушится. Сыпется медленно. Словно песочные часы в действии. Только утекает их способность сосуществовать. — Ваграм, может, и рассказал, — проговаривает, наконец, задумчиво нахмурившись, — но это должна была сделать ты. Как однажды сделал и я, открывшись тебе. Эмили отвернулась и обессиленно откинулась на подушки. А ведь она пыталась! Только эту тему с ним обсуждать сложно. C мужчиной о мужской измене. Даже звучит оксюмороном. — Прости, но ты говорил о себе и своей жизни, и никто, кроме тебя самого, её не ломал. А здесь присутствуют третьи лица. И я не думаю, что мы бы друг друга поняли… Ироничное хмыканье проходится по коже неприятным морозцем. Затем покалывает, словно одновременно воткнули тысячи острых тонких иголок. — Эмили… Ты понимаешь, что всё, что произошло, на самом деле — отражение твоих внутренних страхов, которые ты и притянула? Получила то, от чего бежала. В самом грязном свете, который только возможен. — Какой ёмкий вывод… — она саркастически ухмыляется, утыкаясь в бежевые жалюзи на окнах. — Со стороны, наверное, виднее. Откровения Сергея и Ваграма помогли тебе составить обо мне очередное мнение. Раньше я была наркоманкой, глупой малолеткой и приставучей влюбленной дурой. А теперь к букету прибавилось и амплуа обиженной девочки с семейными драмами… — Считаешь, паясничать сейчас уместно? Кажется, Марсель неслабо раздражен. Только вот…Эмили в данную минуту потеряла всю способность здраво мыслить и вести конструктивные диалоги. После такого…болезненного обмана ей нужно было остаться одной и хотя бы попытаться собрать остатки выдержки. Потому что это слишком чудовищно! — Считаю, ты здорово помог, и теперь тебе надо отдохнуть. Спасибо. Большое спасибо. Я перед тобой в неоплатном долгу. Собственный голос казался ей безжизненным и бесцветным. Пластмассовым и ненатуральным. — Прекрати, Эмили, — предупреждающе. — Сейчас я позову врача, пусть тебя осмотрят. Если всё в порядке, отвезу домой. — А я не хочу, чтобы ты меня куда-либо отвозил. Я не хочу, чтобы ты оставался здесь. Я не хочу больше твоей помощи. Мне достаточно всего, что тобой сделано. — Эмили… Вот этот покровительственный тон стал последним гвоздем в крышке гроба, в котором хоронили её вменяемость. С дико горящими от ненависти — не понятно, к кому именно — глазами девушка вгрызлась в стоящего рядом мужчину, резко развернувшись к нему. Даже приподнялась, опершись ладонями о бортики кровати. Чтобы в следующую секунду ядовито выплюнуть: — Что, Марсель? Ты, правда, об этом хочешь поговорить? Да, я — дура! Доверчивая и наивная идиотка, которая, как ни крути, действительно сама притянула эту мерзость! Ах, ты осуждаешь меня за то, что я не сумела вовремя принять реальность и сразу рассказать о внезапно возникшем из ниоткуда родственнике? Отцу? Сестрам? Тебе? А зачем? — взревела, не контролируя дальнейшие эмоции. Вцепилась в рукава его джемпера и придвинулась ещё ближе, переходя на срывающийся шепот. — А ты, Марсель, можешь хотя бы на секунду представить, каково это — в один прекрасный миг узнать, что твоя жизнь — обман? Сидеть в привычной обстановке и леденеть от ужаса при мысли, что не знаешь, кто ты на самом деле? Чья кровь течет в твоих жилах? Где опора, до этого бывшая очевидной? Не можешь! Потому что тебя не нагуляли! А меня — да! И о таком не то, что сложно, — о таком невозможно говорить с кем-либо! Повинуясь порыву, Эмили грубо оттолкнула его. Всё вокруг было ей противным, особенно — сама себе. Жалкая ничтожная тряпка. Которой виртуозно манипулировали, пытаясь в дальнейшем использовать… — Я часто просыпалась с мыслью, что…я — никто и ничто. Разве ребенок, рожденный в результате постыдной связи, может быть чем-то правильным?.. Да. Он не виноват. Но корней сути это не меняет. Все силы разом иссякли. Запал исчез, а тело стало свинцовым и неподвижным. Произносить вслух то, что гложет сутки напролет на протяжении стольких лет, весьма выматывающе. — Ты запутавшаяся и накрутившая себя обиженная девочка. Это так. Никто не говорит, что это плохо. И никто тебя не осуждает. Каждый имеет право на свои ошибки. И ты свою уже сделала. А теперь учись с этим жить, Эмили. Принимай и исправляй. А учитывая, что ты росла в любви и заботе, твои метания несправедливы. Как минимум. Просто подумай хорошенько и попытайся выйти из этого достойно. Пора смотреть в лицо своим страхам. — Как скажешь, — получилось сухо и безразлично. — Что ты с ним сделал? — Сергей пока под надзором моего начальника охраны. Я не успел сдать его, куда надо… Твой обморок вынудил скорректировать планы. Не до него было. Эмили вновь вспышкой вспомнила момент, как их машину вчера вечером подрезали два знакомых внедорожника, из которых выскочило трое мужчин. Дикая радость охватила её, когда она увидела Марселя. Но стоило ему открыть дверь и уставиться на неё, внутри всё замерло от изумления. Почему он так зол? А в следующую секунду началась настоящая каша. Сергея выдернули на улицу и начали безжалостно избивать. Скованность и дезориентация не позволили отреагировать быстро. Лишь спустя время, когда у неё получилось выйти и тихо обойти сурового незнакомца, девушка попыталась вскрикнуть и остановить эту бойню. Казалось, черепахи двигаются быстрее. Наверное, так оно и было, потому что брат уже был весь в крови… Это зрелище вызвало рвотный рефлекс. Она поморщилась и закрыла глаза, пытаясь унять его. Надо спасти Сергея! А потом…внезапная нехватка воздуха, паническая попытка ухватиться за что-либо и наступившая тьма. Сейчас это вызывало злость! Ну что за слабачка! Кисейная барышня! — Отпусти его. После этих слов атмосфера в помещении резко накалилась и стала искрить исходящим от Марселя напряжением. Что и выдал его голос: — Даже речи не может быть. Он собирался тебя похитить и требовать выкуп. А что ещё мог сделать с тобой в процессе…это только Богу известно. Я уже молчу о том, что дозой этой гадости чуть не угробил… Кто знает, сколько у него на счету различных преступлений, да и что было бы потом. Многим бы успел испортить жизнь?.. — Марсель, я покажусь тебе конченой эгоисткой, но в первую очередь думаю о себе. Мне сейчас плевать на всех потенциальных жертв, если таковые будут. Я не готова ходить на допросы и являться в суд. Я просто не выдержу этого! Это не моя борьба… Сейчас она меня окончательно добьет. Понимаешь?.. Так или иначе, ты уже наказал Сергея. Надеюсь, этот урок он запомнит надолго. Отпустите его… Если в тебе есть хотя бы капля уважения к моим чувствам, пожалуйста, сделай это. Я благодарна за всё… А теперь, прошу, уходи. Воронка внутри разрасталась. И когда послышался глухой хлопок затворяемой двери, успела достигнуть небывалых размеров. Эмили задыхалась. Глава 40 «Это нормально, принять решение, которое разобьёт тебе сердце, но принесёт спокойствие твоей душе». Неизвестный автор Стойкое чувство никчемности и беспомощности сводит с ума, рождая темный вакуум в сознании. Где белым по черному выводится простая истина. Она, словно насекомое, была под колпаком всё это время. Сначала, оказывается, за ней следил Сергей, добывая информацию и корректируя свой план. А ведь Эмили знала…не раз ощущала неприятный холодок по спине, схожий с тем, что возникает при чьем-нибудь пристальном взгляде. Только списывала это на свою мнительность и отголоски бывших параноидальных порывов. А потом…Марсель решил приставить к ней слежку. Дикость. «Тяга к попаданию в неприятности». Воротит от этой фразы. Душу разъедает обида. Зачем он так с ней? Не укладывается в голове, что её посчитали настолько недееспособной, чтобы нанять профессиональную «няню». Интересно, а шифровался этот чертов шпион, как в кино?! Почему она ни разу не заподозрила неладное?.. Жуть, как хочется орать. Просто выйти и горланить на весь белый свет. Что с ней не так? Почему такая муть происходит именно в её жизни? И закончится ли это когда-нибудь? Может, у Сергея есть подельники, которые позже завершат такое прибыльное дело? Сколько за неё заплатил бы отец? Десятки миллионов? Весь свой бизнес? Положа руку на сердце, Эмили признала очевидное. Да, он бы отказался от всего, лишь бы вернуть её живой и невредимой. Только невредимой не получилось бы. Невозможно, чтобы такая ситуация не оставила свой отпечаток. Даже сейчас, когда девушку успели спасти, она не знает, как пережить такой удар. Господи! С каким рвением и самозабвением она поверила в историю с матерью и братом! Как вцепилась в этого угрюмого незнакомца, желая убедиться, что её страхи по поводу любимого папы, скрывающего за доброжелательностью истинную непримечательную сущность, оправданы. Так ведь…легче? Увериться. Что не обманывала себя. Что всё так и обстоит. И ей нанесена смертельная рана, которая никогда не заживет… И получила. То, что хотела. Марсель прав. Эмили вскочила с кровати и подлетела к окну, успев подцепить ищущим взглядом крупную мужскую фигуру, направляющуюся к внедорожнику. Он прихрамывал, но шел уверенно. В движениях читалась резкость и плохо скрываемый гнев. Неосознанно протянула руку к стеклу и открыла рот, чтобы позвать его. Не уходи. Вернись. Всё не так. Ты нужен. Только ты и нужен, когда всё вокруг рушится. Но не произнесла ни звука. Лишь в немом оцепенении наблюдала, как удаляется уже такая знакомая машина… А потом она сорвалась. В ужасе схватилась за волосы и взором умалишенной уставилась на своё слабое отражение на прозрачной глади. Осталась одна. И поняла, что именно с ней произошло… Сотни мыслей роем безжалостных пчел жалили со всех сторон. Девушка стала метаться по комнате, тяжело дыша, теряя самообладание. Её хотели похитить! Выкуп — часть задумки. А что бы с ней сделали в процессе? Четкое понимание, что Сергей, явно владеющий еще и техниками гипноза, мог без всяких усилий склонить и к близости…так, что Эмили делала бы всё сама…а, может, даже и не вспомнила бы об этом после…отзывается сильнейшим сжатием диафрагмы. Она так живо представила себе эти сцены, что ослабевшие вмиг колени не выдержали нагрузки, и девушка рухнула на холодный пол прямо посреди палаты, ладонями упираясь в кафельные плиты. Если человек способен на такую грандиозную аферу, разве он откажется от свежего женского тела рядом? Эмили была уверена, что нет. Не отказался бы. И сразу вспомнились какие-то странные взгляды, ненастойчивые, но весьма личные вопросы…которые, по сути, брат мог бы задать сестре. Но теперь всё видится в ином свете. Неприглядном. Где она по собственной глупости попала в умело расставленные сети. Только сейчас на ум приходило множество несостыковок, которым раньше не придавала значения… Не хотела видеть в новоприобретенном родственнике каких-либо изъянов, поскольку нуждалась в человеке, способном заменить ей тот совершенный мужской образ, что растворился, когда стало известно о факте её рождения. И Сергей идеально подходил! Идеально! Любящий сын, пожертвовавший всем, чтобы спасти мать. Надежный мужчина, способный на всё ради близких людей. Примерный брат, в ущерб своему дырявому карману приезжающий её навестить, найти… Боже, как же Эмили ему верила! Радовалась, что встречи с ней для него так важны, что он готов влезть в новые долги, лишь бы приехать и увидеться… Копила деньги, потихоньку снимала различные суммы со счета, откладывала. Машину продала, приплюсовав имевшиеся сбережения, чтобы торжественно вручить их…«брату». Идиотка. Пространство наполнилось жутким истерическим смехом. «Да, золотце, конечно. Ты мне очень поможешь». Золотце. Потому что озолотила бы его. Господи, неужели такое бывает? Бывает в жизни? Эти затейливые сценарии, болезненные сюжеты, убивающие психику события? И всё это с ней?.. Склизкое и до одури тошнотворное чувство страха, что ей вновь суждено стать артисткой погорелого театра, затапливает нутро, выливаясь в самый настоящий нервный срыв. Паническая атака, мощностью превосходящая все те, что до этого удалось пережить, вышибла остатки кислорода из легких. Девушка выпучила глаза, рассекая ладонями воздух, пытаясь хвататься за него, а потом пошатнулась и упала всем корпусом на расписные узоры, не ощущая силы удара, отдавшего в плечо сильной болью. Хрипела, с глухим свистом пытаясь что-либо сделать, не умереть так бездарно… Страшно. Холодно. Мучительно. Как отмотать кадры назад и вернуть её в счастливые годы, где нет места различным скелетам в шкафу? Лучше бы никогда не узнавала этой постыдной тайны… Нагулянная дочь примерного семьянина. Ха-ха. Психически неуравновешенная, недееспособная, искусно угробившая своё существование. Ведь у неё было всё! Иного конца у такого дитя и быть не могло. С позором пришла…с позором и уйдет… Тьма неумолимо тянула к себе, подстегивая сдаться и принять освобождение. Вожделенное спокойствие без терзаний и вечной внутренней борьбы. И почему смерть казалась раньше такой ужасной? Это же сон. Он избавляет от той грязи, которой ты успел зарасти в течение стольких лет. Эмили безвольно размякла и, продолжая задыхаться, прикрыла веки. Сдалась. Так будет лучше для всех. Уровень кислорода достиг критической отметки, ввергая её в состояние, граничащее с коматозом. Зато её больше никто не обманет. Не сделает больно. Не отвергнет. И она больше не увидит дорогих сердцу людей. Не обнимет, не поцелует, не засмеется с ними… Резким глотком воздуха Эмили подавилась, широко распахнув глаза и принимая сидячее положение. Ухватилась за горло, раскашлявшись. А затем задышала часто-часто, даже дико. Пульс ревел, отдаваясь сильнейшими импульсами по всему телу. Как ты могла?! Как могла оказаться такой слабой?! Немного восстановив дыхание, девушка подошла к небольшому зеркалу над раковиной в углу комнаты и уставилась на своё отражение. Жалкое зрелище. Огромные испуганные бездонные маяки. Бледная, растрепанная, явно не в себе… Как ты до этого докатилась, Эмили? Серьезно? Хотела умереть вот здесь и сейчас? Какой стыд… — Я устала быть слабой, — выдает сипло, — больше не будет жалости к себе. Никому не позволю причинять мне боль… Хватит. Правду говорят, пока сам не захочешь, не сможешь излечиться. Сколько всего Эмили перепробовала на своем веку? Считая, что внешние факторы уничтожают её сущность, она не может не концентрироваться на разъедающих нутро фактах. Медикаментозные — не помогали. Не медикаментозные — тоже. Ей пророчили расставание с паническими атаками за одно лишь занятие, при условии, что у пациента соответствующая «интеллектуальная» подготовка. А её не было как таковой. И приходилось по десять занятий «подтягивать». И это тоже в конечном итоге не работало. Лео водил ко всяким известным специалистам. Все пытались. Но твердили — надо захотеть. Кажется, только сейчас стал понятен смысл этих слов. Эмили смотрела на себя и наполнялась необузданной энергией. Правда, надоело. Не будет больше слез. Она была уверена, что пережитое только что состояние никогда не повторится. Просто уверена — и всё тут. Это был последний уровень, и этот уровень пройден. Видимо, следовало соприкоснуться со смертью, чтобы осознать, как хочется жить. Прямо как в песне… Банально до скрежета. Но девушка действительно почти согласилась отправиться на тот свет, принимая это за спасение. Только вот…это — трусость. Самая настоящая. Гадкая, отвратная и презрительная. Туман рассеялся. В голове всё прояснилось. Так дальше жить нельзя. Глупо прожигать дни молодости в самобичевании. Сию же секунду надо решиться на главное. А именно — прощение. В первую очередь — своё собственное. Простить себя. За опрометчивую растрату драгоценного здоровья и невосполнимого времени. Простить и сделать шаг дальше. Эмили несколько секунд изучала свои черты, словно видела впервые. Да, она была готова. * * * — Расскажи мне, кто я. Отец опешил, хмуро тряся головой. Густые брови сошлись на переносице, делая его суровее и старше. Вообще, после Артема…все действительно несколько постарели. У мамы тоже пролегли глубокие морщины, которых раньше не было. — Папа, — произносит с нажимом, — я знаю, что родилась от любовницы. Девушка мысленно похвалила себя. Голос ни разу не дрогнул. Вообще, за последние полтора часа, пока расправлялась с документами в клинике, разговаривала с врачом и добиралась до «Жемчужины», поняла, что пути назад нет. Это и есть принятие своего взросления. Смелость появилась из каких-то ранее неведомых недр. Она говорила твердо. И была намерена достойно выслушать весь рассказ. Глава их некогда образцовой семьи заметно побледнел. Какое-то время всматривался в дочь немигающим растерянным взглядом, затем с тяжелым вздохом откинулся на свое кресло, ослабляя узел галстука. Ещё один пытливый взор в сторону младшей, и мужчина потирает виски, обреченно кивая. Здесь и лишних вопросов не нужно было. По воинственному настрою Эмили было ясно, что выхода нет. Надо говорить. Да и не особо важно, когда и как узнала. Уже не важно. Лаконично и сухо ей поведали историю, результатом которой стало её рождение. Настойчивость студентки, поддавшийся мужчина, новость о беременности, выкуп ребенка, которой не интересовал родную мать. Совершенно, причем. Инсценировка родов законной жены, беспрекословная любовь к новорожденной малышке, словно она действительно рождена ею… Три минуты. Вот в столько уместилось повествование, избегаемое ею пять лет. Три минуты! И теперь Эмили чувствовала себя…никак. Ни лучше, ни хуже. Просто никак. Словно это лишь данность, как и то, что солнце — это звезда. Большой мыльный пузырь лопнул, позволяя смотреть на мир четко и ясно. — Ты хочешь её найти? — настороженно подается вперед отец. — Кого? — задумавшись, не уловила сути девушка. — Родную мать… — А разве она куда-то пропала? Насколько я знаю, — кидает взгляд на экран телефона, — в эти часы моя родная мать готовит обед дома. Очень вкусно, между прочим. Надо заскочить опробовать… Мужчина опешил от такого ответа. Ещё больше растерявшись, развел руками, выдавая свою беспомощность, мол, я не понимаю. А где крики и обвинения? Где истерики и клятвенные обещания никогда не прощать? — Мне некого искать, папа. Эмили встала. Взглянула ему в глаза и оповестила: — Тина рожает через несколько недель. Я уезжаю к ней. Пробуду месяца два-три, помогу с малышкой. Как раз за этот период смогу всё уложить в своей голове. И после…когда вернусь…мы поговорим. Не сейчас. Впервые за прошедшие годы у неё появилось желание обнять его. Впервые. По-настоящему. Но девушка не смогла. Махнула на прощание и вышла. Надо сказать, очень удачно. Поскольку у лифта встретила Ваграма — бессменного властителя «Radiance». После удивленного короткого приветствия зять осторожно взял её за локоть и отвел в сторону. — С тобой всё в порядке? — Вполне. Благодаря бдительности твоего друга. И твоей. Ей показалось, или Ваграм Тигранович слегка смутился?.. — Давай так, — весело улыбнулась девушка, — я забываю твою двойную игру с лишением меня финансирования и дальнейшей помощью с работой, а ты взамен сделаешь для меня кое-что. Он прошел по ней оценивающим взором, в котором читалась доля восхищения, но изумления всё же было в разы больше. — Неужели за сутки возможно так повзрослеть? Я ожидал поникшую и зареванную девочку, которую жестоко обманули… — Девочка сама виновата. Я, кстати, поговорила с отцом. Теперь Ваграм даже рот приоткрыл, уставившись в немом ступоре. — Да, вот так, — не сдерживается Эмили при виде этого зрелища. Не очень-то и просто выбить из колеи такого мужчину. — Что по поводу моей просьбы? — Просьбы? — оживает тот. — Или условия? Это, малышка, знаешь ли, чистой воды шантаж! Улыбаются друг другу тепло и открыто. И после кивка зятя девушка озвучивает свое желание: — Во-первых, верните мне деньги, которые забрали у Сергея. И не надо оглашать эту историю. А, во-вторых, как бы сложно это ни было, не рассказывай Лали о нас с Марселем. Я на пару месяцев уезжаю. Когда вернусь, сама поговорю с ней. Упоминание имени мошенника заставило вмиг окаменеть лицо Ваграма. — Ты хорошо подумала обо всём, Эми? — Как никогда. Еще один обмен понимающими взглядами. Это будет очередная маленькая тайна. — Уговорила. Уступаю тебе, Облачко. Если обещаешь, что всё наладится. От его этого «Облачко» щемит в груди. Вспоминается «тучка» Марселя. Дикая неуемная потребность в нем…и невозможность это осуществить. — Уже наладилось, — она обнимает Ваграма за плечи, прощаясь, — всё же, ты зачетный мужик, Ротинянц. И мой любимый зять. Ответом ей служит заливистый смех. Ей вдогонку шутливо грозят пальчиком, на что Эмили лишь шире улыбается. Ещё парочка не совсем приятных, но неизбежных разговоров, и тяжелый груз окончательно исчезнет. И освободит место живым эмоциям, которые блокировались годы напролет. К н и г о е д . н е т Разрешить себе жить. Вот самое правильное решение для каждого человека. Тихо постучав в дверь, девушка вошла в кабинет и замерла. Боже, как же они похожи… — Здравствуйте, Аргам Никогосович. Можно? Мужчина отрывается от бумаг, лицо его озаряется искренней теплотой. — Привет, дочка. Нынче у молодежи так быстро получается выздороветь. Еще утром Амина причитала, что ты внезапно заболела… Лукавый подкол достигает своей цели. Эмили краснеет. Не ведать же ему истинный расклад дел… — Садись. Что случилось? — Я хотела с Вами поговорить. Честно, немного побаиваюсь бурной реакции Амины, поэтому сразу сюда и пришла. Я уезжаю. Соответственно, увольняюсь. Уверена, мне быстро подберут замену. У нашей управляющей выдающиеся таланты… — Вот как, значит? А куда уезжаешь? — учтиво интересуется. — В Москву. К друзьям. Надолго. — К друзьям? — хитро щурится. — Или…к другу? Потом раздается низкий хохот. Эмили…покрывается ледяной корочкой. Она от «друга», а не к «другу» едет… — Не смущайся, дочка. Я же всё понимаю. Нам, старикам, только в радость, когда дети устраивают свою жизнь. Находят надежных спутников… — Как Ваш сын? Дура! Зачем?! Зачем ты это делаешь?! — Да, — соглашается. Откидывается на спинку весь довольный, словно объевшийся сметаны кот. — Как раз час назад здесь была Нелли. Мы с ней пошушукались и назначили день свадьбы. Я настоял. Марсель что-то совсем забыл об этом. — Назначили день свадьбы? Пошушукались? — зачем-то тупо повторяет за ним. — Да, а что делать? Такое ощущение, что мой сын сам этого не совершит уже… Я ускорил процесс. Через месяц остепеним его. Ледяная корочка сменяется обжигающим всё естество жаром. Вроде…ничего нового и не услышала. Но ведь больно. Черт. Очень больно. Стиснув руки за спиной до побелевших костяшек пальцев, Эмили выдает слабую улыбку. — Поздравляю… — Спасибо! Ты заявление еще не написала? — Нет, хотела сначала поговорить. — Ну, тогда пиши и неси. Дальше всё проходит не иначе, как в прострации. Увольнение, прощание с ребятами, возмущение Амины, крепкие объятия… Пришли к тому, с чего начинали… Марсель женится. * * * Собирая самую малость необходимых вещей, Эмили задумчиво кусала губы. Было бы легче сбежать, оставив всё, как есть. Легче, но не правильнее. Нужно по-человечески расстаться с любимым человеком. Поставить точку и…пожелать ему счастья…с другой женщиной. Не плакать. Ты теперь сильная. Девушка смотрит в потолок и часто-часто моргает, отгоняя непрошенную влагу. Ничего, и с этим справится. Самое страшное позади. Ведь позади, да? «Привет. Если ты дома, я зайду?». «Заходи». Выдыхает с шумом. Набирается выдержки. Натягивает маску невозмутимости. Нельзя омрачать всё, что было, неуместными слезами и прочей ерундой. Дверь привычно открыта. Эмили бесшумно входит и шагает по коридору. Хозяин апартаментов полулежит на кровати. И вид у него, мягко говоря, очень помятый. — Ты, что, заболел? Как-то странно, что такой медведь может болеть. Девушка даже опешила, когда раздался надсадный кашель. Тревога за него сковала тело. Но она своевременно вспомнила о том, что за ним есть, кому ухаживать… — Как себя чувствуешь? — хрипло интересуется он у неё. Парадоксально, но именно больной печется о здоровье гостя… — Я в полном порядке. И зашла попрощаться. У меня самолет через четыре часа. — Куда? — резко и недружелюбно. — Куда ты собралась?! — Прекрати, Марсель. Не надо больше этой опеки. Я очень благодарна за всё, что ты сделал. И прошу закрыть тему раз и навсегда. Даже не буду спрашивать, что вы сделали с Сергеем. Меня это больше не интересует. — Почему ты уезжаешь? Мужчина поднимается и медленно приближается. От него исходит сильный жар. Неестественно опаляющий. Кажется, температура очень высокая. И снова волна беспокойства окатывает её… — Потому что так надо. Меня ждут. Ты же знал, что это случится. — Но не сегодня же! Эмили, ты ведешь себя глупо и по-детски! Еще утром лежала в больнице после тяжелых препаратов. Вчера пережила покушение… А сегодня уже вся такая Лягушка-путешественница… Девушка неожиданно для себя рассмеялась. Хорошее сравнение. На корню пресекает желание прикоснуться к нему и успокоить. Нельзя. Больше нельзя. — Ну, и такое бывает. Главное, что чувствую я себя отлично. Как никогда раньше. Сканирующий взор таких родных, но неимоверно усталых глаз…вызывает трепет. Он рассержен, еле сдерживается. — Что изменилось, Эмили? — Я наигралась, Марсель. — Наигралась? — Наигралась в слабую малолетку. Мне эта роль не подходит. Мужчина вздергивает бровь, умудряясь при этом нахмуриться еще больше. Всматривается, ищет что-то. Может, решил удостовериться, не расширены ли у неё зрачки? Раньше эта догадка разозлила бы. Сейчас…Эмили даже понимает его поведение. Сама бы не поверила в такие разительные перемены, произошедшие меньше, чем за сутки. — Я очень благодарна, — повторяет мантрой, — за всё. Пора поставить точку. — Потому что ты наигралась, — иронично ухмыляется, — во всём… Глаза в глаза. Контрольный. — Во всём… Так надо. И мука в его взгляде, зеркалящая её собственную, пройдет…со временем. Потому что там есть Нелли. И разрушать чужие отношения Эмили никогда не хотела. Уподобляться той, что воспроизвела её на свет… Да, пожалуй, уже можно признаться себе в этом. Всё именно так. — Будь счастлив… Я тебя люблю. Очень-очень. Всегда. Разворачивается и покидает дом, в котором стала женщиной. Мужчину, сделавшего её счастливой. Чувства, бережно спрятанные внутри. Воплощает решение, которое не могло быть иным. Глава 41 «Расстаться с человеком — это пять секунд делов, а для того, чтобы расстаться с мыслями о нем, может и пяти лет не хватить». С. Есенин Эмили застала Тину в кухне за просмотром очередного ролика о родах. Бесцеремонно выдернула наушники у той из ушей и отобрала планшет. Если бы рост позволял, закинула бы куда подальше наверх, но, увы, природа не баловала её лишними сантиметрами. Друзья были намного выше. — Эй, там осталось совсем чуть-чуть! — Тина, ты реально мазохистка! А вместе с тем — и садистка. Потому что мы с Лео тоже страдаем от твоей тяги накручивать себя. — Там важная информация! — Нет там никакой важной информации! Всё самое важное тебе уже рассказали. Не паниковать, дышать правильно и выполнять рекомендации! — Что ты понимаешь! — огрызнулась подруга. — Когда забеременеешь, тогда и поговорим! — Это вряд ли, — усмехается девушка, за две недели привыкшая к эмоциональным всплескам собеседницы. — Мне не от кого рожать. Тина раздраженно махнула рукой на попытки отнять гаджет и снова опустилась на стул. С таким животом она явно не сможет тягаться ни с кем. — Пока не от кого, — примирительно вздыхает, — потом-то будет, от кого… — Не-а… Марсель вот-вот женится, а рожать от женатого в мои планы не входит. Стоило лишь произнести его имя, внутри сразу же болезненно заныло. Достаточно было пальцев одной руки, чтобы пересчитать количество часов, в которые она не думала о нем… Начиная с момента, как оставила одного в плачевном состоянии. Вплоть до самой посадки Эмили порывалась развернуться и поехать обратно, чтобы прижаться, обнять, поцеловать. Позаботиться о нем так, как делал это он всё время, пока сама она находилась в неведении. Но была весомая причина, в последний миг сдерживающая её. Она боялась сдаться. Боялась, что больше не сможет его оставить. Боялась, что не хватит сил поступить правильно. Надо было рубить с плеча, чтобы сохранить крупицы достоинства. Как бы девушка смотрела в глаза его родным, своим родным и…будущей жене? Ведь время неумолимо шло, и откладываемое до этого событие уже скоро должно произойти. А что она обещала себе и ему? Что сможет уйти потом… Остаться и переложить ответственность на него — слишком инфантильно. А Эмили дала себе обещание отвечать за свои поступки, глядя прямо в лицо страхам. Красноречивое фырканье Тины вывело её из раздумий: — Всё равно не понимаю, что ты в нем нашла. Устрашающий громила. Ничего не располагает к нему… Вы категорически не подходите друг другу. Особенно внешне. — А ты Лео за внешность полюбила? — Миль, ну что за вопрос, ты же и так знаешь всё… — Вот именно, знаю. Есть вещи, которые не поддаются логике и не протекают закономерно. Мои чувства — из них. — Не обижайся… — Тин, я не обижаюсь, — Эмили присела на соседний стул, положив многострадальный планшет на стол, — понимаю, ты таким образом хочешь меня утешить, но не стоит. Подруга тяжело вздыхает. Пододвинув небольшую табуретку, кладет на неё отекшие ноги, а спиной блаженно откидывается на стену. Так уж вышло, что о Марселе они не говорили. С тех пор, как Тина побывала в Сочи, эта тема была закрытой. Хватило того, что на тот момент девушку отвергли очередной раз, а на дальнейшие расспросы она отвечала односложно, то есть, не раскрывала свои отношения с мужчиной. — Я не утешить тебя хочу. А напомнить, что ты безумно красивая молодая девочка, за которой табунами ходили парни. Всё у тебя будет! А он пусть женится, раз так приспичило… — Ну, не такая уж и девочка, — усмехнулась Эмили. Может, интонация…может, грусть, плескавшаяся в глазах, но Тина сразу уловила смысл фразы. Абсолютно правильно уловила. — Твою мать! Ты даже отчаяннее, чем я думала! Ёбушки-воробушки…что за драма! Рассказывай! Это было не так-то легко сделать, ибо девушку накрыла волна истерического хохота. Ну как с ней говорить серьезно после таких излияний?! И где только подруга нахваталась? Вот тебе и образцовая отличница. Когда-нибудь это должно было произойти. Откровенный разговор был необходим. Правда, Эмили считала, что Тине сейчас не до этого. А, с другой стороны, чем не прекрасный способ отвлечь ту от сильных переживаний по поводу предстоящих родов?.. И она заговорила… Отгородилась от внешнего мира и страницу за страницей листала свою жизнь в течение последних трех месяцев. Где-то улыбалась. Где-то была серьезна. А где-то и вовсе давилась слезами… Приказать себе быть сильной — это хорошо, конечно. Захотеть расстаться со своими слабостями — тоже. И придерживаться этой позиции, поступая так, как будет правильнее, наверное, похвально. А толку от этой похвалы? Когда внутри зияет дыра. И никто…никто её не заполнит. Марсель не был прихотью или блажью. С первой секунды своей влюбленности Эмили четко осознавала — это раз и навсегда. Наитие, проклятие, дар. До сих пор не определилась с тем, как обозначить своё чувство. Оно многогранно. И принесло ей столько же боли, сколько и счастья. Определенно, есть вещи выше любви. Долг чести, например. Конечно, она могла бы наплевать на всё и всех, быть рядом с ним, наслаждаться обществом любимого человека. Но уважала бы тогда девушка себя и его? Вынесла бы тяжести таких отношений, где ей уже реально отведена роль любовницы? Ведь он женится! Этот мужчина не отказался от данного слова, и у него прекрасная невеста. А если бы отказался… Тогда её ждала бы не менее грязная роль разлучницы. И это в корне неверно. Не так должны сходиться двое. На чужом несчастье счастья не построишь. Она бы точно не смогла. Бог свидетель, больше всего ей хотелось разорвать билет в клочья, поймать такси и вернуться к Марселю. Уже в самолете Эмили заламывала руки от переживаний о нем. А вдруг у него что-то серьезное? Он ведь не обратится к врачу, так и будет ходить, махнув на все симптомы… Это был замкнутый круг. Сначала — мысли о его здоровье, затем — о том, что там есть, кому позаботиться о нем. Внутренняя борьба изводила. Сводила с ума своими контрастами. Бешеными импульсами, бросающими то в холод, то в жар от хаоса в голове. Мучительная вязь горечи, тоски и чего-то нового, такого светлого, словно лучики, обволакивала её всё плотнее и плотнее. Пережить переломный момент. Это как наркотическая ломка. Очень тянет к запретному, но раз решил отказаться и идти дальше, то собери волю в кулак и действуй. Эмили понятия не имела, сколько говорила… Казалось, пролетел не один час. Подруга попеременно ревела и заедала стресс, смешно причмокивая и шмыгая носом. Такой аккомпанемент несколько забавлял. Пока изливала душу, странным образом взглянула на некоторые эпизоды с иного ракурса. Поразилась тому, как бездарно потратила годы в терзаниях, когда ответы лежали на поверхности… Всё же, как ни крути, восемнадцать — очень нежный возраст. Весьма чувствительный, хрупкий. Одно темное пятно способно перекрыть целое светлое полотно. И не получается мыслить здраво. И нет вот этого «здраво». Только эмоции — пагубные, мощные, на изломе. Заставляющие делать ошибки, а потом пожинать плоды… — Почему ты не делилась раньше? — Тина была потрясена известием о тайне её рождения, лжебрате и несостоявшемся похищении. — Представь, что тебя окатили ведром помоев. И они не смываются. Вроде, ты и не виновата. Действие совершено не тобой. А над тобой. Но воняет-то от тебя. Несет за версту, заставляет морщить носы… Ты бы хотела, чтобы к этой грязи прикасались близкие тебе люди? Я — нет. Не хотела. Тин, я еще не до конца переварила эту ситуацию. Взгляни на меня. Давай, по правде? Малышку Эмили нагуляли. Как звучит? Не очень, да? Но ведь это так. Объясни, как о таком говорить свободно? Вот поэтому и не делилась… — Это какой-то испанский стыд. Не твоя вина, не твоё бремя, не твой крест. — Я знаю. Уже понимаю. Но от прежней модели в сознании надо ещё отойти. Нужно время. Подруга вдруг завыла, уткнувшись лицом в ладони. Её всю трясло, и Эмили не на шутку испугалась. Налив воды, протянула той стакан, а сама принялась гладить по многострадальной спине. — Всё-всё, успокойся. Тебе же нельзя… — Ты такая… — захлебывается слезами, как маленький обиженный ребенок, — такая… Девушка ждала чего-то банального, типа «сильная», «молодец». Но о каких банальностях может идти речь, если перед ней сидит Кристина. — Боже мой, ты такая…дура! И мы идиоты. Думали, у тебя сдвиг по фазе из-за неразделенной любви, потом уже — что кто-то тебя сильно обидел. Но чтоб всё шло из семьи? Я бы в жизни не догадалась! Они у тебя хорошие… Если бы с самого начала ты раскрылась, всё могло быть иначе! И не настолько болезненно… Как ты могла с собой так поступать! Изо дня в день! Держать в себе и грызть изнутри! Как вынесла это?! Какое имела право мучить себя и окружающих! Поперхнувшись нескончаемым потоком слов, Тина всё же сделала пару глотков, пока ошарашенная Эмили медленно оседала на табурет, с которого та убрала ноги. Так, это гормоны. Не реагировать. Лео в таких случаях подкупал её чем-нибудь вкусненьким. На всякий пожарный там была припрятана пачка очень кислых страйпсов. Вот за ней она и кинулась, вернувшись через пару мгновений. Подруга взглянула на неё с осуждающим прищуром, мол, это запрещенный прием, предатель. Но от подкупа не отказалась. Вытерев слёзы, раскрыла упаковку и с диким наслаждением принялась за первый мармелад. — Полегчало? — Сволочи вы оба. Эмили рассмеялась. Пересела на своё прежнее место, намереваясь поставить точку в этой длинной истории. — Мы никогда не узнаем, что было бы, если… Потому что всё уже случилось так, как случилось. Я, конечно, признаю, что натворила дел. И сейчас мыслю иначе. Но стала бы я сегодняшней Эмили, если бы не весь пройденный этап? Тина философски кивнула, нахмурив брови. — А этот урод? Неужели не хочешь наказать его? Вот уж сравнил Марсель, так сравнил. Настоящий Ганнибал Лектер во втором поколении. Какая оборотка у его мозга! И если бы не слежка, не видать нам больше твоей моськи… Конечно, уже не так страшно об этом говорить. И даже думать. Так, передергивает время от времени. Но зачем на этом циклиться? — Я надеюсь, что с ним произойдет то же, что и со мной. Страх смерти хуже самой смерти. А теперь он почувствовал её вкус. Ты просто не видела, как его избили… А ведь я отключилась после нескольких ударов… Представляю, что было дальше. И совсем не жалею Сергея. Бог судья. Я же, пусть и звучит абсурдно, ему даже благодарна за всё. Если бы не он, ещё долго ходила бы с расшатанной психикой, не решаясь очиститься от своих демонов. Вспоминая эпизод на полу в больнице, где практически отдала душу, девушка поежилась. Воображение рисовало яркие картины последствий этого трусливого тщедушного порыва… Но, как и следовало ожидать, точку на этом Эмили не поставила. Они ещё долго-долго обсуждали многое. Успели приготовить еду, поужинать и даже выйти на прогулку и вернуться, а сказано было далеко не всё. Ближе к ночи Лео вернулся со смены, и только к его приходу обе девушки пришли к выводу, что на сегодня хватит. Тина грозилась написать сценарий и отправить его в Голливуд, а лучше — в Болливуд. Пришлось соглашаться с подругой, отстаивая лишь двадцать процентов комиссионных за непосредственное участие. Отлегло. Чуточку. Но отлегло. И вот так шажочек за шажочком Эмили пыталась влиться в новую жизнь. С верными установками и правильными, пусть и ранящими, поступками. * * * Бывало, накрывало адски. До удушья, до спазмов от невозможности говорить об этом вслух. Обжигающая спираль скручивала внутренности, лишая способности дышать, мыслить, существовать. Эмили просила Лео, и тот молча собирался. Они оказывались в ближайшем клубе в течение считанных минут. Друг стоял в стороне и тщательно следил за тем, чтобы её никто не тревожил. А она…закрывала глаза и отдавалась ритму. Двигалась, двигалась, двигалась. Впадала в транс, ища успокоения. Только это работало не так, как раньше. Теперь в забытье всенепременно вторгались глаза. Серьезные. Глубокие. Янтарно-зеленые. Покорившие с первой секунды. В них было столько…всего, что не уместилось бы в ком-то другом. Марсель потрясающий человек, которого не каждый поймет. А Эмили понимала. Принимала. Со всем прошлым. С его недостатками и достоинствами. Его замкнутостью, суровостью, местами — черствостью. С его неординарным складом ума. Он для неё и есть идеальный мужчина, другого не хотелось. Никогда. Девушка танцевала и улыбалась. Соленая влага орошала щеки, но это получалось само собой. Когда любишь, всегда немного больно. Да, эта фраза звучит снова и снова. А ей очень больно. Воспоминания — калейдоскоп. Как быстро сменяющиеся узоры, являются перед закрытыми веками, окрыляют, словно это происходит сейчас, а не кануло в Лету. Вот он прикасается к ней впервые, переборов свои принципы. Эмили была так счастлива… Осознавала, чего ему это стоит. Осознавала и была благодарна. Вот дарит цветы, извиняясь за окончание ночи… Вот побрился для неё… Вот ушел с организованного праздника и уединился с ней, отмечая день рождения… Вот спас её очередной раз, предотвратив похищение. А ведь она обиделась, посчитав это проявлением какого-то неуемного патронажа. Будто не хотят воспринимать всерьез маленькую девочку. А мужчина пытался защитить. Всегда. И связь их хотел предотвратить, исходя из переживаний о ней, её чувствах. Но разве могла девушка отказаться от крохотного шанса почувствовать его близость! Ни за что! Пусть сейчас и рвёт душу на куски от мысли, что те же руки касаются теперь ту, что стала законной женой… Пусть и выворачивает наизнанку, стоит только представить, что те же губы целуют другую женщину… Не отказалась бы. Знала, что будет так. И попеременно хочется сдохнуть от тоски. Марсель — чужой. И лелеять их короткую историю, бережно храня каждый миг. Марсель всё же был на какой-то миг её, Эмили Марселем… * * * Середина мая радовала солнечными лучами. Прекрасная погода сохранялась вот уже целую неделю. Рядом с домом, в котором ребята снимали квартиру, по счастливому стечению обстоятельств находился лес, имеющий асфальтированные широкие дорожки, по которым любили гулять мамочки с детьми. Эмили катила коляску с малышкой, вдыхая свежий утренний запах зелени. Птицы радовали своим мелодичным щебетанием, а деревья — шелестом листвы. Когда-то она стремилась именно к этому — гармонии. Путь был долог и тернист, но всё же имел свое логическое завершение там, где ей хотелось оказаться. За прошедшие два месяца девушка привыкла прислушиваться к себе, вести откровенные разговоры со своим подсознанием, отмечать какие-то новые открытия, принятия, выводы. Взрослеть. Одним словом. И многому способствовало рождение маленькой жизни. Эмилия была ожидаемо красива. Ещё бы — с такими-то родителями. Но при этом, как будто ошеломила всех своей безупречной внешностью, что раскрывалась с каждым днем всё ярче и ярче. И вот, смотря на эту кроху, сама Эмили впервые по-настоящему попыталась понять отца. В ней просыпалась бесконечная благодарность к его поступку — он не оставил её той, которой не нужен был ребенок. А ведь мог. Зачем ему лишние проблемы и огласка? Мог! Но не оставил! В нём чувств к собственному дитя было несравнимо больше, чем в женщине, родившей её. Это чудовищно. Невозможно такое принять. Но и осуждать тоже нельзя. В конце концов, она не может быть объективной. Эмили выросла в чудесной семье, была окружена заботой, вниманием, любовью. А что ей могла дать другая сторона? Кожа покрывалась неприятными мурашками от этой мысли. Явно же — абсолютно противоположную картину, раз новорожденного, словно кусок мяса, продали за солидное вознаграждение. Не было желания узнать, кто её биологическая мать. И мотивов её поступка тоже. Девушка не лукавила, когда говорила отцу, что у неё есть родная мама. Чьи чувства были важнее, и их не хотелось задевать. Конечно, разговора не миновать, она должна узнать, как сильно Эмили любит. Как боготворит, как отчаянно благодарна за то, что приняла с таким самозабвением младенца другой женщины. Об этом очень больно думать. Несправедливо, что ей пришлось это пережить. Не всякий может оправиться от предательства, простить, да еще и с распростертыми объятиями принять его последствия. Но Роза Тер-Грикурова, как ни крути, героиня. Для самой девушки уж точно. Никогда ей не расплатиться за то, что та сделала для неё… Завершив прогулку, она осторожно раскрыла дверь и бесшумно вкатила коляску. — Вы сегодня задержались, — услышала шепот от выходящей из кухни Тины, которая с обожанием поглядывала на спящую дочь. — А ты почему не отдыхаешь? Я для чего тебя одну оставляю? — ответила ей в тон. Подруга махнула рукой и ловко переместила малышку в люльку, не разбудив ту, пока Эмили мыла руки. Затем присоединилась к молчаливому созерцанию бесценного комочка на белоснежной ткани. — Я когда на неё смотрю, не могу не думать о твой матери. Когда она родила и взглянула на тебя, неужели ничего в ней не шевельнулось? Совсем? Даже суррогатные матери зачастую с трудом отказываются от младенцев. А тут родная… Прости, если задеваю, но мне надо было высказаться. Сейчас на многое смотришь иначе. И ничего важнее вот этого чуда больше нет. Я не представляю, чтобы могло быть по-другому. — Всё в порядке, не извиняйся. Видимо, нет, не шевельнулось. Не всем дано быть истинными родителями. Зато шевельнулось у той, что приняла меня, как собственную. До конца жизни буду молиться за неё. Она — моё благословение от Бога. На глаза непроизвольно наворачиваются слёзы. Соскучилась дико. Так хотелось обнять маму, поговорить с ней, рассказать, какой взрослой теперь стала. Как жаль, что столько времени мучила их с папой. Они так переживали… Тина тоже украдкой вытирает непрошенную влагу. Затем обе синхронно двигаются к выходу, и уже через пять минут пьют чай в мирной обстановке. — Тебе уже пора, да? — подруга грустно улыбается. — Да, надо забронировать билеты, через неделю сессия. А ещё дома что-то неспокойно. Лали не стала распространяться, но у Иветы, кажется, всё же случился нервный срыв. Кристину передергивает. Острая реакция вполне понятна. История Артёма не оставляет равнодушным. Беззащитные дети попросту не должны страдать… — Ты и без меня справляешься на ура, мы зря все волновались. Просто спать будешь чуть меньше. Но ведь успела восстановиться, правда? — Конечно, Миль. Спасибо тебе еще раз. Возможно, я не справлялась бы так хорошо, если бы с самого начала тебя не было рядом. И спала, когда невмоготу было. И не металась лихорадочно, не зная, за что взяться. Уборка, стирка, глажка, готовка — ты всё взяла на себя. — Прекрати. Увы, ни семья Кристины, ни семья Лео своего решения не изменили. Никто новоиспеченной мамочке на помощь не пришел. Эмили всё надеялась, что в один прекрасный день хотя бы кто-то откроет эту дверь и обнимет девушку, пытающуюся быть сильной, не показывая, как ноет сердце. Но зато они есть друг у друга, и смотреть на них — чистый кайф. А ведь сколько сомнений было в начале, они же так молоды… Оказалось, у них можно поучиться даже зрелым парам. Лео пахал, как проклятый, появлялся дома на считанные часы, и должен был бы, по-хорошему, отсыпаться. Но вместо этого не отлипал от дочери, делал массажи, возился с ней, помогал жене. Очень редко, когда совсем-совсем валился с ног, позволял себе забыться сном. И его было чертовски жалко… Эмили передала им крупную сумму денег — ту самую, что когда-то вручила Сергею. Просила друга повременить с работой, оставить хотя бы одну из позиций. Но он ни в какую! И объяснял так ладно, мол, ведь не только ради зарплаты, а еще и опыта набираться. Ну просто образцовый будущий врач! Гордились им, конечно, все, но и за здоровье безумно переживали… С Милей-младшей, как её полюбовно называла Тина, сложностей не было. Малышка была достаточно спокойным ребенком, не доставляла лишних хлопот. Но, естественно, требовала внимания, сил и терпения. Иногда душа разрывалась вместе с детским плачем. Как понять, что именно в этот момент нужно крохе? Она беспомощная, малюсенькая. Её хочется оберегать, целовать, тискать. Но воспитание и уход за малышом — это не только эйфория, но и ответственный труд. Билет был куплен, вещи почти собраны. Оставалось меньше суток до вылета. Эмили возилась с тезкой, с которой, прочем, у них всё же была разница в последней букве имени, и причитала, что теперь не сможет без неё жить. Обещала часто приезжать. И звала в гости друзей. — Морской воздух очень полезен! — дразнила, легонько прикусывая детские ножки, принимающие воздушные ванны. — Попытаюсь уговорить Лео и приехать осенью, — пообещала Тина. Девушка просила её не провожать. В этом плане ничего не изменилось. Аэропорты…ну, не любит она их, и всё тут! Прощалась тяжело, слишком привыкла к жизни с друзьями. Но надо было возвращаться. К той, другой жизни, где надо прикидываться стойким оловянным солдатиком, находясь в безбожной близости к нему, любимому мужчине. Ставшему чужим мужем. Глава 42 «…моя хрупкая девочка делает вид, что душа не охвачена мглой. но, где больно, как ни скрывай — болит. поделись этой болью со мной». Неизвестный автор Эмили оглядывалась по сторонам и не верила своим глазам. Погром был настолько чудовищным, что с трудом верилось — это дело рук одной единственной девушки. Её сестры. Содранные обои в детской. Перевернутая повсюду мебель, осколки разбитых вещей… Появилось стойкое ощущение, что она стоит на руинах брака Иветы и Давида. Душу саднило, словно кто-то старательно царапает её наждачкой. Как такое возможно? Чтобы рухнул союз, история которого начиналась так красиво! Чтобы крепкие образцовые отношения распались так…неподобающе безобразно и скверно? Девушка и сама не знала, зачем пришла сюда. После печального повествования Лали о том, что произошло, нестерпимо, прямо до зуда в теле, захотелось взглянуть на бывшее семейное гнездышко. Опять же, к чему? По необъяснимым причинам. Оказывается, Ивета подала на развод. И их развели, никто об это даже не знал. И спустя несколько дней после получения официального документа, сестра потеряла самообладание. Её нашли без сознания посреди учиненного бедлама спустя сутки, в течение которых та не выходила на связь. А ведь всё это время, пока Эмили отсутствовала, но постоянно созванивалась, у неё не возникало сомнений в стабилизации её состояния. Наоборот, Ивета даже выглядела лучше, была деловой, нет — деятельной. Стала выходить из дома по каким-то своим вопросам. А тут раз…и…значит, вот так феерично она ставила точку в своем браке. Почему?.. Да разве эта упрямица расскажет? Всё в себе… Не дай Бог, на её безупречную репутацию падет тень… И что в итоге? Больно. Нестерпимо. Что же творится у неё внутри? Девушка стиснула кулаки, а затем грубым резким движением смахнула слезы с щек. Интересно, куда подевался её непутевый муж? Пардон, бывший. И почему никому не сказал?! Его-то точно поставили в известность с самого начала! Злость постепенно перетекла в необузданную ярость. Не контролируя свои разрушительные эмоции, Эмили несколько раз пнула мужской ботинок, сиротливо валяющийся в коридоре, прежде чем выйти из квартиры, с грохотом захлопнув дверь. Села на скамью во дворе и горько разрыдалась. Находиться в помещении больше не могла. А дома показывать свою жалость ни в коем случае нельзя. Вот и ярый пример того, что любовь — не панацея. Потому что у этих двоих были такие мощные чувства, срывающие тормоза, что все вокруг завидовали белой завистью. Красивая пара сильных самодостаточных людей. И вот такой плачевный конец. За сестру вдвойне обидно. После пережитых испытаний, казалось, они должны сплотиться, быть единым целым. Ведь такое горе…больной ребенок, которого больше нет. Но и семьи больше нет! Вдоволь наплакавшись, Эмили кое-как привела себя в порядок и отправилась в университет. Надо было договориться о досрочной сдаче сессии. Ивета хотела уехать в Тбилиси, сбежать из Сочи, а девушка была решительно настроена сопроводить её и остаться столько, сколько потребуется, чтобы поддержать. Так погрязла в трясине собственных переживаний, что теперь стыдно от того, как упустила терзания сестры. Да, может, и не смогла бы предотвратить грандиозного срыва, но хотя бы была рядом! А это важно, черт возьми, важно! Чтобы близкие были с тобой в тяжелые минуты! К счастью, в деканате ей не отказали. Удивились, конечно, что студент готов за три дня сдать такое количество предметов, но препятствовать сему рвению не стали. Бегать по преподавателям и согласовывать время — задача не из легких. И на неё ушло несколько часов. Было странно возвращаться в отчий дом и ужинать практически прежним составом. За столом не хватало только Лали. Средняя была мрачной и почти ничего не ела, ковыряясь в своей тарелке. На неё невозможно было смотреть без боли. Челюсть сводило. А ничего сказать нельзя. Зато младшая, как и раньше, была в ударе, чем изумила родителей. Прежняя Эмили, щебетавшая без умолку, рассказывающая о Лео, Тине, маленькой Эмилии. Взгляд отца был настороженным. Конечно, он ждал подвоха. После того разговора они больше не контактировали. И сейчас девушка со стыдом думала о том, что творится у него в голове, как мужчина накрутил себя…снова постарел… Ивета очень рано отправилась спать. Эмили, убирая посуду, сообщила маме о своих намерениях: — Ты с ней поехать не можешь, потому что нужна здесь Лали с детьми, без тебя она не будет спокойно работать. А папе, естественно, нельзя оставлять свой пост, это слишком важно. Зато я свободна. Уже договорилась, к концу недели сдам сессию, и в выходные мы уедем. Бабушка с дедушкой обрадуются, как раз лето впереди, солнышко, грузинский колорит. В общем, думаю, смена обстановки пойдет на пользу, да и не зря же она сама хочет туда сорваться… Женщина окинула её пристальным, слишком пристальным взглядом. Какое-то время молчала, машинально раскладывая продукты, а потом неожиданно плавно опустилась на краешек кухонного дивана и вздохнула. — Ты когда успела повзрослеть, моя девочка? Девушка вдруг поняла, вот он — подходящий момент. Присела на корточки перед ней, а затем и вовсе плюхнулась на филейную часть, после чего уткнулась подбородком в мамины колени и доверчиво уставилась ей в глаза исподлобья. — Твоя же, мам? На макушку опустилась теплая рука, несколько раз погладившая по голове. Материнский взор наполнился бескрайней любовью. Океаны не шли ни в какое сравнение с этой самой любовью по масштабам и наполненности. Ни что не шло в сравнение. — А чья же ещё, глупышка? — улыбка озарят родные черты. — Могла бы быть чужой. Но ты меня спасла, приняв в семью, — берет свободную ладонь и осыпает множеством мелких поцелуев. — Я тебя очень люблю, мамочка. Ты невероятная женщина, совершившая подвиг. Я всегда буду тебе бесконечно благодарна. О лучшей маме просто невозможно мечтать. Очень люблю. Клянусь, я тебя никогда больше не обижу. Прости… Та оцепенела от этих откровений, сидела неподвижно, ошарашенно вглядываясь в дочь. Которая теперь знала. Эмили, растерявшись, стала сбивчиво рассказывать о том, что услышала всё случайно, и много лет это не давало ей покоя, и именно тайна рождения стала причиной изменений в её поведении и дальнейшего отъезда в Москву. А потом резко замолчала. Проворно вскочила и обняла её, уткнувшись в шею. Зачем все эти лишние слова? Мама и так поймет. И мама поняла. Стиснула в объятиях. И обе тихо плакали. — Всё хорошо, это не будет обсуждаться. Даже так — это забудется. Обещаю. Уже забылось. — Да, не стоит ворошить прошлое, дочка. Достаточно всего, что я сама пережила. Не думай об этом. Мы с папой тебя любим. А он…просто обожает. Не отталкивай его. — Не буду… Кажется, груз с характерным тяжелым звуком плюхнулся куда-то в бездну. Ничто не сковывало теперь. Окончательная свобода… Заварив крепкий чай, как он предпочитает, Эмили вошла с чашкой в отцовский кабинет. Когда была маленькой, ненавидела его частое отсутствие в этой комнате. Постоянно мешала своими приходами, создавая шум, словно целый цыганский табор. Пела и плясала для него, лишь бы оторвать этот искрящийся весельем, но внешне очень строгий взгляд. Папина дочка, вот кто она. И никак иначе. Он задумчиво рассматривал её, пока девушка приближалась. Может, пытался вспомнить, когда Эмили заходила к нему последний раз… Так давно… — Годы летят, — изрекает грустно. — Но ты у нас ещё ого-го, пап! Опустив напиток на столешницу, она встречается с ним взглядом. Да, я всё обдумала. Да, была неправа. Да, я не стану тебя осуждать, как было до этого. Да, я всё понимаю. Да, я теперь другая. А вслух: — Прости меня, пожалуйста… Пусть эта тема будет закрыта раз и навсегда. Хватит с нас всех. Ничто не заменит папиных рук, объятий, запаха, шершавых губ на щеке, безграничного обожания в глазах. — И как я без этого жила? — шепчет, прижимаясь крепче. — Прости. — А я и не жил вовсе. Существовал. Гадал, чем провинился. Чего недодал… Сердце щемит от нежности. Такой сильный взрослый мужчина — и такие несвойственные потерянные признания. — Не надо, пап, — молит слезно, отстраняясь и заглядывая в удрученное лицо, — ты тоже мой герой, как и мама. Неважно, что было. Важно, как вы распорядились незавидным положением, как вышли из него… Достойно. Я тебя люблю. Ещё раз смачно чмокнув его и боясь окончательно расклеиться, Эмили отскочила и заговорщически подмигнула: — Пока мама не видела, я добавила тебе пару ложек коньяка. Тс-с-с. Широкая почти мальчишеская улыбка служила лучшей наградой. И как в детстве ей погрозили пальчиком: — Хулиганка! А что ещё надо для счастья?.. Ну, чтобы все члены семьи были в порядке. Раз. Здоровы. Два. И чтобы любовь твоя была взаимной. Три. Но сейчас не об этом. Иногда маленький повод способен озарить целый мир. И оповестить всё вокруг, что ты излечилась. Наконец-то! Победила гадких демонов! Сделал их! И зашагала дальше с легкостью в душе… * * * Солнце слепило, приходилось постоянно зажмуриваться. Ну не в очках же возиться в огороде, а от головных уборов почему-то всё чесалось. Вот и приходилось мучиться. Никто не настаивал, но Эмили чувствовала себя неловко, когда по утрам все, кроме неё отправлялись на «общественно-культурные» работы. Да, частный дом с участком требовал колоссальных затрат энергии и довольно высокой выдержки в плане физической подготовки. С этим девушка справлялась, хотя и дебютировала в роли фермера. Раньше она редко бывала у бабушки с дедушкой, чаще приезжали они. А когда всё же удавалось погостить, ей никогда не поручали ничего тяжелее варки кофе. Принцессам не положено, знаете ли. Близился полдень, жара начинала душить. Эти часы считались законным временем отдыха. Своеобразная сиеста окутывала дом добротным старческим сном и штудированием молодого поколения небольшой библиотеки, находящейся в дальней части строения. Там было много интересного, в том числе и старые фотографии, детские рисунки, выцветшие, но очень милые, а также школьные тетради, дневники, учебники. — Бабуля ничего не выбрасывает, — Эмили тянется к верхним полкам, предварительно воспользовавшись стулом. Ивета, примостившись у окна, читает что-то из классики, то и дело отвлекаясь на комментарии сестры. — О, боги! Девушка визжит и спрыгивает, подбегая к той. Тычет в листик и подносит к изумленному лицу пока еще безучастной собеседницы: — Папино письмо маме с признанием в любви! С ума сойти! Эмили устраивается рядом, и они вместе читают излияния юного влюбленного. Умиляются, а где-то она даже не сдерживает хохота, хотя сестра не разделяет её веселья, оставаясь серьезной и сосредоточенной. Вообще, Ивета теперь редко улыбается. И вполне скупо. Но девушка не теряет надежды растормошить её. Прошло слишком мало времени, всего десять дней они в Тбилиси, у той своеобразная терапия. Терпение и труд всё перетрут. Здравствуй, СССР. Бабушка говорит, когда на душе плохо, надо давать телу нагрузку. Чтобы негатив уходил вместе с усталостью. Что-то это не действует на Ивету. Но она хотя бы спокойна, и никакой агрессии не наблюдается… У них теперь привычный распорядок дня, как будто в оздоровительном пансионате. Хотя первые несколько из них Эмили и пропустила, привыкая к режиму. Ранний легкий завтрак, возня с землей, живностью, потом отдых, вкусный и плотный обед, а после — свобода. До вечерних посиделок с соседями девушка обычно играет с местной детворой, предводителем которой является бессменный Алико. — А я тебя знаю, — сказала она мальчишке в их первую встречу. — Мне о тебе Лали рассказывала. Помнишь её? Ты понимаешь по-русски? Он лишь кивнул в ответ. Подрос, конечно, даже возмужал, отличается от фото, что ей показывали. Но черти в глазах — неизменны. До сих пор Алико — гроза всего района. Покой Авлабари* только снится, пока здесь живет этот неугомонный хулиган. К счастью, он теперь действительно с горем пополам владел языком, и они друг друга хоть как-то понимали. Потому что, в отличие от Лали, сама Эмили грузинский не знала совсем. В общем-то, можно сказать, что ей нравилась такая вот своеобразная провинциальная жизнь, похожая на отголоски из детства без гаджетов и интернета. Если бы не переживания за Ивету, всё было бы в разы веселее. Но часто приходилось следить за языком, чтобы не ляпнуть лишнего и не напомнить об утрате. А ведь её все переносили тяжело… — Здесь каждая из вас зализывает раны. Интересно получается. Можно дому дать название «Пансионат сестер Тер-Грикуровых», — бабушка по-доброму подтрунивает над ней, присаживаясь за кухонный стол, где девушка перебирает гречку. — Чего это? — отзывается возмущенно. — Я лишь сопровождающая. — Да, рассказывай мне тут. А чего в глубине глаз столько тоски? Я пожить-то успела побольше твоего, красавица моя. Не заливайся соловьем, взгляд всё выдаёт. Эмили смутилась и потупила взор. И что тут возразишь? Грусть-тоска её действительно съедала, но она была уверена, что умело прячет всё глубоко внутри. Как оказалось, нет. Прошло еще несколько недель. Июнь был в самом разгаре, лето не могло не радовать. Очередная сиеста скосила старших, те спали, а девушка, устроившись в тени деревьев в живописном саду, смотрела на фотографию, где были запечатлены они с Марселем и снеговиком. Какой день был счастливый… Всё забылось тогда. И так хотелось, чтобы он длился вечно… — Сильно любишь? — раздалось за спиной, отчего Эмили подпрыгнула, выронив смартфон. Ивета приблизилась бесшумно. Или же сама она была так увлечена воспоминаниями, что ничего вокруг не слышала. — Извини, я только хотела позвать за стол. Не собиралась подсматривать. — Люблю, — просто отвечает на заданный вопрос. Сестра садится рядом. Кто бы мог подумать, что о Марселе первой из семьи узнает именно она? Эмили главенство в этом вопросе отдавала Лали. Но, наверное, так даже лучше. Отвлечет сестру от невеселых мыслей. Что-то её истории стали в последнее время чем-то сродни маневра. То Тина, то Ивета… — А он? А это уже вгоняет в ступор. Не сказать, что девушка не чувствовала от него своеобразной самоотдачи. Но…это была ответственность, привязанность, интерес. Вряд ли такой мужчина всерьез ею заинтересовался бы. Она стала диковинкой, свежим глотком. Но не любимой женщиной. — Может, по-своему. Мы по-разному на это смотрим. — Да? Расскажешь? И рассказала. Как-то непривычно легко для себя. Даже с Тиной было сложнее делиться. А от Иветы исходило что-то такое, что напрочь отгоняло стеснение и скованность. Хотелось вещать, когда тебя слушают настолько внимательно… — Ничего не скажешь? — поинтересовалась, когда пауза затянулась, и сестра впала в задумчивость. Заострившиеся из-за похудения черты ожили. Ивета взглянула ей в глаза с невероятной пронзительностью. Это даже немного испугало. — Что-то не складывается в этой истории. И я не помню, чтобы Лали говорила о свадьбе. Ну, конечно, откуда ей помнить, если она была вся в своем горе?.. — Вообще, типаж Марселя, как понимаю, это мужчины-однолюбы. Как и Ваграм, — она не сказала «как и Давид», а ведь Эмили ждала этого. — Твой выбор, безусловно, обескураживает. И это ещё мягко сказано. Но я вижу, что ты по-настоящему любишь. И тут больше нечего добавить. Время всё расставит по местам. Я не тот человек, который может что-то советовать. Давай просто ждать и жить сегодняшним днем. У нас там суп остыл уже. Пошли. Да уж, весьма содержательно. Разговора по душам не получилось. Только её собственный монолог в обществе прекрасного слушателя. Но кто бы мог подумать, что Ивета окажется права. Ждать и жить сегодняшним днем. Чтобы в одно солнечное утро, кинув случайный взгляд в окно, прирасти к полу с застрявшим в горле криком. Смотреть на мужской силуэт, вальяжно прислонившийся к капоту машины в ожидании, и не доверять своим глазам, думая, что это галлюцинации. Пока не услышишь тихую команду сестры у самого уха: — Ну, беги к нему. Но не получалось пошевелиться. Что это такое? Откуда он здесь? Почему приехал? Им нельзя! Нельзя! А если приехал…может… Сорвалась. Пулей вылетела на крыльцо. Резко затормозила. Зажмурилась. Раскрыла веки. И так несколько раз по кругу. Не показалось. Он! Даже на таком солидном расстоянии отметила, что кольца на нужном пальце нет. Марсель поднял на неё родной серьёзный взор. Выпрямился. И молча раскинул руки, раскрывая объятия. Онемела от переизбытка эмоций. Оглохла от нещадного грохота собственного пульса. Остолбенела от внезапного сбоя функций опорно-двигательной системы. А потом как очнулась… И бежала-бежала-бежала. Бежала сквозь разделяющие их предрассудки. Принципы. Стены. Осуждение. Непонимание. Раны. Боль. Отчаяние. Расставание. Чтобы запрыгнуть на него и оплести ногами его поясницу, а руками вцепиться в сильные плечи. И дышать. Дышать им. Теперь можно. Теперь всё можно. И услышать тихое: — Здравствуй, моя маленькая женщина. И ответить: — Здравствуй, мой большой мужчина. Глава 43 «…были женщины мне по плечо, были женщины мне по грудь, и, наверное, я свихнусь но по сердце была лишь ты». Неизвестный автор Наигралась. Он вертел это слово на языке, пытаясь привыкнуть к гадкому вкусу, отдающему горечью. Погружался в коматоз, забываясь поверхностным коротким сном, чтобы в бреду снова и снова видеть, как Эмили уходит, произнося всё это. Не соображалось никак, сознание затуманилось, тело ломило, всё смешалось в кучу. Марсель злился, не принимая этого состояния, впадая в бешенство от некой дезориентации и беспомощности, накатившей на него. Мужчина был неимоверно слаб. Напавшая на него апатия окрасила всё вокруг в темные цвета. Проснувшись уже под утро, не понимая, привиделось ли ему это, или девушка действительно приходила, он первым делом, уже не доверяя себе, отправился в квартиру Ваграма, чтобы проверить… Пустота давила. Обрушилась нещадной лавиной осознания. Она уехала. Марсель толком не мог вникнуть в суть. Во что наигралась? Во что, черт возьми, Эмили играла? И как так получилось, что он позволил ей уйти, да еще и без объяснений?.. Что-то неприятно свербело внутри. Её взгляд, нелепое прощание, такой скорый уход… Что девушка хотела этим сказать?.. Он отказывался верить в очевидное. Несколько дней, игнорируя жар и ломоту, полностью окунулся в работу, открытие после ремонта намечалось в выходные. Надо было уладить множество вопросов, да и определиться, что делать с недоноском, которого Юра держал пока в подвале. Марсель спустился к нему спустя пару суток, отмечая, насколько жалко выглядит этот Сергей. Да уж, Лектер недоделанный. Не ожидал, что его планы так внезапно могут быть разрушены. Ведь всё было идеально. Всё, сука, было идеально! И один Бог знает, как развивались бы события, не сообщи ему в последний момент о подозрительном типе, опоившем Эмили и везущем в вполне известном направлении. Кровь стыла в жилах. Самый натуральный животный страх сковывал нутро. Бл*дь. Да он разорвал бы это ничтожество в клочья одними зубами. Если бы тот посмел притронуться к его тучке. Его! Маленькой невинной и наивной девочке, наломавшей дров… — Выброси его где-нибудь… — с нескрываемым презрением и брезгливостью обращается к Юре, стоящему позади. — И проследи, чтобы исчез. Уверен, такой слизняк найдет способ спасти свою шкуру. Начальник охраны был мужиком понятливым. Даже если и удивился такому решению, ничего высказывать вслух не стал. А Марсель объяснять не собирался. Вечером перевел тому подобающую сумму денег и ещё раз поблагодарил за содействие. — Это лишнее. Я был рад помочь. Просто. — Я знаю, но так дело не пойдет. Любые старания должны быть вознаграждены. После крепкого рукопожатия мужчина покинул заведение клуба и отправился домой. Нестерпимо жгло внутри. И физически…и не… Очередной раз порадовавшись тому, что, несмотря на уверения Ваграма в том, что девушка уже в порядке, он тогда, повинуясь интуиции, всё же решил нанять за ней слежку, обратившись к Юре, который и задействовал какого-то знакомого и надежного человека. Правда, тот всё же изначально упустил важность редких встреч Эмили и Сергея, но…черт с ним. Главное, всё обошлось. Что-то подсказывало, этот мошенник теперь долго будет приходить в себя. Нет, естественно, такие не меняются. Свою так называемую деятельность он продолжит, когда оклемается. Но страх, что-то кто-то держит руку на его пульсе, будет преследовать всегда. Марсель не разделял позиции девушки. И правильным было бы сдать преступника. Но… Посмотреть на это со стороны стоит. Она и так слишком многое пережила. Ей пришлось бы мотаться по инстанциям, давать показания, находиться не в самых приятных стенах и среди не самых приятных людей, которым в силу своей должности и занятости плевать будет на нежные чувства девушки. Никто бы её не пожалел, не обходился бы деликатно. А этого мужчина никак не мог допустить. Плюс фактор семьи. Может, и хорошо, что те никогда не узнают о случившемся… Это нелепо до сюрреалистической крайности, никак не укладывается в голове, что такие сюжеты возможны. Если до этого получалось как-то забыться и не думать, погружаясь в работу, то, возвращаясь, Марсель уже никуда не мог деться от назойливых мыслей. Неужели, правда?.. Эмили настолько задета и обижена, что предпочла опять сбежать? По сбивчивым ответам Сергея и рассказу Ваграма получилось сложить цельную историю, немало удивившую его. А еще этот дневник, который он пролистал, чтобы понять степень запущенности её состояния. Глупая! Совсем не соображала, что творит… Душа ныла от всего, что она с собой сделала. Загнала в угол, покрылась панцирем, довела до срыва. Может, в этом они и похожи? Оба не захотели ни к кому обращаться, пытаясь справиться с собственной болью. Что ж, раз Эмили посчитала правильным уехать… Кто он такой, чтобы воспротивиться этому решению? Она твердила, что век их скоротечен. Возможно, ей этого было достаточно. Наигралась. Поняла, что взрослый мужчина, далекий от девичьих представлений о прекрасном принце, всё же не пара ей?.. А ведь вполне закономерно. Сам Марсель твердил девушке это всё время. Какая ирония судьбы. Стоило ему понять, что она для него значит, как бесценна, важна, до одури необходима… Как оживила своей нетривиальностью, наполнила его жизнь яркостью, искренностью, смехом и желанием любить… Стоило поверить, что и у него есть шанс быть по-настоящему счастливым… Источник всех этих перемен вдруг погас, решив ретироваться. Наигралась. Да, видимо, поняла, как с ним тяжело. Её нельзя осуждать или обвинять. Пожалуй, немного поразмыслив, мужчина всё же понял Эмили. * * * Кто бы мог подумать, что недомогание, на которое Марсель благополучно махнул рукой, спустя время может вылиться в воспаление легких, да ещё и с опасными осложнениями в виде отека, требовавшего госпитализации. В это верилось с трудом, но болезнь скосила его вплоть до невозможности самостоятельно справлять нужду. Загреметь в больницу по собственной глупости и проваляться пару дней в реанимации — это апогей безответственности и пренебрежения собственным здоровьем. Спасибо, хоть жив остался… — Да уж, умеешь ты держать в тонусе, — оглядывает его мрачным взором Ваграм, пришедший проведать, — тридцать пять лет мужику… — Самому-то сколько? — после очень долгого времени нахождения в беспамятстве, Марсель был бесконечно рад даже этим подтруниваниям. Говорилось с трудом, тяжесть всё еще давила на грудную клетку. И, как ему сказали, восстановление будет долгим, поскольку он запустил всё, что можно было, теперь легко не отделаться. — Надрать бы тебе зад за беспечность, Марс. Как можно быть таким долбо*бом, чтоб вот так, — обвёл пространство палаты, — вляпаться. Мы все второй раз почти похоронили тебя. Закругляйся. Хватит приковывать к себе внимание, что за комплекс неполноценности, диктующий такие жертвы? Пусть последнее и было шуткой, но друг прав, и Марсель ощущал стыд перед всеми. Вот так нелепо вновь балансировать на грани жизни и смерти…весьма не красит. — Спасибо Нелли, иначе… Даже думать не хочу. Сволочь ты, Бавеянц. Да, спасибо Нелли. Которую он игнорировал несколько дней, не отвечая на звонки. Просто не мог. Мысли занимала та, другая, что «наигралась». А девушка взяла и явилась к нему в квартиру, обнаружив полуживого Марселя на кровати с ослабшим дыханием и едва ли достаточно вменяемым, чтобы вести диалоги. Быстро оценив ситуацию, вызвала скорую, и пока они дожидались её, мужчина заговорил. Превозмогая боль, бессилие и туман в сознании, почти шепотом попросил прощения: — Прости. Не будет никакой свадьбы. Ни тебе, ни мне это не нужно. У нас крепкая дружба. И только. А я… И почувствовал себя последним мерзавцем, когда эта невероятная молодая женщина сжала его пылающую ладонь: — А ты…влюбился. Лучше бы дала по морде, закричала, высказалась, окунула в грязь. Это было бы честно. Да разве она такая?.. Слишком рано ставшая мудрой, мягкая, рассудительная, необыкновенная. Нелли действительно понимала. И от этого становилось хуже, ещё паршивее. — Это здорово, Марс, правда, — улыбается светло, без тени обиды, — ты заслужил. Я справлюсь. Да, немного неприятная ситуация вышла. Скорее, меня волнует то, как это всё надо будет объяснять, но в итоге ты ведь будешь счастлив. А это самое главное. После всех бед, испытаний и горечи ты получил вознаграждение. Ой, ли. Сам себе омерзителен. Заварил кашу, аж тошно. Задел ненароком такое количество людей — не стоит забывать об обеих семьях. И её. Пусть и такую понимающую, но явно не достойную столь скверного исхода. Сдохнуть хочет от этого самого «понимания» Нелли. Ей-богу, кровавая расправа перенеслась бы им намного спокойнее. Вот Эмили… Эмили бы хорошенько врезала ему, не оставила бы содеянное без расплаты. Ревнивая, эмоциональная, живая. Уж она-то точно не стала бы ничего «понимать»… Только где сейчас Эмили?.. Во что играет?.. Дальше всё слилось в одно темное пятно, и мужчина окунулся в мрак. Успели, спасли, и опять он в неоплатном долгу перед Нелли. Это грызет его. Спустя полчаса Ваграм засобирался уходить. И прочел мысли Марселя — не иначе, потому что снисходительно выдал: — Ну, давай. Спрашивай. А мужчина уже просто устал удивляться тому, насколько проницателен его друг. — У неё всё в порядке? — Мне бы хотелось, чтобы ты интересовался непосредственно у Эмили. — Представь себе, мне бы тоже. — Не бурчи, ладно. Да, у друзей, как и говорила. Вся в заботах о новорожденной девочке. Что делать будешь? Он лишь пожал плечами. А что делать, если ей ничего больше не нужно? — Понятно, ещё не оклемался. Придешь в себя — решишь. Бывай. Короткое рукопожатие, и палата пустеет. Дальнейшее напоминает настоящий день сурка. Люди в белых халатах, капельницы, таблетки, посетители и очень редкие прогулки по коридору. Всё унылое и серое. Несмотря на то, что на улице во всю властвует весна. Марсель провёл в больнице чуть больше месяца. Не соврали, долго лечили. А дома почти столько же надо было восстанавливаться. Май уже давно вступил в свои права, а ему до сих пор настоятельно рекомендовали не увлекаться физическими нагрузками. Подождать еще несколько недель. Это убивало. Напоминало ему время после аварии. Передергивало от воспоминаний. Заставляло ненавидеть себя вновь и вновь. Он предпочел вернуться загород. И не совсем точно мог определить, правильно ли поступил, учитывая, что теперь всё напоминало здесь Эмили. На кузницу вообще не заходил. Иначе свихнулся бы, вспоминая, как яро брал её там, забывшись. Но однажды не выдержал. Сорвался и поехал в квартиру, где она жила. Сошел с ума в попытке прикоснуться к любому ничтожному предмету, принадлежавшему ей. Как одержимый, гнал, чтобы поскорее добраться до эфемерного образа, что лелеял в сознании. Который старательно отгонял, потерпев сокрушительное фиаско. Подыхал без неё. Лукавая улыбка, тонкие пальчики, звонкий смех. Глаза. Её глаза. Везде эти глаза. Моська глазастая. Красивая до одури. Неповторимая. Подарившая себя. Отнявшая. Как только смогла? Как посмела сделать его таким зависимым? Разбить вдребезги размеренное существование, дать вкусить истинное наслаждение, а потом лишить… Марсель не знал, на кого из них двоих злился больше. До этого здраво мыслить не позволяли препараты, слабость и апатия. Но теперь, оглядываясь назад и вспоминая её дикое дыхание и сбивчивый шепот… Не может всё это вдруг пройти бесследно. Не может. Сам не понимал, что именно искал, но ворвался в помещение и вдруг замер. До сих пор пахнет ею. Невероятно. Ринулся в спальню, открыл шкаф и с маниакально изощренным удовлетворением протянул руку к висевшим вещам. Впрочем, так же резко её и отдернул, ужаснувшись тому, что творит. Рухнул на постель и потер лицо ладонями. Докатился. Браво. Фетишистом заделался? Взгляд упал на прикроватную тумбочку. На ней лежала какая-то книга, обложка которой претендовала на антикварный стиль. Зачем-то взял её и раскрыл на середине, удивленно уставившись на абсолютно пустые белые листы. Странно… Вернулся к переплету, внимательно изучил, а уже затем вновь открыл, но уже на первой странице. Дневник. Понял, наткнувшись на размашистый почерк. Неправильно читать это. Но глаза уже зацепили заглавие. И остановиться Марсель попросту не смог: «День, когда я стала твоей. Мне кажется, я ждала больше, чем эти пять лет. Век, не меньше. Правда. Ожидание в любви измеряется совершенно иными системами. Безжалостными и беспощадными. Я теряла и вновь обретала надежду. Придавалась мечтам и сталкивалась с острыми пиками действительности, об которые эти самые мечты и лопались, словно пузыри. Сумасшествие. Едва ли меня можно назвать нормальной или близкой к адекватности. Мне дано умирать и воскресать в этих чувствах. И ночью я окончательно в этом убедилась. Никогда не будет покоя. Но больше не пугает это осознание. Я твоя. Никто не поймет, сколько это значит для истерзанной души, рвущейся к человеку, отталкивающему её из раза в раз. Но ты принял меня, пусть ещё не до конца. Принял. Люблю вопреки всему, что стоит между нами. Пускай через столько испытаний и боли (учитывая, что это далеко не конец моих терзаний), но я готова принять и муки, если они приправлены тобой. Потому что, когда любишь, всегда немного больно. Это не мое умозаключение. Просто подходящая мне фраза, вырванная откуда-то и отложившаяся в памяти. Вчера Амалия сказала: «Марсель умел посмотреть так, чтобы ты почувствовала себя единственной». И сколько таких «единственных» у тебя было? Не смотри так на меня никогда. Не хочу. Сделай так, чтобы я хотя бы на мгновение поверила, что любима. Этого мне будет достаточно. Я сама буду смотреть на тебя, действительно моего единственного, без всяких «как», чтобы ты каждую минуту ощущал, как необъятно много значишь для меня. Для маленькой тучки, что в твоей жизни — временное явление. И всего лишь строчка в книге…». Больше ничего. Ни одной записи. Только эта, датируемая Рождеством нынешнего года. В груди давит, нестерпимо давит. Воспоминания вихрем проносятся перед глазами. «Тебя никто не будет любить так, как я». «Я всё еще не в твоем вкусе?». «Я тебя люблю. Ты же веришь? Скажи, ты понимаешь, что это не блажь?». «Вафельный». Дурацкое обозначение, но так живо откликающееся в нём. И ведь никто! Никто его так безумно не любил. И, вообще, не любил. Несмотря ни на что. И сам Марсель никогда не любил. Пока не появилась она. Та, которую он познал настолько близко во всех смыслах, как не знал ни одну женщину. Кроха, смелостью и отчаянностью покорившая его. Отправившая в нокаут. И он её отпустил?! Как безбожно много времени упущено… Желание вот прямо сейчас кинуться за ней, сгрести в охапку и больше никогда не выпускать из объятий было нестерпимым. Вплоть до дрожи, словно опять стал наркоманом, испытывающем ломку. Марсель определенно точно был решительно настроен тягаться со всем миром. Нечестью. Осуждением, которое они обязательно встретят. Разнести в пух и прах всё, что помешает им быть вместе. Потому что Эмили его. И он обязан сделать её счастливой. Каким делала мужчину она сама. Но надо было смотреть правде в глаза. Марсель был недостаточно крепок и отдавал себе в этом отчет. Повторения недавних безрадостных событий не хотелось. Гораздо правильнее подождать ещё немного, набраться сил, чтобы в полной мере насладиться моментом. И только один Бог знает, чего ему это стоило. Прожить эти несколько недель в предвкушении и сокрушении одновременно. Потихоньку вводить физические нагрузки, приходить в форму, придерживаться предписаний. А потом, наконец, мчать по трассе… Пытаться поймать неуловимый образ по дороге. Доехать до её дома, адрес которого, посмеиваясь, дал ему Ваграм, что-то бормочущий о сплагиаченном сценарии. Остановиться у низенького советского забора с номером почти на рассвете. И ждать. Изводить себя в ожидании. Мерить шагами близлежащую территорию. И, уставши окончательно, прислониться к капоту. Когда боковым зрением Марсель заметил девичий силуэт на крыльце, вмиг ожил и развернулся. Сердце заходилось в бешеном ритме, тараня ребра адскими ударами. Эмили кинулась к нему сметающим все сомнения на своем пути маленьким мощным ураганом. И, заключив девушку в свои объятия, он впервые за эти месяцы задышал свободно. Вдохнул её запах. Вжал в себя сильнее, словно намереваясь приковать так навсегда. — Здравствуй, моя маленькая женщина. — Здравствуй, мой большой мужчина. Не верилось, что вот она, в его руках. Доверчивая, любящая, ждущая. — Забери, — шепчет лихорадочно, — укради, увези… По телу пронеслась дикая дрожь. Безумие, сплошное безумие. Тем не менее…Марсель всё же твердо ответил: — Нет. Глава 44 «С ним как-то спокойней, и на запястье Красная нить вообще не нужна. Знаешь, в нем абсолютное счастье. Уверенность. Стабильность и глубина». Марта Август Находясь под дурманом от его близости, Эмили не сразу осознала сказанное. Вот он, самый-самый, приехал за ней, всё теперь будет хорошо… Так, стоп. В смысле, нет? Девушка слегка отстраняется, заглядывая ему в глаза. — Что происходит, Марсель? Испытующий, глубокий и до озноба родной взгляд скользит по её лицу несколько секунд. Тоже скучал? Правда, скучал? — Ты мне доверяешь? Она способна только кивнуть, поддаваясь зомбирующему эффекту этого взора. И самой взирать, как, прямо с ней на руках, он идет к багажнику, где, к её огромному сожалению, вынужденно опускает на землю, чтобы выудить два букета и внушительный пакет. Эмили с любопытством разглядывает всё, отмечая качество и подбор композиций. Конечно, теперь они пойдут домой… Марсель умудрился даже крепко сжать её ладонь, переступая порог. Где произошла совершенно неожиданная сцена. Поприветствовав ошалевших собравшихся, мужчина вручил цветы бабушке и Ивете. Первая была так изумлена, что позабыла о своем гостеприимстве, не издав ни звука. И обратился к дедушке Смбату: — Я знаю, немного нарушаю традиции. Но в сложившихся обстоятельствах сначала хочу просить руки Эмили у Вас. Пожилая женщина остолбенела. Говоря образно — выпала в осадок, действительно осев на ближайший стул. Ивета улыбнулась. Впервые. Именно радостно, от души, а не отдавая дань вежливости, как обычно бывало после потери Артема. А дед… По-мужски схлестнулся с собеседником тяжелыми взглядами. Эмили, затаив дыхание, наблюдала за ними. И выдохнула только после того, как, видимо, прочитав там что-то ясное только для себя, он похлопал Марселя по плечу и пригласил жестом присесть. Девушка была отправлена в кухню, дабы почтить гостя хоть каким-то вниманием. Прислушаться к разговору не давала плотно прикрытая дверь, о чем своевременно позаботились старшие. Господи! Что за бред! Это же прошлый век! Когда вошла Ивета, до этого возившаяся с цветами, Эмили уже успела себя накрутить. Ничего хорошего из этого не выйдет, чуяло её сердце. — Бабуля ещё в шоке? — поинтересовалась надсадно. — Она не очень скоро отойдет. Марсель умеет…произвести впечатление. Наверное, в этом доме никогда не было таких высоких и габаритных людей… Эмили хмыкнула и закусила губу. И всё же спросила: — А о чем они говорят? — Не переживай, — сестра отмахивается, разливая ароматный напиток, — стандартная процедура. Которая плавно перетекла в застолье, где она никак не могла найти себе места под многозначительными взглядами присутствующих. Чувствовала смущение, отдающее жаром в щеки. Зачем он это делает?! Обязательно мучить её? Почему сначала не поговорил с ней? Эмили и сама пребывала в прострации. Ни капли не верила в происходящее… — Расслабься, тучка, — шепчет ей, улучив момент, когда они спонтанно остаются одни, — позволь мне всё исправить. Не смогла ответить. Стремительно образовавшийся в горле ком и вернувшиеся родные прервали эту интимную сцену. Нервы Эмили сдали. Она вышла из-за стола и заперлась в своей комнате. Страшно. Разница в возрасте, его прошлое, практически два несостоявшихся брака, внешняя несовместимость. Вот, что будут видеть все. Она смотрела на это реально. — Ты зря ушла, — весело пропела Ивета, нарушившая её одиночество. Девушка ушам своим не поверила. Даже приподнялась, раскрыв рот и разглядывая сестру. Что это? Игривость? — Там очень интересно. Поверь, всё в порядке, никто не собирается гнать его, считая, что Марсель не пара нашей принцессе… Да и потом, он рассказывал о родителях. Ты знала, что у них тоже большая разница? Девять лет. Правда, маме едва исполнилось восемнадцать, когда они поженились. Занятно. Гены. Их прервал стук в дверь. Уж кого-кого, а деда Эмили не ожидала увидеть. — Эмо, иди, погуляй с парнем. Парнем. Только он мог так назвать здорового мужика. Она вздохнула. Почему-то её трясло. Дело близилось к полудню, уже прилично припекало. Они вышли со двора и встали у машины. Эмили тут же заметила ворох любопытных взоров соседей, которые даже не пытались скрыть интереса. Фыркнула. Нет уже, гулять под таким надзором она точно не собиралась. — Поехали отсюда, — бросила раздраженно и тут же заняла пассажирское кресло рядом с водителем, скрестив руки на груди. Не нуждаясь в её услугах, поскольку пользовался навигатором, Марсель вырулил на главную дорогу и, отъехав на какое-то расстояние, припарковался у небольшого сквера. А она уже кипела от злости. Развернулась и двинула ему по плечу. — Ты не должен был так поступать! Даже не спросил меня, хочу ли я этого? — А ты не хочешь? — спокойно, даже не шелохнувшись. — Ненавижу эту твою невозмутимость! В следующую секунду Эмили оказывается прижатой к его сердцу. Это её законное место. Отныне и навсегда. Уютно устроившись на мужских коленях, тяжело вздыхает. — Гроза в самом разгаре? — насмешливо тянет, и она чувствует его улыбку, хоть и не видит лица. — Да. Я боюсь. Не хочу никому ничего объяснять. — Ты хотела, чтобы я тебя просто увез? — Было бы неплохо. — Разве этого ты достойна? Разве не хватит с тебя хаоса и всего, что ты проделала задом наперед? Промолчала, признавая правдивость слов мужчины. И прижалась к нему теснее, словно ища защиты. Марсель, отреагировав на это движение, прикоснулся нежным призрачным поцелуем к её виску. Эмили тут же вскинула голову и нашла его губы. Не удержала стон. А потом её мир взорвался мириадами красочных огней от тихого: — Я тебя люблю. Прости, не с того начал. Выходи за меня, тучка. Хочу, чтобы ты заливала только мою крышу. Непроизвольно сжала ткань его поло до боли в пальцах, забыв о подаче кислорода в организм. — Выдохни, — подшучивает, разжимая её кулачок. А Эмили не слышит. Хочется и плакать, и смеяться. Нет, ржать, подобно лошади. Это случилось? Это реально с ней случилось? Только сейчас девушка осознала, что он приехал к ней и просил руки у дедушки с бабушкой. — Что ты творишь? — шепчет не своим голосом. — Где Нелли? Марсель округляет глаза, услышав вопрос, озвучивание которого раньше являлось лишь его прерогативой. — А где же «О, Боже, это самый счастливый день в моей жизни. О, конечно, я согласна. Я люблю тебя больше жизни, мой дорогой»? Да, у него получилось разрядить обстановку, пародируя стереотипную речь кисейной барышни. Эмили на фоне нервного напряжения действительно расхохоталась почти до слез и позорного хрюканья, чего с ней раньше не бывало. Чем вызвала и его заразительный смех. — Эмили, моя любимая, неподражаемая, отчаянная… Прекрати думать о посторонних вещах. Я всё улажу. Уже начал. От тебя требуется только одно. Девушка практически растеклась лужицей, повиснув на его шее после таких признаний. — Почитать Вас, мой господин? — Какая умная девочка. Ей хотелось немного помолчать. Помолчать и поулыбаться. Наслаждаясь моментом, смакуя его. О таком она и мечтать не смела. — Я тебя люблю, Марсель, — оживает спустя время, — и женой тебе стану, и матерью твоих детей, и любовницей в постели, и кухаркой, и прачкой, и тучкой над крышей… Марсель приподнял её подбородок, и от обожания, что плескалось в глазах мужчины, Эмили пришла в восторг. Дабы окончательно не прослыть романтичной тупицей, прочистила горло, отгоняя ком, и прищурилась: — А где моё кольцо? Мои цветы? Твоё колено? Он подавился смешком и приподнял руки, якобы сдаваясь. А потом жестом фокусника непостижимым для неё образом выудил откуда-то сзади крохотный букет умопомрачительных кустовых роз, благоухание которых всё это время витало в салоне, а она думала, это ароматизатор… А потом к ним действительно прибавилась заветная коробочка. Марсель водрузил бессменный символ ей на палец и поцеловал его. — Моя моська глазастая… — Ух…так уж и быть, — завороженно рассматривает украшение, — сжалюсь над твоим престарелым коленом, остановимся на первых двух пунктах. — Вот уж спасибо… — возмущенный хохоток. Естественно, радужная нота не могла звучать вечно. Им о многом надо было поговорить. Неприятном, но необходимом. Они долго сидели в скверике, и теперь Эмили открыто рассказала ему всё, чем до этого не решалась делиться… Больше не плакала. Он же теперь с ней. Сам Марсель поведал, почему пропал на столь длительное время, описал короткий диалог с Нелли, разговор с родителями, которым всё известно. Девушка сжалась, услышав историю о болезни. Представила эти страшные картины и задрожала от дикого страха за его жизнь. И этого всего могло не быть? Его могло не быть?.. Брр-р-р. И привычно уткнулась в солнечное сплетение любимого, ненадолго уйдя в себя и пытаясь усвоить информацию. Вернулась счастливая пара ближе к вечеру. Счастливая, но голодная. Зато опустошившая запасы всех недосказанностей. Под руку. С улыбкой. Их накормили, после чего мужчина отправился в свой отель, отказавшись от предложения остаться на ночь, ибо неприлично. Он намеревался пробыть в Тбилиси неделю, а потом, если Эмили захочет, отправиться с ней в Сочи. А она хотела. Но оставлять Ивету не считала правильным. И никак не ожидала, что та чуть ли не пинками будет выгонять её в дорогу. Семья Бавеянц, кажется, уже оправившаяся от шока из-за смены невесты, приняла её так тепло, что мандраж растворился через минуту пребывания в их обществе. — Ну, как говорится, Бог любит троицу. Смею надеяться, это последняя твоя невеста на моем веку, — выдал Аргам Никогосович, разливая напитки. Это, правда, было смешно. И никак не задело Эмили. С её собственными родителями всё обстояло в разы сложнее. Марсель взял удар на себя. Решил подготовить их морально перед официальным сватовством. Было ощущение, что между ним и отцом длится какой-то бой. Потребовался не один разговор, пока Тер-Грикуров, наконец, дал своё согласие. Подключилась тяжелая артиллерия — Ваграм с Лали. Да и по глазам младшей мужчина всё прочел и понял. Может, не принял ещё. Но противиться не стал. Ну, что поделать, не такого жениха ему хотелось для своей дочери… — Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что было бы неплохо соблюсти траур до конца? — с нажимом поинтересовался отец в последнюю встречу. — Конечно, я понимаю. Мы всё сделаем правильно. То есть, ни в чем от правил не отступим. Дальше обсуждались даты и всякие детали. А Эмили витала в облаках. А когда провожала жениха, довольно бесстыдно вжалась в него и перешла на доверительный шепот: — Есть одна вещь, относительно которой я лично не собираюсь соблюдать никаких правил. А Марсель и вовсе не возражал. * * * Эмили свисала головой, в которую уже ударила доза шампанского, вниз с дивана, а ноги были подняты к верху под углом девяносто градусов. Девичник был в самом разгаре, сестры тоже расслабились, устроившись поудобнее на своих местах. Амалия прийти не смогла, потому что младшенького одолели колики. У девушки возникла дикая мысль позвать Нелли, но, признав абсурдность сей затеи, она от неё все же отказалась. Тина должна была приехать уже к свадьбе, а пригласить кого-нибудь ещё не хотелось. Только самый узкий круг людей. Они вдоволь наговорились, насмеялись, наелись вкусностей и теперь слушали песни, под которые любили танцевать в детстве. Больше не чувствовалась внушительная разница в возрасте, хотя обе старшие подкалывали на различные темы. — Ну, что, дитя, настал час просветить тебя в интимных вопросах? — к счастью, в течение прошедшего года Ивета всё же оклемалась, став почти прежней. Эмили вскинула бровь. — Я сама тебя просвещу, поверь, не хуже всяких секс-гуру. Лали поперхнулась спиртным, испачкав одежду и забрызгав стол. Девушка улыбнулась во всю ширину своего рта. Ну, а что? Смысл это скрывать от них? — Простите, я паршивая овца, не стала придерживаться традиций и переспала с любимым до свадьбы, причем, сама его и соблазнила. Больше года назад. Я, знаете ли, учитывая некоторые нюансы физиологического характера, теперь дама очень просвещенная. — Эмили! — Ивета зашлась в диком хохоте от таких формулировок. Старшая их веселья не разделяла. А когда средняя, прокашлявшись и слегка покраснев, призналась, так и вовсе — помрачнела, округлив глаза: — Ну, раз пошла такая пьянка… В общем-то, я тоже с Давидом до… Младшая крутанулась на все триста шестьдесят, только уже в привычное положение, скинув ноги на пол. От резкости немного закружилась шальная голова. Эмили не могла поверить своим ушам. Безупречная Ивета — и такое нарушение адатов?.. — Молодость, ревность, страсть… Чего уставились? Я всё равно за него замуж собиралась, — развела руками та. — Эй! — возмутилась вдруг Лали. — Это, что же, получается…я — паршивая овца?! Я даже не целовалась ни разу до свадьбы! Повисла неловкая пауза. А потом все трое схватились за животы после обмена многозначительными взглядами. И в комнате ещё долго звучал неадекватный смех. — Это нечестно, черт! Мне даже предложения не делали… Практически с детства засватали Ваграму, а потом просто состоялась официальная помолвка. Во всём обделили! Даже не знаю, как теперь с этим жить. И снова взрыв оглушительной силы сотряс стены. А когда они успокоились, отправившись каждая в свою спальню, как в былые времена, Эмили откинулась на подушку с блаженной улыбкой и прокрутила всё, что с ней случилось к уже исполнившимся двадцати четырем годам. Содрогнулась. Воспарила. Поблагодарила. Затем потянулась и написала короткое сообщение. Через десять минут у ворот с визгом затормозил знакомый всем внедорожник. Благо, никого, кроме спящих сестер не было. Мама с папой после всех заблаговременных к завтрашнему дню подготовок, согласились ночевать с внуками в квартире дочери и зятя, предоставив дом в их полное распоряжение для девичника. Эмили быстро спустилась, распахивая дверь и впуская взвинченного Марселя, который замер, увидев её: — Какого… Ты написала, что вернулись панические атаки! — зашипел, прищурившись. — Издеваешься?! Я чуть с ума не сошел! Эмили! Девушка ласково прошлась по его щеке кончиками пальцев, обожая это простое действие. Затем поднялась на носочки и припала ко рту мужчины в голодном, очень жадном долгом поцелуе. — Не издеваюсь, — прошептала в приоткрытые губы, — у меня паника. Я тебя сутки не целовала. А ты на мальчишнике. У вас там голенькие тетеньки. Мало ли… — Эмили, — простонал он, закатив глаза, — ну что с тобой делать? — Целовать, я же сказала. Чуть-чуть. А потом можешь возвращаться. В противовес своим словам, она прижалась к нему как можно сильнее. И даже немного поерзала в стратегических местах, наслаждаясь шумным выдохом любимого. — И как вот с этим я могу вернуться? Теперь уже Марсель вжал девушку в себя, давая ощутить, с какой завидной готовностью его тело прониклось её выходкой… — Ничего, — невинно хлопает ресницами, подняв к нему наигранный взор непорочной девы, — воздержание очень полезно. Мрачный, преисполненный нехороших обещаний, взгляд служил ей красноречивым ответом. — Еще раз так на меня посмотришь… — А? — снова целуя его. — Я тебя конкретно изнасилую, — в промежутках, восстанавливая дыхание. — Обязательно. Завтра. Встретимся на том же месте. Постараюсь одеться поприличнее. Белое платье сойдет? Широкие ладони весьма ощутимо смяли её ягодицы. И Эмили поняла, что они ступают на опасную тропу. — Иди. Да, Марсель был озадачен и слегка зол. Но ей нравилось его дразнить и выводить на эмоции. Безнаказанность окрыляет. — Конец тебе, мелкая тучка. Выжму до последней кристальной капельки… И она счастлива услышать эту угрозу вновь… Эпилог «От любви есть только одно средство: любить еще больше». Генри Дейвид Торо — А он точно вылез из меня? Ошеломленная девушка держала на руках младенца, не в силах отойти от шока и поверить, что воспроизвела на свет такого богатыря. — Ты рекордсмен нашей семьи, — посмеивается Марсель, ведя кончиком носа по её щеке. Когда акушерка назвала вес после родов, Эмили осознала, что у неё слуховые галлюцинации. Не могла она со своей комплекцией и исходными данными родить мальчика в четыре восемьсот. Не могла же? Или всё же могла? Свекровь делилась, что оба её сына родились в районе четырех с половиной. На что девушка, отмахиваясь, улыбалась. Слишком она мелковата, чтобы переживать о таких габаритах ребенка. Врачи говорили, что плод крупноват, а Эмили казалось, от силы — грамм на двести больше, чем положено такому лилипуту, как она. — Я на такое больше не подпишусь. Да ну на фиг… — качает головой, вспоминая часы ада, через которые прошла. Муж не отвечает, только обнимает бережно. Он уже тысячи раз поблагодарил за это чудо, с трепетом разглядывая заветный комочек. Комочек. Мать его! Комочек — это не про их сына. — Красивенький, — продолжает вести себя, словно чужая тетя, напрочь выключив все инстинкты. А потом…малыш открывает глаза. И смотрит на неё своим беззащитным взглядом. Внимательно-внимательно. Внутри всё обрывается. Ухает в низ. Эмили за все эти месяцы миллионы раз фантазировала себе, как пройдет этот момент… Кто ж знал, что девушка сразу же отключится и увидит результат своих стараний лишь спустя время. Но реальность, она оказалась мощнее в миллионы раз. — Эй, привет… — вымолвила дрожащими губами. И разрыдалась. — Я стала мамой, — захлебываясь в эйфории, — божечки… На этом её вербальные способности себя исчерпали. Плакала и смеялась она попеременно, утешаемая забавляющимся новоиспеченным папочкой. — Ну, ладно, может, когда-нибудь я решусь ещё на дочку. Уговорили… Смешно шмыгая носом, Эмили приходила в себя. — Смотри, а он тоже глазастый, как я. Только цвет не мой. Вкусная моська, — осторожно целует нежные щеки, вдыхая божественный запах родного дитя. Марсель соглашается. А что ему еще делать? Не рассказывать же ей, что всё это меняется по мере взросления? Он просто за ней наблюдает, впитывая эмоции жены. Безгранично счастливый и довольный жизнью человек. Всё плохое осталось позади. Как и обещал, стремился исправить то, что натворил. Потихоньку, не без помощи его любимой тучки, шаг за шагом они пришли к тому, что имеют сейчас. Было непросто. Тесть до сих пор смотрит на него с долей подозрения. Видимо, гадает, что в нем нашла дочь. А Марсель и сам не знал. Если и есть на свете два самых неподходящих человека, то это они с Эмили. Но в жизни так бывает. Притягиваются противоположности, сходятся «несовместимости», сливаются крайности. И происходит то, чего никак не должно было происходить. К счастью, иногда результаты таких «мутаций» мирно сопят на руках матерей. И это истинная благодать. — Люблю, — шепчет задремавшей девушке. Эмили его награда. Прощение, которое с её легкой руки он смог даровать себе за прошлые ошибки. Вытряхнуть пепел, до этого хранившийся в душе и зажечь чистый, яркий огонь их будущего. Жена не вела дневники. Призналась, что никогда не любила это дело, а после истории с Сергеем — и вовсе не захочет возвращаться к процессу. Подарок Тины и Лео, в котором Марсель когда-то нашел запись, нехило торкнувшую его, стал своего рода альбомом, куда Эмили с энтузиазмом клеила смешные фото. Правда, в нем всё же два года назад прибавилась ещё одна исписанная страница под названием «День, когда ты стал моим». И мужчина любил перечитывать её мысли. Необычные. А сразу после шел снимок. Первый совместный. Тот самый, со снеговиком. Может, она захочет что-нибудь добавить и по поводу рождения малыша, прикрепив новую фотографию. Во всяком случае, Марсель не станет настаивать. Он просто благодарен Эмили за то, что девушка светлым лучиком ворвалась в его мрачную жизнь и озарила её, показав, что такое любовь. В конце концов, как говорили великие, любовь — это мудрое изобретение природы. А природа ничего не производит без того, чтобы вложить в это глубинный смысл. Конец Больше книг на сайте - Knigoed.net